А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Компаньоны снова переглянулись. В ответ на пристальный взгляд Резанова директор Булдаков слегка наклонил голову.
— Мы согласны, Юрий Федорович. Приглашать Макмейстера нам не с руки. Компания купит хороший корабль, отправит его в кругосветное плавание с грузом необходимых товаров на остров Кадьяк. Мы рассчитываем на вас, Юрий Федорович. Вы согласны командовать нашим кораблем?
Лисянский едва сдержал радостное волнение.
— Согласен, господа, спасибо за доверие. — Лисянский встал и склонил голову.
— Ну, тогда по рукам. — Булдаков протянул свою огромную ладонь.
Поздравили Лисянского и остальные компаньоны.
Когда уселись, беседа возобновилась. Теперь она стала более откровенной. На вопросы Юрия Федоровича главный директор едва успевал отвечать.
— Я с большой охотой пойду в такую экспедицию, — еще раз сказал Лисянский, получив самые исчерпывающие объяснения. — Но… — он запнулся.
— Что вы хотите сказать, Юрий Федорович?
— Я не могу назвать ни одного корабля в Балтийском флоте, на котором бы решился выйти в кругосветное плавание.
Шелихов и Булдаков с удивлением переглянулись.
— Но почему, объясните нам, Юрий Федорович. Мне часто попадаются на глаза военные судаnote 20 в Кронштадте и на Неве. Они производят грозное впечатление.
— Да, выглядят они грозно, и пушек много. Но сделаны очень плохо. — Лисянский махнул рукой. — Наши кораблестроители строят флот из сырого леса. А это большое зло. Бывает, что корабельные члены скрепляют не сквозными болтами, а гвоздями, и даже деревянными. В шторм обшивные доски расходятся, и опасная течь в корпусе считается обычным делом… Стыдно сказать, но на нашем флоте все еще для защиты судов от морских червей и от обрастания подводную часть обкладывают слоем шерсти и по ней обшивают дюймовыми досками. Позвольте заметить, что скорость от этого резко падает.
— А как надо делать? — спросил Булдаков.
— Агличане обшивают борта листовой медью. На кораблях, — горячился Лисянский, — плохие якорные канаты, плохой такелаж и паруса.
— Юрий Федорович, но как сопоставить то, что вы говорите, с блестящими победами нашего флота в Средиземном море? — спросил хозяин. — Адмирал Ушаков разгромил французов, моряки показали примеры бесстрашия…
— Разве я чем-нибудь хочу опорочить славу русских моряков? Нет, я глубоко чту их подвиги. Трудно найти во всем мире более ловкого, смелого и сообразительного матроса, чем русский матрос. Но корабли построены плохо, и порядка нет. Да и не может быть иначе при негодном начальстве, когда флотом командуют бездарные иностранцы.
— В Петербурге был слух, — сказал Николай Петрович, — что в прошлом году много наших военных кораблей пришли в совершенную негодность на пути в Англию.
— Это правда, флот требует твердой, но дружеской опеки, — продолжал горячиться Лисянский. — Нужна перестройка Адмиралтейства. Беспорядки в управлении — главное зло. Я поражаюсь, почему печальное положение флота скрывают от императора.
— Это не совсем правильно, Юрий Федорович, — вмешался Резанов. — В прошлом году мне попался указ Павла Петровича. Запомнил его наизусть. «С восшествием нашим на прародительский престол приняли мы флот в таком ветхом состоянии, что корабли, составляющие оный, большей частью оказывались по гнилости своей на службу неспособными». Видите, многое все же известно.
— Известно?! Но почему же все остается по-прежнему, дорогой Николай Петрович? На наших кораблях продолжают класть кирпичные печи, тогда как железные камбузы давно ставят на аглицких кораблях. На наших якорях невозможно спокойно стоять даже на закрытых рейдах. Они неудобны и легковесны…
— И я слышал о недавних кораблекрушениях на Балтийском море, — вставил Михаил Матвеевич.
— Вы не знаете подробностей. Мне стыдно говорить. Они ужасны…
— Мы знаем и о хищениях на флоте, Юрий Федорович, — потирая виски, произнес Резанов. — Некоторые командиры злоупотребляют своим положением и часто прикарманивают даже кормовые деньги. За счет матросского желудка офицеры строят себе дома и наживают капиталы. Матросы, словно крепостные, работают в домах и огородах у командиров… А нравы господ офицеров — страшная грубость, кулачная расправа на судах…
— Тяжело признаться, но во многом вы правы.
