А Майя просто чудо, такая приветливая и естественная.
— Да, да, — пробормотала Ром. Хотелось поскорее скрыться, пока еще ей не задают нескромных вопросов, пока еще не придуман более-менее убедительный ответ.
— Моя дорогая, конечно, я совсем не разбираюсь в вашем деле, но не кажется ли вам, что человеку с… э-э… положением Кэмерона больше подошли бы костюм и галстук? Да, я понимаю, он-то просил вас изобразить себя в этой… мм… этой дрянной рубашке, но если принять во внимание его положение… В общем, я надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю.
«Если бы не этот жеманный вид, — подумала Ром, — то Мэдлин была бы очень недурна собой. Слава Богу, хоть Кэмерона нет. Уж с придирками Мэдлин я как-нибудь справлюсь, а вот Кэмерон…» Ром промямлила, что вроде бы согласна, и скрылась в своей студии. Здесь она прижалась к двери и медленно, с чувством выдохнула. Не прошло и полминуты, как открылась балконная дверь и появился Кэмерон.
— Можно войти? — спросил он.
— Нет, нельзя, — ответила Ром, даже не надеясь, что он послушается. Сдавшись судьбе, она смотрела, как он закрыл дверь и прошелся по комнате со свойственной ему кошачьей грацией.
— Чудный вечер, не так ли? — тихо произнес он, рассматривая один из этюдов; неделю назад Ром набросала одну из лошадей.
— Раз ты так считаешь… — Она приготовилась к отпору, скрестив руки на груди. Но Кэмерон не бросался к ней, и она с подозрением насупилась. И вдруг он одним вопросом вывел ее из равновесия:
— Не хочешь завтра отправиться с нами на Каменную гору? Сможешь? Или это слишком высоко для тебя? — Его заботливый тон заставил ее насторожиться, она восприняла его как явный вызов.
— Не попробуешь — не узнаешь.
— То есть ринуться очертя голову. — Он задумчиво кивнул. — Я, в общем-то, ожидал от тебя такого подхода.
Ром не доверяла его благодушию. Между ними столько опасных недосказанностей и обид — он притворяется.
— Похоже, ты победил свой страх замкнутых пространств, раз собираешься бродить по пещерам на этой горе, — язвительно предположила она.
Он усмехнулся, оперся на спинку кровати.
— Ну, не настолько. По правде, я не уверен, что справился с ним. Видимо, приспособился в пределах обычной жизни.
Ром смотрела, как настольная лампа подсвечивает его волосы, придавая им красноватый блеск. Просто неприлично быть таким красивым, таким безумно привлекательным. И ведь привлекательность не только внешняя; с самого начала она ощутила в нем что-то неумолимо притягательное, она защищалась под маской антипатии, пока не признала его власть над собой.
— Надень самые крепкие джинсы и что-нибудь с рукавами, чтобы не оцарапать руки. Что касается обуви, то оранжевые кроссовки отлично подойдут.
Пересиливая искушение дотронуться до него, она спросила:
— А как мы будем забираться туда?
— При помощи рук и ног. — Он невольно оглядел ее от ног в открытых босоножках до острых локтей. — Ребята небось наговорили тебе с три короба, а на самом деле лезть туда совсем не трудно. Другое дело, что там если упадешь, то на этом все и кончится. Но мы возьмем канаты для страховки, хотя бы на первый этап. А дальше все пойдет как надо.
— Ну, раз так. — Она вздохнула. Столько причин, чтобы не ходить с ним туда, но… — Раз меня завтра с утра ждет подъем в горы, я, пожалуй, буду ложиться. — Она многозначительно кивнула на дверь.
— Как только расскажешь мне про портрет. — Его голос был мягок, а требование жестким, как тиски.
— Что ж тут объяснять? — начала она выкручиваться. — Я пишу людей, разных людей, просто из интереса.
— Неубедительно. — Он пронзил ее всепонимающим взглядом. — Я, конечно, не могу судить сам о сходстве, лапочка, но если в целом реакция связана каким-то образом…
— Чья реакция?
— Мэдди, например. Боюсь, ты потрясла ее до глубины ее… светской души.
Ему бы только упрекать ее — хлебом не корми, хотя пора бы ей уже привыкнуть.
— А что остальные?
— Майя почти ничего не сказала, только улыбалась особенной, чисто женской улыбкой, — подчеркнул он. — Реакция твоего отца была интересной…
У нее было сильное желание спрятаться под кровать, но она все-таки выдавила:
— Интересной?
