— Постой! Назначь мне свидание! Я должен еще раз переговорить с тобой, — воскликнул дон Карлос, рванувшись к ней.— Не смей приближаться ко мне, — отвечала Амаранта угрожающим тоном. — Я снова повторяю — между нами непреодолимое препятствие! Ты муж другой. Я знаю, что ты обманешь и ее, как обманул меня, и я не завидую несчастной. Когда-то ты отыскивал меня в моем уединенном жилище, ты убедил меня своими ложными словами и клятвами, ты оторвал меня от бесконечно любящего сердца моей старушки-матери, которая, не вынеся моей беды, моего позора, сошла в могилу… Ты обольстил меня и сумел рассеять мои тревоги, ты клялся мне в любви и верности — и я, бедное, ослепленное дитя, ни разу не слыхавшее притворной речи мужчины, прельстилась тобой… Это было самое безбожное дело в твоей жизни! Но ты спешишь от одного греха к другому и не останавливаешься ни перед какими преступлениями! Земля испанская, которую ты называешь отечеством своим, землей своих предков, дымится от крови убитых тобой. Как когда-то со мной — ласками и клятвами заманив меня в свои объятия, уверяя в любви и в то же время замышляя низкий обман, — так теперь ты поступаешь с несчастной страной, которая отворачивается от тебя, потому что видит насквозь твои планы и намерения! Кровь и пламя отмечают твой путь… Но бойся суда небесного! Как для того, чтобы сломить меня, ты обратился к помощи церкви, так и теперь ты используешь церковь как щит, прикрывающий твое истинное намерение — поработить Испанию; для этого написал ты на знаменах своих: «За трон и алтарь!» Это низкая ложь, негодяй! Не за церковь и алтарь сражаешься ты, но за свою корыстную цель, и как только достигнешь ее, первой твоей заботой будет предать и обмануть, как и меня, тех, которые теперь верят тебе и стоят за тебя!— В твоем голосе я слышу невозможность примириться и все-таки говорю, что должен еще раз увидеть тебя! — воскликнул дон Карлос глухим голосом. — Ты бледна от гнева и все же до того хороша, что я не слышу, а только вижу тебя. Ты никогда не была так дивно хороша! Я должен еще раз увидеть тебя, и даже если б мне это стоило жизни, я все равно найду тебя, потому что теперь во мне внезапно проснулось то, что я никогда не чувствовал! Выслушай меня! Назначь мне только одно свидание, ты должна это сделать, ты должна дать мне возможность объяснить тебе все, что случилось!— Ты еще увидишь меня, только я приду как дух мщения и проклятия, везде преследующий тебя, — сказала Амаранта и отвернулась от дона Карлоса, который смотрел на нее пылающим взором…Была ли это рассчитанная лесть, чтобы снова привлечь ту, которая клялась ему в вечной ненависти, а потом уничтожить, или силы небесные, для того чтобы сильнее наказать его за подлую измену, вызвали в нем внезапно мучительную страсть — трудно решить.Амаранта исчезла между колоннами полутемного зала.Дон Карлос стоял как вкопанный, с ощущением, что все это было во сне… X. Ночное нападение После битвы у железнодорожного моста близ Риво Мануэль Павиа и Жиль-и-Германос расположились со своими войсками в маленьком городке.Небольшая карлистская шайка под началом Тристани была разбита и обращена в бегство. Первой заботой Мануэля было восстановить поврежденный участок дороги; затем произведена была рекогносцировка в окрестностях, в то время как сам он хлопотал об обеспечении безопасности его отряда и размещении прибывшего к вечеру резерва в ближайшем селении. В Риво было расквартировано около шестисот солдат. Обыватели городка, напуганные последним сражением и всеми ужасами междоусобной войны, приняли их с испуганными и озабоченными лицами.Положение республиканских войск было и вообще невыгодно, а на севере страны в особенности. Полагаться на указания местных жителей и брать их проводниками было невозможно, потому что никогда не было уверенности в том, что они не состоят в тайной связи с карлистами. В гористой местности немыслимо было двигаться развернутым фронтом; на возвышенностях же беспрестанно встречались пещеры, позволявшие карлистам скрываться без риска быть атакованными.