В случае с Ираном и Гватемалой ЦРУ смогло добиться определенного успеха, но активность в направлении, к примеру, Кубы и Индонезии оказалась не только малоэффективной, но и контрпродуктивной. Приверженцы Америки типа Ли Сын Мана в Южной Корее и Нго Дин Дьема в Южном Вьетнаме не могли служить привлекательным примером для движений за национальное освобождение, а их полицейские режимы, зависимые от американской помощи, не стали моделью для молодых стран. В идеале американская сторона хотела бы видеть во главе молодого государства некоего буржуазного либерала, который постарался бы скопировать американскую политическую систему внутри своей страны, получал бы некоторую экономическую «помощь» Америки, с готовностью и благодарностью принимал бы в своей стране американские инвестиции и филиалы американских компаний, платя за это лояльностью Соединенным Штатам на международной арене. Умозрительно вариант либерального и ориентирующегося на США лидера казался достижимым, но в реальной жизни к власти в молодых государствах приходили революционеры, борцы за свободу, люди, далекие от восхищения Америкой и от либерализма буржуазного толка. Это обострило для США в 50-х годах проблему формирования отношений с развивающимися странами.
В один из критических периодов современной истории, когда политическую независимость получили около 50 новых государств, те режимы, которые пошли в фарватере Вашингтона, отнюдь не задавали тона в борьбе за национальное освобождение. Мощные экономические рычаги США оказались недостаточными для подавления или уменьшения упорной приверженности молодых государств делу защиты национального суверенитета. Порицание нейтральности как «аморальной» осложняло расширение американской глобальной зоны влияния.
В конце 50-х годов такие лидеры развивающихся стран, как премьер-министр Индии Дж. Неру и президент Египта Г.А. Насер, возглавили движение консолидации сил развивающихся стран и их невмешательства в межблоковую политику. Образование зоны неприсоединившихся (тогда они предпочитали называть себя нейтральными) государств поставило США в новую историческую ситуацию. В экономической области прямо и косвенно нейтральные страны зависели от США (являясь пленниками сложившейся системы валютно-финансовых и рыночных отношений), но в политической сфере произошло их отстранение и отчуждение от американского центра влияния. Вначале реакция Вашингтона на внешнеполитическое поведение Индии, Бирмы, Индонезии, Египта, Сирии была открыто резко отрицательной. Нейтрализм был назван «аморальным»: США весьма жестко обращались с «аморальными» партнерами в лице развивающихся стран. Когда стало ясно, что силовой нажим не изменит ориентации этих стран и не интегрирует их в зону зависимости от США, американская дипломатия так или иначе смирилась с фактом существования движения неприсоединения.
В мире преобладающего экономического, военного и политического превосходства США стали появляться удаляющиеся от Америки величины, как крупные (такие, как Индия), так и меньшие по масштабу, но столь же стойкие. Особенно это касалось арабских стран, Индии, стран Юго-Восточной Азии, некоторых африканских (Гана, Египет) и азиатских (Индонезия, Бирма) государств. Было положено начало процессу, который в 60-х годах породил «Группу 77» и движение неприсоединения, в 70-х годах активизировал ОПЕК и борьбу за новый международный экономический порядок. Так, в результате серьезных просчетов американской дипломатии Египет — крупнейшая страна арабского мира — вышел в 1955 — 1956 годах из орбиты влияния США. Американцы «перегнули палку» в подходе к строительству жизненно важной для Египта Асуанской плотины. (Сенаторы из южных штатов не могли себе представить, зачем Соединенным Штатам помогать египтянам в строительстве плотины, которая поможет египетскому хлопку конкурировать с американским.) В Вашингтоне утверждалось, что эксплуатация сложного оборудования ГЭС не по силам примитивным египтянам. Одна из причин американского просчета заключалась в том, что Вашингтон не мог себе представить, что у американцев в этом деле могут быть конкуренты. Отказ Египта признать режим Чан Кайши привел к окончательному (июль 1956 г.) отказу США помочь Египту в строительстве Асуанской плотины. Это довольно быстро привело к утрате американского влияния в значительной части арабского мира. Чтобы поправить дела, вернуть Ближний Восток в зону своего влияния, а также чтобы «заменить» потерявших (после авантюры 1956 г.) влияние в регионе Англию и Францию, администрация оказала нажим на конгресс, и в январе 1957 г. была провозглашена так называемая доктрина Эйзенхауэра, которая давала президенту право вмешиваться в дела стран Ближнего Востока всеми средствами (включая военные), в случае если какое-либо правительство региона обратится с просьбой о помощи. Соединенные Штаты именно в этот период начали укреплять связи с Саудовской Аравией, делая на нее ставку как на свою опору в Персидском заливе. В апреле 1957 г. США постарались создать блок трех арабских монархий — Саудовской Аравии, Иордании и Ирака. В попытке укрепить свое влияние в восточной части арабского мира Соединенные Штаты 14 июля 1958 г. высадили в Ливане свой военный десант. Но эта операция показала ограниченные возможности чисто силового подхода и вызвала раскол в самом американском руководстве. Объединенный комитет начальников штабов требовал оккупации всего Ливана, но политическое руководство США понимало риск подобной акции. Президент Эйзенхауэр отдал приказ ограничить зону оккупации Бейрутом и прилегающим аэропортом.