— Во всяком случае, его слова, если я их верно понял. Он сказал: «В ней, похоже, гораздо больше нежности, чем вы представляете, Синклер. Берегите ее».
Ром не смогла подавить стон. Она отвернулась к стене и закрыла глаза, сраженная невероятным предательством отца. Реджи все понял. Она поняла, что он все понял. Слишком часто он читал при ней самые потаенные мысли живописцев, ей ли его обмануть? Стоило ему изучить портрет, пейзаж, даже натюрморт, и он знал о художнике больше, чем тот сам о себе: его злобу, отчаяние, страсть, томление, радость… одиночество. «Картина может поведать обо всем, — говаривал он в философическом настроении. — Если в ней ничего нет, то по трем причинам: либо художник копирует чье-то творение, либо у него нет души, либо он нарочно пытается скрыть свои чувства. Из всех трех вероятнее последняя, среди нас чертовски мало таких, кому это удается, а то и вовсе нет». Но она даже не пыталась скрыть свои чувства, создавая портрет Кэмерона. Писала, повинуясь лишь эмоциям, а не слабым доводам разума, писала всей душой; даже полуграмотному все ясно. Глаза — с теплым и терпким смешком и в то же время с затаенной, тлеющей страстностью. Тонкие, чувствительные ноздри и губы: выпуклая верхняя губа и нижняя — более пухлая и чувственная; эти губы могут смеяться с ней и над ней, могут довести ее до исступленного вожделения… даже сейчас. И эти крепкие загорелые руки с большими пальцами, залихватски заткнутыми за пояс джинсов. Он стоит под полуденным жарким солнцем, пот блестит на бронзовой гладкой коже, упругие волны черных волос отражают свет. На нем выгоревшая рубашка, наполовину расстегнутая, открывающая шею и волосы на груди. Как из гнезда, выглядывает из них крепкий сосок, блестящий, как расплавленная медная монетка. Солнце отражается на медной пряжке пояса, притягивая взоры к крепким узким чреслам, туго обтянутым джинсами.
И вот он сам все это увидел. И понял.
— Кэмерон, — глухо произнесла она сквозь зубы, — шел бы ты к черту, а?..
— Непременно, — тотчас отозвался он, — но сначала…
Не оборачиваясь, она ощутила надвигающуюся силу и каждым нервом приветствовала ее приближение. Его ладони нежно легли ей на плечи. Он повернул ее к себе, и она подняла к нему жаждущее лицо.
— Ты мне кое-что должна, цыганочка. У тебя манера давать смелые обещания, а потом не выполнять их.
— Что я тебе обещала?
В его зрачках заплясало удивление.
— По-моему, ты мне обещала райское мгновение, если я избавлю тебя от незваного насекомого. Теперь, когда я видел свой портрет, я полагаю…
— Забудь об этом. — (Как все сложно! Еще минута, и она зарыдает; это будет конец.) — «Я сделаю все», — напомнил он ей опрометчивые ее слова. Мягкий тон чуть не растопил последние оковы ее самообладания.
— Нельзя играть на экстремальности ситуации. Ты заслужил один поцелуй. — С чувством близким к облегчению она вскинула лицо и ждала неизбежного. Чуть только его дыхание пухом коснулось ее губ, Ром осознала, что на этот раз сопротивление бесполезно. Оно достигло апогея в минуту их размолвки, но этот дурацкий портрет свел его на нет.
Она жадно пила сладость его поцелуя, ее томное от ласки тело торжествовало в волнах неописуемого восторга. Руки обвили его талию, ладони в восхищении прижались к упругим мышцам. Искристая радость переполняла ее, хотелось плакать и смеяться. Пальцы вожделенно нырнули под его рубашку и принялись ласкать его пылкое тело. За считанные секунды термометр страсти подскочил от нуля до точки кипения, вооруженное перемирие сменилось безоговорочной капитуляцией.
Крепко держа ее одной рукой, Кэмерон потянулся к настольной лампе, благополучно миновав банку с кистями и прочими принадлежностями, и погасил ее. Мгновение они стояли в темноте и смотрели на разгорающийся, заливающий комнату лунный свет.
— Все немножко не так, как мне думалось, — сказал он хриплым полушепотом, подводя ее к кровати. — Мне все представлялось романтичнее: побольше аромата яблоневых цветов, поменьше скипидара.
— Ты хочешь сказать, что все это у тебя спланировано? — В ее уме зашевелился слабый протест, но тотчас угас. Все ее существо затрепетало от возбуждения, когда он опустил ее на кровать и лег рядом. Его ловкие пальцы принялись расстегивать шелковистые пуговицы ее блузки.
