С трудом удерживая в руках тяжелый этот горшок, Светлова заторопилась в дом доктора Горенштейна.Дверь почему-то открылась не сразу… Наконец после третьего звонка она резко распахнулась…На пороге стояла крепко накрашенная дама… Взгляд ее был полон холодного презрения.От недоброго предчувствия у Анны сжалось сердце.Видимо, это и была супруга доктора, про которую, увы, ввиду ее долгого отсутствия Светлова совсем запамятовала.И как же эта супруга оказалась некстати!— Здравствуйте! — растерянно промямлила Аня. Дама молча смотрела на Светлову.— Как вы только осмеливаетесь сюда являться? — наконец изрекла она.— Я?— Да! Я попрошу вас, голубушка, больше сюда не приходить!И прежде чем дверь захлопнулась перед ее носом, Светлова успела увидеть огорченное, растерянное лицо доктора Горенштейна, промелькнувшее в коридоре за спиной крепко накрашенной дамы.Вне себя от возмущения, Светлова все-таки опять нажала кнопку звонка.Дверь снова отворилась.— Мне Соломона Григорьевича, — начала Аня.— Собственно, я передала вам слова Соломона Григорьевича — больше сюда не приходить! — так же холодно и зло глядя на нее, сообщила супруга Горенштейна. — Я бы сама и вовсе не стала с вами разговаривать! Мало того, что вы чужих мужей пытаетесь соблазнять, еще и девушку несчастную до могилы довели! Как вы могли втянуть моего мужа в эту историю?Она презрительно кивнула на цветочный горшок, который Светлова продолжала растерянно держать в руках.. — Цветочков принесли! Неплохие. Не поскупились! Впрочем… Совести у вас, видно, совсем нет! Это ясно!— О чем вы говорите? — изумилась Светлова.— Таким, как вы, наверное, все равно, по какому поводу покупать цветы — к свадьбе или похоронам, не так ли?И дверь снова захлопнулась.— Дорогая! — Анна слышала за дверью возмущенный голос Гора, явно возражавший супруге. — Как ты могла.., как ты могла поверить в эти сплетни? Как ты могла выгнать эту девушку? Вообще… как ты могла, ничего не сказав мне, вмешиваться в мои дела? И так.., так говорить с ней!— Учти, Соломон, из-за нее ты попал в беду!— Боже мой! Виктория! Кому ты поверила! Неужели нашей соседке? Единожды солгавши.., знаешь, как там дальше?!— Ну ты слишком строг к нашим соседям. Я понимаю, что у нас возникло какое-то охлаждение в отношениях… Но это бывает в семейной жизни… Каждый из нас небезгрешен, и иногда так получается.., ну ты понимаешь? Маленькая случайная ложь вовсе не значит, что человек способен на клевету.— “Маленькая случайная”! — горько повторил Гор. — Дорогая, ты еще наивнее меня! Конечно, можно солгать… Но не в таких вещах…Голоса выясняющих отношения супругов, удаляясь, стали тише.В общем, Светлова была бы не Светлова, если бы не позвонила еще раз.Расчет оправдался. На этот раз после долгой, очень затянувшейся паузы ей открыл сам Гор.Очевидно, в непростой борьбе, но ему все-таки удалось нейтрализовать свою разбушевавшуюся супругу."Неужели Гор запер ее в ванной?” — с некоторым удовлетворением и даже злорадством подумала Светлова.Впрочем, она не стала тратить время на выяснение этих щекотливых подробностей.— Слушаю вас, — сухо и страшно официально поприветствовал Светлову Гор.Было очевидно, что он уже знает о смерти Марины Скворцовой.— Соломон Григорьевич, — робко начала Аня. — Понимаете… Я все не решалась вам этого сообщить…— Напрасно, — горько заметил Гор. Аня сделала паузу, набираясь храбрости:— Вы еще не все знаете, Гор… Я не хотела вам, этого говорить, Соломон Григорьевич… Но это было не самоубийство. Доктор, видите ли, Марину Скворцову убили.— Так… — Горенштейн низко опустил голову. — Это точно?— Скорее всего…— Значит, взяли мы с вами все-таки, любонька, грех на душу? Насколько я понимаю, самое предосудительное, что собиралась сделать эта девочка, — это заговорить? Не так ли? Право же, в нашем мире безопаснее быть немой. Опять я вляпался, стало быть.— Да, я знаю, Соломон Григорьевич. Простите. Если можете, простите, что я вас втянула в новую неприятность.— Да что вы такое знаете?!— Ну, что у вас уже был инцидент. Что вы влюбчивый… И у вас с какой-то пациенткой был роман… С банкиршей, кажется.— Нет, ну какова?! Что же это вы такое несете?! Кто вам поведал всю эту чушь? — Гор испуганно оглянулся, явно не забывая о своей накрашенной супруге.