Адрес дяди Жан-Поля на конверте , – может быть , ты пошлешь ему и фотографию Флоры? Он просил ее у меня , а Флора по-моему , очень похожа на мою маман в этом возрасте , ему будет приятно посмотреть на нее. Может , когда-нибудь ты даже свозишь ее во Францию , чтобы показать ему. Я знаю , что слишком много прошу у тебя , Эми , но я всегда просил у тебя слишком много– и ты никогда не отказывала , моя великодушная Эми.
Aimee , je t ' aime , toujours . Твой любящий Фрэнк
Я сидела, держа в руке письмо, его последнее письмо ко мне, и меня переполняло чувство вины. Ох, Фрэнк, я любила и тебя тоже.
Затем мужчина, стоящий передо мной, повернулся и подошел ко мне.
– Ты прочитала?
– Да.
– И я тоже, – сказал он едва слышно. И до меня, наконец дошло, что клапан конверта был расклеен.
Но Фрэнк писал мне, только мне.
– Ты не должен был делать этого! – воскликнула я.
– Да, не должен. Но я поддался соблазну, как Ева, и был наказан, как и она. Я сидел в этом грязном бараке, глядя на фотографию своей неверной первой жены, а затем прочитал письмо ее сына, из которого узнал, что вторая жена мне тоже неверна.
Наконец до меня дошло, в чем кроется настоящий кошмар. Я снова взглянула на письмо: «Когда ты обняла меня при последнем расставании», «ощущение твоих нежных губ, прижавшихся к моим», – и подняла взгляд на Лео. Он наблюдал за мной.
– Нет! Нет! – закричала я.
Лео указал на письмо в моей руке.
– Думаю, это убедительнее, чем платок Дездемоны, – он неуклюже отвернулся от меня и уставился в бассейн фонтана, неторопливо цитируя:
У розы есть шипы, луна и солнце – в пятнах,
Бутон нежнейший гложет гадкий червь,
Таится ил в серебряных фонтанах.
Затем он взглянул мне в лицо и повторил:
Бутон нежнейший гложет гадкий червь...
– Нет! Нет! – снова закричала я.
– Я знал, что ты любила его, но даже и заподозрить не мог, что он тоже влюбится в тебя, – сказал Лео. – Я считал, что он равнодушен к тебе, и оказался в дураках. В конце концов, я же полюбил тебя, почему же этого не могло произойти с ним? А когда он полюбил, разве ты могла ему не ответить? – он запнулся и с отвращением добавил: – Особенно теперь, когда ты почувствовала вкус постельных удовольствий.
Я попыталась прервать его, но он не позволил:
– Нет, Эми, не тебя мне нужно обвинять, а себя. Возможно, я сделал тебе слишком много поблажек, – наблюдая за моим лицом, он спросил снова: – Ты грешница? Или ты просто любила слишком сильно?
– Нет! – воскликнула я. – Супружеская неверность – это грех!
Лео опустил взгляд на меня, его глаза были в тени розы «Гарланд».
– Да, я тоже так думаю, потому что это предательство, а любое предательство – грех.
– Но я не была...
Он прервал меня, процитировав фразу:
– «...ощущение твоих нежных губ, прижавшихся к моим...» Ты целовалась с ним, Эми?
– Я поцеловала его на прощание.
– Так же, как и меня. Однако ты слишком щедра на поцелуи. Даже сегодня, когда я вернулся, ты пыталась поцеловать меня, – его голос упал. – Как Иуда. – Меня затрясло. Лео продолжил, почти ласково: – Не бойся, Эми, я не сделаю тебе ничего плохого. Я не сержусь на тебя. Я говорил тебе, что поклялся больше никогда не срывать гнев на женщине. Вина здесь не твоя, а моя. Я слишком многого хотел от тебя, а ты слишком старалась дать мне это. Ты даже пыталась дать мне любовь.
– Я люблю тебя! – закричала я. Лео, на мгновение заколебался, и чаши весов застыли в равновесии. Затем он сказал:
– Я спрашивал ее, на этом самом месте. Я привел ее сюда, к фонтану, и спросил: «Жанетта, ты любишь меня?» И она ответила «да». Но она солгала. Ты тоже настолько любезна, что продолжаешь притворяться, и я, признателен тебе за это. Но тебе незачем делать это дальше, это уже не нужно. Моя глупость прошла.
Лео вынул спички, и я увидела, как он зажигает сигару. Он несколько раз затянулся и сказал мне:
– Я, конечно, признаю твоего сына наследником, – как признал и ее сына.
Кошмар усугублялся.
– Но Джеки – твой сын!
Лео ответил не сразу, разглядывая горящий кончик сигары.