— Я уже целый месяц занимаюсь только этим расстегиванием, — проворчал он. — И не говори мне, что это тебя несказанно удивляет.
— Право, я все-таки ненавижу тебя, Кэмерон, — промолвила она беспомощно и нежно.
— Нет, дорогая, — прогудел его бас в пульсирующую ямку на ее шее. Вслед за блузкой на пол полетела его рубашка, потом — ее лифчик. Кэмерон взял ее лицо в ладони и, поглаживая подбородок, повторил:
— Нет, дорогая, не верю. Но если тебе приятно так думать, то ради Бога.
Его пальцы медленно ощупали тонкие косточки ее плеч, потом прошли вокруг груди, спустились по ребрам к поясу юбки и быстро сняли ее. Он прижался щекой к ее жаркому животу, она порывисто вздохнула и замерла. Последние покровы слетели на пол, и теперь вся она была одета лишь в полосатые тени с крапом отблесков. Ласково, с невыразимой нежностью стал он покусывать мягкую внутреннюю сторону ее бедер и дальше все тело. Она тихонько застонала и затрепетала от блаженства.
Для Кэмерона этот стон был словно сигналом; он встал и быстро разделся, но не сразу вернулся к ней, а остановился, точно красуясь. Он и впрямь был прекрасен. Бронзовое тело в лунном свете казалось серебристым, плечи были широки, стан тонок, узкий таз подчеркивал мощь бедер. Ром не раз видела обнаженную мужскую натуру и сейчас залюбовалась пропорциональными линиями его фигуры и как художник, и как женщина.
С деланным спокойствием он лег рядом с нею. «Ты не представляешь, как ты привлекательна», — прошептал он. Его палец гладил тонкие ключицы, и каждое нервное окончание под его прикосновением вступало в эротическую игру. Разомлевшая от ласк, Ром мягко приподнялась, лизнула его в шею и продолжала вести языком по его чистой солоноватой и ароматной коже. В ней проснулись животные порывы, она прижалась зубами к его плечу и с восторгом осторожно погрузила их в упругую мякоть. Он тотчас зашевелился, втянул живот под ее ладонью и навис над нею всем своим телом.
— Ты просто тигрица, — прохрипел он, — с кошачьими глазами, львиной гривой и аппетитами молодой рыси. Ну как же не потерять голову от такой женщины?
Она могла бы сказать то же самое. Почти с первой встречи он пробудил в ней глубоко затаенную тягу, и эта тяга неуклонно вела ее к этому моменту. То, что должно произойти сейчас, неизбежно и естественно, как смена времен года.
— Ром, наши ожидания будут вознаграждены, — прошептал он. Его ладонь легла ей на грудь, согревая прохладное полушарие своим огнем, потом он убрал руку и продолжал неторопливо ласкать языком, пока она не застонала в благостном изнеможении. Он бережно повернул ее на живот, уложил голову щекой на подушку, к себе затылком, поднял ее волосы и зарылся лицом в душистую шею. Потом стал покрывать поцелуями ее спину, вкушая дрожащими губами прелесть словно бы совершенно неземной плоти. Когда его язык коснулся ямочек под коленями, Ром лежала почти без чувств. Его губы обласкали каждую косточку ее щиколоток, благоговейно погладили высокий подъем ступней. Потом он повернул ее на спину и возобновил эротическое путешествие вверх.
Ее ноги — она и вообразить себе не могла, как они чувствительны. А живот… Господи! Она застонала от его близости и беспомощно замотала головой. Непередаваемое наслаждение поднималось и росло в ней. Смежив веки, она притянула его к себе за плечи, умоляя в душе, чтобы он не мучил ее так долго.
— Твое тело сводит меня с ума, — тихо проговорил Кэмерон, все ниже склоняясь над ней. Быстрыми легкими движениями языка он словно лакал бархатистую свежесть ее лица, век и полуоткрытых губ. Страсть победила в ней все проблески сознания. Жесткие завитки на его волосатой груди коснулись напрягшихся кончиков ее сосков, все более разжигая любовное пламя.
— Кэм… Кэмерон, умоляю тебя. — Ее бедра оцепенели от жажды. Она вновь прильнула к нему, но он снова остановил ее.
— Любовь моя, скажи, что мне сделать для тебя. Я на все готов, лишь бы твое тело наполнилось гармонией любви.
Не в силах больше сдерживать всепобеждающий зов, она простонала:
— Кэм… Люби меня, люби меня! Тогда он опустился над ней, содрогаясь от властно нахлынувших желаний. Всхлипнув, она приникла к нему, и тут он отдался стихии.
