Из этого не следует, что разрушительные действия не могут быть прерваны слабейшими морскими силами неприятеля.
Хищническая экспедиция Миссиеси в Вест-Индии в 1805 г., упомянутая в предыдущей главе, была очень успешна. Она была предпринята из того соображения, что в Вест-Индии не было морской силы, которая могла бы соперничать с его, Миссиеси, 5 линейными кораблями и что вряд ли можно было опасаться своевременного прибытия превосходящих морских сил. Экспедиция же Вильнева, предпринятая в том же году с целью разрушения и разорения, была ошибкой, так как силы лорда Нельсона, хотя и уступавшие французским, но все же достаточно серьезные, прибыли туда до времени, возможного для начала операций.
Так как на практике время и величина сил служат мерилом одно другого, то очевидно, что на море сомнительного обладания легкие атаки с целью разрушения и опустошения всегда имеют больший успех, чем крупные атаки большого значения.
Из общего обзора морской истории видно, что по мере того как сомнительное обладание морем становится все менее и менее сомнительным, переходя постепенно в полное владение какой-либо одной державы, незначительные нападения на территории, предпринимаемые постепенно ослабевающей морской державой с целью разорения и опустошения, становятся все более и более незначительными, пока совсем не прекратятся, потому что их успех будет или слишком невероятен, или риск в случае неудачи не будет уравновешиваться перспективами успеха.
Другое затруднение в строгой классификации атак и оборон состоит в том, что экспедиции, имеющие в виду завоевание, бывают двух родов: одни, требующие времени и свободных сообщений, и другие, не нуждающиеся ни в том, ни в другом. Последние подходят, смотря по успеху или неудаче, под те же условия экспедиций чисто разрушительного и опустошительного характера. О первых нечего много распространяться. Ясно, что раз время входит в число условий успеха и неудачи хищнических нападений с моря сомнительного обладания, то оно должно иметь еще большее значение среди условий, необходимых для завоеваний и занятий местности после первоначального нападения на нее.
Возьмем Гибралтар как ближайший подходящий пример. Крепость была взята в короткое время и небольшой частью флота сэра Джорджа Рука. Море было тогда в условии сомнительного обладания, и если бы остальная часть его флота не была в состоянии сама удержаться и разбить французский флот через три недели после этого события в сражении при Малаге, то Гибралтар тут же бы ускользнул из наших рук, так как не был бы готов к обороне так скоро после своего занятия. Предполагая поэтому, что посланная сила была только достаточна для успешного нападения и завоевания, можно считать, что времени было довольно для захвата Гибралтара, но мало, чтобы удержать порт в своих руках даже только против нападения, не говоря уже об осаде или обложении.
Вышеупомянутая высадка Наполеона в Египет также может служить хорошим примером подобного же случая. Перевезенный через море сомнительного обладания десант был высажен с быстротой и легкостью, хотя и при крайней возможности совершенно противного результата, так как паруса подходивших кораблей французов и уходящих кораблей англичан были видны из Александрии в один и тот же день. Само же предприятие было неудачно, потому что армия не успела обеспечить себя в стране всем необходимым, прежде чем ей отрезали пути сообщения.
Но все совершенно меняется, когда экспедиция, отправленная для завоевания и занятия местности, ожидает поддержки на той же территории, в пределы которой вторгается. В этом случае, раз десант высажен, морские действия окончены, и морская коммуникационная линия высадившихся войск может быть отрезана без вреда для них, так как здесь нет необходимости рассчитывать на доставку подкрепления и продовольствия со стороны моря; весь же расчет основан на получении их в самой стране, куда десант высажен. Разумеется, эти последние расчеты могут оказаться ошибочными, и тогда экспедиция сделается совершенно неудачной. Если же расчеты оправдались, то ничто со стороны моря не может препятствовать успеху.
Вообще ясно, что весь успех экспедиции с моря, не находящегося в обладании у той державы, которая переправляет десант, зависит исключительно от времени, необходимого для выполнения операции. Можно предпринимать небольшие атаки, если о трудных и серьезных нечего и думать; и само собой разумеется, что для атак легких не следует употреблять крупные силы. Бесспорно также, что риск будет велик и при небольших атаках, но он нисколько не уменьшится, если мы к атакующим силам придадим прикрытие из флота, хотя и сильного, но не господствующего на этом море. Успех небольших атак вполне основывается на уклонении от возможной встречи с оборонительными морскими силами противника. Всякая лишняя сила уменьшит шансы успешного уклонения, и весьма вероятно, что привлечет большие оборонительные силы.
