Вот вам сотня за это удовольствие.«Лендровер» быстро дал задний ход и исчез. Немцы обнялись и запели какую-то дичь. В трех темных улицах появились медленно приближающиеся слоны. Жуткий женский крик прорезал струящуюся средиземноморскую ночь. Таня увидела, что из бронзовой чащи, в которой только что играли лишь два бронзовых купидона и больше не было никого, поднимается искаженное ужасом лицо той девочки с огромными безумными глазами. Таня услышала тут и свой собственный дикий крик. Она зажала рот ладонями и задергалась, не зная, куда бежать. Слоны приближались, у всех на горбу сидел все тот же сексуальный маньяк. Немцы пели, раскачиваясь, все больше входя во вкус и, кажется, даже вспоминая слова.– Stop! – вдруг прогремел на всю площадь радиоголос. – That's enough for tonight! All people are off till Wednesday! Thank you for shooting! [4] Стоп! На сегодня достаточно! Все свободны до среды. Спасибо за съемку. (Англ.).
Съемка кончилась, все вышли на площадь. В темных старых домах загорелись огни, взад-вперед стали ездить «лендроверы» с аппаратурой, началась суета. Девочку с сумасшедшими глазами извлекли из фонтана, закутали в роскошнейший халат из альпаки. В этом халате она и уехала одна за рулем белого «феррари». Только тогда Таня узнала в ней знаменитую актрису.К Тане подошли несколько киношников и что-то, смеясь, начали говорить ей. Она почти ничего не понимала. На край фонтана присел человек с внешностью Радамеса. Он улыбался ей очень дружественно.– Они говорят, сударыня, что ваше появление на съемочной площадке внесло особую изюминку. Вы были как бы отражением кризиса их героини. Они благодарят вас и даже что-то предлагают. Изменение в сценарии. Немалые деньги.– Пошлите их к черту, – сказала измученная вконец Таня. Когда все разошлись, «Радамес» остался и тихо заговорил: проклятые кинобандиты! Облюбовали наш Остров и снимают здесь свою бесконечную бездарную похабщину… Мадам Лунина, мое имя Вадим Востоков. Полковник Востоков. Я представитель местной разведки ОСВАГ, я хотел бы поговорить с вами…– Какие у вас повадки сходные, – сказала Таня. – Вы даже одеваетесь похоже.– Вы имеете в виду наших коллег из Москвы? – улыбнулся Востоков. – Вы правы. Разведка в наше время – международный большой бизнес, и принадлежность к ней накладывает, естественно, какой-то общий отпечаток.– Разведка, – ядовито усмехнулась Таня. – Сказали бы лучше слежка, соглядатайство.– Сударыня, – не без печали заметил Востоков. – Соглядатайство – это не самое мерзкое дело, которым приходится заниматься нашей службе.– Борода-то у вас настоящая? – спросила Таня.– Можете дернуть, – улыбнулся Востоков.Она с удовольствием дернула. Востоков даже и глазом не повел. Несколько седоватых волосков осталось у нее в кулаке. Она брезгливо отряхнула ладони и встала. Востоков деликатно взял ее под руку.Они покинули старинную площадь и, пройдя метров сто вниз, оказались на набережной Татар. Спустились еще ниже, прямо к пляжу. Здесь было полуоткрытое кафе, ниши с плетеными креслами. Виден был порт, где вдоль нескольких пирсов стояли большие прогулочные катера океанские яхты. Одна из них была «Элис», яхта Фреда Бакстера, на которой еще несколько часов назад Таня, по московскому выражению, так «бодро выступила», Востоков заказал кофе и джин-физ.– Красивая эта «Элис», – сказал он задумчиво. – У мистера Бакстера, бесспорно, отменный вкус.– Ну, давайте, давайте, выкладывайте, – сказала Таня. – Учтите только, что я ничего не боюсь, – она выпила залпом коктейль и вдруг успокоилась.– Понимаю причины вашего бесстрашия, сударыня, – улыбнулся Востоков.В самом деле, какое сходство навыков у крымских и московских «коллег»: и еле заметные, но очень еле заметные улыбочки, и ошеломляющая искренность, сменяющаяся тут же неуловимыми, но все же уловимыми нотками угрозы, и вдруг появляющаяся усталость, некий вроде бы наплевизм – что, мол, делать, такова судьба, таков мой бизнес, но в человеческом плане вы можете полностью рассчитывать на мою симпатию.