Буря чувств закружила их с ураганной силой. Безудержными волнами, могучими и восхитительными, океан захлестывал берег. Накатываясь на него с каждым разом все дальше, замирая лишь на миг, чтобы проникнуть еще дальше, буря бушевала в упоении собственной дикой мощью, пока не победила все преграды, пока океан не затопил землю, от края и до края.
Затем волны стали утихать, ветры улеглись, и наступило изнуренное затишье. Ром лежала без сил, сознавая лишь то, что жива. Завтра ей предстоит считать потери. Их будет несметное множество. Больше такой буре не бывать. Но это завтра. А сейчас только сон. Кэмерон еще обнимал ее, их ноги переплелись, как поваленные штормом деревья. Последним словом, проводившим Ром в царство сна, было ее имя на его устах.
Глава 9
— Ром, нельзя идти в горы в таком виде. Это не легкая прогулка, — рассудительно сказал Томас, когда она спустилась утром на кухню.
Трое мальчуганов критически осмотрели ее обмундирование: оранжевые кроссовки, свободная старая рыже-синяя рубаха из мешковины, красно-золотистая футболка, персиковые джинсы и в довершение всего ярко-розовая шляпка с нелепыми украшениями.
— А что такого? — нахмурилась Ром и оглядела себя. Джинсы поношенные, удобные, крепкие. Конечно, ржаво-синяя блузка не особенно идет к этой футболке, зато ее легко снять, если станет жарко, а потом — она собирается не на парад мод. Ром нарочно вырядилась так пестро, чтобы показать Кэмерону свою независимость. Утром, когда она проснулась, его уже не было.
Ром расстроилась, но затем подумала: «А чего ты, собственно, ждала? Что он явится к завтраку с тобой под ручку, заливаясь краской? Но это было бы похоже на недвусмысленный намек, а нам этого уж точно не нужно». Не отдавая себе отчета, она выбрала самую невообразимо яркую одежду: он поймет.
Кэмерон давно позавтракал и ушел готовить пикап к поездке. Ром села за стол и жадно принялась за еду. Вдруг с порога раздался взрыв хохота: Кэмерон, с мотком веревки на плече, вошел и быстро оценил ее костюм.
— Ну, ты прямо неоновая вывеска. Впрочем, пожалуй, сойдет.
Ром ни капли не смутилась. Раз он ведет себя как ни в чем не бывало, то и она будет так же. Если в глазах его и промелькнула нежность, то она ее не заметила. Ром налила себе кофе, завернула в салфетку бутерброд со сливочным сыром и острой приправой, торопливо проглотила горячий напиток и вышла к пикапу. Кэмерон с отсутствующим выражением усадил ее на переднее сиденье и пристроил к ней на колени соломенную корзину. Во всем этом, разумеется, любви не было ни на грош.
Они подъехали к одной из стоянок национального парка и остановились у егерской машины. Ром еще не успела слезть с высокого сиденья, а ребята уже суетились вокруг пикапа. Не говоря ни слова, Кэмерон вытащил корзину с провизией и протянул ей термос из нержавеющей стали. Мальчики со связками веревок зашагали к подножию горы. Боевито расправив плечи. Ром последовала за ними, но сразу же стала отставать.
Кэмерон обогнал ее на узкой тропинке, сказав на ходу: «Я придержу их. Ром, пока ты доберешься. Но смотри не мешкай, ладно?»
До подножия было всего-то несколько ярдов, но Ром тащилась почти двадцать минут. Когда она, тяжело дыша, поравнялась со своими спутниками, Кэмерон обсуждал с мальчиками разнообразные маршруты. Покосившись на ее вздымающуюся грудь, он язвительно спросил:
— Что, не выходит?
Ром насупилась и, всячески стараясь успокоить дыхание, поставила термос рядом с корзиной.
— Ну ладно, начнем учения, — объявил Кэмерон.
Она повернулась и увидела, что ее ждало. Это было чудовищно! Только в бреду можно было согласиться на такое испытание! У нее все плывет перед глазами, стоит ей глянуть вниз с балкона, а тут — вершина горы!
— Итак, первым пойду я, с веревкой. Ты, Майк, идешь за мной до выступа, потом Адам, Ром и Томас. Понятно? — Он продолжал объяснять, как заберется на выступ в 700 футах отсюда и закрепит там веревку. — Запомните: не зевать, не смотреть вниз, не мешкать. Лезть не трудно, но расшибиться можно сильно.