— Но почему флот в таком состоянии? Американские колонии требуют много хороших судов и опытных моряков. Иначе нам не удержать Америки… — Лицо Резанова порозовело от возбуждения.
— Вы спрашиваете почему? — Лисянский минуту подумал. — Не стало великого основателя русского военно-морского флота Петра Первого, а еще потому, что русским морякам не было необходимости в дальних плаваниях. Балтийское и Черное моря — вот их удел. Совсем недавно вышли в Средиземное… Однако отставание нашего флота от флотов иноземных по кораблестроению и навигационным наукам не мешало ему одерживать многочисленные и славные победы. Но и люди содержатся плохо. Разве можно смириться с ужасающей смертностью нижних чинов?
— Боже мой, — сказал Резанов, — но почему умирают люди?
— Затхлый, испорченный воздух в помещениях. Вечно сырая одежда и, особенно, перепревшие от сырости полушубки. Вы когда-нибудь были в помещениях служителей? В нижних палубах зловоние. Пресная вода хранится в деревянных бочках, после небольшого плавания портится. Провизия, выдаваемая на руки служителям, усиливает сырость воздуха…
— Это ужасно, Юрий Федорович! — воскликнул Резанов. — На наших кораблях, построенных в Охотске и на Аляске, мы не знаем такой смертности.
— Мне часто приходится слышать, что России нельзя быть в числе первенствующих морских держав, — продолжал горячиться Лисянский. — Могущество и сила нашей державы токмо в сухопутных войсках. И это говорят высокие вельможи. Ежели так, то и кругосветное плавание не нужно вовсе…
— Господа! — обратился Резанов к собравшимся директорам компании. — Выходит, что наша Америка послужит на пользу и военному флоту. Но что же делать, ежели в Петербурге не купишь хорошего судна?
— Надо купить в Англии, — сказал Лисянский.
— Компания не пожалеет денег на покупку судна, годного для океанского плавания. В большом деле скупиться нечего… Господа, — посмотрев на часы, продолжал Булдаков. — Приглашаю вас к новогоднему столу. До двенадцати осталось совсем немного времени.
Глава двенадцатая. КЛЮЧИ ОТ ЗАКОЛДОВАННОГО ЗАМКА
Императору Павлу. Девятое декабря 1800 года.
Я желаю видеть скорый и неизменный союз двух могущественнейших наций в мире, ибо когда Англия, император Германии и все другие державы убедятся, что как воля, так и руки наших двух великих наций стремятся к достижению одной цели, оружие выпадет у них из рук, а современное поколение будет благословлять ваше императорское величество, как избавителя от ужасов войны и раздоров партий.
Б о н а п а р т
2 января 1801 года. Первому консулу Бонапарту.
Несомненно, что две великие державы, вошедшие в соглашение между собой, повлияют на остальную Европу самым положительным образом, и я готов это исполнить.
П а в е л
Во имя сближения с первым консулом Бонапартом император Павел пожертвовал своими прежними убеждениями. В январе 1801 года, несмотря на сильные морозы, Людовик XVIII в срочном порядке был выдворен из Митавы. Годовая пенсия в сумме двухсот тысяч рублей, назначенная ему императором несколько лет назад, когда он считал, что призван восстанавливать троны и алтари, разрушенные французской революцией, прекращена.