– Сударыня, я вовсе не хочу вас ошеломить своим всезнайством, как это делается в дурных советских детективах, – продолжал Востоков, – да его и нет, этого всезнайства. Всезнайство разведки всегда преувеличивается самой разведкой.«Вот появилось некоторое различие, – усмехнулась Таня. – Наши-то чекисты никогда не признаются в неполном всезнайстве».– Однако, – продолжал Востоков, – причины вашей уверенности в себе мне известны. Их две. Во-первых, это Андрей Лучников, фигура на нашем Острове очень могущественная. Во-вторых, это, конечно, полковник Сергеев, – Востоков не удержался – сделал паузу, быстро глянул на Таню, но она только усмехнулась, – между прочим, очень компетентный специалист. Кстати, кланяйтесь ему, если встретите в близкое время. – Он замолчал, как бы давая возможность Тане переварить «ошеломляющую информацию».– Браво, – сказала Таня. – Чего же прибедняетесь-то, маэстро Востоков? Такая сногсшибательная информация, а вы прибедняетесь.– Нет-нет, не то слово, Татьяна Никитична, – улыбнулся Востоков. – Отнюдь я не прибедняюсь. Информация в наше время – это второстепенное, не ахти какое трудное дело. Гораздо важнее и гораздо труднее проникнуть в психологию изучаемого объекта. Мне, например, очень трудно понять причину вашей истерики в «Вилкинсоне, сыне вилки». Изучая вас в течение уже ряда лет, не могу думать о спонтанной дистонии, какой-либо вегетативной буре…Да, господин Востоков на несколько очков опережает товарища Сергеева.– …В таком случае, Татьяна Никитична, не этот ли пустяк стал причиной вашего срыва?Востоков вынул из кармана пиджака элегантнейшее портмоне и разбросал по столу несколько великолепных фотоснимков. Таня и Бакстер в мягком сумраке каюты, улыбаются друг другу с бокалами шампанского. Раздевание Тани и Бакстера. Голая Таня в руках старика. Искаженные лица с каплями пота на лбу. Выписывание чека. Отеческая улыбка Бакстера.Снова все помутилось в ее голове и крик скопился в глотке за какой-то прогибающейся на пределе мембраной. Темное море колыхалось в полусотне метров от них. Устремиться туда, исчезнуть, обернуться водной тварью без мыслей и чувств…– …я вам уже сказал, что соглядатайство не самое мерзкое дело, которым нам приходится заниматься, – стал долетать до нее голос Востокова. – Увы, то, что я предъявляю вам сейчас – это просто шантаж, иначе не назовешь. Могу вас только уверить, впрочем, это вряд ли важно для вас, что я занимаюсь своим грязным делом из идейных соображений. Я русский аристократ, Татьяна Никитична, и мы, Востоковы, прослеживаем свою линию вплоть до…– Аристократ, – хрипло, словно в нее бес вселился, прорычала Таня. – Ты хоть бы бороду свою вшивую сбрил, подонок. Да я с таким аристократом, как ты… – в голову вдруг пришло московское «помоечное» выражение, – да я с таким, как ты, и срать рядом не сяду.Она смахнула со стола плотненькие, будто бы поляроидные снимки, и они голубиной стайкой взлетели в черноморскую черноту, прежде чем опасть на пляжную гальку или улететь в тартарары, в казарму нечистой силы, где им место, прежде, чем пропасть, растаять в черной сладкой ночи капиталистических джунглей, где и воздух сам – сплошная порнография. Она с силой сжала веки, чтобы не видеть ничего, и ладонями залепила уши, чтобы и не слышать ничего, в голове у нее мелькнула маленькая странная мыслишка, что в тот миг, когда она разлепит уши и раскроет глаза, мир изменится и начнется восход, над теплым и мирным морем встанет утро социализма, то лето в пионерском лагере на кавказском побережье, последнее лето ее девичества, за час до того, как ее лишил невинности тренер по гимнастике, такой же грудастый, похожий на полковника Востокова тип, только без древнеегипетской бороды.Когда она открыла глаза и разлепила уши, полковника Востокова и в самом деле перед ней не было. Вместо него сидел костлявый мужлан с мокрым ртом, с бессмысленной улыбкой, открывающей не только длинные лошадиные зубы, но и бледные нездоровые десны, с распадающимися на два вороных крыла сальными волосами.– Ты, сука чекистская, – отчетливо проговорил он, – ну-ка вставай! Сейчас мы покажем тебе и твоему хахалю, кремлевскому жополизу, что они еще рановато празднуют. Встать!