Скалолаз-одиночка карабкался по склону, работая только руками и ногами. Все выглядело просто. Разве она не одолеет весь путь, если уткнется глазами в скалу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
— Да, да, — пробормотала Ром. Хотелось поскорее скрыться, пока еще ей не задают нескромных вопросов, пока еще не придуман более-менее убедительный ответ.
— Моя дорогая, конечно, я совсем не разбираюсь в вашем деле, но не кажется ли вам, что человеку с… э-э… положением Кэмерона больше подошли бы костюм и галстук? Да, я понимаю, он-то просил вас изобразить себя в этой… мм… этой дрянной рубашке, но если принять во внимание его положение… В общем, я надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю.
«Если бы не этот жеманный вид, — подумала Ром, — то Мэдлин была бы очень недурна собой. Слава Богу, хоть Кэмерона нет. Уж с придирками Мэдлин я как-нибудь справлюсь, а вот Кэмерон…» Ром промямлила, что вроде бы согласна, и скрылась в своей студии. Здесь она прижалась к двери и медленно, с чувством выдохнула. Не прошло и полминуты, как открылась балконная дверь и появился Кэмерон.
— Можно войти? — спросил он.
— Нет, нельзя, — ответила Ром, даже не надеясь, что он послушается. Сдавшись судьбе, она смотрела, как он закрыл дверь и прошелся по комнате со свойственной ему кошачьей грацией.
— Чудный вечер, не так ли? — тихо произнес он, рассматривая один из этюдов; неделю назад Ром набросала одну из лошадей.
— Раз ты так считаешь… — Она приготовилась к отпору, скрестив руки на груди. Но Кэмерон не бросался к ней, и она с подозрением насупилась. И вдруг он одним вопросом вывел ее из равновесия:
— Не хочешь завтра отправиться с нами на Каменную гору? Сможешь? Или это слишком высоко для тебя? — Его заботливый тон заставил ее насторожиться, она восприняла его как явный вызов.
— Не попробуешь — не узнаешь.
— То есть ринуться очертя голову. — Он задумчиво кивнул. — Я, в общем-то, ожидал от тебя такого подхода.
Ром не доверяла его благодушию. Между ними столько опасных недосказанностей и обид — он притворяется.
— Похоже, ты победил свой страх замкнутых пространств, раз собираешься бродить по пещерам на этой горе, — язвительно предположила она.
Он усмехнулся, оперся на спинку кровати.
— Ну, не настолько. По правде, я не уверен, что справился с ним. Видимо, приспособился в пределах обычной жизни.
Ром смотрела, как настольная лампа подсвечивает его волосы, придавая им красноватый блеск. Просто неприлично быть таким красивым, таким безумно привлекательным. И ведь привлекательность не только внешняя; с самого начала она ощутила в нем что-то неумолимо притягательное, она защищалась под маской антипатии, пока не признала его власть над собой.
— Надень самые крепкие джинсы и что-нибудь с рукавами, чтобы не оцарапать руки. Что касается обуви, то оранжевые кроссовки отлично подойдут.
Пересиливая искушение дотронуться до него, она спросила:
— А как мы будем забираться туда?
— При помощи рук и ног. — Он невольно оглядел ее от ног в открытых босоножках до острых локтей. — Ребята небось наговорили тебе с три короба, а на самом деле лезть туда совсем не трудно. Другое дело, что там если упадешь, то на этом все и кончится. Но мы возьмем канаты для страховки, хотя бы на первый этап. А дальше все пойдет как надо.
— Ну, раз так. — Она вздохнула. Столько причин, чтобы не ходить с ним туда, но… — Раз меня завтра с утра ждет подъем в горы, я, пожалуй, буду ложиться. — Она многозначительно кивнула на дверь.
— Как только расскажешь мне про портрет. — Его голос был мягок, а требование жестким, как тиски.
— Что ж тут объяснять? — начала она выкручиваться. — Я пишу людей, разных людей, просто из интереса.
— Неубедительно. — Он пронзил ее всепонимающим взглядом. — Я, конечно, не могу судить сам о сходстве, лапочка, но если в целом реакция связана каким-то образом…
— Чья реакция?
— Мэдди, например. Боюсь, ты потрясла ее до глубины ее… светской души.
Ему бы только упрекать ее — хлебом не корми, хотя пора бы ей уже привыкнуть.
— А что остальные?
— Майя почти ничего не сказала, только улыбалась особенной, чисто женской улыбкой, — подчеркнул он. — Реакция твоего отца была интересной…
У нее было сильное желание спрятаться под кровать, но она все-таки выдавила:
— Интересной?
— Во всяком случае, его слова, если я их верно понял. Он сказал: «В ней, похоже, гораздо больше нежности, чем вы представляете, Синклер. Берегите ее».
