Он прислушался к их дыханию — они так громко храпели и сопели, что не могло быть ни малейшего сомнения: оба спят непробудным сном — тогда он встал без всяких предосторожностей и спокойно пошел по направлению к замку. Времени у него было много, так как до утра оставалось еще пять-шесть часов, а если б карлисты проснулись раньше, то откуда им знать, в какую именно сторону он направился? Когда начало светать, Антонио успел уже уйти на несколько миль от места, где оставил свою стражу. Около полудня он увидел впереди селение и решил отдохнуть там; подходя к нему, он вдруг остановился, как будто пораженный каким-то необыкновенным зрелищем. Он увидел двух девушек, бродивших нерешительно около селения. Постояв несколько минут, он поспешно пошел к ним, боясь еще ошибиться в своем предположении, что это именно Амаранта и Инес. Но, к счастью, это были действительно они.
С сияющим от радости лицом он подошел к ним, но они не сразу узнали его из-за перемены в костюме. Радостное было это свидание для всех троих!
Девушки приободрились, очутившись опять под зашитой своего верного друга. Они рассказали ему, что бродили вокруг селения, боясь войти в него, чтоб не попасть опять в руки карлистов. Антонио предложил им обойти его и выйти на дорогу, ведущую в Пуисерду. К вечеру они уже подходили к этой крепости, где рассчитывали отдохнуть у тетки Инес. Антонио был невыразимо счастлив, что девушки будут теперь в безопасности, тем более, что в Пуисерде находились отряды правительственных войск. Он проводил своих спутниц до дома старого майора Камары, дяди графини Кортециллы, который принял их с распростертыми объятиями, не говоря уже о тетке Инес, встретившей графиню с материнской нежностью. Графиня не замедлила представить им своих спутников, которых старые супруги приветствовали самым искренним образом, Амаранту — в качестве подруги своей племянницы, Антонио — как ее воспитателя. Когда путешественники немного отдохнули под гостеприимным кроном, начались бесконечные рассказы об их приключениях, об опасностях, которым они подвергались. Старый майор благодарил Антонио со слезами на глазах за его самоотверженную преданность Инес и так радушно отнесся к Амаранте, что она, как и графиня, стала чувствовать себя как дома.
Как ни тяжело было Антонио расставаться с Инес, он решил, однако, после нескольких дней отдыха вернуться в Мадрид.
Майор дал ему несколько полезных указаний насчет дорог, которых ему следовало держаться, чтобы не попасть опять в руки карлистов, и скоро наступил день его отъезда. Поблагодарив супругов за их радушный прием и простившись не без грусти со своими спутницами, он вышел из Пуисерды, направившись в Витторию, так как оттуда уже действовало железнодорожное и почтовое сообщение с Мадридом. Он благополучно достиг этого города, а дальше намерен был ехать по железной дороге.
Но едва он успел приблизиться к станции, как вдруг перед ним явился монах в одежде полевого патера.
— Наконец-то я нашел тебя, брат Антонио, — произнес он. — Да, я не ошибаюсь, это действительно ты, патер Антонио, хотя и в светском платье.
— Я действительно тот, за кого ты меня принимаешь, — ответил Антонио, — я патер, вышедший из ордена.
— А меня ты узнаешь?
— Еще бы, брат Франциско.
— Я приехал из Мадрида с поручением к тебе, — продолжал Франциско, — и очень рад, что, наконец, после долгих поисков мне удалось найти тебя.
— В чем заключается поручение? — спросил Антонио.
— Три достопочтенных отца монастыря Святой Марии посылают тебе поклон и требуют настоятельно, чтобы ты возвратился немедленно в монастырь и отчитался в своих поступках, — сказал Франциско. — Я бы советовал тебе исполнить их требование и немедленно явиться к ним.
— Ты исполнил возложенное на тебя поручение, а дальше уж мое дело, как поступить.
— Как же ты решаешься поступить, отец Антонио?
— Я решил остаться в духовном звании.
— Благодатное намерение! Итак, ты решил покаяться в своих грехах и вернуться в монастырь?
— Нет, я решил не возвращаться более в монастырь, я не хочу снова вступать в орден.
— Как, ты не хочешь раскаяться и просить прощения?
— Раскаиваться мне не в чем, брат Франциско.