Важно отметить еще одну черту событий на Ближнем Востоке летом 1958 г. Англичане, закрыв глаза на недавний неудачный суэцкий «опыт», бросили свои войска в Иорданию, чтобы оградить британские нефтяные интересы в Персидском заливе, и предложили американцам (высадившимся в Ливане) принять участие в этой операции. Борьба в американских верхах на этот раз тоже была весьма острой, многие хотели вернуть арабские страны в зону своего влияния, используя силу. Лишь после долгих дебатов президент Эйзенхауэр отказался от предложения англичан.
На Кубе в 1959 г. победила революция во главе с Фиделем Кастро. Никогда еще в американской истории XX века из орбиты американского влияния не выходила страна, расположенная столь близко от США. Вначале в Вашингтоне выдавали желаемое за действительное, усматривая в Ф. Кастро еще один вариант вождя — близкого к идеалу просвещенного, либерального, проамерикански настроенного деятеля. Но самостоятельность поведения правительства Ф. Кастро быстро разочаровала Белый дом. Начались поиски американской альтернативы. В результате дело «налаживания» отношений с Кубой было быстро передано ЦРУ, которое приняло решение убить Ф. Кастро и оказать всемерную поддержку контрреволюционной эмиграции, остаткам войск свергнутого диктатора Батисты. Это и предопределило конечное поражение американских попыток возвратить Кубу в сферу своего влияния. По престижу американской внешней политики был нанесен серьезный удар. Вашингтон не мог долго терпеть эти «унижения», результаты чего обнаружились во всем объеме при президенте Дж. Кеннеди во время подготовленной ЦРУ высадки контрреволюционеров на Кубу в апреле 1961 г.
4. ПОДХОД КЕННЕДИ—ДЖОНСОНА
При Эйзенхауэре возросло общее число государств, с которыми США имели соглашения о военных союзах, их стало 45. Президент Эйзенхауэр считал, что дело укрепления позиций Америки в мире в период его правления находилось в надежных и опытных руках. «Если, учитывая наше положение в мире, мы будем заменены людьми с меньшим опытом, меньшим престижем и без уз знакомства и даже дружбы, какие есть у нас с Фостером (Джоном Ф. Даллесом. — А.У.) со многими лидерами мира в различных его частях, тогда возникает вопрос: что будет дальше?» (Запись в дневнике Эйзенхауэра, помеченная январем 1956 г.) Политические противники Д. Эйзенхауэра думали иначе. Идеологи оппозиции стали появляться как на стороне тех, кто считал его политику излишне рискованной, так и на стороне тех, кто считал эту политику малоэффективной.
Важно отметить возникновение явления, невозможного в прежние годы, для которого была характерна быстрота развития экспансии: формируется идейная оппозиция «тотальной вовлеченности» — первая линия критики американской внешней политики. Так, известный и влиятельный сенатор Рассел начиная с середины 50-х годов стал излагать мысль о том, что Америка приблизилась к опасной грани, когда становится очевидным предел ее материальных возможностей.