Вероятность успеха не увеличивается при посылке флота слабейшего, чем неприятельский, но зато неудача непременно должна быть гораздо серьезнее и чувствительнее. Наполеон сделал крупную стратегическую ошибку, взяв с собой флот в Египет. Он как будто напрашивался на сражение при Ниле, потому что флот, не обеспечив командования морем, не мог быть ему и полезен. Если же Наполеон рассчитывал на индифферентное море, каким оно, собственно, и было, то ошибка его состояла в том, что он сам обратил его из этого состояния в состояние сомнительного обладания не только тем, что привлек в ту сторону британские морские силы, но и тем, что предоставил последним полную свободу и безопасность. Если бы весь флот Наполеона остался в Тулоне, вряд ли бы Нельсон осмелился покинуть свой пост перед этим портом.
Все это приводит нас к заключению, что если предпринимается большая экспедиция через море сомнительного обладания и с целью нападения на территорию, что займет много времени, то необходимо или прикрывать ее флотом, достаточно сильным для отражения попытки неприятеля отрезать пути сообщения, или же совершенно отдельно от экспедиции послать морскую силу, способную бороться по крайней мере при равных условиях со всяким неприятельским флотом. При желании же вполне и окончательно обеспечить экспедицию следует сделать и то, и другое. В стороне от места наступательных действий демонстративные морские силы будут занимать неприятеля, а на самом месте атаки прикрывающий флот готов действовать в случае неожиданности.
На пути нашего исследования мы найдем массу прекрасных примеров на все эти вопросы и сделаем правильную классификацию их; а когда внешние весьма разнохарактерные черты предстоящих к изучению случаев будут исследованы, то мы будем в состоянии судить о шансах на успех и неудачу в каждом подобном примерном случае, который может быть приведен при разборе действий будущей морской войны.
Необходимо сказать два-три слова о сущности этих нападений на территорию и о силах, употребляемых при этом. Нападения одними корабельными силами без помощи сухопутных войск бывали чрезвычайно редко и ограничиваются только случаями бомбардирования флотами той державы, которая безапелляционно владеет морем. Бомбардировки, как средства мщения со стороны слабейшей морской державы, почти никогда не происходили, но со стороны державы, обладающей морем, они становятся частыми, особенно в последние периоды морской истории, и служат иногда даже предметом особых приготовлений. Таковы, например, периодические бомбардировки французских портов Канала; на них мы уже делали мимоходом ссылку. Таковы же бомбардировки Гибралтара испанцами, Свеаборга соединенными флотами и, до некоторой степени, бомбардировка федератами укреплений конфедератов в междоусобную американскую войну. Из бомбардировок с обыкновенных военных судов, без посредства каких-либо особых приспособлений, мы имеем замечательный пример бомбардировки при Копенгагене, хотя здесь сила бомбардированных фортов была меньше силы фортов, импровизированных корабельными средствами.
Кроме Копенгагена, можно еще назвать Алжир, Акру, а из современных — Одессу и Александрию.
Нападение на территорию при участии одних только корабельных сил, пример чему мы имеем уже в 1807 г. в экспедиции сэра Джона Дукворта при форсировании Дарданелльского пролива, получило большое распространение в междоусобную американскую войну и отличалось там иногда особенным интересом, благодаря применению подводных мин. В этом случае бомбардировка неприятельских фортов служила средством к достижению благоприятного конца, именно к обеспечению пути для военных действий по ту сторону фортов. К этому же типу операций может быть, до некоторой степени, причислена и атака кораблями фортов Пейхо в 1859 г.; но она, в таком случае, займет место в ряду немногих неудач среди атак такого рода. Бомбардировки только ради разрушения, без всякой другой задачи, и в больших и в малых размерах случались редко. Подобные же бомбардировки при помощи даже только одного корабля, чему примеры мы найдем в изобилии, в чили-перуанской войне, кажутся новыми по идее и исполнению, но доступны только державе, обладающей морем.
Чаще случались бомбардировки с кораблей при участии войск, действовавших с берега, хотя при этом они имели обыкновенно второстепенное значение. Подобный пример представляет собой бомбардировка севастопольских фортов нашими кораблями во время хода самой осады.