— Прошу тебя, исполни требование достопочтенных отцов! Вернись в Мадрид и явись к ним! Тебя ожидает легкое наказание, и в скором времени ты будешь опять произведен в патеры.
— Ты тратишь понапрасну время, брат Франциско, я решил не возвращаться больше в монастырь, и никакие советы и увещевания не заставят меня изменить мое решение! Служить и дальше трем патерам я не могу, это противно моим убеждениям и моим принципам.
— Безрассудное решение! Необдуманный шаг!
— Очень обдуманный, брат Франциско, иначе поступить я не могу.
— Итак, ты навсегда порвал с инквизиторами?
— Да, я навсегда разрываю всякую связь с ними, — повторил Антонио.
— Ты отступаешь от церкви и от веры?
— Напротив! Теперь только я начну служить истине и вере.
— Берегись, ты впадаешь в ересь! Помни, что если ты не раскаешься, не вернешься в монастырь, ты будешь изгнан из лона церкви.
— Ты исполнил свой долг, теперь оставь меня, я буду действовать, как мне укажет совесть.
Антонио пошел к станции, Франциско провожал его злобным взглядом.
— Ты не хочешь слушаться советов и увещеваний, ну так не прогневайся, тебя заставят покориться, силой принудят изменить твое решение! — прошептал он с ехидством и повернул к городу, где у самой заставы его ожидали двое закутанных в темные плащи широкоплечих бородатых мужчин. Это были уже известные читателю Рамон и Фрацко. Увидев монаха, они сейчас же подошли к нему.
— Я не ошибся, это был он, — сказал Франциско.
— Какое же будет приказание нам? — спросил Рамон.
— Вам дано приказание, как действовать, приказание, которого я не знаю и знать не хочу, это ваше дело, как его выполнить, меня это не касается, — отвечал Франциско.
— Где он сейчас?
— Он пошел на станцию, чтобы отправиться в Мадрид.
— Ну, в таком случае и мы отправляемся за ним, благослови нас, преподобный отец, — сказал Фрацко, снимая шляпу и низко кланяясь монаху.
Рамон последовал примеру своего товарища.
Франциско возложил руки на головы бандитов и затем поспешно удалился от них, они же, надев шляпы, быстро направились к станции.
Придя туда, несмотря на тесноту, они скоро увидели Антонио и, не отставая от него ни на шаг, подошли вслед за ним к кассе, чтоб взять билеты.
Когда пассажиры пошли садиться в вагоны, бандиты, зорко следя за Антонио, поместились в одном купе с ним, куда вошло еще несколько человек. На промежуточных станциях все пассажиры один за другим вышли из вагона, и к вечеру бандиты остались с Антонио одни.
Тогда Рамон и Фрацко решили завязать с ним разговор.
— Не знаете ли вы, сеньор, когда мы приедем в Мадрид? — обратился к нему Рамон.
— Мне сказали, что мы будем там не раньше трех часов ночи, — ответил Антонио, не подозревая, с кем говорит.
— Это хорошо, если так, — заметил Фрацко.
— Хорошо, да не совсем, — возразил Рамон, — куда мы пойдем ночью? Где вы остановитесь в Мадриде, сеньор?
— В отеле «Три короны».
— Для нас слишком дорого там ночевать, — проворчал Рамон, — мы обанкротились совсем.
— Да, неприятно возвращаться опять в Мадрид, не добившись своей цели, без всякой уверенности найти там, что ищем, — сказал Фрацко.
— Простите, сеньор, если я задам вам один вопрос, — обратился Рамон с доверчивым видом к Антонио, — мне кажется, что я имею честь говорить с патером.
— Вы не ошиблись, сеньор.
— В таком случае я полагаю, что мы можем рассказать вам о нашем затруднении и о деле, по которому мы едем в Мадрид, ведь все патеры поддерживают дона Карлоса?
— Вы можете сказать — многие, но не все, — возразил Антонио горячо.
— Мы хотели вступить в войска карлистов и с этой целью ездили в один из их отрядов, расположенный к востоку от Виттории, но начальник его нам отказал! Деньги у нас вышли, и мы решили вернуться в Мадрид. Но, между прочим, мы узнали, что там есть тайная контора для набора людей, где желающие могут записываться в это войско, и даже говорят, что эта контора выдает деньги на дорогу. Не слыхали ли вы, сеньор, чего-нибудь об этом?