Ром не смогла подавить стон. Она отвернулась к стене и закрыла глаза, сраженная невероятным предательством отца. Реджи все понял. Она поняла, что он все понял. Слишком часто он читал при ней самые потаенные мысли живописцев, ей ли его обмануть? Стоило ему изучить портрет, пейзаж, даже натюрморт, и он знал о художнике больше, чем тот сам о себе: его злобу, отчаяние, страсть, томление, радость… одиночество. «Картина может поведать обо всем, — говаривал он в философическом настроении. — Если в ней ничего нет, то по трем причинам: либо художник копирует чье-то творение, либо у него нет души, либо он нарочно пытается скрыть свои чувства. Из всех трех вероятнее последняя, среди нас чертовски мало таких, кому это удается, а то и вовсе нет». Но она даже не пыталась скрыть свои чувства, создавая портрет Кэмерона. Писала, повинуясь лишь эмоциям, а не слабым доводам разума, писала всей душой; даже полуграмотному все ясно. Глаза — с теплым и терпким смешком и в то же время с затаенной, тлеющей страстностью. Тонкие, чувствительные ноздри и губы: выпуклая верхняя губа и нижняя — более пухлая и чувственная; эти губы могут смеяться с ней и над ней, могут довести ее до исступленного вожделения… даже сейчас. И эти крепкие загорелые руки с большими пальцами, залихватски заткнутыми за пояс джинсов. Он стоит под полуденным жарким солнцем, пот блестит на бронзовой гладкой коже, упругие волны черных волос отражают свет. На нем выгоревшая рубашка, наполовину расстегнутая, открывающая шею и волосы на груди. Как из гнезда, выглядывает из них крепкий сосок, блестящий, как расплавленная медная монетка. Солнце отражается на медной пряжке пояса, притягивая взоры к крепким узким чреслам, туго обтянутым джинсами.
И вот он сам все это увидел. И понял.
— Кэмерон, — глухо произнесла она сквозь зубы, — шел бы ты к черту, а?..
— Непременно, — тотчас отозвался он, — но сначала…
Не оборачиваясь, она ощутила надвигающуюся силу и каждым нервом приветствовала ее приближение. Его ладони нежно легли ей на плечи. Он повернул ее к себе, и она подняла к нему жаждущее лицо.
— Ты мне кое-что должна, цыганочка. У тебя манера давать смелые обещания, а потом не выполнять их.
— Что я тебе обещала?
В его зрачках заплясало удивление.
— По-моему, ты мне обещала райское мгновение, если я избавлю тебя от незваного насекомого. Теперь, когда я видел свой портрет, я полагаю…
— Забудь об этом. — (Как все сложно! Еще минута, и она зарыдает; это будет конец.) — «Я сделаю все», — напомнил он ей опрометчивые ее слова. Мягкий тон чуть не растопил последние оковы ее самообладания.
— Нельзя играть на экстремальности ситуации. Ты заслужил один поцелуй. — С чувством близким к облегчению она вскинула лицо и ждала неизбежного. Чуть только его дыхание пухом коснулось ее губ, Ром осознала, что на этот раз сопротивление бесполезно. Оно достигло апогея в минуту их размолвки, но этот дурацкий портрет свел его на нет.
Она жадно пила сладость его поцелуя, ее томное от ласки тело торжествовало в волнах неописуемого восторга. Руки обвили его талию, ладони в восхищении прижались к упругим мышцам. Искристая радость переполняла ее, хотелось плакать и смеяться. Пальцы вожделенно нырнули под его рубашку и принялись ласкать его пылкое тело. За считанные секунды термометр страсти подскочил от нуля до точки кипения, вооруженное перемирие сменилось безоговорочной капитуляцией.
Крепко держа ее одной рукой, Кэмерон потянулся к настольной лампе, благополучно миновав банку с кистями и прочими принадлежностями, и погасил ее. Мгновение они стояли в темноте и смотрели на разгорающийся, заливающий комнату лунный свет.
— Все немножко не так, как мне думалось, — сказал он хриплым полушепотом, подводя ее к кровати. — Мне все представлялось романтичнее: побольше аромата яблоневых цветов, поменьше скипидара.
— Ты хочешь сказать, что все это у тебя спланировано? — В ее уме зашевелился слабый протест, но тотчас угас. Все ее существо затрепетало от возбуждения, когда он опустил ее на кровать и лег рядом. Его ловкие пальцы принялись расстегивать шелковистые пуговицы ее блузки.