Император Павел продолжал деятельно заниматься секретной экспедицией в Индию. 12 января он отправил к атаману Войска Донского генералу от кавалерии Орлову-первому собственноручное письмо. «Агличане приготовляются сделать нападение, — писал император, — флотом и войском на меня и на союзников моих — шведов и датчан; я готов их принять, но нужно агличан атаковать и там, где удар может быть чувствительнее и где они меньше ожидают. От нас ходу до Индии от Оренбурга месяца три, да от вас туда месяц, итого — четыре. Поручаю всю сию экспедицию вам и войску вашему, Василий Петрович. Соберитесь вы с оным и выступите в поход к Оренбургу, откуда любою из трех дорог или всемя пойдете с артиллерией, прямо через Бухарию и Хиву на реку Индус и на заведения аглицкие, на ней лежащие. Их войска того края, такового же рода, как и ваше, так, имея артиллерию, вы имеете полный авантаж. Приготовьте все к походу. Пошлите своих лазутчиков приготовить или осмотреть дороги, все богатство Индии будет нам наградою за сию экспедицию. Соберите войско к задним станицам и тогда, уведомив меня, ожидайте повеления идти. У Оренбурга, куда пришед, опять ожидайте другого — идти дальше. Такое предприятие увенчает вас всех славой, заслужит, по мере услуг, мое особенное благоволение, приобретет богатства и торговлю и поразит неприятеля в его сердце. Здесь прилагаю карты, сколько у меня их есть. Бог вас благословит. Есмь вам благосклонный Павел».
Поход в Индию казачьего войска без предварительной подготовки был весьма сложным и трудным делом. Император Павел рисковал. Однако выигрыш не исключался, и поход мог завершиться блестящей победой. Политическая обстановка в Индии не благоприятствовала англичанам, и если бы русским удалось достигнуть индийских пределов, то англичане могли лишиться всех своих тамошних завоеваний.
Несмотря на секретность индийского похода, слухи о каких-то военных мероприятиях русского правительства, несомненно, достигали Лондона.
1 февраля, в пятницу, император Павел вместе с семейством переселился в замок архистратига Михаила. Несмотря на все принятые меры, пребывание в новопостроенном замке не было безопасным для здоровья. Повсюду в помещениях были заметны следы сырости. Печи не могли нагреть и осушить воздух. Бархат, которым были обиты стены в некоторых комнатах, стал покрываться плесенью. Хотя в большой зале замка постоянно поддерживался огонь в двух больших каминах, во всех углах ее образовался сверху донизу слой льда. Густой туман наполнил все помещения, разрушая живопись и портя мебель.
Но Павел не замечал ни льда, ни сырости, ни зловещего тумана. Он часами расхаживал по замку, переходя из одной комнаты в другую, рассматривая картины и скульптуры, притрагиваясь, гладил, похлопывал ладонью.
Замок представлял собой совершенно правильный квадрат, окруженный со всех сторон рвами с гранитными берегами. Вода поступала в них из Фонтанки. Через рвы переброшены в разных местах пять подъемных мостов.
Итак, император Павел укрылся от своих подданных за крепкими стенами и рвами, наполненными водой. На стенах замка стояли двадцать новых бронзовых пушек двенадцатифунтового калибра.
Придворные, запертые в Михайловском замке, охранявшемся наподобие средневековой крепости, влачили скучное и однообразное существование.
Княгиня Гагарина-Лопухина оставила дом своего мужа и расположилась в новом дворце. Ее хоромы находились под кабинетом императора, из которого в комнаты Гагариной вела особая лестница. Пользуясь этой лестницей, император мог попасть и в комнаты своего любимца графа Кутайсова.
Император, поселив Анну Петровну в замке, уже не выезжал, как это было раньше, в коляске шестериком. Даже верховые поездки императора ограничивались летним садом, куда, кроме императора и самых ближайших лиц свиты, никто не допускался.
В день переезда императора в Михайловский замок не было сугубо обязательного вахт-парада. Государь поутру в семь часов в сопровождении обер-шталмейстера графа Кутайсова прибыл из Зимнего дворца в замок.
Как сказано в камер-фурьерском журнале, обед был в обычное время. К обеденному столу были приглашены: обер-камергер граф Строганов, генерал от инфантерии Кутузов, обер-гофмаршал Нарышкин, обер-шталмейстер граф Кутайсов, адмирал граф Кушелев, действительный статский советник князь Куракин.
Вечером в театре Михайловского замка состоялось первое театральное представление: играны были французскими актерами две оперы: «Ревнивый любовник» и «Жених».
2 февраля в замке был устроен маскарад для дворянства и купечества. На маскарад явилось 2837 масок.
Но праздник носил мрачный оттенок. В замке господствовала сырость. В комнатах во время маскарада образовался густой туман, и, несмотря на тысячи горевших восковых свечей, повсюду господствовал полумрак.