— Нет, не слышал, я давно уже из Мадрида. Но, во всяком случае, я полагаю, что вам следовало обратиться к другому начальнику, если один вам отказал, а не возвращаться в Мадрид, чтобы искать неизвестную вам контору, тем более, что вы легко можете попасться и тогда вам грозит судебное разбирательство.
— Вы ведь нас не выдадите? — спросил Фрацко почти угрожающим тоном.
— Я бы должен был это сделать, — ответил искренне Антонио, — но не считаю себя вправе выдавать что бы то ни было, сказанное мне по доверию, а потому с моей стороны вам нечего опасаться.
Сыщики замолчали, но после краткой паузы Рамон опять начал:
— Вы, вероятно, знаете, сеньор, монастырь Святой Марии?
— Монастырь Святой Марии находится на улице Гангренадо, — ответил Антонио.
— Вы не можете оказать нам услугу, сеньор, сделать для нас одолжение… — продолжал Рамон.
— Что вы хотите?
— Контора вербовки в карлистские войска находится вблизи этого монастыря. Не могли бы вы проводить нас туда?
— Я могу очень подробно рассказать, как добраться туда, так что вы наверняка сами найдете дорогу, — сказал Антонио.
— Нет, очень трудно запомнить, где свернуть, где идти прямо, — заметил Фрацко, —'Особенно ночью, как раз запутаешься.
— Если б цель ваша была другая, я бы охотно проводил вас, — ответил Антонио, — но вести вас в контору, где вербуют людей в войска дона Карлоса, я не могу, это было бы против моей совести.
— Наконец-то мы выведали ваше мнение, — сказал Рамон, добродушно смеясь, — теперь мы знаем, с кем имеем дело. Стало быть, вы не приверженец дона Карлоса? В таком случае доверюсь вам, что мы агенты тайной полиции правительства.
— Мне, действительно, показалось весьма подозрительно, что вы едете из Виттории в Мадрид, чтобы определяться в войска дона Карлоса.
— Нам было дано секретное поручение, с которым мы ездили в Витторию и там узнали, что около монастыря Святой Марии находится контора, где вербуют в банды карлистов неопытных молодых людей, прибегая и к обману, и к насилию.
— Это кладет еще одно пятно на эту несчастную войну.
— Скверное, позорное дело! — воскликнул Рамон. — И какова дерзость, затеять его прямо в Мадриде, на глазах у правительства! Мне кажется, что обязанность каждого честного гражданина накрыть и разорить это гнездо.
— Вы правы, сеньор.
— Мы решили сразу, как только приедем в Мадрид, отправиться туда и поймать вербовщиков на месте преступления, ведь ночью это удобнее всего будет сделать, и такие дела, по-моему, лучше не затягивать, не откладывать на другой день.
— И вы не знаете улицы Гангренадо, сеньор? — спросил Антонио.
— Мы не знаем, где именно она расположена, а спрашивать мы бы не хотели, чтобы не вызвать подозрений, можно ведь попасть на какого-нибудь сторонника карлистов, и тогда вербовщики сумеют принять меры предосторожности.
— В таком случае я готов вам содействовать и буду вашим проводником.
— Примите нашу благодарность, сеньор. Сразу видно, что вы верный слуга правительства, — проговорил Рамон.
Около трех часов пополуночи поезд подошел к мадридскому перрону, который был почти пуст в это позднее время.
— Не будем проходить через станцию, пойдем прямо в сторону, — сказал Фрацко, вылезая из вагона.
Антонио и Рамон последовали за ним.
Дорога, ведущая в город, была пуста. Когда наши путешественники вышли на нее, Рамон спросил:
— Далеко отсюда, сеньор, улица Гангренадо?
— Мы дойдем туда за четверть часа, — ответил Антонио.
— Мне совестно, что пришлось просить вас об этой услуге, уже так поздно, да и идти так далеко, хотя, конечно, вы содействуете доброму делу.
— Я не устал, — ответил Антонио, — и успею еще прийти в гостиницу.
Антонио с Районом шли впереди, а Фрацко следовал за ними.
Где-то на колокольне пробило три часа.
На улицах, по которым проходили наши путешественники, встречались одни лишь ночные сторожа. Весь город был погружен в глубокий сон.
На одном из перекрестков бандиты успели обменяться знаками.