— Я уже целый месяц занимаюсь только этим расстегиванием, — проворчал он. — И не говори мне, что это тебя несказанно удивляет.
— Право, я все-таки ненавижу тебя, Кэмерон, — промолвила она беспомощно и нежно.
— Нет, дорогая, — прогудел его бас в пульсирующую ямку на ее шее. Вслед за блузкой на пол полетела его рубашка, потом — ее лифчик. Кэмерон взял ее лицо в ладони и, поглаживая подбородок, повторил:
— Нет, дорогая, не верю. Но если тебе приятно так думать, то ради Бога.
Его пальцы медленно ощупали тонкие косточки ее плеч, потом прошли вокруг груди, спустились по ребрам к поясу юбки и быстро сняли ее. Он прижался щекой к ее жаркому животу, она порывисто вздохнула и замерла. Последние покровы слетели на пол, и теперь вся она была одета лишь в полосатые тени с крапом отблесков. Ласково, с невыразимой нежностью стал он покусывать мягкую внутреннюю сторону ее бедер и дальше все тело. Она тихонько застонала и затрепетала от блаженства.
Для Кэмерона этот стон был словно сигналом; он встал и быстро разделся, но не сразу вернулся к ней, а остановился, точно красуясь. Он и впрямь был прекрасен. Бронзовое тело в лунном свете казалось серебристым, плечи были широки, стан тонок, узкий таз подчеркивал мощь бедер. Ром не раз видела обнаженную мужскую натуру и сейчас залюбовалась пропорциональными линиями его фигуры и как художник, и как женщина.
С деланным спокойствием он лег рядом с нею. «Ты не представляешь, как ты привлекательна», — прошептал он. Его палец гладил тонкие ключицы, и каждое нервное окончание под его прикосновением вступало в эротическую игру. Разомлевшая от ласк, Ром мягко приподнялась, лизнула его в шею и продолжала вести языком по его чистой солоноватой и ароматной коже. В ней проснулись животные порывы, она прижалась зубами к его плечу и с восторгом осторожно погрузила их в упругую мякоть. Он тотчас зашевелился, втянул живот под ее ладонью и навис над нею всем своим телом.
— Ты просто тигрица, — прохрипел он, — с кошачьими глазами, львиной гривой и аппетитами молодой рыси. Ну как же не потерять голову от такой женщины?
Она могла бы сказать то же самое. Почти с первой встречи он пробудил в ней глубоко затаенную тягу, и эта тяга неуклонно вела ее к этому моменту. То, что должно произойти сейчас, неизбежно и естественно, как смена времен года.
— Ром, наши ожидания будут вознаграждены, — прошептал он. Его ладонь легла ей на грудь, согревая прохладное полушарие своим огнем, потом он убрал руку и продолжал неторопливо ласкать языком, пока она не застонала в благостном изнеможении. Он бережно повернул ее на живот, уложил голову щекой на подушку, к себе затылком, поднял ее волосы и зарылся лицом в душистую шею. Потом стал покрывать поцелуями ее спину, вкушая дрожащими губами прелесть словно бы совершенно неземной плоти. Когда его язык коснулся ямочек под коленями, Ром лежала почти без чувств. Его губы обласкали каждую косточку ее щиколоток, благоговейно погладили высокий подъем ступней. Потом он повернул ее на спину и возобновил эротическое путешествие вверх.
Ее ноги — она и вообразить себе не могла, как они чувствительны. А живот… Господи! Она застонала от его близости и беспомощно замотала головой. Непередаваемое наслаждение поднималось и росло в ней. Смежив веки, она притянула его к себе за плечи, умоляя в душе, чтобы он не мучил ее так долго.
— Твое тело сводит меня с ума, — тихо проговорил Кэмерон, все ниже склоняясь над ней. Быстрыми легкими движениями языка он словно лакал бархатистую свежесть ее лица, век и полуоткрытых губ. Страсть победила в ней все проблески сознания. Жесткие завитки на его волосатой груди коснулись напрягшихся кончиков ее сосков, все более разжигая любовное пламя.
— Кэм… Кэмерон, умоляю тебя. — Ее бедра оцепенели от жажды. Она вновь прильнула к нему, но он снова остановил ее.
— Любовь моя, скажи, что мне сделать для тебя. Я на все готов, лишь бы твое тело наполнилось гармонией любви.
Не в силах больше сдерживать всепобеждающий зов, она простонала:
— Кэм… Люби меня, люби меня! Тогда он опустился над ней, содрогаясь от властно нахлынувших желаний. Всхлипнув, она приникла к нему, и тут он отдался стихии.