Наследник Александр Павлович занял комнаты в нижнем этаже — там было самое сырое помещение замка. Его положение с каждым днем становилось все затруднительнее. Недоверие императора принимало более резкие формы. Он возмущался свободомыслием своего старшего сына и видел в нем противника своих политических взглядов. Отец и сын перестали понимать друг друга.
Если Александр, до того как его отец стал императором, утверждал в разговоре с друзьями, что наследственный престол — установление несправедливое и нелепое и что верховная власть должна быть дарована не случайностью рождения, а голосом народа, который сумеет избрать способного правителя, то после воцарения на престол Павла, казалось, еще больше утвердился в своих взглядах.
Павел много знал о воззрениях сына и о многом догадывался.
В Петербурге шумела февральская пурга. Она завалила глубокими сугробами улицы и площади. С четырех часов утра из тюрем выгоняли арестантов, и они лопатами разгребали занесенный снегом город.
Император допоздна засиживался за письменным столом. Не желая посвящать в секретный план индийского похода лишних людей, он многие вопросы решал самостоятельно.
Сегодня он написал генералу Орлову еще одно письмо, разъясняющее его взгляды на будущее завоеванной Индии:
«Индия, куда вы направляетесь, управляется одним главным владетелем и многими малыми. Агличане имеют у них свои заведения, приобретенные или деньгами или оружием, то и цель все сие разорить и угнетенных владетелей освободить и ласкою привесть России в ту же зависимость, в какой она у агличан, и торг обратить к нам. Сие вам в исполнение поручая, пребываю вам благосклонный. Павел».
В конце февраля генерал Орлов донес императору, что все полки выступили в поход. В полках насчитывалось 22 507 человек при двенадцати единорогах и двенадцати пушках. А лошадей взято сорок одна тысяча.
Все полки разделены на четыре заслона. Первым командовал генерал-майор Платов, освобожденный для предстоящего похода в Индию из Петропавловской крепости.
28 февраля генерал Орлов получил рескрипт, в котором государь объявлял войску благоволение за готовность и исправность к выступлению. Вместе с тем его величество желал счастливого похода и успеха.
28 февраля 1801 года сильная эскадра под командованием адмиралов Паркера и Нельсона вышла из английского порта Ярмута в Балтийское море. Лорд Нельсон горел желанием наказать Швецию и Данию и уничтожить русский флот, зимовавший в Ревеле. Англия не без основания боялась лиги северных держав и принимала свои меры.
В феврале же месяце неожиданно появился указ всемилостивейше уволить от всех дел действительного тайного советника Ростопчина. В тот же день князю Александру Борисовичу Куракину повелено было вступить в должность по званию вице-канцлера, а графу Палену присутствовать в коллегии иностранных дел и в «совете нашем».
Кроме того, графу Палену поручено начальствовать и над почтовой частью. Таким образом, все нити государственного правления оказались в руках военного губернатора.
Тайная экспедиция была загружена всякого рода делами, и подозреваемых в преступных умыслах подвергали допросам и пыткам. Строгость полиции была удвоена. Генерал-прокурор Обольянинов был главным начальником над тайной экспедицией. Столица приняла особенный вид. В девять часов вечера, после пробития зори, по большим улицам перекладывались рогатки и пропускались только врачи и повивальные бабки. Эти меры вызывали у петербуржцев уныние и беспокойство.
Граф Пален был буквально осыпан царскими милостями и все же, не задумываясь, возглавил заговор. Он не рассчитывал на прочность своего положения. Каждый день могла обрушиться на него немилость императора. Он мог быть разжалован и сослан в Сибирь. Каждая ночь проходила в тревоге. Он знал, что завистники, окружавшие императора, без устали чернили его клеветой. Поэтому, несмотря на высокую должность и награды, граф Пален не чувствовал себя твердо и должен был беспокоиться о своей безопасности.
В таком же положении находились и многие гвардейские офицеры и крупные сановники столицы. Всякий вельможа в любой день мог быть сослан в Сибирь или награжден высшим орденом, мог получить в подарок несколько тысяч крепостных или лишиться всего имущества. Заговор против императора вырос на благоприятной почве. Многие догадывались о его существовании, но не доносили о своих подозрениях. А если и находились желающие выслужиться, то их доносам не давал хода генерал-губернатор граф Пален, которому подчинялась полиция.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44