Антонио, не подозревая своих спутников ни в чем дурном и потому не присматриваясь к ним, не заметил этого знака.
Так дошли они до улицы Гангренадо, вдоль которой тянулась одна из древних стен монастыря Святой Марии.
Фрацко приготовился перерезать патеру путь к отступлению.
Рамон же, зорко следя за каждым его движением, шел рядом, выжидая удобную минуту, чтоб напасть на него. Теперь, находясь возле монастырских стен, они были уверены, что достигли своей цели и сумеют доставить инквизиции свою жертву.
— Вот и улица Гангренадо, сеньоры, — сказал Антонио, останавливаясь.
Но как только, раскланявшись, он хотел повернуть назад, Фрацко так ухватил его сзади за шею, что он не мог даже вскрикнуть, и на пустынной улице прозвучал только какой-то сдавленный хрип.
Антонио рванулся было из железных рук, сдавивших ему горло, но Рамон хватил его кулаком по голове, сбив с ног. Затем бандиты схватили свою жертву и быстро понесли ее к монастырским воротам.
Антонио был так оглушен ударом Района, что не оказывал уже ни малейшего сопротивления, хотя сознавал, что попал в руки врагов и погиб безвозвратно.
ЧАСТЬ IV
I. Разгорелась битва!
Маршал Конхо повел свои отряды на север, преследуя разрозненные банды дона Карлоса. Готовились дать несколько решительных сражений, на этом настаивал командующий, под началом которого соединились значительные силы; он стремился быстрей начать наступление.
Дон Карлос, узнавший о приготовлениях противника, тоже решил вступить, в открытый бой. Он не сомневался в успехе, потому что, по дошедшим до него сведениям, войска правительства под командой Конхо и других генералов значительно уступали его армии, по крайней мере по численности. Стянув вместе отдельные отряды, он мог получить гораздо большее войско, чем у противника, правда, армия его была очень разношерстной и походила скорей на толпу пестро одетых разбойников и авантюристов.
Конечно, войска правительства были лучше обмундированы, обучены и вооружены, чем карлисты, но дон Карлос говорил себе, что зато они могут взять отвагой. Дошло наконец до горячей, кровавой схватки между авангардом Конхо и одним из карлистских отрядов, карлисты были отбиты, но войска правительства заплатили за свою победу слишком большим числом убитых и такой невыгодной, со всех сторон открытой позицией, что победа не радовала.
Дон Карлос между тем полностью подготовился к сражению, которое хотел дать маршалу Конхо, он был твердо уверен в успехе.
Выдвинув вперед правый фланг, он укрепил центр, а командование поручил своему брату Альфонсу и Бланке, этой кровожадной гиене, личным примером подстрекавшей и без того жестоких карлистов к новым жестокостям по отношению к неприятельским солдатам и мирным жителям.
Стоило возникнуть подозрению, что жители какого-нибудь селения стоят на стороне правительства или чем-нибудь поддерживают его, тотчас Бланка отдавала приказ предать селение огню и убивать всех жителей без разбора. Перед ней дрожали больше, чем перед доном Карлосом и доном Альфонсом. Она была кровожадней их обоих.
Ей чужда была жалость! Она всюду рыскала со своими зуавами и уничтожала все, что ей сопротивлялось. Даже там, где из страха перед ней смирялись и шли на всякие жертвы, она не имела жалости, позволяя своим солдатам делать все, что им вздумается. Этим донья Бланка надеялась добиться их преданности и готовности не останавливаться ни перед чем.
Однажды, вскоре после бегства графини Инес из разбойничьего замка Глориозо, в лагерь дона Альфонса въехала какая-то странная повозка. Это была крестьянская телега, лошадью правил карлист. В телеге на маисовой соломе лежал укутанный одеялом, по-видимому, тяжело раненный предводитель какого-то карлистского отряда. Похоже было, однако, что он уже начинал поправляться, потому что, когда повозка остановилась, он поднялся с помощью карлиста и пошел, опираясь на него, правда, при каждом шаге лицо его подергивалось и зубы крепко сжимались. Рука у него была на перевязи, и, видимо, болело плечо. Он был страшно бледен и худ и походил на живого покойника.
— К донье Бланке! — приказал он глухим голосом. — Туда, к палатке с красным знаменем.
Карлист повел его. Встретившиеся солдаты кланялись и провожали его глазами.