Но все более влиятельной во второй половине 50-х годов начала становиться вторая линия критиков и противников внешнеполитического курса Д. Эйзенхауэра. На пике могущества Америки в ее правящем классе появилась группа политиков, призвавших «не дрейфовать к неоизоляционизму», а, напротив, более активно использовать «дарованные судьбой» возможности Америки. В ходе предвыборных президентских кампаний самым простым способом завоевания престижа и влияния становится требование более энергичной внешней политики. Пожалуй, первой кампанией такого рода была кампания демократов в 1956 г., когда они обвиняли республиканского президента Эйзенхауэра в пассивности, приведшей к тому, что половина Индокитая была окончательно потеряна для Запада, где США выглядели «бумажным тигром», что НАТО встала на путь упадка. Спустя четыре года Дж. Ф. Кеннеди повторил эти обвинения с удесятеренной силой. Важно отметить начало процесса: от одной избирательной кампании до другой средством привлечения избирателей на свою сторону стало обещание блюсти интересы внешней экспансии наиболее эффективным образом. Судьба Америки, ее влияния в мире стала частью предвыборных баталий. Внутри правящих кругов возникла влиятельная группа сомневающихся в способности «медлительного и консервативного» Д. Эйзенхауэра быстро найти подход к нарождавшимся молодым государствам. Нацеливаясь на борьбу за президентское кресло, сенатор Кеннеди указывал правящему классу Америки: «Мы позволили коммунистам лишить нас положения, принадлежащего нам по праву… Мы оказались в положении защитников статус-кво, в то время как коммунисты изображают себя авангардной силой, указывающей путь к лучшему, более яркому и смелому образу жизни». В предвыборной кампании 1960 г. противники курса Эйзенхауэра сделали акцент на «недостаточности» усилий США во внешнем мире, считая, что Америка «теряет темп», что она ставит под удар свое положение лидера капиталистического мира, что необходимы мобилизация ресурсов, новые внешнеполитические средства, правильное использование необъятных технологических возможностей США. Не один Кеннеди стремился обрести национальную известность путем обоснования необходимости новых усилий. Сенатор Л. Джонсон делал упор на интенсификацию американских усилий по освоению космического пространства. Сенатор Г. Джексон утверждал, что мощь Америки зависит от количества атомных подводных лодок; сенатор С. Саймингтон стоял за увеличение числа стратегических бомбардировщиков Б-52. В конечном счете Дж. Кеннеди продемонстрировал свой «грандиозный стиль» тем, что выдвинул программу перевооружения на всех участках стратегической мириады.
(При этом заметим: США превосходили СССР по числу ядерных средств доставки в 10 раз, валовой национальный продукт США троекратно превосходил объединенный западноевропейский и японский, десятки новых государств лишь «стучались в двери» ООН.)
Осевая идея выступлений Дж. Кеннеди — мобилизация ресурсов для движения вперед: «Я начал эту кампанию (борьбы за пост президента. — А.У.) на том единственном основании, что американский народ испытывает недовольство нынешним ведением нашего национального курса, народ обеспокоен относительным спадом в проявлении нашей жизненной силы и падением престижа, наш народ имеет волю и силу сделать так, чтобы Соединенные Штаты начали движение вперед». Кумирами Кеннеди были президенты Вильсон, Ф. Д. Рузвельт и Трумэн, «потому что они привели нашу страну в движение, поскольку только так может Америка видеть наблюдающий за ней мир». «Мы находимся, — говорил Кеннеди (цитируя Э. Берка), — на самой видной сцене», Америке принадлежит волна будущего, ибо «это будущее и Америка — одно и то же».
Приход Дж. Кеннеди к руководству демократической партией означал ослабление того ее крыла, которое связывало свои идеалы и планы с традицией, идущей от Франклина Рузвельта. Отличительной чертой либералов группы Э. Рузвельт — Э. Стивенсон — Ч. Боулс было признание, что не имперское могущество, а выживание Америки является целью национальной политики; что в мире существует сила, более мощная, чем все секреты Пентагона, — национально-освободительное движение, способное изменить политическую картину мира; что Соединенным Штатам следует признать реалии в китайском вопросе; что не менее опасной угрозой, чем коммунизм, являются для Соединенных Штатов сдвиги в освобождающихся от ига колониализма странах. Противники этой группы, возглавляемые Д. Ачесоном, усматривали в ее взглядах «предательство американских идеалов». С их точки зрения, люди типа Э. Стивенсона предпочитали ООН Соединенным Штатам, гуманные благоглупости — национальным интересам США, «банальную идеалистическую морализацию» — здоровому чувству американизма, сомнительную благожелательность новорожденных наций — связям с сильными западноевропейскими союзниками, «мировое общественное мнение» — реальным интересам США в мире.