Главное нападение совершается почти всегда со стороны суши. Рассмотрим, какую роль в обороне играют обыкновенно укрепления и крепостные верки. Высадки, как мы увидим, никогда не производятся под огнем верков, если его, конечно, можно избежать. С другой стороны, мы чрезвычайно редко встретим укрепления так идеально расположенные, чтобы приходилось вести штурм прямо со стороны моря. По крайней мере положение Гибралтара и его взятие прямым нападением с моря представляет единственный пример. При обсуждении его необходимо остановиться на поразительной силе сопротивления, представляемого крепостными верками, которые могут быть атакованы только со стороны моря. Характер их наводит на размышления об общей системе укреплений, принятой в прошлом.
По-видимому, сознавалось, что непосредственное нападение с моря есть дело настолько трудное, что самые слабые верки, обеспечивающие крепость с этой стороны, будут достаточны, чтобы отвлечь внимание неприятеля от этого рода атаки к более надежной и легкой со стороны суши. Поэтому идея о «цитадели», происходящая, по-видимому, по прямой линии от средневековой «башни», почти всегда руководила системой укреплений, и мы встретимся со случаями, когда эта идея приносила ожидавшиеся от нее плоды .
Обычай постройки сплошной крепости в виде цитадели, снабженной всем необходимым настолько, чтобы выдерживать обложение и осаду, указывает на очевидное предположение, что неприятель займет всю окружающую местность и что ему будет предоставлена свобода производить разрушение и опустошение всего, что только ему вздумается.
Это предположение вызывает, в свою очередь, другое, а именно: неприятельские силы, занявшие окружающую местность, будут превосходить силы гарнизона; в противном случае они были бы встречены и разбиты, прежде чем сами успели что-нибудь сделать; исключение могло быть только в том случае, если действия их были бы настолько быстры, что закончились прежде, чем гарнизон был в состоянии появиться на место их. Запасы крепости поэтому рассчитывались в предположении удачной высадки превосходящих сил противника и отсутствия возможности воспрепятствовать разграблению и опустошению страны, за исключением пределов небольшой площади, окружающей крепость. Но при этом допускалась все-таки возможность такого замедления окончательного успеха противника, при котором истощение его запасов, с одной стороны, и прибытие подкреплений к гарнизону, с другой стороны, могли иметь место прежде, чем падет крепость; в этом случае гарнизон снова завладел бы страной. Однако если цитадель считали способной удержаться до прибытия помощи к ней или до истощения запасов неприятеля, то она могла помешать материальному разрушению, потому что все, что особенно ценно и что желательно сохранить от гибели, было бы собрано или внутри самой цитадели, или в пределах сферы обстрела ее орудий. Существование такого устройства повело бы, конечно, к предотвращению атак, за исключением только случаев достаточности времени для взятия крепости обыкновенными способами. Но это только иное выражение того факта, что сердце страны, в которую вторгся неприятель, лежит в цитадели.
Если это не так, то от нападения на последнюю можно и воздержаться, в случае желания и возможности занять и удержать страну, не владея ее крепостями. Цитадель тогда все равно с течением времени должна будет сдаться.
Можно, впрочем, держаться и противоположного пути рассуждений: если обладание цитаделью равносильно обладанию страной, в случае ее падения, новый обладатель ее становится не более сильным, чем был старый. Другими словами, всякая оборона подобного рода, как мы увидим на многочисленных примерах, отрезывает оба пути. Место, которым трудно овладеть, так же трудно и отбить назад, если оборона опирается только на сушу. Но место, которое обороняется присутствием морских сил и которым можно овладеть только при участии более значительной морской силы, может быть легче отвоевано обратно, чем оно было завоевано, так как завоевавшая морская сила может оказаться слабее той, которая придет для отбития занятого укрепления.
Сильнейшая морская держава может претерпеть более продолжительные потери территории, которую она укрепила и снабдила гарнизоном, чем территории, которую только снабдила гарнизоном, но которая не имеет цитадели. Поэтому та морская оборона, которая опирается на обладание морем, служащим единственно возможным путем доступа для неприятеля, должна считаться во всех отношениях самой совершенной обороной. Независимо от нее территория может быть охраняема только гарнизоном или гарнизоном с цитаделью. При временной потере обладания морем победа над гарнизоном может быть достигнута высадкой превосходящих его сил. Территория снова может быть возвращена и без всякого труда только после обратного овладения морем, т.е. после прекращения доставки продовольствия и подкрепления новому гарнизону. Но если новый гарнизон овладел хорошо снабженной цитаделью, то отбитие ее назад тем труднее, чем более упомянутый гарнизон усилил ее укрепления. В предположении, что более сильная морская держава допускает возможность высадки войск на части своей территории, вопрос о том, является ли цитадель, как заменяющая более сильный гарнизон (а это и есть ее прямое назначение), действительно целесообразным и выгодным сооружением — остается еще открытым. Много еще встретится нам в следующих главах случаев, где эти размышления возникнут сами собой.