Здесь был доступен единственный способ войны — двигаться по равнине небольшими отрядами, отыскивая неприятельские шайки. Это обстоятельство, вследствие непривычки регулярных войск к таким военным действиям, сильно вредило им, облегчая в то же время действия карлистов, не привыкших к войне другого рода и извлекавших из него все возможные выгоды для себя.С наступлением сумерек на расстоянии одной мили от Риво, по горной дороге, поросшей молодыми деревьями и густым кустарником, скакал всадник, пригнувшись к шее лошади. По обеим сторонам дороги возвышались скалы, тянувшиеся до Логроньо, большого города на севере Испании.Всадник пришпоривал своего коня и беспрестанно оглядывался по сторонам, готовый в любой момент отразить нападение; поводья он держал в левой руке, а заряженное ружье — в правой. В кобурах седла виднелось два пистолета. На нем была синяя карлистская шапка, старая куртка и поверх всего плащ, развевавшийся за плечами.Его косые глаза посматривали по сторонам; гладко выбритое лицо было худощавым, коротко остриженные волосы взъерошены.Через некоторое время он пустил своего коня тише, потому что подъехал к плоскому, открытому месту, расположенному между хребтами гор. Прежде чем выехать со скрывавшей его дороги в долину, он осмотрел ее. Убедившись, что все тихо и безопасно, всадник быстро пересек открытое место в уже спускавшихся густых вечерних сумерках.Вскоре доехал он до старого, обросшего мхом и сорной травой развалившегося колодца.— Его еще нет, — пробормотал всадник, спрыгивая с коня; это был Изидор Тристани. Он набросил поводья на остатки развалившейся стенки колодца, вытащил фляжку и сделал изрядный глоток. — Солнце зашло. Вероятно, его задержал лесничий. Или полковник настолько горд, что не желает слушать планы капрала? Во всяком случае, если он не приедет, то Изидор сделает попытку и без него. А лучше и вернее было бы, если бы он был тут со своими людьми… но сколько же ждать?.. Ведь ночь пройдет, а ее никак нельзя пропустить!Изидор подошел к своему коню, потрепал его по загривку и пустил щипать молодую траву, росшую вокруг колодца.Вдруг он остановился и прислушался: ему послышалось ржанье лошади. Еще положительно ничего не было видно. Тогда Изидор лег на землю и приложил к ней ухо. Наконец, он уловил глухие удары копыт.— Кто-то едет, должно быть, это он, — бормотал Изидор, вставая с земли.Через несколько минут он разглядел неясные очертания приближающегося всадника.На небе появилось уже несколько одиноких звезд.Изидор сделал несколько шагов навстречу всаднику и начал махать ему рукой.К колодцу подскакал Доррегарай. На нем была плоская шапка и суконный плащ, обшитый по краю бахромой. Капрал поздоровался с вновь прибывшим без всякого подобострастия.— Благодарю вас, господин полковник, что вы приехали, — воскликнул он, — а то я уже не надеялся, что вы будете.— Я был бы здесь четвертью часа раньше, если бы не встретился с неприятельским разъездом из двух кавалеристов, — отвечал Доррегарай, соскакивая с коня. — Я должен был прежде разделаться с ними. Негодяи раздобыли фураж.— Вы обоих, конечно, уложили! Это славно! — сказал Тристани со смехом. — Напрасно же будет Мануэль де Албукерке ожидать их возвращения.— Он их заставляет на славу рыскать по всем окрестностям, — продолжал Доррегарай. — Где ваши люди, капрал?— В получасе отсюда, в лесной чаще, господин полковник, в одной миле от Риво.— Их там разыщут!— Будьте спокойны! Тристани до тех пор не оставляет своих людей, пока не уверится окончательно в их безопасности! На меня вы можете положиться: я отлично знаю всю окрестность и линейную службу. То, чем я теперь занимаюсь в карлистских войсках, я давно уже освоил в Мадриде.— Я понимаю! Ваши действия в последнюю ночь не могут остаться без награды!— Благодарю вас, господин полковник! Я знаю, что вы всегда заботитесь о своих служащих.— Что вы хотите сообщить мне? — спросил Доррегарай.— Я хочу устроить внезапное нападение, при котором мы захватим большую добычу, рискуя пустяками. Но это надо сделать как можно скорее.— Что вы имеете в виду?— Речь не о разведках, а о самом решительном нападении, господин полковник. Мы должны это устроить непременно сегодня ночью.— Вы так думаете?..— Само неожиданное появление наше в Риво, господин полковник…— Но силы республиканцев гораздо больше наших.