— Кто поведал? Ну кто… Осич!— Нет, ну вы только на них на всех поглядите! Осич посмела сказать вам, что я влюбчивый?— Ну да!— Кто бы давал такие оценки! Сама, как кошка, влюблена! И без малейших, причем заметьте, шансов на успех.— Влюблена? Осич? Вот уж никогда бы не подумала!— А вы вообще, кажется, мало думаете. Представьте, влюблена, как пятнадцатилетняя девчонка!— В вас, что ли, Соломон Григорьевич?— Избави бог!— А в кого же?— Да в нашего придорожного Челентано — Туровского.— В Туровского?! — Аня изумленно уставилась на Горенштейна. — Неужели это правда?!— По-вашему, я похож на человека, который любит приврать?!— Осич по-настоящему, — Аня интонацией подчеркнула это слово, — влюблена в Туровского?— Не то слово! Готова ради него на любое преступление!— На любое? И… Скажем, на лжесвидетельство?— Фи! Это разве преступление для любящего человека? Даже если бы вы спросили: на убийство — я бы ответил: да! Глава 13 Оставив негостеприимный отныне дом Горенштейнов, в который ее на этот раз дальше порога не пустили, Аня растерянно брела к машине.Теперь она точно припомнила свой имевший место быть некоторое время назад разговор с Осич.На вопрос Светловой, не останавливалась ли Кривошеева в мотеле “Ночка”, Осич — тогда! — изумленно подняла на Аню свои светлые добродушные глазки:— Ну, откуда же я знаю, дорогая моя?! Дело было так… Кривошеева приехала ко мне в приют. Я сказала ей, что пока ничего не получается. Мамочка, подкинувшая нам в приют ребенка, раздумала и прибежала за ним обратно. Я сказала ей, чтобы она ехала домой, к себе в город, и ждала моего звонка.А куда эта Кривошеева, выйдя от меня, поехала на самом деле — откуда же мне знать?Вот так Осич ответила тогда Светловой.А на самом деле Осич, возможно, это знает. Возможно, Кривошеева решила остановиться переночевать в “Ночке” и только наутро отправиться в обратный путь? * * * И Светлова поторопилась к Валентине Осич. Непременно, непременно следовало ее навестить!.. Но, к сожалению, Светлова не успела… * * * Осич жила в многоквартирном доме. Поэтому взрывное устройство было вмонтировано в радиотелефон, соединенный с домофоном. Входящий набирает код определенной квартиры, и следует взрыв. Таков был принцип работы этого устройства.Именно так кто-то попробовал убрать Осич. Валентина Терентьевна вернулась с работы домой как обычно и набрала код своей квартиры.И это в корне меняло дело! Валентина из разряда главной злодейки, таким печальным образом, перешла в разряд жертв! * * * — Осич? — В приемном покое больницы стоял резкий запах нашатыря. — Она в очень тяжелом состоянии.— Неужели нет надежды?— Да что вы! С такими повреждениями?!— Можно мне с ней поговорить?— Попробуйте… Попытка не пытка.— Вы кого имеете в виду? Надеюсь, не пациентку? — уточнила Аня у представителя “самой милосердной профессии”. По правда сказать, Светлова всегда придерживалась мнения, что цинизм медицинских работников, впрочем, так же, как любой другой профессиональный цинизм, не имеет границ.— Да нет… Помилуйте. Пациентке в общем уже все равно. Она — на обезболивающих.Аня вошла в палату.Валентина Осич лежала с открытыми глазами. Когда Светлова наклонилась к ней, краешек века у Осич дрогнул.— Я должна вам кое-что сказать, — прошептала она. — Эта женщина, Айвазян… Амалия посоветовала ей тогда остановиться в “Ночке”… И.., и еще я.., я отправила туда Галю Кривошееву. А Елена.., она…— Елена? — переспросила Светлова.— Елена… Елена… — только повторяла Осич из последних сил.— Я все поняла, поняла… Успокойтесь!— Елена, — снова почти неслышно прошептала Осич.— Это она? — спросила Аня.Осич закрыла глаза. Что могло означать только одно — “да”.— Валентина Терентьевна, вы меня слышите? — Анна наклонилась к лицу умирающей.Но веки у Валентины Осич даже не дрогнули. Она больше не слышала Аню. И не могла ей ответить. * * * По больничному коридору навстречу покидающей больницу Светловой шел Кудинов. Шел, как всегда, покачиваясь.