Показательно, что после первых же неотразимых ударов Красной Армии по немецко-фашистским войскам гитлеровская пропаганда стала уверять, что Советский Союз искусно скрыл от всего мира свой оборонный потенциал, свою военную технику, свою промышленную базу на Урале и в Сибири. Многие западногерманские авторы и теперь снова и снова возвращаются к этой теме и настойчиво пытаются распространить мнение, что экономика гитлеровской Германии была недостаточно подготовленной к войне против СССР, хотя известно, что в 1939—1940 годах рейх наращивал свой военно-промышленный потенциал, равно как и военную мощь, куда быстрее, чем Советский Союз, и что это наращивание, как уже отмечалось, обеспечивалось промышленными ресурсами всей капиталистической Европы, в центре которой она занимала тогда важные экономические и стратегические позиции. «Сейчас ясно, — говорилось в одном из таких исследований, — что недостаточные темпы расширения военного производства, сохранившиеся якобы почти до 1941 года по существу неизменными, явились крупнейшей ошибкой, допущенной Германией, и именно той ошибкой, которая отняла у нее все шансы на победу». Но ведь у Гитлера были же, очевидно, основания к тому, чтобы заявить: «К счастью, мы настолько вооружились, что готовы ко всему… Я уверен, что наше нападение сметет их, подобно урагану». Таким образом, все указывает на то, что военное производство фашистской Германии все эти годы непрерывно расширялось, а в 1943 году выпуск оружия и военного снаряжения, согласно официальным данным, почти в три раза превысил показатели 1941 года и достиг самого высокого за всю войну уровня.
Несмотря на усилия, предпринятые СД и абвером по развертыванию разведывательной сети, охватывающей территорию СССР и сопредельные ему страны, им не удалось обеспечить получение сведений, в которых нуждалось верховное командование вермахта.
Совершенно определенно говорил об этом просчете нацистской разведки генерал Гальдер. «Общая обстановка, заявлял он, — все очевиднее и яснее показывает, что колосс России… был нами недооценен».
Генерал Блюментрит, близко стоявший тогда к гитлеровскому генеральному штабу, сетовал на то, что при подготовке нападения на СССР было очень трудно составить сколько-нибудь четкое представление о Советской России и ее возможностях. «У нас, — писал он, было мало сведений относительно русских танков. Мы понятия не имели о том, сколько танков в месяц способна произвести русская промышленность».
«Германская разведка, — утверждал западногерманский военный историк Гёрлиц, — неправильно оценивала силы Советского Союза и возложила большие надежды на слабость русской армии. Полное неведение отмечалось со стороны Германии и в вопросе о производственной мощи советской индустрии». В таком же духе высказывался и бывший начальник штаба оперативного руководства верховного главнокомандования вермахта генерал-полковник Йодль. «Мы, — заявил он на допросе в Нюрнберге после разгрома фашистской Германии, — страдали постоянной недооценкой русских сил… В нашей разведке были крупные провалы… »
ИЛЛЮЗОРНОСТЬ РАСЧЕТОВ НА ПОДРЫВ СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА
Наконец, как признали немецкие стратеги, была допущена также недооценка социально-психологических особенностей народов СССР, силы их патриотическою духа и стойкости, морально-политического единства советского общества в целом. Расчеты нацистской разведки на то, что нападение Германии на нашу страну вызовет внутренние брожения, открытые выступления против Советской власти, национальную рознь между народами СССР, не оправдались. Разлада, о каком мечтали Гитлер и его сообщники, не произошло. «Во время войны наша страна не знала национальной розни. Общее лихо сблизило всех». В тяжелейших условиях, когда значительная часть территории нашей страны оказалась временно под пятой немецко-фашистских захватчиков, советские люди, перенося неслыханные лишения, вызванные войной, обнаруживали редкостное единение духа, строгий порядок во всем, выдержку и дисциплину. Вынужден был признать это и наш противник. Известно, например, что один из нацистских главарей — Геббельс, возглавлявший в те годы министерство пропаганды рейха, заставлял всех работников своего ведомства смотреть приобретенный за границей советский фильм про оборону Ленинграда, чтобы на этом примере они могли научить берлинцев стойкости и самоотверженности.