– Да, я согласен, это, может быть, и правда. Ты, Эми, всегда была великодушнее, чем она. Поэтому я и любил тебя больше. Настолько больше, что не хотел рассказывать тебе об этом. Я сидел за тем грязным столом и говорил себе – почему бы тебе и дальше не любить ее? В конце концов, ты знал, на ком женишься – она не притворялась. Кроме того, он мертв, а ты пока еще жив... Я слышала сожаление в голосе Лео, а он продолжал:
– Я пытался быть благоразумным, но это было совершенно бессмысленно. Фрэнсис ошибался, говоря, что проиграл сражение. Он победил, потому что разрушил мое доверие к тебе. А без доверия не может быть любви. – Лео потушил окурок о мраморный край бассейна и бросил в фонтан. – Не пора ли нам возвращаться? Становится поздно.
Онемевшая и дрожащая, я последовала за ним через лужайку, а затем вверх по лестнице. Я не могла говорить, – да и что я могла сказать? Лео тоже молчал, пока мы не дошли до белой калитки, ведущей из розового парка. Там он сказал мне:
– Естественно, я буду оказывать тебе поддержку, которую обеспечивает мое имя. Полагаю, ты не захочешь оставить Истон теперь, когда Фрэнсис мертв. В любом случае, у нас есть дочери. Я уверен, ради них ты согласишься поддерживать видимость семейной жизни – хотя бы на людях. Но личная жизнь у нас, конечно, будет у каждого своя. Доброй ночи.
Лео ускорил шаги, но я побежала вслед за ним в наружную дверь и через холл.
– Но, Лео...
– Доброй ночи, – он открыл дверь библиотеки и вошел внутрь. Нелла прошмыгнула за ним, но когда я устремилась следом, Лео захлопнул передо мной дверь.
Я пошла в свою спальню и упала ничком на кровать. Я не могла даже плакать, слез не было. Я вспомнила бабушку, выгнавшую меня из дому, но сейчас мне было хуже, много-много хуже, потому что Лео прежде любил меня, а теперь не чувствовал ко мне ничего, даже гнева.
Я поднялась наверх за Джеки, его пора было кормить. Вернувшись с ним в спальню, я дала ему грудь. Я смотрела на его светлые пушистые волосики, круглые голубые глазки – ох, Джеки, даже ты подвел меня – но затем одернула себя. Джеки был сыном Лео – я не согрешила, я не была неверной. Я лишь слушала Фрэнка, когда он говорил мне о своей любви, я обняла его, поцеловала и сказала, что люблю. Но что такое неверность?
Утром я решила пойти к Лео, чтобы объясниться, уговорить его. Он, конечно, будет злиться, но я терпела его гнев прежде, вытерплю и теперь. Он рано позавтракал, и мистер Тимс сказал мне, что он в библиотеке. Я постучалась в дверь и сразу же вошла – Лео сидел за столом и читал. Он встал и взглянул на меня – в его лице не было гнева, только безразличие.
– Лео, это письмо... – прошептала я.
Лео прошел мимо меня и подошел к двери. Взявшись за ручку, он сказал:
– Мы уже все обсудили. Я больше не хочу об этом говорить. Я не вторгаюсь в твои личные комнаты, и попросил бы тебя впредь оказывать мне такое же одолжение, – он открыл дверь, стоя и дожидаясь, пока я выйду. Я подошла к Лео и остановилась, глядя ему в лицо. Если бы он злился, была бы надежда, но его глаза не выражали ничего, а только сузились, встретив мой взгляд. Лео отвернулся – и даже это исчезло.
Так все и потянулось. Мы ужинали вместе, я пыталась заговорить с Лео, но он разговаривал со мной только в присутствии слуг и всегда только о погоде и предстоящем урожае. Иногда я приглашала к нему вниз детей, предоставляя Элен сопровождать их, а когда Флора, моя верная Флора затаскивала в компанию и меня, Лео просто ждал, пока я не отойду. Порой я входила в детскую, зная, что он там. Лео играл с дочерьми, но если я пыталась присоединиться к игре, он говорил: «По-моему, тебе пора идти к сыну». А Джеки, чувствуя мое нервозное состояние, все время плакал и требовал меня к себе. Лео, не смотрел ни на Джеки, ни на меня.
Элен чувствовала, что не все в порядке, и я заметила, что она стала сдержаннее.
– Моя леди, если мужчина вернулся с войны, жена должна ублажать его, – сказала как-то она. Я не ответила ей, мне нечего было ответить. Глядя на Джеки, лежащего у меня на руках, она сказала: – Возможно, вам лучше оставлять мастера Квинхэма в детской, пока его светлость дома. – Но это было незачем, кроме того, мне доставляло утешение держать его на руках.