Три фигуры в темных куртках с накинутыми на головы башлыками возникли в проеме ниши и закрыли своими внушительными плечами море.Она встала, лихорадочно обдумывая, что же делать, чтобы не даться этим типам живьем. Сейчас не вырываться. Нужно подчиниться, усыпить их бдительность, а потом броситься с парапета на камни или под колеса машины или вырвать у кого-нибудь из них нож, пистолет, и…засадить себе в пузо…– Выходи! – скомандовал главный с собачьей улыбкой и тоже накрыл голову башлыкам.Окруженная четырьмя замаскированными субъектами, Таня вышла из кафе. Краем глаза увидела, что хозяин и два официанта испуганно выглядывали из-за освещенной стойки. Краешком ума подумала, а вдруг и это какая-нибудь очередная съемка, в которую она случайно вляпалась, и сейчас послышится оглушительное:– Stop! Thank you for shooting!Увы, это была не съемка. На набережной стоял огромный черный «руссо-балт» с замутненными и, очевидно, непробиваемыми стеклами. Таню швырнули на заднее сиденье, туда же впрыгнули и три бандита, главный же поместился впереди рядом с шофером и снял с головы башлык. Машина мягко прошла по набережной и по завивающейся асфальтовой ленте, мощно и бесшумно стала набирать высоту, уходя то ли к акведукам автострады, то ли в неизвестные горные улочки Ялты.Бандиты залепили Тане рот плотной резиновой лентой. Потом один из них расстегнул ей платье и стал жать и сосать груди. Другой задрал ей юбку, ножом разрезал трусики и полез всей пятерней в промежность. Все делалось в полной тишине, без единого звука, только чуть-чуть всхлипывал от наслаждения сидящий впереди главарь. Таня поняла, что на этот раз ей совсем уж никуда не вырваться, что с ней происходит нечто совсем уже ужасное, и, к сожалению, это не конец, а только начало.Лимузин мощно шел по узкой улочке среди спящих домов, когда вдруг впереди из переулка на полной скорости выскочила военная пятнистая машина и встала перед «руссо-балтом» как вкопанная. Как всегда при автокатастрофах, первое время никто не мог сообразить, что произошло. Внутренности «руссо-балта» были обиты мягчайшей обивкой, поэтому ни Таня, ни ее насильники особенно не пострадали, подлетели только к потолку и рассыпались в разные стороны на мягкие подушки. Впереди стонал, едва ли не рыдал разбившийся о лобовое стекло главарь. Шофер, в грудь которого въехал руль, отвалился без сознания. Из военной машины сразу выскочили трое парней в комбинезонах десантников. В заднем стекле была видна стремительно приближающаяся еще одна точно такая же машина, из которой на ходу, держа над головой автоматы, выпрыгнули еще трое. Грохнул негромкий взрыв, дверь «руссо-балта» рухнула, десантники молниеносно вытащили наружу всех. Не прошло и минуты, как все четверо бандитов оказались в наручниках. Без особых церемоний их втаскивали в машину, подъехавшую сзади, бесчувственное тело шофера швырнули туда же.К Тане подошел один из ее спасителей и приложил ладонь к виску. Она заметила на его берете радужный овал и вспомнила, что это знак военной авиации дореволюционной России.– Просим прощения, леди, – сказал солдат, – мы чуть-чуть опоздали. Ваша сумочка, леди. Прошу сюда. Наша машина в порядке. Можете ничего не опасаться, леди. Мы доставим вас в гостиницу.Загорелое лицо, белозубая улыбка, мощь и спокойствие. Из какого мира явились эти шестеро, один к одному, здоровые и ладные парни?Она запахнула растерзанное па груди платье.– Кто эти мерзавцы? – трясущимися губами еле-еле выговорила Таня.– Простите, леди, нам это неизвестно, – сказал десантник.– А вы-то кто? – спросила Таня.– ЭР-ФОРСИЗ, леди. Подразделение Качинского полка специальных операций, – улыбнулся парень. – Нас подняли по тревоге. Личный приказ полковника Чернока. Успокойтесь, леди, теперь все в порядке.