— Во всяком случае, ночь будет нашим сильным союзником, господин полковник. Ночь и сон сыграют нам на руку. План следующий: после полуночи окружить Риво со всех сторон, быстро подойти, снять расставленных часовых и ворваться в городишко. Застигнутые во время сна солдаты не смогут устоять против нашего натиска, и мы их поколотим прежде, чем они как следует проснутся. Я бы не хотел оставаться вечным капралом, господин полковник; невозможно достичь чего-то существенного, следуя заведенному порядку, и я решил отличиться, чтобы получить повышение!— Это похвально, капрал.— Лучшего случая трудно ожидать, господин полковник.— Я сомневаюсь в успехе нападения, —сказал задумчиво Доррегарай, — оно может стоить многих жертв и не принести никакой пользы.— За успех, господин полковник, я ручаюсь вам своей жизнью, — запальчиво сказал Изидор Тристани. — Но если вы не примете участия в нападении, то сюда явится вся неприятельская армия.— Вы мало сражались, капрал, я это вижу по вашей самонадеянной уверенности…— Внезапное нападение удастся наверняка, господин полковник, я за это отвечаю головой.— Если храбрость ваша и ваших людей так же велика, как и самонадеянность, то, может, стоит попробовать.— Мои люди сгорают от нетерпения идти за мной в огонь.— В таком случае, пусть будет так, — согласился, наконец, Доррегарай. — До самого последнего момента все должно происходить как можно тише. Мы должны появиться, как молния в ночную пору, только в этом случае можно рассчитывать на победу.— Как молния в темную ночь, как волк в стадо, бросимся мы, — сказал, задыхаясь, Тристани. — Так оно должно быть, и именно так оно и будет, господин полковник. Чудесная будет ночка!— Вы должны уйти из городка как можно раньше утром, тогда вблизи найдете и меня. Риво должен быть окружен без малейшего шума… Да, вот еще что, капрал: солдаты должны уважать как граждан, так и их собственность.— Насколько это возможно, господин полковник.— Я буду на месте, — закончил разговор Доррегарай. Капрал отдал ему честь. Полковник вскочил на коня и быстро ускакал.— Лавры не должен пожинать ты один, старый дружище, — ворчал Изидор. — Хотя мне и известно, что дон Карлос произвел тебя в генералы, для меня ты все-таки остаешься мексиканским полковником. Если я буду величать тебя генералом, то ты, по меньшей мере, должен называть меня бригадиром, и обоим будет хорошо.Ха-ха! Вот было бы красиво, если бы я побывал здесь и остался тем, чем прежде был в линейных войсках в Мадриде! Для чего же и идут в карлистские войска? За короля Карла VII? За таких дураков мы друг друга не считаем! Мы служим делу ради собственной выгоды, и я надеюсь, что добьюсь чего-нибудь вроде генерала! Ночь должна показать это! Вперед, Изидор! Через час после полуночи мы должны быть в Риво!Карлистский капрал вскочил на коня, повернул его налево кругом и поскакал в направлении, противоположном тому, которым отправился Доррегарай. Топот копыт раздавался в долине, освещенной теперь лунным светом; кругом все было тихо и пустынно, как и прежде.Через полчаса Тристани был уже среди своих людей, разложивших сторожевой огонь и с нетерпением ожидавших возвращения своего начальника. Он сообщил, что скоро наступление, и известие это было встречено громким «ура». Необходимо было действовать очень осторожно и тихо, и Изидор призвал своих людей к благоразумию. Огни были потушены, отряд выступил в поход на Риво под прикрытием ночной темноты. Местечко покоилось в глубокой тишине.Отряд Мануэля и Жиля давным-давно отдыхал. Улицы были тихи и пусты. Нигде не видно было ни одного огонька. Республиканские войска и жители совершенно не ожидали нападения. Городок спал; солдаты, по обыкновению, спали полуодетые, готовые в любую минуту собраться и выступить по сигналу тревоги. Ружья и прочее они держали около себя, чтобы во всякое время иметь их под рукой. Зачастую солдаты спали до десяти человек в одной каморке, укладываясь вплотную друг к другу на пшеничной соломе. У квартир старших офицеров и у городских ворот стояли или прохаживались взад и вперед часовые, завернутые в свои плащи, с ружьями на плечах.