Именно благодаря безграничной преданности Отчизне, исключительной выдержке, терпению и строжайшей дисциплине, ярко проявившимся как на фронте, так и в тылу, расстраивались планы агрессора, направленные на подрыв и ослабление нашей страны изнутри, своевременно срывались происки гитлеровской агентуры. Несмотря на огромные старания органов нацистской разведки и пропаганды, применяемые ими изощренные приемы, потерпели крах надежды гитлеровцев раскачать устои многонационального Советского государства, разобщить народы Советского Союза, нанести удар по моральному состоянию советского общества. И в годы самых тяжких испытаний советские люди были верны своей Родине, своему государству, о чем, в частности, свидетельствовали размах партизанского движения и стойкость советского сопротивления в приграничной зоне и районах окружений.
Нацистские секретные службы оказались не в состоянии понять все это. В грозные дни войны в их обобщенных докладах, представляемых политическому и военному руководству рейха, дело рисовалось таким образом, будто Советская власть не имеет поддержки в народе, советские люди деморализованы и растеряны, что «русский колосс, покоящийся на глиняных ногах» может быть без особого труда опрокинут. Такое глубокое заблуждение, вытекавшее из расово-идеологических установок, порождало иллюзию неизбежности острых внутренних конфликтов в Советском Союзе, в результате которых, как были убеждены нацистские главари, страна после нескольких серьезных ударов распадется, «превратившись в группирование независимых государств». В итоге ослабнет ее сопротивление, и перед немецкими войсками откроется возможность беспрепятственного продвижения вплоть до Урала. «Гитлер и Гиммлер, а с ними и некоторые представители генералитета придерживались той точки зрения, — свидетельствовал В. Шелленберг, — что Советский Союз после эффективных военных ударов может оказаться разрушенным изнутри».
ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ НЕ СРАБОТАЛИ
Значит ли это, что в органах гитлеровской разведки не было людей, способных трезво оценивать положение дел? Разумеется, такие люди были. Взять, к примеру, руководителя абвера адмирала Канариса. Этому ярому реваншисту, много сделавшему для осуществления преступных целей милитаризма, постоянно стремившемуся к созданию единого Западного фронта против СССР, нельзя отказать в высоком профессионализме и известной политической проницательности. Такой вывод подтверждается многими фактами и мнениями. Западногерманский исследователь О. Рейле пишет, что, каким бы прекрасным специалистом ни был Канарис и какой бы большой урон ни нанесли органы абвера агентурным группам противника, главная цель не была достигнута. Канарис, человек, который обладал природным даром заглядывать далеко в будущее, еще до начала второй мировой войны говорил в кругу своих ближайших сотрудников, что, учитывая международное положение, надо сделать все во избежание европейской войны; для Германии эта война может означать лишь величайшее бедствие.
В сентябре 1939 года в доверительной беседе с Канарисом тесно сотрудничавший с ним начальник венгерской разведки генерал-полковник Хеннеи, с которым у адмирала за многие годы общения сложились близкие дружеские отношения, спросил его, как в связи с захватом Польши он оценивает обстановку в целом. Тот ответил: «Победа над Польшей — это только частичный успех. До завершения войны еще далеко; вместе с Англией и Францией в нее вступят Соединенные Штаты Америки, и может случиться так, что эта группировка держав одержит победу над Германией».
Во всяком случае, еще до нападения фашистской Германии на нашу страну Канарису удалось увидеть то, что оказалось недоступным для других нацистских деятелей его ранга, на основании чего он постепенно пришел к заключению, что у Германии нет ни достаточных сил, ни объективных условий для победы. «Чем напряженнее становилась обстановка в ожидании войны с Россией, — отмечает Шелленберг, — тем нервознее и рассеяннее становился Канарис. В разговорах он беспорядочно затрагивал одну тему за другой, перескакивал с обсуждения вопроса об американской авиационной промышленности на политические события на Балканах», неминуемо, в конце концов, приходя к проблеме о России.