Все было не в полном порядке. В безопасном и комфортабельном номере «Васильевского Острова» Таня упала на пол и поползла к ванной. Долгое время она пыталась обогнуть мягкий надутый пуф, валявшийся посреди номера, но это у нее не получалось, потому что голова попадала под телефонный столик, а нога безысходно застревала под кроватью. В этом положении она дергалась несколько минут и тихо визжала, пока вдруг в ярости не бросилась в атаку прямо на красный пуф, и оказалось, что отбросить его в сторону смог бы и котенок. Она добралась, наконец, до ванной и открутила до отказа все краны. В реве воды разделась и встала перед зеркалом. Изможденная безумная девка, вроде той, из «Сына Вилки», смотрела на нее. Ей лет 18, думала Таня про себя, она проститутка и шпионка, вернулась после грязной ночи вся в синяках от грязных дьявольских лап, чем ее наградили за ту ночь – сифилисом, триппером, лобковыми вшами? Кому она еще продалась, какой подонческой службе? Пустила всю воду и пытается отмыться. Преобладает горячая вода, пар сгущается, зеркало замутняется. Это не она там стоит, не грязная курва, которую все куда-то тащат и рвут на части. Это я там стою и замутняюсь, 38-летняя мать двух любимых детей, жена любимого и могучего мужа, бывшая рекордсменка мира, любовница блестящего русского джентльмена, настоящая русская женщина, способная к самопожертвованию, «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет…»'. В зеркале ее очертания были уже еле-еле видны, а потом и совсем исчезли. Ванна перелилась. Она стояла по щиколотки в горячей воде, не в силах двинуться. Вода текла в номер на мягкий пружинящий настил. С удивлением она увидела, как возле кровати плавают ее шлепанцы. Она вышла из ванной, подошла к ночному столику, стала вынимать из него какие-то без разбора таблетки, снотворные, слабительные, спазмолитические, разрывать облатки и высыпать все в пустой стакан. Набралось две трети стакана. Сейчас все схаваю целиком, подумала она со смешком, и запью кока-колой из холодильника. Надо торопиться, пока холодильник не утонул. Когда сюда придут, увидят, что тело плавает под потолком. Вот будет шутка. Вот в Москве-то похохочут. Хохма высшего порядка. Горничная заходит, а Танька Лунина плавает под потолком. Дохлая чувиха плавает вокруг люстры, вот хохма в стиле… В чьем стиле? В каком стиле?В левой руке у нее был стакан с таблетками, в правой вскрытая и слегка дымящаяся бутылка кока-колы. Вода доходила до колен. В дверь колотили, непрерывно звонил телефон. Вот черти, хихикала она, не дают довести до конца шуточку черного юмора.– Мадам, мадам, сударыня! – кричали за дверью горничные.Дверь тряслась. Она сняла трубку.– Мадам Лунина, в холле вас ждет джентльмен, – мягчайшим голосом сказал портье.Еще один джентльмен. Сколько вокруг джентльменов. Все равно, теперь уже никто ее не остановит. Одним махом таблетки – в пасть и обязательно тут же запить кока-колой. Последнее наслаждение – холодная кока-кола.Дверь сорвали, и тут же с визгом отпрыгнули в сторону. Таня, хихикая, зашлепала по коридору. В конце коридора был балкончик, откуда можно было обозреть весь холл. В последний раз взгляну на джентльмена. Любопытство не порок, но большое свинство. Последнее свинство в жизни – взгляд на мужскую свинью, которая внизу ждет свинью женскую.Внизу в кресле, закинув ногу на ногу и внимательно изучая последний номер «Курьера», сидел безукоризненно выбритый и причесанный Андрей Арсениевич Лучников в великолепном от Сен-Лорана полотняном костюме. Он был так увлечен газетой, что не замечал ни паники, возникшей среди отельной прислуги, ни струй воды, льющихся с балкона в холл, ни ручья, катящегося уже по лестнице вниз, ни голой Тани, глядящей на него сверху.– Андрей! – отчаянно закричала она.Хлопнулась вниз и разбилась вдребезги бутылка кока-колы и стакан. Рассыпались по мокрому ковру десятки разнокалиберных таблеток.Он мгновенно все понял и взлетел наверх, обхватил бьющуюся Таню за плечи и прижал к, себе.За стойкой рецепции отлично вышколенные профессионалы портье и его помощник делали вид, что ничего особенного не произошло. Между собой они тихо переговаривались.– Обратите внимание, Мухтар-ага, какие невероятные дамы стали приезжать к нам из Москвы.– Да-да, там определенно происходят очень серьезные изменения, Флинч, если начинают появляться такие невероятные дамы.