Близкая к идеям Д. Ачесона новая волна идеологов внешнеполитической экспансии начала подниматься примерно с 1957 г. Главной отличительной чертой ее программы было требование привести американское влияние в мире в соответствие с колоссальным американским потенциалом. Эти новые стратеги глобальной вовлеченности Америки вышли из цитаделей северовосточного истеблишмента, университетов, традиционно поставлявших лидеров правящей элиты, исследовательских центров — «фабрик мысли» Северо-Востока. Они были уверены в себе, в своей компетентности и нисколько не сомневались в своем превосходстве над консерваторами маккартистского периода, над республиканскими политиками-бизнесменами администрации Эйзенхауэра, которым приходилось туго в споре со светскими, энергичными и эрудированными представителями клана Кеннеди. Близко наблюдая «новых людей», скептически настроенный заместитель государственного секретаря Ч. Боулс позже писал: «Они ищут случая показать свои мускулы… Они полны воинственности».
Для плеяды, возглавляемой Дж. Кеннеди, неверие в способность Америки решить любую проблему и направить развитие мира в нужное русло означало измену главным американским принципам, недооценка мощи США (военной, экономической, политической), внутренней стабильности метрополии, основанной на национальном консенсусе, отсутствии реальной оппозиции политике расширения влияния, веры в особое предназначение Америки. Осторожное маневрирование, свойственное политике Д. Эйзенхауэра, стало казаться преступным пораженчеством. Тем самым оно (с точки зрения Кеннеди) как бы ставило предел распространению американской мощи в мире. Президент Кеннеди считал, что пассивность, свойственная республиканской администрации, может лишить США стратегической инициативы, вызвать у союзников и подопечных стран волю к самоутверждению.
Дж. Кеннеди указал на чрезвычайность переживаемого периода: «Поток событий (выдвинувших Америку вперед. — А.У.) иссякает, и время перестает быть нашим союзником». Мощь Америки должна была быть использована быстро, активно, эффективно и немедленно. Даже при решении задач местного значения следует добиваться успеха ценой привлечения всех ресурсов, находящихся в американском распоряжении. Президент Кеннеди выразил кредо своей администрации в инаугурационной речи: «Пусть каждая нация вне зависимости от того, желает она нам добра или зла, знает, что мы заплатим любую цену, вынесем любое бремя, перенесем любые трудности, поддержим любого друга, выступим против любого врага ради обеспечения торжества свободы». Даже делая скидку на неизбежную высокопарность риторики, следует сказать, что это было огромное обещание. Ни одна страна не может вынести «любое бремя», «заплатить любую цену». И США брали на себя рискованное обязательство судить о том, кто нуждается в их поддержке.
Годы правления Эйзенхауэра порицались за самодовольство, за отсутствие чувства ответственности, за массовый уход в собственные мелкие проблемы, за безразличие к «всемирным задачам» США. Готовность охранять имперские интересы стала приравниваться к патриотизму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
В один из критических периодов современной истории, когда политическую независимость получили около 50 новых государств, те режимы, которые пошли в фарватере Вашингтона, отнюдь не задавали тона в борьбе за национальное освобождение. Мощные экономические рычаги США оказались недостаточными для подавления или уменьшения упорной приверженности молодых государств делу защиты национального суверенитета. Порицание нейтральности как «аморальной» осложняло расширение американской глобальной зоны влияния.
В конце 50-х годов такие лидеры развивающихся стран, как премьер-министр Индии Дж. Неру и президент Египта Г.А. Насер, возглавили движение консолидации сил развивающихся стран и их невмешательства в межблоковую политику. Образование зоны неприсоединившихся (тогда они предпочитали называть себя нейтральными) государств поставило США в новую историческую ситуацию. В экономической области прямо и косвенно нейтральные страны зависели от США (являясь пленниками сложившейся системы валютно-финансовых и рыночных отношений), но в политической сфере произошло их отстранение и отчуждение от американского центра влияния. Вначале реакция Вашингтона на внешнеполитическое поведение Индии, Бирмы, Индонезии, Египта, Сирии была открыто резко отрицательной. Нейтрализм был назван «аморальным»: США весьма жестко обращались с «аморальными» партнерами в лице развивающихся стран. Когда стало ясно, что силовой нажим не изменит ориентации этих стран и не интегрирует их в зону зависимости от США, американская дипломатия так или иначе смирилась с фактом существования движения неприсоединения.