Подойдя к палатке, раненый велел дежурному зуаву доложить и через минуту стоял перед доньей Бланкой. Она была одна.
— Как! Это вы, капитан Тристани?
— Я сделался неузнаваем после того выстрела, — отвечал он.
— Слышала о вашей ране, но не поняла, как это случилось, ведь в ту местность бунтовщики еще не проникли. У вас был, верно, какой-нибудь враг среди окрестных басков или выстрел предназначался не вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
С сияющим от радости лицом он подошел к ним, но они не сразу узнали его из-за перемены в костюме. Радостное было это свидание для всех троих!
Девушки приободрились, очутившись опять под зашитой своего верного друга. Они рассказали ему, что бродили вокруг селения, боясь войти в него, чтоб не попасть опять в руки карлистов. Антонио предложил им обойти его и выйти на дорогу, ведущую в Пуисерду. К вечеру они уже подходили к этой крепости, где рассчитывали отдохнуть у тетки Инес. Антонио был невыразимо счастлив, что девушки будут теперь в безопасности, тем более, что в Пуисерде находились отряды правительственных войск. Он проводил своих спутниц до дома старого майора Камары, дяди графини Кортециллы, который принял их с распростертыми объятиями, не говоря уже о тетке Инес, встретившей графиню с материнской нежностью. Графиня не замедлила представить им своих спутников, которых старые супруги приветствовали самым искренним образом, Амаранту — в качестве подруги своей племянницы, Антонио — как ее воспитателя. Когда путешественники немного отдохнули под гостеприимным кроном, начались бесконечные рассказы об их приключениях, об опасностях, которым они подвергались. Старый майор благодарил Антонио со слезами на глазах за его самоотверженную преданность Инес и так радушно отнесся к Амаранте, что она, как и графиня, стала чувствовать себя как дома.
Как ни тяжело было Антонио расставаться с Инес, он решил, однако, после нескольких дней отдыха вернуться в Мадрид.
Майор дал ему несколько полезных указаний насчет дорог, которых ему следовало держаться, чтобы не попасть опять в руки карлистов, и скоро наступил день его отъезда. Поблагодарив супругов за их радушный прием и простившись не без грусти со своими спутницами, он вышел из Пуисерды, направившись в Витторию, так как оттуда уже действовало железнодорожное и почтовое сообщение с Мадридом. Он благополучно достиг этого города, а дальше намерен был ехать по железной дороге.
Но едва он успел приблизиться к станции, как вдруг перед ним явился монах в одежде полевого патера.
— Наконец-то я нашел тебя, брат Антонио, — произнес он. — Да, я не ошибаюсь, это действительно ты, патер Антонио, хотя и в светском платье.
— Я действительно тот, за кого ты меня принимаешь, — ответил Антонио, — я патер, вышедший из ордена.
— А меня ты узнаешь?
— Еще бы, брат Франциско.
— Я приехал из Мадрида с поручением к тебе, — продолжал Франциско, — и очень рад, что, наконец, после долгих поисков мне удалось найти тебя.
— В чем заключается поручение? — спросил Антонио.
— Три достопочтенных отца монастыря Святой Марии посылают тебе поклон и требуют настоятельно, чтобы ты возвратился немедленно в монастырь и отчитался в своих поступках, — сказал Франциско. — Я бы советовал тебе исполнить их требование и немедленно явиться к ним.
— Ты исполнил возложенное на тебя поручение, а дальше уж мое дело, как поступить.
— Как же ты решаешься поступить, отец Антонио?
— Я решил остаться в духовном звании.
— Благодатное намерение! Итак, ты решил покаяться в своих грехах и вернуться в монастырь?
— Нет, я решил не возвращаться более в монастырь, я не хочу снова вступать в орден.
— Как, ты не хочешь раскаяться и просить прощения?
— Раскаиваться мне не в чем, брат Франциско.
— Прошу тебя, исполни требование достопочтенных отцов! Вернись в Мадрид и явись к ним! Тебя ожидает легкое наказание, и в скором времени ты будешь опять произведен в патеры.
— Ты тратишь понапрасну время, брат Франциско, я решил не возвращаться больше в монастырь, и никакие советы и увещевания не заставят меня изменить мое решение! Служить и дальше трем патерам я не могу, это противно моим убеждениям и моим принципам.
— Безрассудное решение! Необдуманный шаг!
