Однако он показал мне, что надо делать, и хотя выхватываю я пистолет не слишком быстро, но обычно попадаю, куда целюсь.
– А я вот ни у кого не смогу отнять жизнь, несмотря ни на что, – доверительно сказала Тори. – Ненавижу оружие и насилие. Я говорю это не для того, чтобы выглядеть лучше других или что-то в этом роде, но разве тебя не ужасает мысль о том, как это ты прольешь кровь другого человека?
– Тори, дорогая! – хохотнула Мегэн. – Я же не стреляю в людей направо-налево. Просто хочу суметь, если понадобится, защитить тех, кого люблю.
Подумав какое-то время, Тори неохотно согласилась.
– Может, мне все-таки научиться пользоваться пистолетом? Маловероятно, что придется пристрелить что-то более серьезное, чем змею, зато Джекоб будет меньше за меня волноваться.
Вздрогнув, Мегэн сказала:
– Я попробую научить тебя, если захочешь. Но обещай мне больше никогда не упоминать о змеях. Я их ненавижу! Они пугают меня до одури! Блейка как-то укусила одна, и я думала, он умрет прямо у меня на глазах.
– А меня пугают пистолеты, застенчиво призналась Тори. – И ты считаешь, что все-таки сможешь меня научить?
Мегэн пожала плечами.
– Попытка не пытка. Ведь так? Но я гарантирую, что буду терпеливей мужчин. Может, твоя беда именно в этом. Я начинаю подозревать, что все мужчины нетерпеливы и, взрослея, становятся только хуже. Помоги мне, Господи, если в этот раз у меня будет сын! Этого чертенка Алиты хватает с избытком!
Глаза Тори удивленно расширились.
– Ты ждешь еще ребенка? – возбужденно спросила она.
Мегэн кивнула и похлопала свой плоский животик.
– Он или она появится в феврале, по моим расчетам. К тому времени Алите будет два года, и, надо надеяться, с ее пеленками будет покончено.
– Но ты не выглядишь... ну... ты выглядишь обычно.
– Я все забываю, насколько ты еще наивна, – с улыбкой сказала Мегэн. – Еще слишком рано, чтобы было видно, но пройдет пара месяцев, и я стану похожа на бегемота.
– А тебе не надо лежать или побольше отдыхать? – полюбопытствовала Тори. – Ведь наверняка вредно так мотаться.
– Тори, я беременна, а не смертельно больна, – фыркнула Мегэн, качая головой. – Я себя превосходно чувствую, так что не вздумай нянчиться со мной. Мне этого хватает, как только Блейк появляется рядом.
– А разве у тебя ничего не болит? Тебя не тошнит или еще что-то? – настаивала Тори, вспоминая все, что слышала от подруг и знакомых.
Сжалившись, Мегэн решила рассказать Тори все, что она хочет знать, что ей нужно будет знать, когда она обнаружит, что ждет ребенка.
– Когда я встаю утром, меня мутит, а от запаха кофе, который я в обычное время обожаю, просто начинает тошнить. Но потом я себя прекрасно чувствую весь день. Стараюсь хорошо есть, пить побольше молока, которое терпеть не могу, а сухарики помогают моему желудку успокоиться. По крайней мере на этот раз у меня хоть нет неожиданных головокружений, как было с Алитой.
Что же касается того, больно или не больно, то у меня сейчас груди более чувствительны и слегка увеличены, но болеть не болят. Ожидание ребенка – не испытание, Тори. Это радость. Самая великая радость, какую может пережить женщина. Единственная настоящая боль – это когда рождается ребенок, но и эта боль забудется, когда возьмешь в первый же раз в руки своего ребенка. Я не могу даже описать, какой это замечательный миг! Могу только надеяться, что ты сама это однажды узнаешь.
– Я тоже надеюсь на это, – мягко прошептала Тори, глаза ее светились. – Я люблю детей. И хочу, чтобы у меня их была целая куча и я бы о них заботилась.