Я начала беспокоиться, не сделала ли Элен в уме подсчеты о времени рождения Джеки. Фрэнк приезжал вскоре после того, как Лео уехал, а Джеки родился поздно. А вдруг все истонские женщины строят такие догадки?
Только Клара, кажется, сочувствовала мне. Она не понимала, в чем дело, но тоже чувствовала что-то нехорошее:
– Моя леди, с мужчинами становится трудно, когда они приходят с войны, – сказала она, не глядя на меня. – Даже если... если там была другая женщина, не нужно придавать этому значения... – она оборвала фразу, не зная, как продолжить.
Я была признательна Кларе, что она не осуждала меня, но должна была поправить ее:
– Нет, Клара, дело не в этом. Он никогда бы себе такого не позволил.
– Ну, говорят, что теперь, когда прибыли американцы, война не затянется надолго, – вздохнула она. – Когда, он вернется домой насовсем, я уверена, что все пойдет по-другому.
Мистер Бистон пришел ко мне спросить про крестины Джеки.
– Теперь, когда его светлость в отпуске, может быть, пришло это время, моя леди?
И я заговорила с Лео за ужином. На стол уже подали десерт, когда я набралась смелости спросить мужа о крестинах Джеки. Я заставила себя это сделать только потому, что дальше тянуть было нельзя.
– Как хочешь, – ответил он.
– Может быть, назначим их за день до твоего отъезда?
– В субботу? Да, если хочешь.
– Я говорила тебе в письме, что попросила мистера Селби быть крестным отцом. Вторым крестным отцом, я надеюсь, будет Альби, а его брат Джим – помощником. А крестной матерью я попросила стать мисс Бистон, и она любезно согласилась, – я подождала, но Лео только кивнул в ответ. Я с робостью спросила: – А ты – придешь?
Лео взглянул на меня, его косящие серые глаза не выражали ничего.
– Если хочешь, приду, – он положил на стол фруктовый нож с салфеткой и встал: – У тебя все?
– Да, – прошептала я.
Я одела Джеки в крестильную одежду Розы – у меня не было времени сшить другую. Я очень нервничала, дожидаясь Лео – а вдруг он даже не пойдет со мной в церковь? Но он заявил:
– Мы сделаем все так же, как и в прошлый раз, только я предпочел бы не использовать машину.
– Да, сейчас мало бензина.
И мы поехали в экипаже, с Элен и Джеки. Джим привез Беату, но она сказала, что может остаться не больше, чем на пару часов. Я вздохнула с облегчением, потому что боялась, что ее проницательный взгляд заметит, как Лео относится ко мне теперь.
Когда мы прибыли в церковь, там уже ждали леди Бартон с Цинтией. Когда мы с Лео подошли поприветствовать их, леди Бартон заключила меня в пахнущие фиалками объятия.
– Как, наверное, ты горда, моя дорогая, – отпустив меня, она сжала руку Лео в своих: – Леонидас, Джордж, все рассказал мне, твоя дорогая мама была бы довольна, а отец гордился бы тобой.
Лео увел леди Бартон, а Цинтия дождалась, пока они отойдут за пределы слышимости, и сказала вполголоса:
– Если верить тому, что рассказала эта старая тиранка, я подозреваю, что им доволен даже вице-канцлер. Кроме того, я думаю, это к чести нашего дорогого лорда Ворминстера. Джордж говорил, что об этом скоро напишут в газетах.
– Боюсь, я не понимаю, о чем идет речь, – сказала я.
– Разве он ничего не рассказывал? – подняла она брови. – Ох, дорогая, значит, мама, как всегда, проболталась.
– Пожалуйста... расскажи мне.
Она наклонилась к моему уху и зашептала:
– Твой доблестный муж спас медицинский пункт. Он великолепно проявил себя в этом разгромном отступлении, по словам Джорджа. Идем, дорогая Эми, нас ждут.
Мы вернулись назад в экипажах и приступили к торту, изготовленному миссис Картер. Когда все взяли в руки бокалы с шампанским, Лео провозгласил тост:
– За мою жену, – затем он повернулся туда, где Элен, держала наряженного Джеки, – и за моего сына.
Он прекрасно вел себя весь вечер, даже улыбался мне, когда требовалось, и у меня стала появляться надежда. Я искренне наслаждалась ужином, на который пригласила мистера Селби, доктора Маттеуса и Бистонов, и Лео держался нормально. Они намекали на медаль – леди Бартон, конечно, разболтала о его заслугах всем.
– Там была целая команда, – смущался Лео от поздравлений. – Все приписали мне, потому что я был в чине сержанта.
– Вы, там были за старшего, – тихо сказал мистер Селби.
– Да... – Лео запнулся и покраснел.
– Ну, точно, – улыбнулся мистер Селби.
– Я очень горжусь тобой, Лео, – сказала я, набравшись храбрости.