В мире преобладающего экономического, военного и политического превосходства США стали появляться удаляющиеся от Америки величины, как крупные (такие, как Индия), так и меньшие по масштабу, но столь же стойкие. Особенно это касалось арабских стран, Индии, стран Юго-Восточной Азии, некоторых африканских (Гана, Египет) и азиатских (Индонезия, Бирма) государств. Было положено начало процессу, который в 60-х годах породил «Группу 77» и движение неприсоединения, в 70-х годах активизировал ОПЕК и борьбу за новый международный экономический порядок. Так, в результате серьезных просчетов американской дипломатии Египет — крупнейшая страна арабского мира — вышел в 1955 — 1956 годах из орбиты влияния США. Американцы «перегнули палку» в подходе к строительству жизненно важной для Египта Асуанской плотины. (Сенаторы из южных штатов не могли себе представить, зачем Соединенным Штатам помогать египтянам в строительстве плотины, которая поможет египетскому хлопку конкурировать с американским.) В Вашингтоне утверждалось, что эксплуатация сложного оборудования ГЭС не по силам примитивным египтянам. Одна из причин американского просчета заключалась в том, что Вашингтон не мог себе представить, что у американцев в этом деле могут быть конкуренты. Отказ Египта признать режим Чан Кайши привел к окончательному (июль 1956 г.) отказу США помочь Египту в строительстве Асуанской плотины. Это довольно быстро привело к утрате американского влияния в значительной части арабского мира. Чтобы поправить дела, вернуть Ближний Восток в зону своего влияния, а также чтобы «заменить» потерявших (после авантюры 1956 г.) влияние в регионе Англию и Францию, администрация оказала нажим на конгресс, и в январе 1957 г. была провозглашена так называемая доктрина Эйзенхауэра, которая давала президенту право вмешиваться в дела стран Ближнего Востока всеми средствами (включая военные), в случае если какое-либо правительство региона обратится с просьбой о помощи. Соединенные Штаты именно в этот период начали укреплять связи с Саудовской Аравией, делая на нее ставку как на свою опору в Персидском заливе. В апреле 1957 г. США постарались создать блок трех арабских монархий — Саудовской Аравии, Иордании и Ирака. В попытке укрепить свое влияние в восточной части арабского мира Соединенные Штаты 14 июля 1958 г. высадили в Ливане свой военный десант. Но эта операция показала ограниченные возможности чисто силового подхода и вызвала раскол в самом американском руководстве. Объединенный комитет начальников штабов требовал оккупации всего Ливана, но политическое руководство США понимало риск подобной акции. Президент Эйзенхауэр отдал приказ ограничить зону оккупации Бейрутом и прилегающим аэропортом.
Важно отметить еще одну черту событий на Ближнем Востоке летом 1958 г. Англичане, закрыв глаза на недавний неудачный суэцкий «опыт», бросили свои войска в Иорданию, чтобы оградить британские нефтяные интересы в Персидском заливе, и предложили американцам (высадившимся в Ливане) принять участие в этой операции. Борьба в американских верхах на этот раз тоже была весьма острой, многие хотели вернуть арабские страны в зону своего влияния, используя силу. Лишь после долгих дебатов президент Эйзенхауэр отказался от предложения англичан.
На Кубе в 1959 г. победила революция во главе с Фиделем Кастро. Никогда еще в американской истории XX века из орбиты американского влияния не выходила страна, расположенная столь близко от США. Вначале в Вашингтоне выдавали желаемое за действительное, усматривая в Ф. Кастро еще один вариант вождя — близкого к идеалу просвещенного, либерального, проамерикански настроенного деятеля. Но самостоятельность поведения правительства Ф. Кастро быстро разочаровала Белый дом. Начались поиски американской альтернативы. В результате дело «налаживания» отношений с Кубой было быстро передано ЦРУ, которое приняло решение убить Ф. Кастро и оказать всемерную поддержку контрреволюционной эмиграции, остаткам войск свергнутого диктатора Батисты. Это и предопределило конечное поражение американских попыток возвратить Кубу в сферу своего влияния. По престижу американской внешней политики был нанесен серьезный удар. Вашингтон не мог долго терпеть эти «унижения», результаты чего обнаружились во всем объеме при президенте Дж. Кеннеди во время подготовленной ЦРУ высадки контрреволюционеров на Кубу в апреле 1961 г.