Цветочки, которые он нес в палату своей старой приятельнице и подруге сбежавшей жены, несколько пообвяли… Будто он находился с этим букетом в пути дня три — не меньше…«Печально, — подумала, глядя на него, Светлова. — Пьяненький, никудышный супруг Амалии… И ее дышащий на ладан салон “Молодость”, доходность которого приходилось поддерживать сомнительными противозаконными услугами. Поистине ни один из этих двух видов бизнеса не удался Амалии!»Кстати, Кудинов не производил впечатления человека, сильно огорченного исчезновением супруги. Или хотя бы удивленного этим обстоятельством.И цветы для Осич, которые он нес в больницу, получились слишком запоздалые — уже к похоронам. * * * Итак, Кудинова отправила Айвазян в “Ночку”. Точно так же и Осич, когда к ней приехала Кривошеева, посоветовала той остановиться в мотеле. Правда, Осич была влюблена в Туровского, и она этот факт от Светловой намеренно скрыла, чтобы оградить мотель “Ночку” от ненужного внимания милиции.Но теперь, перед смертью, ей было все равно, и Валентина решила больше не молчать, облегчить душу — сказать правду.Что она имела в виду, называя Елену?Ну, в общем, это могло означать только одно. * * * Анна вдруг вспомнила одну из своих бесед с Амалией в салоне “Молодость”.Недолго думая — все-таки какая она предусмотрительная! — Светлова достала диктофон, который брала с собой на косметические процедуры, и нажала кнопку…На секунду Ане показалось, что кассета вроде бы остановлена не на том месте, где это сделала она, когда в последний раз пользовалась диктофоном.Неужели кто-то был в ее номере и слушал диктофон?Кто?Да нет! Скорее всего Анна ошибается: наверное, все так и было. Хотя разве запомнишь? Но, в общем-то, следует иметь это в виду на будущее — надо запоминать такие вещи!И Светлова, немного успокоившись, стала слушать пленку:" — Амалия, помните, вы говорили, что Елена — открытие Туровского. Высмотрел ее, еще Когда она в школе училась, и ждал терпеливо, пока та подрастет? — услышала Аня свой собственный, записанный на пленку голос.— Да-да, точно… Разглядел наш Иван-царевич в лягушонке — Елену Прекрасную. Или, уж не помню точно, в кого там, в сказке, лягушка превращается, когда ее добрый молодец о землю ударяет?— Я сказку, к сожалению, не помню. Помню только анекдот. Знаете? Ударил добрый молодец о землю лягушку. Превратилась она в красавицу. Поженились они. Живут счастливо, поживают. А люди спрашивают: “Ну, раскрасавица она — это видно. А умная ли?” — “Да как сказать… — отвечает муж. — Видно, все-таки сильно ударилась”.— Ха-ха!.. Смешно.— И насчет раскрасавицы я тоже все-таки не разделяю принятых у вас восторгов, Амалия. Все-таки что-то от лягушки в вашей Елене осталось. Как ни превращалась она в красавицу, а, видно, до конца не получилось. На мой взгляд, в ее лице есть что-то отталкивающее. Не могу точно сформулировать что, какой-то штрих… Именно лягушачье, жабье. Очевидно, нельзя так уж без последствий превращаться в лягушку или в козленочка и прочее… А потом снова — в человека. Что-то лягушачье после таких метаморфоз остается, наверное, насовсем?— Ну, про козленочка — спорить не буду. Может, вы и правы… Столько кругом народу, про который можно с уверенностью сказать: козленочками они точно когда-то побывали! А вот про лягушек — поспорю!— Что, я не права?— Это вы по молодости так наивны… Совсем, я вижу, не разбираетесь в таких вещах! Любая женщина постарше сказала бы вам, в чем тут дело.— В чем?— У Елены — это последствия многочисленных подтяжек. Результат вмешательства косметологов. Лифтинг, который сами же косметологи иногда называют жабингом. Нельзя без конца тянуть кожу к ушам — неизбежно появляется этот “жабий” растянутый рот, это лягушачье, как вы говорите, выражение лица.— Любопытно!— Не то слово! Понимаете, Елена ведь у нас была не только Прекрасная… Но и Неувядаемая. Очень долго не сдавалась и оставалась молодой. Просто на удивление! И вопреки времени. И вдруг словно обвал. Разом… Ну так иногда бывает. Я-то в косметическом салоне насмотрелась… Знаете, одни стареют постепенно, незаметно, как бы изо дня в день… А некоторые этакими скачками. Причем… Иногда ведь с женщинами вещи просто необъяснимые случаются. Ну все понятно: уход, уровень жизни, стрессы, болезни, образ жизни, дурные наклонности и привычки, я уж не говорю о пороках… Все это имеет значение. Понятно, что у тех, кто ставит в каждой графе плюс — преимущества… Но есть, поверьте, и что-то сверх этого! Я, например, знаю женщину, которая сегодня выглядит моложе, чем десять лет назад. Совершенно удивительное явление… Как будто стрелки часов вспять пошли. Мистика!