– Спасибо, Эми.
Затем он стал расспрашивать управляющего об имении и, кажется, не обратил внимания на то, что мистер Селби и мистер Бистон вовлекли в разговор и меня. Сегодня он был очень вежлив, даже называл меня по имени, и моя надежда возросла. Кроме того, мне была невыносима мысль, что Лео вернется во Францию, в опасность, а я не поцелую его, не прикоснусь к нему, не заключу в объятия и, наконец, не дам ему кое-что, даже если это будет только физическим удовлетворением.
Этим вечером, услышав, что Лео закончил раздеваться в гардеробной, я уложила Джеки в кроватку. Я распустила и расчесала волосы до блеска. Затем я собрала всю свою смелость и пошла в спальню к Лео. Свет был зажжен, Лео лежал в постели и читал. Увидев меня, он отложил книгу, но не снял очки.
– Да, в чем дело?
– Я знаю, что ты меня больше не любишь, – сказала я. – Только... я подумала... ведь ты – мужчина, а я – твоя жена... – Лео, не шевельнулся, его лицо не дрогнуло. Я, запинаясь, продолжила: – Я не скажу ни слова, не стану к тебе ласкаться, если ты этого не захочешь... Ты можешь просто... просто... – я не могла продолжать.
– Нет, спасибо, Эми, – сказал, он наконец.
– Но... у мужчин же есть свои потребности... – прошептала я.
Лео ответил не сразу.
– Я так долго прожил в воздержании, что знаю, как обходиться со своими потребностями. Сейчас мне это кажется предпочтительнее лицемерия.
Я вспомнила, что раньше он говорил мне: «Я считаю, что любовный акт не должен совершаться без взаимного доверия и привязанности». А теперь Лео не чувствовал ни того, ни другого. Взяв книгу, он сказал вполголоса:
– Возвращайся и ложись спать, Эми.
Наутро он уезжал. Мистер Тимс открыл дверь и вышел наружу, давая нам возможность попрощаться наедине.
– Естественно, я, как и прежде, буду писать каждую неделю, – повернулся ко мне Лео.
– Ты будешь писать? – с надеждой взглянула я на него.
– Мне не хочется, чтобы слуги сплетничали. Я был бы признателен, если бы ты сообщала мне новости о детях.
– Конечно! – с жаром сказала я. – Я буду регулярно писать тебе...
– Только о детях. Если ты будешь писать... о чем-то еще, это причинит нам обоим ненужную боль. Кроме того, к чему это? – Лео надел вещмешок на плечи и пошел к выходу. – До свидания, Эми.
Я побежала за ним.
– Лео! – но он продолжал спускаться по ступеням, туда, где у пролетки стоял мистер Тимс, щурившийся от яркого солнца.
– Лео! – он обернулся, но только потому, что вокруг были слуги. Я подошла к нему, но он стоял неподвижно. Голос изменил мне: – Не забывай менять носки, когда они промокнут, – я не нашлась, что еще сказать.
– Как тебе будет угодно, – тихо ответил Лео. Он закинул вещи в пролетку, затем вскочил туда сам. Джим дернул поводья и тронул лошадь с места.
Я смотрела вслед, пока они не скрылись за поворотом. Я все еще стояла, прислушиваясь, пока стук копыт Бесси не замер вдали.
Глава пятьдесят первая
Я любила двоих мужчин и потеряла обоих. Я вернулась наверх, в свою спальню. Мне никого не хотелось видеть. Я дотащилась до своей постели, той самой, куда ко мне приходил Лео, где он обнимал меня – и любил. «Привязанности – и доверия...» Прежде он доверял мне, теперь не доверяет. Затем я столкнулась лицом к лицу с холодной действительностью – он любил меня, но никогда не доверял мне. Если бы он доверял мне, он никогда не вскрыл бы это письмо. Правда, Фрэнк хранил мои письма, те, которые нашел Лео, но в них не было ничего, что могло бы вызвать подозрения. В них выражалось только беспокойство и забота, а Лео уже знал, что я испытываю эти чувства к Фрэнку. Тем не менее, он все-таки вскрыл письмо.
Я тяжело, словно старуха, встала и подошла к туалетному столику, чтобы достать это письмо, последнее письмо Фрэнка. Я перечитала его еще раз. Пока я читала, мне казалось, что Фрэнк здесь, в комнате, и говорит со мной. Ох, Фрэнк, Фрэнк, я любила тебя – прости, прости меня. Горячие слезы печали и стыда жгли мои щеки.