— Очень обдуманный, брат Франциско, иначе поступить я не могу.
— Итак, ты навсегда порвал с инквизиторами?
— Да, я навсегда разрываю всякую связь с ними, — повторил Антонио.
— Ты отступаешь от церкви и от веры?
— Напротив! Теперь только я начну служить истине и вере.
— Берегись, ты впадаешь в ересь! Помни, что если ты не раскаешься, не вернешься в монастырь, ты будешь изгнан из лона церкви.
— Ты исполнил свой долг, теперь оставь меня, я буду действовать, как мне укажет совесть.
Антонио пошел к станции, Франциско провожал его злобным взглядом.
— Ты не хочешь слушаться советов и увещеваний, ну так не прогневайся, тебя заставят покориться, силой принудят изменить твое решение! — прошептал он с ехидством и повернул к городу, где у самой заставы его ожидали двое закутанных в темные плащи широкоплечих бородатых мужчин. Это были уже известные читателю Рамон и Фрацко. Увидев монаха, они сейчас же подошли к нему.
— Я не ошибся, это был он, — сказал Франциско.
— Какое же будет приказание нам? — спросил Рамон.
— Вам дано приказание, как действовать, приказание, которого я не знаю и знать не хочу, это ваше дело, как его выполнить, меня это не касается, — отвечал Франциско.
— Где он сейчас?
— Он пошел на станцию, чтобы отправиться в Мадрид.
— Ну, в таком случае и мы отправляемся за ним, благослови нас, преподобный отец, — сказал Фрацко, снимая шляпу и низко кланяясь монаху.
Рамон последовал примеру своего товарища.
Франциско возложил руки на головы бандитов и затем поспешно удалился от них, они же, надев шляпы, быстро направились к станции.
Придя туда, несмотря на тесноту, они скоро увидели Антонио и, не отставая от него ни на шаг, подошли вслед за ним к кассе, чтоб взять билеты.
Когда пассажиры пошли садиться в вагоны, бандиты, зорко следя за Антонио, поместились в одном купе с ним, куда вошло еще несколько человек. На промежуточных станциях все пассажиры один за другим вышли из вагона, и к вечеру бандиты остались с Антонио одни.
Тогда Рамон и Фрацко решили завязать с ним разговор.
— Не знаете ли вы, сеньор, когда мы приедем в Мадрид? — обратился к нему Рамон.
— Мне сказали, что мы будем там не раньше трех часов ночи, — ответил Антонио, не подозревая, с кем говорит.
— Это хорошо, если так, — заметил Фрацко.
— Хорошо, да не совсем, — возразил Рамон, — куда мы пойдем ночью? Где вы остановитесь в Мадриде, сеньор?
— В отеле «Три короны».
— Для нас слишком дорого там ночевать, — проворчал Рамон, — мы обанкротились совсем.
— Да, неприятно возвращаться опять в Мадрид, не добившись своей цели, без всякой уверенности найти там, что ищем, — сказал Фрацко.
— Простите, сеньор, если я задам вам один вопрос, — обратился Рамон с доверчивым видом к Антонио, — мне кажется, что я имею честь говорить с патером.
— Вы не ошиблись, сеньор.
— В таком случае я полагаю, что мы можем рассказать вам о нашем затруднении и о деле, по которому мы едем в Мадрид, ведь все патеры поддерживают дона Карлоса?
— Вы можете сказать — многие, но не все, — возразил Антонио горячо.
— Мы хотели вступить в войска карлистов и с этой целью ездили в один из их отрядов, расположенный к востоку от Виттории, но начальник его нам отказал! Деньги у нас вышли, и мы решили вернуться в Мадрид. Но, между прочим, мы узнали, что там есть тайная контора для набора людей, где желающие могут записываться в это войско, и даже говорят, что эта контора выдает деньги на дорогу. Не слыхали ли вы, сеньор, чего-нибудь об этом?
— Нет, не слышал, я давно уже из Мадрида. Но, во всяком случае, я полагаю, что вам следовало обратиться к другому начальнику, если один вам отказал, а не возвращаться в Мадрид, чтобы искать неизвестную вам контору, тем более, что вы легко можете попасться и тогда вам грозит судебное разбирательство.
— Вы ведь нас не выдадите? — спросил Фрацко почти угрожающим тоном.