– Куча? – фыркнула Мегэн. – А сколько это, «куча»?
– О, по меньшей мере пять или шесть, – доверительно поделилась Тори.
– Тогда я искренне надеюсь, что Джейк любит детей так же, как ты, – поддразнила ее Мегэн, ухмыльнувшись. – Делу поможет, если ты сумеешь дать ему одного или парочку сыновей, это смягчит напряжение.
Поглощенная своими мечтами о собственных детях, Тори туманно проговорила:
– О, Джекоб очень хорошо умеет обращаться с детьми, он ведь, знаешь, практически воспитал меня.
Джейк почувствовал громадное облегчение от присутствия Блейка. Хотя он доверял всем работникам ранчо, только горстка их была предана «Ленивому Би» так, как он сам. Они помогут ему защитить ранчо, но только у него оно и дом, и наследство, и ответственность.
Блейк Монтгомери понимал это и, более того, был не только владельцем ранчо, хорошо знакомым с трудностями управления таким огромным пространством, но и бывшим стрелком, одни из тех немногих известных Джейку, которые сумели успешно отойти от опасной своей профессии и вернуться, что называется, к «нормальной жизни». Блейк знал, как это трудно: длительное предубеждение, постоянная тревога, что твоя прежняя жизнь тебя нагонит и принесет беду твоей семье и новообретенному миру.
– Хорошее у тебя здесь местечко, – заметил Блейк. Они с Джейком выехали осмотреть ранчо, и Джейк показал другу отравленный водоем и новый отводной канал, над которым они трудились.
Джейк кивнул.
– Оно будет гораздо приятней, если я смогу поймать негодяя, который здесь шкодит.
– Есть какие-то соображения?
– Ничего существенного. Может быть кто угодно. Я сначала думал, что это кто-то из местных, что, может, кто-то положил глаза на эту землю или что-то имел против отца. Я ведь даже не думал ехать домой, пока Джилл не телеграфировал мне о пожаре.
Джейк получил эту телеграмму, будучи на ранчо Блейка в Аризоне. Он помогал Блейку и Мегэн наладить там дела после того, как удалось вырвать ранчо из цепких вороватых рук двоюродного брата Блейка. Теперь получилось, что тот мог отплатить добром за добро, помогая Джейку решить его проблемы.
– Вроде резонно, – согласился Блейк.
– Да, так я и думал, пока не съездил на днях в город и не услышал, что молодой стрелок Рино спрашивает обо мне. Он появился в городе спустя неделю или две после того, как стреляли в Тори и меня, когда мы возвращались с гор. Так что теперь меня берут сомнения, не мог ли это быть он или кто-то вроде него.
– Хм. Вряд ли. Из того, что я слышал о Рино, непохоже на его стиль.
– Это и смущает! – проворчал Джейк. – Может, он и стрелял в нас тогда, но вряд ли отравлял водопой и устроил пожар.
– А ты не думал, что у тебя могут быть две разные проблемы одновременно? Ведь Рино еще недавно видели на границе. Я слышал, что он устроил целое представление в прошлом месяце, пристрелив одного парня в Томбстауне. Может, это просто совпадение, что он приехал в Санта-Фе именно сейчас, когда ты уже по уши в других неприятностях.
– Не знаю, что и думать, Блейк. Я только хочу поймать хитрого мерзавца, убившего моего отца, и положить конец тревогам. Кармен поправляется, и не помешало бы мне съездить с молодой женой в свадебное путешествие, пока мы не слишком постарели, чтобы получить от этого удовольствие! Проклятье!
Тори никогда не встречала тетю Блейка Монтгомери, Хосефу.
– Ну, ты получишь удовольствие, – усмехаясь, предсказывала Мегэн.
Однако, даже будучи предупрежденной, Тори оказалась не готовой к этому. Хосефа была добродушной пожилой дамой, именно такой рассеянной, как рассказывала Мегэн. В доме, простоявшем полтора года закрытым, царил затхлый сырой запах. По углам висела, как кружева, паутина, а прикрытая чехлами мебель напоминала согбенные привидения. И весь дом до стропил был забит кипами старых бумаг, безделушками, одеждой и всякой всячиной, ни для кого, кроме Хосефы, не представлявшей никакого интереса.