Джеки заставил меня очнуться. Я не могла прятаться здесь и горевать – у меня были дети, был малыш, который требовал мою грудь. Кроме того, приближалась пора сбора урожая – я не могла оставаться здесь в слезах. Я свернула письмо Фрэнка, чтобы убрать, и увидела другое письмо – любовное письмо Лео, которое заставило меня поехать к нему во Францию. Я взяла его и перечитала, с тяжелым и безнадежным сердцем, пока не дошла до строк:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Aimee , je t ' aime , toujours . Твой любящий Фрэнк
Я сидела, держа в руке письмо, его последнее письмо ко мне, и меня переполняло чувство вины. Ох, Фрэнк, я любила и тебя тоже.
Затем мужчина, стоящий передо мной, повернулся и подошел ко мне.
– Ты прочитала?
– Да.
– И я тоже, – сказал он едва слышно. И до меня, наконец дошло, что клапан конверта был расклеен.
Но Фрэнк писал мне, только мне.
– Ты не должен был делать этого! – воскликнула я.
– Да, не должен. Но я поддался соблазну, как Ева, и был наказан, как и она. Я сидел в этом грязном бараке, глядя на фотографию своей неверной первой жены, а затем прочитал письмо ее сына, из которого узнал, что вторая жена мне тоже неверна.
Наконец до меня дошло, в чем кроется настоящий кошмар. Я снова взглянула на письмо: «Когда ты обняла меня при последнем расставании», «ощущение твоих нежных губ, прижавшихся к моим», – и подняла взгляд на Лео. Он наблюдал за мной.
– Нет! Нет! – закричала я.
Лео указал на письмо в моей руке.
– Думаю, это убедительнее, чем платок Дездемоны, – он неуклюже отвернулся от меня и уставился в бассейн фонтана, неторопливо цитируя:
У розы есть шипы, луна и солнце – в пятнах,
Бутон нежнейший гложет гадкий червь,
Таится ил в серебряных фонтанах.
Затем он взглянул мне в лицо и повторил:
Бутон нежнейший гложет гадкий червь...
– Нет! Нет! – снова закричала я.
– Я знал, что ты любила его, но даже и заподозрить не мог, что он тоже влюбится в тебя, – сказал Лео. – Я считал, что он равнодушен к тебе, и оказался в дураках. В конце концов, я же полюбил тебя, почему же этого не могло произойти с ним? А когда он полюбил, разве ты могла ему не ответить? – он запнулся и с отвращением добавил: – Особенно теперь, когда ты почувствовала вкус постельных удовольствий.
Я попыталась прервать его, но он не позволил:
– Нет, Эми, не тебя мне нужно обвинять, а себя. Возможно, я сделал тебе слишком много поблажек, – наблюдая за моим лицом, он спросил снова: – Ты грешница? Или ты просто любила слишком сильно?
– Нет! – воскликнула я. – Супружеская неверность – это грех!
Лео опустил взгляд на меня, его глаза были в тени розы «Гарланд».
– Да, я тоже так думаю, потому что это предательство, а любое предательство – грех.
– Но я не была...
Он прервал меня, процитировав фразу:
– «...ощущение твоих нежных губ, прижавшихся к моим...» Ты целовалась с ним, Эми?
– Я поцеловала его на прощание.
– Так же, как и меня. Однако ты слишком щедра на поцелуи. Даже сегодня, когда я вернулся, ты пыталась поцеловать меня, – его голос упал. – Как Иуда. – Меня затрясло. Лео продолжил, почти ласково: – Не бойся, Эми, я не сделаю тебе ничего плохого. Я не сержусь на тебя. Я говорил тебе, что поклялся больше никогда не срывать гнев на женщине. Вина здесь не твоя, а моя. Я слишком многого хотел от тебя, а ты слишком старалась дать мне это. Ты даже пыталась дать мне любовь.
– Я люблю тебя! – закричала я. Лео, на мгновение заколебался, и чаши весов застыли в равновесии. Затем он сказал:
– Я спрашивал ее, на этом самом месте. Я привел ее сюда, к фонтану, и спросил: «Жанетта, ты любишь меня?» И она ответила «да». Но она солгала. Ты тоже настолько любезна, что продолжаешь притворяться, и я, признателен тебе за это. Но тебе незачем делать это дальше, это уже не нужно. Моя глупость прошла.
Лео вынул спички, и я увидела, как он зажигает сигару. Он несколько раз затянулся и сказал мне:
– Я, конечно, признаю твоего сына наследником, – как признал и ее сына.
Кошмар усугублялся.
– Но Джеки – твой сын!
Лео ответил не сразу, разглядывая горящий кончик сигары.