Но мне кажется, что вряд ли можно избежать убеждения, особенно после изучения вест-индской истории, что обладание морем есть единственная настоящая защита территории, которая доступна нападению с моря. Благоразумно ли тратили наши предки или враги наших предков свои деньги более на гарнизоны и укрепления, которые обыкновенно оказывались недостаточными, чем на изгнание неприятеля из своих морей и на удержание его за границами последних превосходной морской силой, которая бы никогда не оказывалась слабой? Этот вопрос не может быть решен до тех пор, пока неизвестны относительные размеры средств, потребных для каждого из названных способов охраны страны.
Если стоимость гарнизонов и укреплений была совершенно незначительна в сравнении с суммами, потребными на приобретение и удержание за собой обладания морем, то мы имеем возможность сказать, что меньшинство случаев, в которых гарнизоны и укрепления предотвратили переход Вест-Индских островов из одних рук в другие, оправдывают такую систему обороны своих владений. Но если издержки при этой системе сколько-нибудь приближаются к затратам, путем которых достигается прочное обладание морем, то можно найти немало аргументов в пользу последнего.
Из рассмотрения всех нападений на территорию с моря мы выводим следующее почти универсальное правило — никогда ни одно значительное нападение не было сделано прямо с отдаленной базы. Желание иметь защищенные воды, представляющие морскую базу поблизости театра операций против враждебной территории, очевидно, никогда не ослаблялось с начала морской войны и лучше всего иллюстрируется поведением федератов в американской междоусобной войне. Так как базы на их собственной территории были весьма неудобно удалены от театра их операций против Уильмингтона, Чарльстона и Саванны, то они вырвали порты — как, например, у мыса Гаттерас и Рояль — из рук их неприятеля и сделали их своими базами морских операций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Хищническая экспедиция Миссиеси в Вест-Индии в 1805 г., упомянутая в предыдущей главе, была очень успешна. Она была предпринята из того соображения, что в Вест-Индии не было морской силы, которая могла бы соперничать с его, Миссиеси, 5 линейными кораблями и что вряд ли можно было опасаться своевременного прибытия превосходящих морских сил. Экспедиция же Вильнева, предпринятая в том же году с целью разрушения и разорения, была ошибкой, так как силы лорда Нельсона, хотя и уступавшие французским, но все же достаточно серьезные, прибыли туда до времени, возможного для начала операций.
Так как на практике время и величина сил служат мерилом одно другого, то очевидно, что на море сомнительного обладания легкие атаки с целью разрушения и опустошения всегда имеют больший успех, чем крупные атаки большого значения.
Из общего обзора морской истории видно, что по мере того как сомнительное обладание морем становится все менее и менее сомнительным, переходя постепенно в полное владение какой-либо одной державы, незначительные нападения на территории, предпринимаемые постепенно ослабевающей морской державой с целью разорения и опустошения, становятся все более и более незначительными, пока совсем не прекратятся, потому что их успех будет или слишком невероятен, или риск в случае неудачи не будет уравновешиваться перспективами успеха.
Другое затруднение в строгой классификации атак и оборон состоит в том, что экспедиции, имеющие в виду завоевание, бывают двух родов: одни, требующие времени и свободных сообщений, и другие, не нуждающиеся ни в том, ни в другом. Последние подходят, смотря по успеху или неудаче, под те же условия экспедиций чисто разрушительного и опустошительного характера. О первых нечего много распространяться. Ясно, что раз время входит в число условий успеха и неудачи хищнических нападений с моря сомнительного обладания, то оно должно иметь еще большее значение среди условий, необходимых для завоеваний и занятий местности после первоначального нападения на нее.