— Я бы должен был это сделать, — ответил искренне Антонио, — но не считаю себя вправе выдавать что бы то ни было, сказанное мне по доверию, а потому с моей стороны вам нечего опасаться.
Сыщики замолчали, но после краткой паузы Рамон опять начал:
— Вы, вероятно, знаете, сеньор, монастырь Святой Марии?
— Монастырь Святой Марии находится на улице Гангренадо, — ответил Антонио.
— Вы не можете оказать нам услугу, сеньор, сделать для нас одолжение… — продолжал Рамон.
— Что вы хотите?
— Контора вербовки в карлистские войска находится вблизи этого монастыря. Не могли бы вы проводить нас туда?
— Я могу очень подробно рассказать, как добраться туда, так что вы наверняка сами найдете дорогу, — сказал Антонио.
— Нет, очень трудно запомнить, где свернуть, где идти прямо, — заметил Фрацко, —'Особенно ночью, как раз запутаешься.
— Если б цель ваша была другая, я бы охотно проводил вас, — ответил Антонио, — но вести вас в контору, где вербуют людей в войска дона Карлоса, я не могу, это было бы против моей совести.
— Наконец-то мы выведали ваше мнение, — сказал Рамон, добродушно смеясь, — теперь мы знаем, с кем имеем дело. Стало быть, вы не приверженец дона Карлоса? В таком случае доверюсь вам, что мы агенты тайной полиции правительства.
— Мне, действительно, показалось весьма подозрительно, что вы едете из Виттории в Мадрид, чтобы определяться в войска дона Карлоса.
— Нам было дано секретное поручение, с которым мы ездили в Витторию и там узнали, что около монастыря Святой Марии находится контора, где вербуют в банды карлистов неопытных молодых людей, прибегая и к обману, и к насилию.
— Это кладет еще одно пятно на эту несчастную войну.
— Скверное, позорное дело! — воскликнул Рамон. — И какова дерзость, затеять его прямо в Мадриде, на глазах у правительства! Мне кажется, что обязанность каждого честного гражданина накрыть и разорить это гнездо.
— Вы правы, сеньор.
— Мы решили сразу, как только приедем в Мадрид, отправиться туда и поймать вербовщиков на месте преступления, ведь ночью это удобнее всего будет сделать, и такие дела, по-моему, лучше не затягивать, не откладывать на другой день.
— И вы не знаете улицы Гангренадо, сеньор? — спросил Антонио.
— Мы не знаем, где именно она расположена, а спрашивать мы бы не хотели, чтобы не вызвать подозрений, можно ведь попасть на какого-нибудь сторонника карлистов, и тогда вербовщики сумеют принять меры предосторожности.
— В таком случае я готов вам содействовать и буду вашим проводником.
— Примите нашу благодарность, сеньор. Сразу видно, что вы верный слуга правительства, — проговорил Рамон.
Около трех часов пополуночи поезд подошел к мадридскому перрону, который был почти пуст в это позднее время.
— Не будем проходить через станцию, пойдем прямо в сторону, — сказал Фрацко, вылезая из вагона.
Антонио и Рамон последовали за ним.
Дорога, ведущая в город, была пуста. Когда наши путешественники вышли на нее, Рамон спросил:
— Далеко отсюда, сеньор, улица Гангренадо?
— Мы дойдем туда за четверть часа, — ответил Антонио.
— Мне совестно, что пришлось просить вас об этой услуге, уже так поздно, да и идти так далеко, хотя, конечно, вы содействуете доброму делу.
— Я не устал, — ответил Антонио, — и успею еще прийти в гостиницу.
Антонио с Районом шли впереди, а Фрацко следовал за ними.
Где-то на колокольне пробило три часа.
На улицах, по которым проходили наши путешественники, встречались одни лишь ночные сторожа. Весь город был погружен в глубокий сон.
На одном из перекрестков бандиты успели обменяться знаками.
Антонио, не подозревая своих спутников ни в чем дурном и потому не присматриваясь к ним, не заметил этого знака.
Так дошли они до улицы Гангренадо, вдоль которой тянулась одна из древних стен монастыря Святой Марии.
Фрацко приготовился перерезать патеру путь к отступлению.
Рамон же, зорко следя за каждым его движением, шел рядом, выжидая удобную минуту, чтоб напасть на него. Теперь, находясь возле монастырских стен, они были уверены, что достигли своей цели и сумеют доставить инквизиции свою жертву.