– Да, я согласен, это, может быть, и правда. Ты, Эми, всегда была великодушнее, чем она. Поэтому я и любил тебя больше. Настолько больше, что не хотел рассказывать тебе об этом. Я сидел за тем грязным столом и говорил себе – почему бы тебе и дальше не любить ее? В конце концов, ты знал, на ком женишься – она не притворялась. Кроме того, он мертв, а ты пока еще жив... Я слышала сожаление в голосе Лео, а он продолжал:
– Я пытался быть благоразумным, но это было совершенно бессмысленно. Фрэнсис ошибался, говоря, что проиграл сражение. Он победил, потому что разрушил мое доверие к тебе. А без доверия не может быть любви. – Лео потушил окурок о мраморный край бассейна и бросил в фонтан. – Не пора ли нам возвращаться? Становится поздно.
Онемевшая и дрожащая, я последовала за ним через лужайку, а затем вверх по лестнице. Я не могла говорить, – да и что я могла сказать? Лео тоже молчал, пока мы не дошли до белой калитки, ведущей из розового парка. Там он сказал мне:
– Естественно, я буду оказывать тебе поддержку, которую обеспечивает мое имя. Полагаю, ты не захочешь оставить Истон теперь, когда Фрэнсис мертв. В любом случае, у нас есть дочери. Я уверен, ради них ты согласишься поддерживать видимость семейной жизни – хотя бы на людях. Но личная жизнь у нас, конечно, будет у каждого своя. Доброй ночи.
Лео ускорил шаги, но я побежала вслед за ним в наружную дверь и через холл.
– Но, Лео...
– Доброй ночи, – он открыл дверь библиотеки и вошел внутрь. Нелла прошмыгнула за ним, но когда я устремилась следом, Лео захлопнул передо мной дверь.
Я пошла в свою спальню и упала ничком на кровать. Я не могла даже плакать, слез не было. Я вспомнила бабушку, выгнавшую меня из дому, но сейчас мне было хуже, много-много хуже, потому что Лео прежде любил меня, а теперь не чувствовал ко мне ничего, даже гнева.
Я поднялась наверх за Джеки, его пора было кормить. Вернувшись с ним в спальню, я дала ему грудь. Я смотрела на его светлые пушистые волосики, круглые голубые глазки – ох, Джеки, даже ты подвел меня – но затем одернула себя. Джеки был сыном Лео – я не согрешила, я не была неверной. Я лишь слушала Фрэнка, когда он говорил мне о своей любви, я обняла его, поцеловала и сказала, что люблю. Но что такое неверность?
Утром я решила пойти к Лео, чтобы объясниться, уговорить его. Он, конечно, будет злиться, но я терпела его гнев прежде, вытерплю и теперь. Он рано позавтракал, и мистер Тимс сказал мне, что он в библиотеке. Я постучалась в дверь и сразу же вошла – Лео сидел за столом и читал. Он встал и взглянул на меня – в его лице не было гнева, только безразличие.
– Лео, это письмо... – прошептала я.
Лео прошел мимо меня и подошел к двери. Взявшись за ручку, он сказал:
– Мы уже все обсудили. Я больше не хочу об этом говорить. Я не вторгаюсь в твои личные комнаты, и попросил бы тебя впредь оказывать мне такое же одолжение, – он открыл дверь, стоя и дожидаясь, пока я выйду. Я подошла к Лео и остановилась, глядя ему в лицо. Если бы он злился, была бы надежда, но его глаза не выражали ничего, а только сузились, встретив мой взгляд. Лео отвернулся – и даже это исчезло.
Так все и потянулось. Мы ужинали вместе, я пыталась заговорить с Лео, но он разговаривал со мной только в присутствии слуг и всегда только о погоде и предстоящем урожае. Иногда я приглашала к нему вниз детей, предоставляя Элен сопровождать их, а когда Флора, моя верная Флора затаскивала в компанию и меня, Лео просто ждал, пока я не отойду. Порой я входила в детскую, зная, что он там. Лео играл с дочерьми, но если я пыталась присоединиться к игре, он говорил: «По-моему, тебе пора идти к сыну». А Джеки, чувствуя мое нервозное состояние, все время плакал и требовал меня к себе. Лео, не смотрел ни на Джеки, ни на меня.
Элен чувствовала, что не все в порядке, и я заметила, что она стала сдержаннее.
– Моя леди, если мужчина вернулся с войны, жена должна ублажать его, – сказала как-то она. Я не ответила ей, мне нечего было ответить. Глядя на Джеки, лежащего у меня на руках, она сказала: – Возможно, вам лучше оставлять мастера Квинхэма в детской, пока его светлость дома. – Но это было незачем, кроме того, мне доставляло утешение держать его на руках.
Я начала беспокоиться, не сделала ли Элен в уме подсчеты о времени рождения Джеки. Фрэнк приезжал вскоре после того, как Лео уехал, а Джеки родился поздно. А вдруг все истонские женщины строят такие догадки?