В этой связи стоит упомянуть об одном примечательном эпизоде: близкие Канарису люди свидетельствовали, что адмирал после одной личной аудиенции у Гитлера был крайне озабочен тем, что «фюрер имел совершенно искаженное представление о Советской России», слепо верил в то, что после первых недель вооруженной схватки «русские пойдут на капитуляцию вследствие развала строя». Опираясь на известные ему данные, адмирал Канарис, имевший в то время определенное влияние на Гитлера, осторожно попытался обратить внимание фюрера на опасность отрицания высокой жизнеспособности советской системы и недооценки потенциальных возможностей СССР как будущего военного противника. При этом он довел также до сведения Гитлера аналогичное мнение представителей венгерских генштабистских кругов и, очевидно, чтобы придать больший вес своим словам, подчеркнул, что Венгрия, территория которой рассматривалась нацистами в качестве плацдарма для нападения на Советский Союз, используя общую с ним границу, ведет интенсивную разведку противостоящих сил и хорошо информирована о состоянии военного потенциала и живучести экономики СССР. Гитлер — это было еще до ставших впоследствии обычными в таких случаях припадков бешенства, то есть, когда он был еще способен выслушивать советы и даже терпимо относиться к людям, высказывавшим противоположное мнение, — немедленно и решительно парировал предостережение главы своей военной разведки. Он заявил, что данные Канариса сильно преувеличены, что первый же «решающий удар», который он нанесет крупными силами, неминуемо приведет к краху Советского государства и, как подсказывает его интуиция, вся военная кампания на Востоке займет лишь несколько месяцев.
Среди определенной части ближайшего окружения адмирала Канариса, очевидно не без его старания, было распространено мнение, что проявлением необоснованного оптимизма, непростительным легкомыслием следует считать поведение военных, которые с помощью профессиональной аргументации убеждали Гитлера в мысли, что «русский поход можно завершить за несколько месяцев».
Известно также, что в начале августа 1940 года генерал Эрих Кестринг, представитель старой милитаристской школы, один из рьяных сторонников нацистской программы захватнических войн, считавшийся «самым осведомленным во всей Германии специалистом по Советскому Союзу», военный атташе немецкого посольства в СССР с 1935 по 1941 год, предостерегал Гитлера от поспешных выводов. Он уверял его в том, что, если даже немецко-фашистским войскам и удастся захватить Москву, это нельзя рассматривать «как ключ к победе» и что взятие советской столицы далеко не решит всех проблем похода против СССР. О возможных тяжелых последствиях военной авантюры, затеваемой против СССР, фашистских правителей предупреждал и германский посол в Москве Шуленбург.
На Нюрнбергском процессе над главными нацистскими военными преступниками Риббентропу был предъявлен документ — меморандум посла Шуленбурга, советника посольства Хильгера и военного атташе Кестринга. В этом меморандуме они предостерегали правительство рейха от недооценки оборонной мощи Советского Союза, о серьезных опасностях, которые неизбежно нависнут над Германией, если она вдруг, не считаясь с колоссальным риском, решится напасть на СССР. Предостережения эти, конечно, же были не беспочвенны. Продолжительное время находясь в Москве и опираясь в своей работе на помощь слаженно действовавшего аппарата, в составе которого было немало профессионалов-разведчиков, Шуленбург, Хильгер и Кестринг могли получить доказательства растущей обороноспособности и высоких моральных качеств народа, составить представление о боеспособности нашей армии и военно-морского флота, убедиться в возможности их быстрой мобилизации и даже в какой-то степени разгадать планы советского командования, связанные со стратегическим развертыванием сил. Тем более что выяснение именно этих вопросов составляло главную цель их пребывания в СССР. Но все такого рода предостережения были отметены Гитлером как несостоятельные. Сообщения о новых пополнениях советских войск на центральном и северном участках фронта, получаемые по каналам службы СД из Стокгольма, также были проигнорированы.