— Вот и улица Гангренадо, сеньоры, — сказал Антонио, останавливаясь.
Но как только, раскланявшись, он хотел повернуть назад, Фрацко так ухватил его сзади за шею, что он не мог даже вскрикнуть, и на пустынной улице прозвучал только какой-то сдавленный хрип.
Антонио рванулся было из железных рук, сдавивших ему горло, но Рамон хватил его кулаком по голове, сбив с ног. Затем бандиты схватили свою жертву и быстро понесли ее к монастырским воротам.
Антонио был так оглушен ударом Района, что не оказывал уже ни малейшего сопротивления, хотя сознавал, что попал в руки врагов и погиб безвозвратно.
ЧАСТЬ IV
I. Разгорелась битва!
Маршал Конхо повел свои отряды на север, преследуя разрозненные банды дона Карлоса. Готовились дать несколько решительных сражений, на этом настаивал командующий, под началом которого соединились значительные силы; он стремился быстрей начать наступление.
Дон Карлос, узнавший о приготовлениях противника, тоже решил вступить, в открытый бой. Он не сомневался в успехе, потому что, по дошедшим до него сведениям, войска правительства под командой Конхо и других генералов значительно уступали его армии, по крайней мере по численности. Стянув вместе отдельные отряды, он мог получить гораздо большее войско, чем у противника, правда, армия его была очень разношерстной и походила скорей на толпу пестро одетых разбойников и авантюристов.
Конечно, войска правительства были лучше обмундированы, обучены и вооружены, чем карлисты, но дон Карлос говорил себе, что зато они могут взять отвагой. Дошло наконец до горячей, кровавой схватки между авангардом Конхо и одним из карлистских отрядов, карлисты были отбиты, но войска правительства заплатили за свою победу слишком большим числом убитых и такой невыгодной, со всех сторон открытой позицией, что победа не радовала.
Дон Карлос между тем полностью подготовился к сражению, которое хотел дать маршалу Конхо, он был твердо уверен в успехе.
Выдвинув вперед правый фланг, он укрепил центр, а командование поручил своему брату Альфонсу и Бланке, этой кровожадной гиене, личным примером подстрекавшей и без того жестоких карлистов к новым жестокостям по отношению к неприятельским солдатам и мирным жителям.
Стоило возникнуть подозрению, что жители какого-нибудь селения стоят на стороне правительства или чем-нибудь поддерживают его, тотчас Бланка отдавала приказ предать селение огню и убивать всех жителей без разбора. Перед ней дрожали больше, чем перед доном Карлосом и доном Альфонсом. Она была кровожадней их обоих.
Ей чужда была жалость! Она всюду рыскала со своими зуавами и уничтожала все, что ей сопротивлялось. Даже там, где из страха перед ней смирялись и шли на всякие жертвы, она не имела жалости, позволяя своим солдатам делать все, что им вздумается. Этим донья Бланка надеялась добиться их преданности и готовности не останавливаться ни перед чем.
Однажды, вскоре после бегства графини Инес из разбойничьего замка Глориозо, в лагерь дона Альфонса въехала какая-то странная повозка. Это была крестьянская телега, лошадью правил карлист. В телеге на маисовой соломе лежал укутанный одеялом, по-видимому, тяжело раненный предводитель какого-то карлистского отряда. Похоже было, однако, что он уже начинал поправляться, потому что, когда повозка остановилась, он поднялся с помощью карлиста и пошел, опираясь на него, правда, при каждом шаге лицо его подергивалось и зубы крепко сжимались. Рука у него была на перевязи, и, видимо, болело плечо. Он был страшно бледен и худ и походил на живого покойника.
— К донье Бланке! — приказал он глухим голосом. — Туда, к палатке с красным знаменем.
Карлист повел его. Встретившиеся солдаты кланялись и провожали его глазами.
Подойдя к палатке, раненый велел дежурному зуаву доложить и через минуту стоял перед доньей Бланкой. Она была одна.
— Как! Это вы, капитан Тристани?
— Я сделался неузнаваем после того выстрела, — отвечал он.
— Слышала о вашей ране, но не поняла, как это случилось, ведь в ту местность бунтовщики еще не проникли. У вас был, верно, какой-нибудь враг среди окрестных басков или выстрел предназначался не вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44