4. ПОДХОД КЕННЕДИ—ДЖОНСОНА
При Эйзенхауэре возросло общее число государств, с которыми США имели соглашения о военных союзах, их стало 45. Президент Эйзенхауэр считал, что дело укрепления позиций Америки в мире в период его правления находилось в надежных и опытных руках. «Если, учитывая наше положение в мире, мы будем заменены людьми с меньшим опытом, меньшим престижем и без уз знакомства и даже дружбы, какие есть у нас с Фостером (Джоном Ф. Даллесом. — А.У.) со многими лидерами мира в различных его частях, тогда возникает вопрос: что будет дальше?» (Запись в дневнике Эйзенхауэра, помеченная январем 1956 г.) Политические противники Д. Эйзенхауэра думали иначе. Идеологи оппозиции стали появляться как на стороне тех, кто считал его политику излишне рискованной, так и на стороне тех, кто считал эту политику малоэффективной.
Важно отметить возникновение явления, невозможного в прежние годы, для которого была характерна быстрота развития экспансии: формируется идейная оппозиция «тотальной вовлеченности» — первая линия критики американской внешней политики. Так, известный и влиятельный сенатор Рассел начиная с середины 50-х годов стал излагать мысль о том, что Америка приблизилась к опасной грани, когда становится очевидным предел ее материальных возможностей.
Но все более влиятельной во второй половине 50-х годов начала становиться вторая линия критиков и противников внешнеполитического курса Д. Эйзенхауэра. На пике могущества Америки в ее правящем классе появилась группа политиков, призвавших «не дрейфовать к неоизоляционизму», а, напротив, более активно использовать «дарованные судьбой» возможности Америки. В ходе предвыборных президентских кампаний самым простым способом завоевания престижа и влияния становится требование более энергичной внешней политики. Пожалуй, первой кампанией такого рода была кампания демократов в 1956 г., когда они обвиняли республиканского президента Эйзенхауэра в пассивности, приведшей к тому, что половина Индокитая была окончательно потеряна для Запада, где США выглядели «бумажным тигром», что НАТО встала на путь упадка. Спустя четыре года Дж. Ф. Кеннеди повторил эти обвинения с удесятеренной силой. Важно отметить начало процесса: от одной избирательной кампании до другой средством привлечения избирателей на свою сторону стало обещание блюсти интересы внешней экспансии наиболее эффективным образом. Судьба Америки, ее влияния в мире стала частью предвыборных баталий. Внутри правящих кругов возникла влиятельная группа сомневающихся в способности «медлительного и консервативного» Д. Эйзенхауэра быстро найти подход к нарождавшимся молодым государствам. Нацеливаясь на борьбу за президентское кресло, сенатор Кеннеди указывал правящему классу Америки: «Мы позволили коммунистам лишить нас положения, принадлежащего нам по праву… Мы оказались в положении защитников статус-кво, в то время как коммунисты изображают себя авангардной силой, указывающей путь к лучшему, более яркому и смелому образу жизни». В предвыборной кампании 1960 г. противники курса Эйзенхауэра сделали акцент на «недостаточности» усилий США во внешнем мире, считая, что Америка «теряет темп», что она ставит под удар свое положение лидера капиталистического мира, что необходимы мобилизация ресурсов, новые внешнеполитические средства, правильное использование необъятных технологических возможностей США. Не один Кеннеди стремился обрести национальную известность путем обоснования необходимости новых усилий. Сенатор Л. Джонсон делал упор на интенсификацию американских усилий по освоению космического пространства. Сенатор Г. Джексон утверждал, что мощь Америки зависит от количества атомных подводных лодок; сенатор С. Саймингтон стоял за увеличение числа стратегических бомбардировщиков Б-52. В конечном счете Дж. Кеннеди продемонстрировал свой «грандиозный стиль» тем, что выдвинул программу перевооружения на всех участках стратегической мириады.
(При этом заметим: США превосходили СССР по числу ядерных средств доставки в 10 раз, валовой национальный продукт США троекратно превосходил объединенный западноевропейский и японский, десятки новых государств лишь «стучались в двери» ООН.)
Осевая идея выступлений Дж. Кеннеди — мобилизация ресурсов для движения вперед: «Я начал эту кампанию (борьбы за пост президента. — А.У.) на том единственном основании, что американский народ испытывает недовольство нынешним ведением нашего национального курса, народ обеспокоен относительным спадом в проявлении нашей жизненной силы и падением престижа, наш народ имеет волю и силу сделать так, чтобы Соединенные Штаты начали движение вперед». Кумирами Кеннеди были президенты Вильсон, Ф. Д. Рузвельт и Трумэн, «потому что они привели нашу страну в движение, поскольку только так может Америка видеть наблюдающий за ней мир». «Мы находимся, — говорил Кеннеди (цитируя Э. Берка), — на самой видной сцене», Америке принадлежит волна будущего, ибо «это будущее и Америка — одно и то же».