А у Елены нашей Прекрасной все наоборот. Держалась, держалась — и вдруг… Как будто обвал! Словно дом с красивым фасадом изнутри жуки проели, и разом вся красота осыпалась. Я бы сказала, что это случилось так внезапно и резко, что иначе как мистикой или колдовством каким-то — ну если бы я в это верила! — не объяснишь. Ну, в общем, он переживал это ужасно.— Он? Туровский?— Ну да…— Неужели это для него было так важно?— А как же! Он, как игрок, который все поставил на одно. Понимаете, он все поставил на ее красоту. Он не стал делать карьеру. У него, в общем, нет близких друзей. Нет детей. Причем он сам не захотел — боялся, что это испортит ее великолепную внешность. Они всегда жили очень уединенно. Такое ощущение, что ему ни с кем не хотелось делиться… Представьте, что какому-то зачуханному коллекционеру вдруг чудом досталась “Весна” Боттичелли. И вот он, одурев от радости, запирает ее в своем доме на восемь замков.., и все! Отныне его жизнь состоит из того, что он любуется шедевром… Вот это Туровский и его Елена Прекрасная.Да, вот так оно все и было… Почти без преувеличений. А она… Она вдруг начала стареть.И ладно бы постепенно… Все-таки, когда изо дня в день по чуть-чуть и люди все время бок о бок, рядом… Вроде не так заметно.— А сама Елена Ивановна, что же — очень переживала?— Ну, не радовалась, конечно. Это мягко говоря…— И что, она до сих пор не успокоилась?— Понимаете, она вообще очень изменилась… Я, честно говоря, думала, что она спокойнее воспримет возраст. Примет как должное. Смиренно…— Да-да…— Ведь Леночка за свою жизнь собрала столько вздохов восхищения, что, в общем, должна была успокоиться на этот счет! Но, видно, все мало. Это началось с ней где-то года три назад…— Что именно?— Ну, она словно с цепи сорвалась…” Анна выключила пленку с откровениями Амалии, которые та произносила во время косметических процедур…Теперь, когда Анна была уверена, что Кудинова виновна и сбежала, ей чудилось в ее голосе что-то подозрительное, и она вслушивалась в него критически. Ей стало казаться, что она различает в нем какие-то новые интонации. И это были незнакомые интонации. Хотя, безусловно, она слышала голос Амалии не один раз.Аня снова включила диктофон:" — Ну, она словно с цепи сорвалась…— Что вы имеете в виду?— Ну, такая, почти не контролируемая злоба по отношению к тем, кто моложе… Иногда создавалось такое ощущение, что она просто сейчас бросится и загрызет… Я уж ее успокаивала, успокаивала… И потом… — Амалия замолчала.— Вы что-то знаете, Амалия?— Я бы не хотела об этом говорить.— А все-таки!— Ну… Ходили всякие слухи… Что, мол, романы с проезжающими по большой дороге стала крутить не только юная красотка Немая… Говорят, что-то стали замечать и за Еленой. Знаете, это бывает: красота уходит, и женщина бросается во все тяжкие. Но у нее все как-то странно. В частности, был такой случай… Один юный красавчик.., очень за ней увивался…— И что же?— Да потом исчез…— Как это?— Да так! Исчез — и все! Больше его никто не видел!— Не понимаю… Уехал, наверное?— Может, и уехал… Извините, прервемся — у меня телефон звонит…" * * * Светлова выключила зашуршавший пустой пленкой диктофон.В голосе Кудиновой, в последних фразах этого диалога, теперь Анне слышался неподдельный несыгранный страх.Или все-таки — сыгранный?Но в самом деле… Так ли уж Елена спокойна, как кажется окружающим в мотеле?В истории женских преступлений мотив этот — злость стареющей красавицы по отношению к молодым и красивым — далеко не на последнем месте. Стоит поверить знатоку криминальной души Чезаре Лоброзо. Кокотка Stakenburg начала свой преступный путь в сорок два года, когда ее оставили поклонники. “Я терпеть не могу девочек”, — говорила состарившаяся красавица, истязая этих самых девочек. А одна из самых страшных преступниц маркиза Brinvilliers украсила свой послужной список тем, что отравила свою дочь исключительно из ревности к ее молодости и красоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30