– Что вы думаете, Мухтар-ага, насчет Идеи Общей Судьбы?– Я уверен, Флинч, что мы принесем большую пользу великому Советскому Союзу. Я, хотя и не русский, но горжусь огромными успехами СССР. Это многонациональная страна и, между прочим, там на Волге живут наши братья-татары. А вы, Флинч? Мне любопытно, что вы, англо-крымчане, думаете о воссоединении?– Я думаю, что мы хорошо сможем помочь советским товарищам в организации отельного дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Съемка кончилась, все вышли на площадь. В темных старых домах загорелись огни, взад-вперед стали ездить «лендроверы» с аппаратурой, началась суета. Девочку с сумасшедшими глазами извлекли из фонтана, закутали в роскошнейший халат из альпаки. В этом халате она и уехала одна за рулем белого «феррари». Только тогда Таня узнала в ней знаменитую актрису.К Тане подошли несколько киношников и что-то, смеясь, начали говорить ей. Она почти ничего не понимала. На край фонтана присел человек с внешностью Радамеса. Он улыбался ей очень дружественно.– Они говорят, сударыня, что ваше появление на съемочной площадке внесло особую изюминку. Вы были как бы отражением кризиса их героини. Они благодарят вас и даже что-то предлагают. Изменение в сценарии. Немалые деньги.– Пошлите их к черту, – сказала измученная вконец Таня. Когда все разошлись, «Радамес» остался и тихо заговорил: проклятые кинобандиты! Облюбовали наш Остров и снимают здесь свою бесконечную бездарную похабщину… Мадам Лунина, мое имя Вадим Востоков. Полковник Востоков. Я представитель местной разведки ОСВАГ, я хотел бы поговорить с вами…– Какие у вас повадки сходные, – сказала Таня. – Вы даже одеваетесь похоже.– Вы имеете в виду наших коллег из Москвы? – улыбнулся Востоков. – Вы правы. Разведка в наше время – международный большой бизнес, и принадлежность к ней накладывает, естественно, какой-то общий отпечаток.– Разведка, – ядовито усмехнулась Таня. – Сказали бы лучше слежка, соглядатайство.– Сударыня, – не без печали заметил Востоков. – Соглядатайство – это не самое мерзкое дело, которым приходится заниматься нашей службе.– Борода-то у вас настоящая? – спросила Таня.– Можете дернуть, – улыбнулся Востоков.Она с удовольствием дернула. Востоков даже и глазом не повел. Несколько седоватых волосков осталось у нее в кулаке. Она брезгливо отряхнула ладони и встала. Востоков деликатно взял ее под руку.Они покинули старинную площадь и, пройдя метров сто вниз, оказались на набережной Татар. Спустились еще ниже, прямо к пляжу. Здесь было полуоткрытое кафе, ниши с плетеными креслами. Виден был порт, где вдоль нескольких пирсов стояли большие прогулочные катера океанские яхты. Одна из них была «Элис», яхта Фреда Бакстера, на которой еще несколько часов назад Таня, по московскому выражению, так «бодро выступила», Востоков заказал кофе и джин-физ.– Красивая эта «Элис», – сказал он задумчиво. – У мистера Бакстера, бесспорно, отменный вкус.– Ну, давайте, давайте, выкладывайте, – сказала Таня. – Учтите только, что я ничего не боюсь, – она выпила залпом коктейль и вдруг успокоилась.– Понимаю причины вашего бесстрашия, сударыня, – улыбнулся Востоков.В самом деле, какое сходство навыков у крымских и московских «коллег»: и еле заметные, но очень еле заметные улыбочки, и ошеломляющая искренность, сменяющаяся тут же неуловимыми, но все же уловимыми нотками угрозы, и вдруг появляющаяся усталость, некий вроде бы наплевизм – что, мол, делать, такова судьба, таков мой бизнес, но в человеческом плане вы можете полностью рассчитывать на мою симпатию.– Сударыня, я вовсе не хочу вас ошеломить своим всезнайством, как это делается в дурных советских детективах, – продолжал Востоков, – да его и нет, этого всезнайства. Всезнайство разведки всегда преувеличивается самой разведкой.«Вот появилось некоторое различие, – усмехнулась Таня. – Наши-то чекисты никогда не признаются в неполном всезнайстве».