Приход Дж. Кеннеди к руководству демократической партией означал ослабление того ее крыла, которое связывало свои идеалы и планы с традицией, идущей от Франклина Рузвельта. Отличительной чертой либералов группы Э. Рузвельт — Э. Стивенсон — Ч. Боулс было признание, что не имперское могущество, а выживание Америки является целью национальной политики; что в мире существует сила, более мощная, чем все секреты Пентагона, — национально-освободительное движение, способное изменить политическую картину мира; что Соединенным Штатам следует признать реалии в китайском вопросе; что не менее опасной угрозой, чем коммунизм, являются для Соединенных Штатов сдвиги в освобождающихся от ига колониализма странах. Противники этой группы, возглавляемые Д. Ачесоном, усматривали в ее взглядах «предательство американских идеалов». С их точки зрения, люди типа Э. Стивенсона предпочитали ООН Соединенным Штатам, гуманные благоглупости — национальным интересам США, «банальную идеалистическую морализацию» — здоровому чувству американизма, сомнительную благожелательность новорожденных наций — связям с сильными западноевропейскими союзниками, «мировое общественное мнение» — реальным интересам США в мире.
Близкая к идеям Д. Ачесона новая волна идеологов внешнеполитической экспансии начала подниматься примерно с 1957 г. Главной отличительной чертой ее программы было требование привести американское влияние в мире в соответствие с колоссальным американским потенциалом. Эти новые стратеги глобальной вовлеченности Америки вышли из цитаделей северовосточного истеблишмента, университетов, традиционно поставлявших лидеров правящей элиты, исследовательских центров — «фабрик мысли» Северо-Востока. Они были уверены в себе, в своей компетентности и нисколько не сомневались в своем превосходстве над консерваторами маккартистского периода, над республиканскими политиками-бизнесменами администрации Эйзенхауэра, которым приходилось туго в споре со светскими, энергичными и эрудированными представителями клана Кеннеди. Близко наблюдая «новых людей», скептически настроенный заместитель государственного секретаря Ч. Боулс позже писал: «Они ищут случая показать свои мускулы… Они полны воинственности».
Для плеяды, возглавляемой Дж. Кеннеди, неверие в способность Америки решить любую проблему и направить развитие мира в нужное русло означало измену главным американским принципам, недооценка мощи США (военной, экономической, политической), внутренней стабильности метрополии, основанной на национальном консенсусе, отсутствии реальной оппозиции политике расширения влияния, веры в особое предназначение Америки. Осторожное маневрирование, свойственное политике Д. Эйзенхауэра, стало казаться преступным пораженчеством. Тем самым оно (с точки зрения Кеннеди) как бы ставило предел распространению американской мощи в мире. Президент Кеннеди считал, что пассивность, свойственная республиканской администрации, может лишить США стратегической инициативы, вызвать у союзников и подопечных стран волю к самоутверждению.
Дж. Кеннеди указал на чрезвычайность переживаемого периода: «Поток событий (выдвинувших Америку вперед. — А.У.) иссякает, и время перестает быть нашим союзником». Мощь Америки должна была быть использована быстро, активно, эффективно и немедленно. Даже при решении задач местного значения следует добиваться успеха ценой привлечения всех ресурсов, находящихся в американском распоряжении. Президент Кеннеди выразил кредо своей администрации в инаугурационной речи: «Пусть каждая нация вне зависимости от того, желает она нам добра или зла, знает, что мы заплатим любую цену, вынесем любое бремя, перенесем любые трудности, поддержим любого друга, выступим против любого врага ради обеспечения торжества свободы». Даже делая скидку на неизбежную высокопарность риторики, следует сказать, что это было огромное обещание. Ни одна страна не может вынести «любое бремя», «заплатить любую цену». И США брали на себя рискованное обязательство судить о том, кто нуждается в их поддержке.
Годы правления Эйзенхауэра порицались за самодовольство, за отсутствие чувства ответственности, за массовый уход в собственные мелкие проблемы, за безразличие к «всемирным задачам» США. Готовность охранять имперские интересы стала приравниваться к патриотизму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96