Только Клара, кажется, сочувствовала мне. Она не понимала, в чем дело, но тоже чувствовала что-то нехорошее:
– Моя леди, с мужчинами становится трудно, когда они приходят с войны, – сказала она, не глядя на меня. – Даже если... если там была другая женщина, не нужно придавать этому значения... – она оборвала фразу, не зная, как продолжить.
Я была признательна Кларе, что она не осуждала меня, но должна была поправить ее:
– Нет, Клара, дело не в этом. Он никогда бы себе такого не позволил.
– Ну, говорят, что теперь, когда прибыли американцы, война не затянется надолго, – вздохнула она. – Когда, он вернется домой насовсем, я уверена, что все пойдет по-другому.
Мистер Бистон пришел ко мне спросить про крестины Джеки.
– Теперь, когда его светлость в отпуске, может быть, пришло это время, моя леди?
И я заговорила с Лео за ужином. На стол уже подали десерт, когда я набралась смелости спросить мужа о крестинах Джеки. Я заставила себя это сделать только потому, что дальше тянуть было нельзя.
– Как хочешь, – ответил он.
– Может быть, назначим их за день до твоего отъезда?
– В субботу? Да, если хочешь.
– Я говорила тебе в письме, что попросила мистера Селби быть крестным отцом. Вторым крестным отцом, я надеюсь, будет Альби, а его брат Джим – помощником. А крестной матерью я попросила стать мисс Бистон, и она любезно согласилась, – я подождала, но Лео только кивнул в ответ. Я с робостью спросила: – А ты – придешь?
Лео взглянул на меня, его косящие серые глаза не выражали ничего.
– Если хочешь, приду, – он положил на стол фруктовый нож с салфеткой и встал: – У тебя все?
– Да, – прошептала я.
Я одела Джеки в крестильную одежду Розы – у меня не было времени сшить другую. Я очень нервничала, дожидаясь Лео – а вдруг он даже не пойдет со мной в церковь? Но он заявил:
– Мы сделаем все так же, как и в прошлый раз, только я предпочел бы не использовать машину.
– Да, сейчас мало бензина.
И мы поехали в экипаже, с Элен и Джеки. Джим привез Беату, но она сказала, что может остаться не больше, чем на пару часов. Я вздохнула с облегчением, потому что боялась, что ее проницательный взгляд заметит, как Лео относится ко мне теперь.
Когда мы прибыли в церковь, там уже ждали леди Бартон с Цинтией. Когда мы с Лео подошли поприветствовать их, леди Бартон заключила меня в пахнущие фиалками объятия.
– Как, наверное, ты горда, моя дорогая, – отпустив меня, она сжала руку Лео в своих: – Леонидас, Джордж, все рассказал мне, твоя дорогая мама была бы довольна, а отец гордился бы тобой.
Лео увел леди Бартон, а Цинтия дождалась, пока они отойдут за пределы слышимости, и сказала вполголоса:
– Если верить тому, что рассказала эта старая тиранка, я подозреваю, что им доволен даже вице-канцлер. Кроме того, я думаю, это к чести нашего дорогого лорда Ворминстера. Джордж говорил, что об этом скоро напишут в газетах.
– Боюсь, я не понимаю, о чем идет речь, – сказала я.
– Разве он ничего не рассказывал? – подняла она брови. – Ох, дорогая, значит, мама, как всегда, проболталась.
– Пожалуйста... расскажи мне.
Она наклонилась к моему уху и зашептала:
– Твой доблестный муж спас медицинский пункт. Он великолепно проявил себя в этом разгромном отступлении, по словам Джорджа. Идем, дорогая Эми, нас ждут.
Мы вернулись назад в экипажах и приступили к торту, изготовленному миссис Картер. Когда все взяли в руки бокалы с шампанским, Лео провозгласил тост:
– За мою жену, – затем он повернулся туда, где Элен, держала наряженного Джеки, – и за моего сына.
Он прекрасно вел себя весь вечер, даже улыбался мне, когда требовалось, и у меня стала появляться надежда. Я искренне наслаждалась ужином, на который пригласила мистера Селби, доктора Маттеуса и Бистонов, и Лео держался нормально. Они намекали на медаль – леди Бартон, конечно, разболтала о его заслугах всем.
– Там была целая команда, – смущался Лео от поздравлений. – Все приписали мне, потому что я был в чине сержанта.
– Вы, там были за старшего, – тихо сказал мистер Селби.
– Да... – Лео запнулся и покраснел.
– Ну, точно, – улыбнулся мистер Селби.
– Я очень горжусь тобой, Лео, – сказала я, набравшись храбрости.
– Спасибо, Эми.