– Однако, – продолжал Востоков, – причины вашей уверенности в себе мне известны. Их две. Во-первых, это Андрей Лучников, фигура на нашем Острове очень могущественная. Во-вторых, это, конечно, полковник Сергеев, – Востоков не удержался – сделал паузу, быстро глянул на Таню, но она только усмехнулась, – между прочим, очень компетентный специалист. Кстати, кланяйтесь ему, если встретите в близкое время. – Он замолчал, как бы давая возможность Тане переварить «ошеломляющую информацию».– Браво, – сказала Таня. – Чего же прибедняетесь-то, маэстро Востоков? Такая сногсшибательная информация, а вы прибедняетесь.– Нет-нет, не то слово, Татьяна Никитична, – улыбнулся Востоков. – Отнюдь я не прибедняюсь. Информация в наше время – это второстепенное, не ахти какое трудное дело. Гораздо важнее и гораздо труднее проникнуть в психологию изучаемого объекта. Мне, например, очень трудно понять причину вашей истерики в «Вилкинсоне, сыне вилки». Изучая вас в течение уже ряда лет, не могу думать о спонтанной дистонии, какой-либо вегетативной буре…Да, господин Востоков на несколько очков опережает товарища Сергеева.– …В таком случае, Татьяна Никитична, не этот ли пустяк стал причиной вашего срыва?Востоков вынул из кармана пиджака элегантнейшее портмоне и разбросал по столу несколько великолепных фотоснимков. Таня и Бакстер в мягком сумраке каюты, улыбаются друг другу с бокалами шампанского. Раздевание Тани и Бакстера. Голая Таня в руках старика. Искаженные лица с каплями пота на лбу. Выписывание чека. Отеческая улыбка Бакстера.Снова все помутилось в ее голове и крик скопился в глотке за какой-то прогибающейся на пределе мембраной. Темное море колыхалось в полусотне метров от них. Устремиться туда, исчезнуть, обернуться водной тварью без мыслей и чувств…– …я вам уже сказал, что соглядатайство не самое мерзкое дело, которым нам приходится заниматься, – стал долетать до нее голос Востокова. – Увы, то, что я предъявляю вам сейчас – это просто шантаж, иначе не назовешь. Могу вас только уверить, впрочем, это вряд ли важно для вас, что я занимаюсь своим грязным делом из идейных соображений. Я русский аристократ, Татьяна Никитична, и мы, Востоковы, прослеживаем свою линию вплоть до…– Аристократ, – хрипло, словно в нее бес вселился, прорычала Таня. – Ты хоть бы бороду свою вшивую сбрил, подонок. Да я с таким аристократом, как ты… – в голову вдруг пришло московское «помоечное» выражение, – да я с таким, как ты, и срать рядом не сяду.Она смахнула со стола плотненькие, будто бы поляроидные снимки, и они голубиной стайкой взлетели в черноморскую черноту, прежде чем опасть на пляжную гальку или улететь в тартарары, в казарму нечистой силы, где им место, прежде, чем пропасть, растаять в черной сладкой ночи капиталистических джунглей, где и воздух сам – сплошная порнография. Она с силой сжала веки, чтобы не видеть ничего, и ладонями залепила уши, чтобы и не слышать ничего, в голове у нее мелькнула маленькая странная мыслишка, что в тот миг, когда она разлепит уши и раскроет глаза, мир изменится и начнется восход, над теплым и мирным морем встанет утро социализма, то лето в пионерском лагере на кавказском побережье, последнее лето ее девичества, за час до того, как ее лишил невинности тренер по гимнастике, такой же грудастый, похожий на полковника Востокова тип, только без древнеегипетской бороды.Когда она открыла глаза и разлепила уши, полковника Востокова и в самом деле перед ней не было. Вместо него сидел костлявый мужлан с мокрым ртом, с бессмысленной улыбкой, открывающей не только длинные лошадиные зубы, но и бледные нездоровые десны, с распадающимися на два вороных крыла сальными волосами.– Ты, сука чекистская, – отчетливо проговорил он, – ну-ка вставай! Сейчас мы покажем тебе и твоему хахалю, кремлевскому жополизу, что они еще рановато празднуют. Встать!Три фигуры в темных куртках с накинутыми на головы башлыками возникли в проеме ниши и закрыли своими внушительными плечами море.Она встала, лихорадочно обдумывая, что же делать, чтобы не даться этим типам живьем. Сейчас не вырываться. Нужно подчиниться, усыпить их бдительность, а потом броситься с парапета на камни или под колеса машины или вырвать у кого-нибудь из них нож, пистолет, и…засадить себе в пузо…– Выходи! – скомандовал главный с собачьей улыбкой и тоже накрыл голову башлыкам.