Возьмем Гибралтар как ближайший подходящий пример. Крепость была взята в короткое время и небольшой частью флота сэра Джорджа Рука. Море было тогда в условии сомнительного обладания, и если бы остальная часть его флота не была в состоянии сама удержаться и разбить французский флот через три недели после этого события в сражении при Малаге, то Гибралтар тут же бы ускользнул из наших рук, так как не был бы готов к обороне так скоро после своего занятия. Предполагая поэтому, что посланная сила была только достаточна для успешного нападения и завоевания, можно считать, что времени было довольно для захвата Гибралтара, но мало, чтобы удержать порт в своих руках даже только против нападения, не говоря уже об осаде или обложении.
Вышеупомянутая высадка Наполеона в Египет также может служить хорошим примером подобного же случая. Перевезенный через море сомнительного обладания десант был высажен с быстротой и легкостью, хотя и при крайней возможности совершенно противного результата, так как паруса подходивших кораблей французов и уходящих кораблей англичан были видны из Александрии в один и тот же день. Само же предприятие было неудачно, потому что армия не успела обеспечить себя в стране всем необходимым, прежде чем ей отрезали пути сообщения.
Но все совершенно меняется, когда экспедиция, отправленная для завоевания и занятия местности, ожидает поддержки на той же территории, в пределы которой вторгается. В этом случае, раз десант высажен, морские действия окончены, и морская коммуникационная линия высадившихся войск может быть отрезана без вреда для них, так как здесь нет необходимости рассчитывать на доставку подкрепления и продовольствия со стороны моря; весь же расчет основан на получении их в самой стране, куда десант высажен. Разумеется, эти последние расчеты могут оказаться ошибочными, и тогда экспедиция сделается совершенно неудачной. Если же расчеты оправдались, то ничто со стороны моря не может препятствовать успеху.
Вообще ясно, что весь успех экспедиции с моря, не находящегося в обладании у той державы, которая переправляет десант, зависит исключительно от времени, необходимого для выполнения операции. Можно предпринимать небольшие атаки, если о трудных и серьезных нечего и думать; и само собой разумеется, что для атак легких не следует употреблять крупные силы. Бесспорно также, что риск будет велик и при небольших атаках, но он нисколько не уменьшится, если мы к атакующим силам придадим прикрытие из флота, хотя и сильного, но не господствующего на этом море. Успех небольших атак вполне основывается на уклонении от возможной встречи с оборонительными морскими силами противника. Всякая лишняя сила уменьшит шансы успешного уклонения, и весьма вероятно, что привлечет большие оборонительные силы.
Вероятность успеха не увеличивается при посылке флота слабейшего, чем неприятельский, но зато неудача непременно должна быть гораздо серьезнее и чувствительнее. Наполеон сделал крупную стратегическую ошибку, взяв с собой флот в Египет. Он как будто напрашивался на сражение при Ниле, потому что флот, не обеспечив командования морем, не мог быть ему и полезен. Если же Наполеон рассчитывал на индифферентное море, каким оно, собственно, и было, то ошибка его состояла в том, что он сам обратил его из этого состояния в состояние сомнительного обладания не только тем, что привлек в ту сторону британские морские силы, но и тем, что предоставил последним полную свободу и безопасность. Если бы весь флот Наполеона остался в Тулоне, вряд ли бы Нельсон осмелился покинуть свой пост перед этим портом.
Все это приводит нас к заключению, что если предпринимается большая экспедиция через море сомнительного обладания и с целью нападения на территорию, что займет много времени, то необходимо или прикрывать ее флотом, достаточно сильным для отражения попытки неприятеля отрезать пути сообщения, или же совершенно отдельно от экспедиции послать морскую силу, способную бороться по крайней мере при равных условиях со всяким неприятельским флотом. При желании же вполне и окончательно обеспечить экспедицию следует сделать и то, и другое. В стороне от места наступательных действий демонстративные морские силы будут занимать неприятеля, а на самом месте атаки прикрывающий флот готов действовать в случае неожиданности.
На пути нашего исследования мы найдем массу прекрасных примеров на все эти вопросы и сделаем правильную классификацию их; а когда внешние весьма разнохарактерные черты предстоящих к изучению случаев будут исследованы, то мы будем в состоянии судить о шансах на успех и неудачу в каждом подобном примерном случае, который может быть приведен при разборе действий будущей морской войны.