Оглядевшись вокруг, Тори в изумлении покачала головой. Даже слегка разгрести все это займет недели, а уж навести порядок... Пока они бродили по заваленным комнатам, Блейк и пара нанятых им помощников занялись мелким ремонтом снаружи. Надо было расчистить заросший сорняками газон и побелить дом перед продажей.
На долю Блейка выпала и ликвидация небольшого семейного гнезда гремучих змей, устроившихся за время отсутствия Хосефы под домом. Этой работы он боялся и приступил к ней с крайней осторожностью, так как его уже раз змея сильно кусала, и ему не хотелось повторения. А Мегэн так прямо трясло, пока он не покончил благополучно со змеями. Для Тори, которая уже научилась восхищаться своей новой подругой, странно было видеть, как Мегэн, такая храбрая в других ситуациях, просто белеет при одном упоминании змей.
К радости Тори, Блейк два-три утра в неделю провожал ее в сиротскую школу и потом возвращался, забирая ее в дом Хосефы. Иногда с ним приходила Мегэн, беря с собой маленькую Алиту.
– Ей надо привыкать к другим детям, – объясняла Мегэн. – Плохо быть единственным ребенком, она совершенно не умеет делиться. Раз у нее будет братик или сестричка, ей надо научиться играть с детьми без драк. Она чересчур избалована.
– Зато такая прелесть! – говорила Тори, прижимая к себе сладко пахнущую малышку.
– Прелесть-то прелесть, но, когда что-то не по ней, учиняет сущий кошмар...
– Все равно для меня она просто совершенство, – настаивала Тори.
Мегэн наморщила носик.
– Ты просто влюбленная крестная, – укорила она подругу, улыбаясь углом рта. – Ты еще больше балуешь ее. К счастью, это не страшно, потому что мы с Блейком через несколько недель уедем, и тебе не придется терпеть ее капризы. Но подожди, пока у тебя будет свой ребенок! Тогда тебе не покажется милым, если такая чудная лапочка решит вытворять Бог знает что.
Глаза Тори засверкали.
– Я едва могу дождаться, – доверительно сообщила она. – Я так хочу своего собственного ребенка, что у меня иногда просто ноет все внутри, – и, слегка покраснев, робко добавила: – И Джекоб делает все от него зависящее, чтобы помочь мне в этом.
Мегэн весело засмеялась.
– А для чего еще нужны мужья? – сострила она, подмигивая. – Кроме того, стараться в этом деле так увлекательно и приятно!
Глава 17
Англия
Городок Чатэм, расположенный чуть севернее Саутгемптона, служил тем заветным местом, где торговцы, моряки чиновники и почтенные фермеры могли остановиться и отдохнуть во время поездок в город, в деревню или на побережье.
Именно здесь молодые супруги, только что прибывшие в Англию и изрядно потрепанные после двухнедельных скитаний, могли смешаться с шумной людской толпой и остаться незамеченными.
Макс остановил свой выбор на самой большой гостинице города. Это вытянутое, непомерно длинное здание вмещало в себя сорок номеров, конюшни на пятьдесят две лошади огромный холл, таверну кофейный чал., и множество кабинетов для тех, кто желал насладиться игрой, а также прочими забавами вдали от любопытных глаз толпы.
А эта встреча, подумал он, входя в один из таких кабинетов, определенно требует приватности. Взгляды посторонних ему сейчас ни к чему. Особенно взгляд карих глаз, принадлежащих одной леди, которая сладко спит в его запертом номере наверху.
Леди, которую он любит. Из-за нее он и пришел сюда – один, чтобы встретиться с единственным человеком во всей Англии, который сможет и, главное, захочет помочь ему.
С человеком, которому он может доверять.