Окруженная четырьмя замаскированными субъектами, Таня вышла из кафе. Краем глаза увидела, что хозяин и два официанта испуганно выглядывали из-за освещенной стойки. Краешком ума подумала, а вдруг и это какая-нибудь очередная съемка, в которую она случайно вляпалась, и сейчас послышится оглушительное:– Stop! Thank you for shooting!Увы, это была не съемка. На набережной стоял огромный черный «руссо-балт» с замутненными и, очевидно, непробиваемыми стеклами. Таню швырнули на заднее сиденье, туда же впрыгнули и три бандита, главный же поместился впереди рядом с шофером и снял с головы башлык. Машина мягко прошла по набережной и по завивающейся асфальтовой ленте, мощно и бесшумно стала набирать высоту, уходя то ли к акведукам автострады, то ли в неизвестные горные улочки Ялты.Бандиты залепили Тане рот плотной резиновой лентой. Потом один из них расстегнул ей платье и стал жать и сосать груди. Другой задрал ей юбку, ножом разрезал трусики и полез всей пятерней в промежность. Все делалось в полной тишине, без единого звука, только чуть-чуть всхлипывал от наслаждения сидящий впереди главарь. Таня поняла, что на этот раз ей совсем уж никуда не вырваться, что с ней происходит нечто совсем уже ужасное, и, к сожалению, это не конец, а только начало.Лимузин мощно шел по узкой улочке среди спящих домов, когда вдруг впереди из переулка на полной скорости выскочила военная пятнистая машина и встала перед «руссо-балтом» как вкопанная. Как всегда при автокатастрофах, первое время никто не мог сообразить, что произошло. Внутренности «руссо-балта» были обиты мягчайшей обивкой, поэтому ни Таня, ни ее насильники особенно не пострадали, подлетели только к потолку и рассыпались в разные стороны на мягкие подушки. Впереди стонал, едва ли не рыдал разбившийся о лобовое стекло главарь. Шофер, в грудь которого въехал руль, отвалился без сознания. Из военной машины сразу выскочили трое парней в комбинезонах десантников. В заднем стекле была видна стремительно приближающаяся еще одна точно такая же машина, из которой на ходу, держа над головой автоматы, выпрыгнули еще трое. Грохнул негромкий взрыв, дверь «руссо-балта» рухнула, десантники молниеносно вытащили наружу всех. Не прошло и минуты, как все четверо бандитов оказались в наручниках. Без особых церемоний их втаскивали в машину, подъехавшую сзади, бесчувственное тело шофера швырнули туда же.К Тане подошел один из ее спасителей и приложил ладонь к виску. Она заметила на его берете радужный овал и вспомнила, что это знак военной авиации дореволюционной России.– Просим прощения, леди, – сказал солдат, – мы чуть-чуть опоздали. Ваша сумочка, леди. Прошу сюда. Наша машина в порядке. Можете ничего не опасаться, леди. Мы доставим вас в гостиницу.Загорелое лицо, белозубая улыбка, мощь и спокойствие. Из какого мира явились эти шестеро, один к одному, здоровые и ладные парни?Она запахнула растерзанное па груди платье.– Кто эти мерзавцы? – трясущимися губами еле-еле выговорила Таня.– Простите, леди, нам это неизвестно, – сказал десантник.– А вы-то кто? – спросила Таня.– ЭР-ФОРСИЗ, леди. Подразделение Качинского полка специальных операций, – улыбнулся парень. – Нас подняли по тревоге. Личный приказ полковника Чернока. Успокойтесь, леди, теперь все в порядке.
Все было не в полном порядке. В безопасном и комфортабельном номере «Васильевского Острова» Таня упала на пол и поползла к ванной. Долгое время она пыталась обогнуть мягкий надутый пуф, валявшийся посреди номера, но это у нее не получалось, потому что голова попадала под телефонный столик, а нога безысходно застревала под кроватью. В этом положении она дергалась несколько минут и тихо визжала, пока вдруг в ярости не бросилась в атаку прямо на красный пуф, и оказалось, что отбросить его в сторону смог бы и котенок. Она добралась, наконец, до ванной и открутила до отказа все краны. В реве воды разделась и встала перед зеркалом. Изможденная безумная девка, вроде той, из «Сына Вилки», смотрела на нее. Ей лет 18, думала Таня про себя, она проститутка и