Необходимо сказать два-три слова о сущности этих нападений на территорию и о силах, употребляемых при этом. Нападения одними корабельными силами без помощи сухопутных войск бывали чрезвычайно редко и ограничиваются только случаями бомбардирования флотами той державы, которая безапелляционно владеет морем. Бомбардировки, как средства мщения со стороны слабейшей морской державы, почти никогда не происходили, но со стороны державы, обладающей морем, они становятся частыми, особенно в последние периоды морской истории, и служат иногда даже предметом особых приготовлений. Таковы, например, периодические бомбардировки французских портов Канала; на них мы уже делали мимоходом ссылку. Таковы же бомбардировки Гибралтара испанцами, Свеаборга соединенными флотами и, до некоторой степени, бомбардировка федератами укреплений конфедератов в междоусобную американскую войну. Из бомбардировок с обыкновенных военных судов, без посредства каких-либо особых приспособлений, мы имеем замечательный пример бомбардировки при Копенгагене, хотя здесь сила бомбардированных фортов была меньше силы фортов, импровизированных корабельными средствами.
Кроме Копенгагена, можно еще назвать Алжир, Акру, а из современных — Одессу и Александрию.
Нападение на территорию при участии одних только корабельных сил, пример чему мы имеем уже в 1807 г. в экспедиции сэра Джона Дукворта при форсировании Дарданелльского пролива, получило большое распространение в междоусобную американскую войну и отличалось там иногда особенным интересом, благодаря применению подводных мин. В этом случае бомбардировка неприятельских фортов служила средством к достижению благоприятного конца, именно к обеспечению пути для военных действий по ту сторону фортов. К этому же типу операций может быть, до некоторой степени, причислена и атака кораблями фортов Пейхо в 1859 г.; но она, в таком случае, займет место в ряду немногих неудач среди атак такого рода. Бомбардировки только ради разрушения, без всякой другой задачи, и в больших и в малых размерах случались редко. Подобные же бомбардировки при помощи даже только одного корабля, чему примеры мы найдем в изобилии, в чили-перуанской войне, кажутся новыми по идее и исполнению, но доступны только державе, обладающей морем.
Чаще случались бомбардировки с кораблей при участии войск, действовавших с берега, хотя при этом они имели обыкновенно второстепенное значение. Подобный пример представляет собой бомбардировка севастопольских фортов нашими кораблями во время хода самой осады.
Главное нападение совершается почти всегда со стороны суши. Рассмотрим, какую роль в обороне играют обыкновенно укрепления и крепостные верки. Высадки, как мы увидим, никогда не производятся под огнем верков, если его, конечно, можно избежать. С другой стороны, мы чрезвычайно редко встретим укрепления так идеально расположенные, чтобы приходилось вести штурм прямо со стороны моря. По крайней мере положение Гибралтара и его взятие прямым нападением с моря представляет единственный пример. При обсуждении его необходимо остановиться на поразительной силе сопротивления, представляемого крепостными верками, которые могут быть атакованы только со стороны моря. Характер их наводит на размышления об общей системе укреплений, принятой в прошлом.
По-видимому, сознавалось, что непосредственное нападение с моря есть дело настолько трудное, что самые слабые верки, обеспечивающие крепость с этой стороны, будут достаточны, чтобы отвлечь внимание неприятеля от этого рода атаки к более надежной и легкой со стороны суши. Поэтому идея о «цитадели», происходящая, по-видимому, по прямой линии от средневековой «башни», почти всегда руководила системой укреплений, и мы встретимся со случаями, когда эта идея приносила ожидавшиеся от нее плоды .
Обычай постройки сплошной крепости в виде цитадели, снабженной всем необходимым настолько, чтобы выдерживать обложение и осаду, указывает на очевидное предположение, что неприятель займет всю окружающую местность и что ему будет предоставлена свобода производить разрушение и опустошение всего, что только ему вздумается.
Это предположение вызывает, в свою очередь, другое, а именно: неприятельские силы, занявшие окружающую местность, будут превосходить силы гарнизона; в противном случае они были бы встречены и разбиты, прежде чем сами успели что-нибудь сделать; исключение могло быть только в том случае, если действия их были бы настолько быстры, что закончились прежде, чем гарнизон был в состоянии появиться на место их. Запасы крепости поэтому рассчитывались в предположении удачной высадки превосходящих сил противника и отсутствия возможности воспрепятствовать разграблению и опустошению страны, за исключением пределов небольшой площади, окружающей крепость. Но при этом допускалась все-таки возможность такого замедления окончательного успеха противника, при котором истощение его запасов, с одной стороны, и прибытие подкреплений к гарнизону, с другой стороны, могли иметь место прежде, чем падет крепость; в этом случае гарнизон снова завладел бы страной. Однако если цитадель считали способной удержаться до прибытия помощи к ней или до истощения запасов неприятеля, то она могла помешать материальному разрушению, потому что все, что особенно ценно и что желательно сохранить от гибели, было бы собрано или внутри самой цитадели, или в пределах сферы обстрела ее орудий. Существование такого устройства повело бы, конечно, к предотвращению атак, за исключением только случаев достаточности времени для взятия крепости обыкновенными способами. Но это только иное выражение того факта, что сердце страны, в которую вторгся неприятель, лежит в цитадели.