Конные разъезды возвратились перед наступлением ночи в Риво, ровно ничего не узнав про карлистов. Поэтому в республиканских войсках решили, что здесь безопасно и можно позволить себе хорошенько отдохнуть; предосторожности найдены были излишними; между тем они были крайне необходимы на таком близком расстоянии от врага.Мануэль Павиа де Албукерке поджидал в Риво подкрепление, по прибытии которого рассчитывал отправиться искать карлистов. Кроме того, он горел желанием снова увидеть Инес. Его возлюбленная, которой он обязан был жизнью, не выходила у него из головы; мечтой его жизни было навеки соединиться с нею, ведь она дала такое трогательное и высокое доказательство своей любви к нему. Он чувствовал, что она уже принадлежит ему, но, несмотря на это, хотел устранить все препятствия, еще лежавшие между ними.Из боязни быть обвенчанной с тем, кого она не любила, Инес обратилась в бегство… Теперь она была под защитой Антонио и рассчитывала отправиться к своим родным в Пуисерду. Она любила Мануэля… но собственный отец стал преградой для ее любви. Граф Кортецилла ненавидел того, кого любила его дочь, и можно было быть уверенным, что он никогда не даст своего согласия на брак графини с Мануэлем Павиа де Албукерке, несмотря на то, что лелеемый им расчет относительно Дона Карлоса провалился окончательно. Мануэль знал, что Инес относилась к своему отцу с уважением и преданностью, что она никогда не решится бежать за границу и там обвенчаться со своим возлюбленным против воли графа.Лежа без сна в своей квартире в этот роковой вечер, Мануэль думал об опасностях, которые подстерегают Инес, и искал способ облегчить ее положение; мучительные мысли одолевали его. Наконец он заснул. Во сне он видел Инес, он объяснялся ей в любви и был счастлив, что может назвать ее своею.После полуночи городок, погруженный в глубокую тишину и мрак, со всех сторон начали окружать враги. Тихо пробирающиеся закутанные фигуры, как привидения, мелькали то тут, то там.Внезапно раздался сигнал горниста, и в то же мгновение карлисты со всех сторон ринулись в городок, убивая часовых, встречавшихся на их пути…Ни одному часовому не удалось сделать ни одного сигнального выстрела, чтобы поднять на ноги караульных и ударить тревогу, предупредить об опасности. Все они пали под ударами прикладов своих врагов, которые, ворвавшись в улицы, бросались в дома.Началась ужасная резня, страшный бой завязался в темноте, сражались во дворах, в жилищах, где квартировали республиканцы, поднятые со своих постелей. Полуодетые, не в состоянии различить друг друга, солдаты резали своих. Раздались выстрелы с той и с другой стороны, полилась кровь, плач и вопли перепуганных детей и женщин сливались с грохотом и треском ежеминутно усиливавшегося боя.Часть солдат успела выскочить из домов, заняв оборону на площади; кучка их росла, но медленно, потому что приходилось прорываться сквозь карлистов; солдаты дрались отчаянно, и карлистов пало очень много. Нападение было настолько внезапным, что у республиканцев возникла страшная неразбериха.Тревожный звон колокола сливался со звуками труб и криком людей на улицах городка. Городские жители попрятались в погребах, чтобы укрыться от кровопролитного боя.Тристани с группой самых смелых карлистов проник в дом, где беззаботно спал Мануэль. После мгновенной свалки часовые, стоявшие перед его домом, были перебиты, и вскоре карлисты, предводительствуемые Тристани, уже взбегали на крыльцо.При первом шуме Мануэль вскочил с постели и подбежал к окну, чтобы посмотреть, что случилось. А неприятель уже проник в комнату и с криками «ура» бросился на беззащитного.— Хватайте! Берите его в плен! — кричал Тристани, и приказание его было немедленно исполнено. С головы до ног вооруженные карлисты тесно обступили Мануэля.Он пытался защищаться, но был осилен многочисленными врагами; отчаянное горе охватило его, когда он понял, что городок в руках неприятеля. От гнева и боли он не помнил себя; у него не было возможности избавиться от этого позорного плена; предусмотрительные карлисты позаботились не подпустить его к оружию и, чтобы окончательно лишить его возможности сражаться, ранили его в правую руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50