Буря чувств закружила их с ураганной силой. Безудержными волнами, могучими и восхитительными, океан захлестывал берег. Накатываясь на него с каждым разом все дальше, замирая лишь на миг, чтобы проникнуть еще дальше, буря бушевала в упоении собственной дикой мощью, пока не победила все преграды, пока океан не затопил землю, от края и до края.
Затем волны стали утихать, ветры улеглись, и наступило изнуренное затишье. Ром лежала без сил, сознавая лишь то, что жива. Завтра ей предстоит считать потери. Их будет несметное множество. Больше такой буре не бывать. Но это завтра. А сейчас только сон. Кэмерон еще обнимал ее, их ноги переплелись, как поваленные штормом деревья. Последним словом, проводившим Ром в царство сна, было ее имя на его устах.
Глава 9
— Ром, нельзя идти в горы в таком виде. Это не легкая прогулка, — рассудительно сказал Томас, когда она спустилась утром на кухню.
Трое мальчуганов критически осмотрели ее обмундирование: оранжевые кроссовки, свободная старая рыже-синяя рубаха из мешковины, красно-золотистая футболка, персиковые джинсы и в довершение всего ярко-розовая шляпка с нелепыми украшениями.
— А что такого? — нахмурилась Ром и оглядела себя. Джинсы поношенные, удобные, крепкие. Конечно, ржаво-синяя блузка не особенно идет к этой футболке, зато ее легко снять, если станет жарко, а потом — она собирается не на парад мод. Ром нарочно вырядилась так пестро, чтобы показать Кэмерону свою независимость. Утром, когда она проснулась, его уже не было.
Ром расстроилась, но затем подумала: «А чего ты, собственно, ждала? Что он явится к завтраку с тобой под ручку, заливаясь краской? Но это было бы похоже на недвусмысленный намек, а нам этого уж точно не нужно». Не отдавая себе отчета, она выбрала самую невообразимо яркую одежду: он поймет.
Кэмерон давно позавтракал и ушел готовить пикап к поездке. Ром села за стол и жадно принялась за еду. Вдруг с порога раздался взрыв хохота: Кэмерон, с мотком веревки на плече, вошел и быстро оценил ее костюм.
— Ну, ты прямо неоновая вывеска. Впрочем, пожалуй, сойдет.
Ром ни капли не смутилась. Раз он ведет себя как ни в чем не бывало, то и она будет так же. Если в глазах его и промелькнула нежность, то она ее не заметила. Ром налила себе кофе, завернула в салфетку бутерброд со сливочным сыром и острой приправой, торопливо проглотила горячий напиток и вышла к пикапу. Кэмерон с отсутствующим выражением усадил ее на переднее сиденье и пристроил к ней на колени соломенную корзину. Во всем этом, разумеется, любви не было ни на грош.
Они подъехали к одной из стоянок национального парка и остановились у егерской машины. Ром еще не успела слезть с высокого сиденья, а ребята уже суетились вокруг пикапа. Не говоря ни слова, Кэмерон вытащил корзину с провизией и протянул ей термос из нержавеющей стали. Мальчики со связками веревок зашагали к подножию горы. Боевито расправив плечи. Ром последовала за ними, но сразу же стала отставать.
Кэмерон обогнал ее на узкой тропинке, сказав на ходу: «Я придержу их. Ром, пока ты доберешься. Но смотри не мешкай, ладно?»
До подножия было всего-то несколько ярдов, но Ром тащилась почти двадцать минут. Когда она, тяжело дыша, поравнялась со своими спутниками, Кэмерон обсуждал с мальчиками разнообразные маршруты. Покосившись на ее вздымающуюся грудь, он язвительно спросил:
— Что, не выходит?
Ром насупилась и, всячески стараясь успокоить дыхание, поставила термос рядом с корзиной.
— Ну ладно, начнем учения, — объявил Кэмерон.
Она повернулась и увидела, что ее ждало. Это было чудовищно! Только в бреду можно было согласиться на такое испытание! У нее все плывет перед глазами, стоит ей глянуть вниз с балкона, а тут — вершина горы!
— Итак, первым пойду я, с веревкой. Ты, Майк, идешь за мной до выступа, потом Адам, Ром и Томас. Понятно? — Он продолжал объяснять, как заберется на выступ в 700 футах отсюда и закрепит там веревку. — Запомните: не зевать, не смотреть вниз, не мешкать. Лезть не трудно, но расшибиться можно сильно.
Скалолаз-одиночка карабкался по склону, работая только руками и ногами. Все выглядело просто. Разве она не одолеет весь путь, если уткнется глазами в скалу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17