Если это не так, то от нападения на последнюю можно и воздержаться, в случае желания и возможности занять и удержать страну, не владея ее крепостями. Цитадель тогда все равно с течением времени должна будет сдаться.
Можно, впрочем, держаться и противоположного пути рассуждений: если обладание цитаделью равносильно обладанию страной, в случае ее падения, новый обладатель ее становится не более сильным, чем был старый. Другими словами, всякая оборона подобного рода, как мы увидим на многочисленных примерах, отрезывает оба пути. Место, которым трудно овладеть, так же трудно и отбить назад, если оборона опирается только на сушу. Но место, которое обороняется присутствием морских сил и которым можно овладеть только при участии более значительной морской силы, может быть легче отвоевано обратно, чем оно было завоевано, так как завоевавшая морская сила может оказаться слабее той, которая придет для отбития занятого укрепления.
Сильнейшая морская держава может претерпеть более продолжительные потери территории, которую она укрепила и снабдила гарнизоном, чем территории, которую только снабдила гарнизоном, но которая не имеет цитадели. Поэтому та морская оборона, которая опирается на обладание морем, служащим единственно возможным путем доступа для неприятеля, должна считаться во всех отношениях самой совершенной обороной. Независимо от нее территория может быть охраняема только гарнизоном или гарнизоном с цитаделью. При временной потере обладания морем победа над гарнизоном может быть достигнута высадкой превосходящих его сил. Территория снова может быть возвращена и без всякого труда только после обратного овладения морем, т.е. после прекращения доставки продовольствия и подкрепления новому гарнизону. Но если новый гарнизон овладел хорошо снабженной цитаделью, то отбитие ее назад тем труднее, чем более упомянутый гарнизон усилил ее укрепления. В предположении, что более сильная морская держава допускает возможность высадки войск на части своей территории, вопрос о том, является ли цитадель, как заменяющая более сильный гарнизон (а это и есть ее прямое назначение), действительно целесообразным и выгодным сооружением — остается еще открытым. Много еще встретится нам в следующих главах случаев, где эти размышления возникнут сами собой.
Но мне кажется, что вряд ли можно избежать убеждения, особенно после изучения вест-индской истории, что обладание морем есть единственная настоящая защита территории, которая доступна нападению с моря. Благоразумно ли тратили наши предки или враги наших предков свои деньги более на гарнизоны и укрепления, которые обыкновенно оказывались недостаточными, чем на изгнание неприятеля из своих морей и на удержание его за границами последних превосходной морской силой, которая бы никогда не оказывалась слабой? Этот вопрос не может быть решен до тех пор, пока неизвестны относительные размеры средств, потребных для каждого из названных способов охраны страны.
Если стоимость гарнизонов и укреплений была совершенно незначительна в сравнении с суммами, потребными на приобретение и удержание за собой обладания морем, то мы имеем возможность сказать, что меньшинство случаев, в которых гарнизоны и укрепления предотвратили переход Вест-Индских островов из одних рук в другие, оправдывают такую систему обороны своих владений. Но если издержки при этой системе сколько-нибудь приближаются к затратам, путем которых достигается прочное обладание морем, то можно найти немало аргументов в пользу последнего.
Из рассмотрения всех нападений на территорию с моря мы выводим следующее почти универсальное правило — никогда ни одно значительное нападение не было сделано прямо с отдаленной базы. Желание иметь защищенные воды, представляющие морскую базу поблизости театра операций против враждебной территории, очевидно, никогда не ослаблялось с начала морской войны и лучше всего иллюстрируется поведением федератов в американской междоусобной войне. Так как базы на их собственной территории были весьма неудобно удалены от театра их операций против Уильмингтона, Чарльстона и Саванны, то они вырвали порты — как, например, у мыса Гаттерас и Рояль — из рук их неприятеля и сделали их своими базами морских операций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52