Яркие огни люстры освещали развешанные по стенам полотна с изображениями породистых лошадей и чистокровных спаниелей, чьи темные, смышленые глаза, казалось, следили за ним, пока он расхаживал по кабинету – к двери и обратно. Ни теплый воздух летней ночи, ни пламя, бьющееся за решеткой в камине, не могли унять дрожи, пробегавшей по его спине. Бесконечно родные приметы окружали его, пробуждая в нем знакомые ощущения, – скрип дубового паркета под ногами, выстроившиеся но обе стороны стола виндзорские кресла, воздух, пропитанный ароматами чеширского табака и английского эля, – но он не чувствовал ни радости, ни облегчения.
Напротив, он чувствовал себя гораздо хуже, нежели во время перехода через Пиренеи или мучительного вояжа на захудалом торговом суденышке, который подобрал их в Сан-Себастьяне. Вместо уверенности в нем с каждым часом росло ощущение, что после столь продолжительного везения он попал в ловушку, которая вот-вот захлопнется. И из этой ловушки им с Мари не выбраться. Вместе – не выбраться. А если не вместе, то остается только умереть.
Подойдя к окну, он осторожно раздвинул тяжелые шторы и посмотрел на улицу. Он ждал. Кареты, лошади, ливрейные лакеи, путешественники – в этот час большей частью джентльмены в сопровождении дам легкого поведения – запрудили мощенный булыжником подъезд к гостинице.
Вчера утром, сразу же но прибытии в Портсмут, он написал домой. От Чатэма до Лондона десять часов езды в карете, но хороший наездник на хорошем скакуне должен был бы добраться скорее.
Пора бы уже Саксону быть здесь.
В записке он приглашал брата провести с ним вечер в Чатеме, просил его одеться подобающим образом и явиться сюда без сопровожатых к десяти часам – и ни в коем случае уведомлять остальных членов семьи о возвращении Макса. Хотя он и надеялся, что преследователи ищут их с Мари пока на континенте, но нельзя было исключать возможности, что за особняком д'Авенантов на Гросвенор-Сквер установлена слежка. Если это так, то ему совсем не с руки объявлять о своем прибытии и обнаруживать свое местонахождение.
Он молился об одном: чтобы опоздание Саксона было связано лишь с небрежно-непринужденным тоном его послания.
Макс решил, что все подробности он изложит брагу лично, при встрече. Видимо, подобная предосторожность служит еще одним свидетельством того, как сильно он изменился, мрачно отметил про себя Макс. Раньше он не задумываясь доверил бы английской почте любые свои секреты. Впрочем, какие секреты были у него раньше?
Костяшками пальцев он потер воспаленные глаза. Он провел в пути так много времени, постоянно настороженный, подозрительный, что сейчас ему казалось, что его жизнь была такой всегда. Другой он себе уже не представлял. Сон стал делом случая, он исчислялся минутами, а не часами. И ел он теперь быстро и жадно, и только то, что вмещалось в дорожный мешок. Краюха хлеба, баранья ножка и фляга с вином – вот и вся его пища. Днем он прятался, а ночами скакал на лошади.
И он столько раз, оборачиваясь через левое плечо, сжимал правой рукой пистоль, что сейчас, без оружия, эта рука казалась почти невесомой и чужой.
Он опустил глаза и осмотрел свое темное одеяние: теперь он чувствует себя уютнее в темноте, чем при свете дня. Если следовать определению Мари, в нем стало больше от разбойника, нежели от ангела.
Он превратился в настоящего шпиона.
Часы на каминной полке пробили половину первого, когда он приметил наконец знакомую фигуру. Но она была не верхом, а выходила из кареты.
Этот способ передвижения удивил и даже насторожил Макса, но, присмотревшись как следует, он вздохнул с облегчением: он не ошибся, это был брат. Даже при тусклом свете уличных фонарей, одетый, как и многие другие мужчины, в черный плащ и черную треуголку, Саксон д'Авенант выделялся из толпы. И не только рост и могучее телосложение выделяли его, в нем чувствовалось нечто властное, авторитетное, что притягивало к нему взоры, даже когда на нем не было форменного сюртука капитана Ост-Индской компании. Один из гостиничных лакеев уже спешил ему навстречу, кланяясь и предлагая свои услуги.