шпионка, вернулась после грязной ночи вся в синяках от грязных дьявольских лап, чем ее наградили за ту ночь – сифилисом, триппером, лобковыми вшами? Кому она еще продалась, какой подонческой службе? Пустила всю воду и пытается отмыться. Преобладает горячая вода, пар сгущается, зеркало замутняется. Это не она там стоит, не грязная курва, которую все куда-то тащат и рвут на части. Это я там стою и замутняюсь, 38-летняя мать двух любимых детей, жена любимого и могучего мужа, бывшая рекордсменка мира, любовница блестящего русского джентльмена, настоящая русская женщина, способная к самопожертвованию, «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет…»'. В зеркале ее очертания были уже еле-еле видны, а потом и совсем исчезли. Ванна перелилась. Она стояла по щиколотки в горячей воде, не в силах двинуться. Вода текла в номер на мягкий пружинящий настил. С удивлением она увидела, как возле кровати плавают ее шлепанцы. Она вышла из ванной, подошла к ночному столику, стала вынимать из него какие-то без разбора таблетки, снотворные, слабительные, спазмолитические, разрывать облатки и высыпать все в пустой стакан. Набралось две трети стакана. Сейчас все схаваю целиком, подумала она со смешком, и запью кока-колой из холодильника. Надо торопиться, пока холодильник не утонул. Когда сюда придут, увидят, что тело плавает под потолком. Вот будет шутка. Вот в Москве-то похохочут. Хохма высшего порядка. Горничная заходит, а Танька Лунина плавает под потолком. Дохлая чувиха плавает вокруг люстры, вот хохма в стиле… В чьем стиле? В каком стиле?В левой руке у нее был стакан с таблетками, в правой вскрытая и слегка дымящаяся бутылка кока-колы. Вода доходила до колен. В дверь колотили, непрерывно звонил телефон. Вот черти, хихикала она, не дают довести до конца шуточку черного юмора.– Мадам, мадам, сударыня! – кричали за дверью горничные.Дверь тряслась. Она сняла трубку.– Мадам Лунина, в холле вас ждет джентльмен, – мягчайшим голосом сказал портье.Еще один джентльмен. Сколько вокруг джентльменов. Все равно, теперь уже никто ее не остановит. Одним махом таблетки – в пасть и обязательно тут же запить кока-колой. Последнее наслаждение – холодная кока-кола.Дверь сорвали, и тут же с визгом отпрыгнули в сторону. Таня, хихикая, зашлепала по коридору. В конце коридора был балкончик, откуда можно было обозреть весь холл. В последний раз взгляну на джентльмена. Любопытство не порок, но большое свинство. Последнее свинство в жизни – взгляд на мужскую свинью, которая внизу ждет свинью женскую.Внизу в кресле, закинув ногу на ногу и внимательно изучая последний номер «Курьера», сидел безукоризненно выбритый и причесанный Андрей Арсениевич Лучников в великолепном от Сен-Лорана полотняном костюме. Он был так увлечен газетой, что не замечал ни паники, возникшей среди отельной прислуги, ни струй воды, льющихся с балкона в холл, ни ручья, катящегося уже по лестнице вниз, ни голой Тани, глядящей на него сверху.– Андрей! – отчаянно закричала она.Хлопнулась вниз и разбилась вдребезги бутылка кока-колы и стакан. Рассыпались по мокрому ковру десятки разнокалиберных таблеток.Он мгновенно все понял и взлетел наверх, обхватил бьющуюся Таню за плечи и прижал к, себе.За стойкой рецепции отлично вышколенные профессионалы портье и его помощник делали вид, что ничего особенного не произошло. Между собой они тихо переговаривались.– Обратите внимание, Мухтар-ага, какие невероятные дамы стали приезжать к нам из Москвы.– Да-да, там определенно происходят очень серьезные изменения, Флинч, если начинают появляться такие невероятные дамы.– Что вы думаете, Мухтар-ага, насчет Идеи Общей Судьбы?– Я уверен, Флинч, что мы принесем большую пользу великому Советскому Союзу. Я, хотя и не русский, но горжусь огромными успехами СССР. Это многонациональная страна и, между прочим, там на Волге живут наши братья-татары. А вы, Флинч? Мне любопытно, что вы, англо-крымчане, думаете о воссоединении?– Я думаю, что мы хорошо сможем помочь советским товарищам в организации отельного дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47