В своих мемуарах Шелленберг пишет о том, что руководители рейха летом 1942 года пренебрегли информацией, изложенной в представленном им Гитлеру обстоятельном докладе о «действительном оборонном потенциале СССР и силе русской армии», несмотря на то, что доклад, как он утверждал, был «подкреплен до мельчайших деталей соответствующими документами». Ознакомившись с докладом, Гитлер вызвал Гиммлера. Подробности состоявшегося между фюрером и рейхсфюрером СС разговора неизвестны. Однако известно, что Гиммлер тотчас же приказал арестовать ответственных сотрудников, причастных к составлению доклада, обвинив их в пораженчестве. Только после того как в дело вмешался статс-секретарь Баке, пользовавшийся у нацистской верхушки авторитетом «крупного специалиста по России», рейхсфюрер предоставил Шелленбергу возможность лично объясниться по этому поводу. Беседа протекала сначала крайне бурно. Гиммлер обрушился с бранью в адрес авторов доклада, назвал специалистов из института Ваннзее «шпиками НКВД», упрекнул Шелленберга в том, что тот поддается влиянию безответственных сотрудников, позволяя увлечь себя пораженческими настроениями.
Разумеется, вряд ли можно считать достоверным все, что сообщает по этому поводу Шелленберг, ведь, описывая события минувших лет, он изо всех сил стремился выставить себя и свою роль в лучшем свете. Конечно же его попытка стать в позу некоего «идейного противника» Гитлера и Гиммлера выглядит беспомощно. Но пример этот сам по себе передает атмосферу, царившую тогда в правящей нацистской верхушке.
ТВОРЦЫ ПОЛИТИКИ И РАЗВЕДКА
Словом, Гитлер вопреки всякой логике упорно и решительно отвергал все сообщения разведки, если они не соответствовали созданной им концепции войны, не укладывались в рамки его схемы, а всякую предостерегающую информацию называл не иначе как «сказки Канариса». Представляемые Гитлеру многочисленные разведывательные донесения о действительном положении вещей не могли заставить его отказаться от навязчивой идеи. Такого положения, отмечают западные исследователи, не было во время первой мировой войны. Тогда немецкая разведывательная служба не приспосабливалась к тому, «что хотят слышать наверху», а исходила из признания объективного факта превосходства противника в живой силе и вооружении, и к ее мнению прислушивалось верховное командование армии. Гитлер же полностью игнорировал предостережения своей секретной службы. Он выбирал из общего потока разведывательной информации и ее оценок исключительно то, что соответствовало его собственным идеям.
Военно-стратегическая задача, которую ставил Гитлер перед вермахтом, казалась ему простой. Успехи, одержанные немецкими войсками на начальном этапе войны при сравнительно незначительных потерях в живой силе и технике, укрепили в нем иллюзию, что Германия способна одержать «молниеносную» победу над Советским Союзом. Как противника Красную Армию он всерьез не воспринимал, отзывался о ней с пренебрежением. Но это было не презрение могущественного врага к своему противнику, а недооценка его сил и возможностей. В итоге случилось то, что во все времена считалось самым пагубным и непоправимым в делах разведки: ее оценка добываемой информации, имевшей важное значение для принятия решений на государственном уровне, стала все больше утрачивать объективность, беспристрастность и точность.
Боясь вызвать гнев фюрера, который не выносил информации, противоречащей его «предначертаниям» и проводимой им политике, стремясь вовремя сказать «да», постоянно испытывая соблазн не упустить случая всецело завладеть вниманием фюрера, заслужить его благосклонность и расположение, руководители абвера, СД и прочих служб «тотального шпионажа» в конце концов стали сообщать ему вопреки реальным фактам именно то, что он хотел слышать, что отвечало его представлениям, которые он, уверовавший в собственную исключительность, считал незыблемыми и непререкаемыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49