Но Саксон, махнув рукой, отослал его обратно и повернулся к карете, помогая еще кому-то выбраться из нее.
Макс, замерев, сжал в руке край портьеры. Брат приехал не один.
И вдруг он узнал знакомый элегантный вечерний костюм, щеголевато сдвинутую набок шляпу...
И повязку на глазах.
Джулиан! Браг Джулиан! Изумление на его лице сменилось широкой, радостной улыбкой. Когда Макс покидал Англию, Джулиан был прикован к постели, страдал от ран, полученных во время взрыва, потопившего его судно. Доктора высказывали опасения, что он вообще не сможет ходить.
Но он был здесь и был самим собой – даже несмотря на то, что правая рука его была подвязана, а глаза забинтованы. Парочка симпатичных ночных дамочек прошла мимо него, и он с улыбкой обернулся им вслед, уловив, видимо запах духов или голоса. Казалось, он был не прочь последовать за ними, но Саксон взял его за локоть и повел к дверям гостиницы.
Макс задвинул портьеру и, задумчиво теребя ее край, постоял у окна. Слава Богу. Впервые с того момента, когда он ступил на родную землю, Макс почувствовал, что он дома.
И до чего же приятным было это чувство!
Пусть оно уже не было таким безмятежным, как прежде но оно было несомненно приятно.
Меж тем в дверь постучали В записке он велел Саксону осведомиться у хозяина гостиницы о «господине ле Боне».
Открыв дверь, он увидел Саксона, могучее плечо которого подпирало левый косяк. Джулиан в той же позе стоял справа.
– Привет, братишка, – с ухмылкой протянул Саксон. – Рискну предположить: ты решил заняться сочинительством. Иначе к чему этот пот de plumel.
– Нет, – возразил Джулиан. – Я думаю, он наконец-таки решил поддержать скандальную репутацию семьи. Его путешествие наверняка было отмечено пьянством и развратом, и теперь ему не остается ничего другого, как сменить фамилию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– А я вот ни у кого не смогу отнять жизнь, несмотря ни на что, – доверительно сказала Тори. – Ненавижу оружие и насилие. Я говорю это не для того, чтобы выглядеть лучше других или что-то в этом роде, но разве тебя не ужасает мысль о том, как это ты прольешь кровь другого человека?
– Тори, дорогая! – хохотнула Мегэн. – Я же не стреляю в людей направо-налево. Просто хочу суметь, если понадобится, защитить тех, кого люблю.
Подумав какое-то время, Тори неохотно согласилась.
– Может, мне все-таки научиться пользоваться пистолетом? Маловероятно, что придется пристрелить что-то более серьезное, чем змею, зато Джекоб будет меньше за меня волноваться.
Вздрогнув, Мегэн сказала:
– Я попробую научить тебя, если захочешь. Но обещай мне больше никогда не упоминать о змеях. Я их ненавижу! Они пугают меня до одури! Блейка как-то укусила одна, и я думала, он умрет прямо у меня на глазах.
– А меня пугают пистолеты, застенчиво призналась Тори. – И ты считаешь, что все-таки сможешь меня научить?
Мегэн пожала плечами.
– Попытка не пытка. Ведь так? Но я гарантирую, что буду терпеливей мужчин. Может, твоя беда именно в этом. Я начинаю подозревать, что все мужчины нетерпеливы и, взрослея, становятся только хуже. Помоги мне, Господи, если в этот раз у меня будет сын! Этого чертенка Алиты хватает с избытком!
Глаза Тори удивленно расширились.
– Ты ждешь еще ребенка? – возбужденно спросила она.
Мегэн кивнула и похлопала свой плоский животик.