Затем он стал расспрашивать управляющего об имении и, кажется, не обратил внимания на то, что мистер Селби и мистер Бистон вовлекли в разговор и меня. Сегодня он был очень вежлив, даже называл меня по имени, и моя надежда возросла. Кроме того, мне была невыносима мысль, что Лео вернется во Францию, в опасность, а я не поцелую его, не прикоснусь к нему, не заключу в объятия и, наконец, не дам ему кое-что, даже если это будет только физическим удовлетворением.
Этим вечером, услышав, что Лео закончил раздеваться в гардеробной, я уложила Джеки в кроватку. Я распустила и расчесала волосы до блеска. Затем я собрала всю свою смелость и пошла в спальню к Лео. Свет был зажжен, Лео лежал в постели и читал. Увидев меня, он отложил книгу, но не снял очки.
– Да, в чем дело?
– Я знаю, что ты меня больше не любишь, – сказала я. – Только... я подумала... ведь ты – мужчина, а я – твоя жена... – Лео, не шевельнулся, его лицо не дрогнуло. Я, запинаясь, продолжила: – Я не скажу ни слова, не стану к тебе ласкаться, если ты этого не захочешь... Ты можешь просто... просто... – я не могла продолжать.
– Нет, спасибо, Эми, – сказал, он наконец.
– Но... у мужчин же есть свои потребности... – прошептала я.
Лео ответил не сразу.
– Я так долго прожил в воздержании, что знаю, как обходиться со своими потребностями. Сейчас мне это кажется предпочтительнее лицемерия.
Я вспомнила, что раньше он говорил мне: «Я считаю, что любовный акт не должен совершаться без взаимного доверия и привязанности». А теперь Лео не чувствовал ни того, ни другого. Взяв книгу, он сказал вполголоса:
– Возвращайся и ложись спать, Эми.
Наутро он уезжал. Мистер Тимс открыл дверь и вышел наружу, давая нам возможность попрощаться наедине.
– Естественно, я, как и прежде, буду писать каждую неделю, – повернулся ко мне Лео.
– Ты будешь писать? – с надеждой взглянула я на него.
– Мне не хочется, чтобы слуги сплетничали. Я был бы признателен, если бы ты сообщала мне новости о детях.
– Конечно! – с жаром сказала я. – Я буду регулярно писать тебе...
– Только о детях. Если ты будешь писать... о чем-то еще, это причинит нам обоим ненужную боль. Кроме того, к чему это? – Лео надел вещмешок на плечи и пошел к выходу. – До свидания, Эми.
Я побежала за ним.
– Лео! – но он продолжал спускаться по ступеням, туда, где у пролетки стоял мистер Тимс, щурившийся от яркого солнца.
– Лео! – он обернулся, но только потому, что вокруг были слуги. Я подошла к нему, но он стоял неподвижно. Голос изменил мне: – Не забывай менять носки, когда они промокнут, – я не нашлась, что еще сказать.
– Как тебе будет угодно, – тихо ответил Лео. Он закинул вещи в пролетку, затем вскочил туда сам. Джим дернул поводья и тронул лошадь с места.
Я смотрела вслед, пока они не скрылись за поворотом. Я все еще стояла, прислушиваясь, пока стук копыт Бесси не замер вдали.
Глава пятьдесят первая
Я любила двоих мужчин и потеряла обоих. Я вернулась наверх, в свою спальню. Мне никого не хотелось видеть. Я дотащилась до своей постели, той самой, куда ко мне приходил Лео, где он обнимал меня – и любил. «Привязанности – и доверия...» Прежде он доверял мне, теперь не доверяет. Затем я столкнулась лицом к лицу с холодной действительностью – он любил меня, но никогда не доверял мне. Если бы он доверял мне, он никогда не вскрыл бы это письмо. Правда, Фрэнк хранил мои письма, те, которые нашел Лео, но в них не было ничего, что могло бы вызвать подозрения. В них выражалось только беспокойство и забота, а Лео уже знал, что я испытываю эти чувства к Фрэнку. Тем не менее, он все-таки вскрыл письмо.
Я тяжело, словно старуха, встала и подошла к туалетному столику, чтобы достать это письмо, последнее письмо Фрэнка. Я перечитала его еще раз. Пока я читала, мне казалось, что Фрэнк здесь, в комнате, и говорит со мной. Ох, Фрэнк, Фрэнк, я любила тебя – прости, прости меня. Горячие слезы печали и стыда жгли мои щеки.
Джеки заставил меня очнуться. Я не могла прятаться здесь и горевать – у меня были дети, был малыш, который требовал мою грудь. Кроме того, приближалась пора сбора урожая – я не могла оставаться здесь в слезах. Я свернула письмо Фрэнка, чтобы убрать, и увидела другое письмо – любовное письмо Лео, которое заставило меня поехать к нему во Францию. Я взяла его и перечитала, с тяжелым и безнадежным сердцем, пока не дошла до строк:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44