– Он или она появится в феврале, по моим расчетам. К тому времени Алите будет два года, и, надо надеяться, с ее пеленками будет покончено.
– Но ты не выглядишь... ну... ты выглядишь обычно.
– Я все забываю, насколько ты еще наивна, – с улыбкой сказала Мегэн. – Еще слишком рано, чтобы было видно, но пройдет пара месяцев, и я стану похожа на бегемота.
– А тебе не надо лежать или побольше отдыхать? – полюбопытствовала Тори. – Ведь наверняка вредно так мотаться.
– Тори, я беременна, а не смертельно больна, – фыркнула Мегэн, качая головой. – Я себя превосходно чувствую, так что не вздумай нянчиться со мной. Мне этого хватает, как только Блейк появляется рядом.
– А разве у тебя ничего не болит? Тебя не тошнит или еще что-то? – настаивала Тори, вспоминая все, что слышала от подруг и знакомых.
Сжалившись, Мегэн решила рассказать Тори все, что она хочет знать, что ей нужно будет знать, когда она обнаружит, что ждет ребенка.
– Когда я встаю утром, меня мутит, а от запаха кофе, который я в обычное время обожаю, просто начинает тошнить. Но потом я себя прекрасно чувствую весь день. Стараюсь хорошо есть, пить побольше молока, которое терпеть не могу, а сухарики помогают моему желудку успокоиться. По крайней мере на этот раз у меня хоть нет неожиданных головокружений, как было с Алитой.
Что же касается того, больно или не больно, то у меня сейчас груди более чувствительны и слегка увеличены, но болеть не болят. Ожидание ребенка – не испытание, Тори. Это радость. Самая великая радость, какую может пережить женщина. Единственная настоящая боль – это когда рождается ребенок, но и эта боль забудется, когда возьмешь в первый же раз в руки своего ребенка. Я не могу даже описать, какой это замечательный миг! Могу только надеяться, что ты сама это однажды узнаешь.
– Я тоже надеюсь на это, – мягко прошептала Тори, глаза ее светились. – Я люблю детей. И хочу, чтобы у меня их была целая куча и я бы о них заботилась.
– Куча? – фыркнула Мегэн. – А сколько это, «куча»?
– О, по меньшей мере пять или шесть, – доверительно поделилась Тори.
– Тогда я искренне надеюсь, что Джейк любит детей так же, как ты, – поддразнила ее Мегэн, ухмыльнувшись. – Делу поможет, если ты сумеешь дать ему одного или парочку сыновей, это смягчит напряжение.
Поглощенная своими мечтами о собственных детях, Тори туманно проговорила:
– О, Джекоб очень хорошо умеет обращаться с детьми, он ведь, знаешь, практически воспитал меня.
Джейк почувствовал громадное облегчение от присутствия Блейка. Хотя он доверял всем работникам ранчо, только горстка их была предана «Ленивому Би» так, как он сам. Они помогут ему защитить ранчо, но только у него оно и дом, и наследство, и ответственность.
Блейк Монтгомери понимал это и, более того, был не только владельцем ранчо, хорошо знакомым с трудностями управления таким огромным пространством, но и бывшим стрелком, одни из тех немногих известных Джейку, которые сумели успешно отойти от опасной своей профессии и вернуться, что называется, к «нормальной жизни». Блейк знал, как это трудно: длительное предубеждение, постоянная тревога, что твоя прежняя жизнь тебя нагонит и принесет беду твоей семье и новообретенному миру.
– Хорошее у тебя здесь местечко, – заметил Блейк. Они с Джейком выехали осмотреть ранчо, и Джейк показал другу отравленный водоем и новый отводной канал, над которым они трудились.
Джейк кивнул.
– Оно будет гораздо приятней, если я смогу поймать негодяя, который здесь шкодит.
– Есть какие-то соображения?
– Ничего существенного. Может быть кто угодно. Я сначала думал, что это кто-то из местных, что, может, кто-то положил глаза на эту землю или что-то имел против отца. Я ведь даже не думал ехать домой, пока Джилл не телеграфировал мне о пожаре.
Джейк получил эту телеграмму, будучи на ранчо Блейка в Аризоне. Он помогал Блейку и Мегэн наладить там дела после того, как удалось вырвать ранчо из цепких вороватых рук двоюродного брата Блейка. Теперь получилось, что тот мог отплатить добром за добро, помогая Джейку решить его проблемы.
– Вроде резонно, – согласился Блейк.
– Да, так я и думал, пока не съездил на днях в город и не услышал, что молодой стрелок Рино спрашивает обо мне. Он появился в городе спустя неделю или две после того, как стреляли в Тори и меня, когда мы возвращались с гор. Так что теперь меня берут сомнения, не мог ли это быть он или кто-то вроде него.
– Хм. Вряд ли. Из того, что я слышал о Рино, непохоже на его стиль.
– Это и смущает! – проворчал Джейк. – Может, он и стрелял в нас тогда, но вряд ли отравлял водопой и устроил пожар.
– А ты не думал, что у тебя могут быть две разные проблемы одновременно? Ведь Рино еще недавно видели на границе. Я слышал, что он устроил целое представление в прошлом месяце, пристрелив одного парня в Томбстауне. Может, это просто совпадение, что он приехал в Санта-Фе именно сейчас, когда ты уже по уши в других неприятностях.
– Не знаю, что и думать, Блейк. Я только хочу поймать хитрого мерзавца, убившего моего отца, и положить конец тревогам. Кармен поправляется, и не помешало бы мне съездить с молодой женой в свадебное путешествие, пока мы не слишком постарели, чтобы получить от этого удовольствие! Проклятье!
Тори никогда не встречала тетю Блейка Монтгомери, Хосефу.
– Ну, ты получишь удовольствие, – усмехаясь, предсказывала Мегэн.
Однако, даже будучи предупрежденной, Тори оказалась не готовой к этому. Хосефа была добродушной пожилой дамой, именно такой рассеянной, как рассказывала Мегэн. В доме, простоявшем полтора года закрытым, царил затхлый сырой запах. По углам висела, как кружева, паутина, а прикрытая чехлами мебель напоминала согбенные привидения. И весь дом до стропил был забит кипами старых бумаг, безделушками, одеждой и всякой всячиной, ни для кого, кроме Хосефы, не представлявшей никакого интереса.
Оглядевшись вокруг, Тори в изумлении покачала головой. Даже слегка разгрести все это займет недели, а уж навести порядок... Пока они бродили по заваленным комнатам, Блейк и пара нанятых им помощников занялись мелким ремонтом снаружи. Надо было расчистить заросший сорняками газон и побелить дом перед продажей.
На долю Блейка выпала и ликвидация небольшого семейного гнезда гремучих змей, устроившихся за время отсутствия Хосефы под домом. Этой работы он боялся и приступил к ней с крайней осторожностью, так как его уже раз змея сильно кусала, и ему не хотелось повторения. А Мегэн так прямо трясло, пока он не покончил благополучно со змеями. Для Тори, которая уже научилась восхищаться своей новой подругой, странно было видеть, как Мегэн, такая храбрая в других ситуациях, просто белеет при одном упоминании змей.
К радости Тори, Блейк два-три утра в неделю провожал ее в сиротскую школу и потом возвращался, забирая ее в дом Хосефы. Иногда с ним приходила Мегэн, беря с собой маленькую Алиту.
– Ей надо привыкать к другим детям, – объясняла Мегэн. – Плохо быть единственным ребенком, она совершенно не умеет делиться. Раз у нее будет братик или сестричка, ей надо научиться играть с детьми без драк. Она чересчур избалована.
– Зато такая прелесть! – говорила Тори, прижимая к себе сладко пахнущую малышку.
– Прелесть-то прелесть, но, когда что-то не по ней, учиняет сущий кошмар...
– Все равно для меня она просто совершенство, – настаивала Тори.
Мегэн наморщила носик.
– Ты просто влюбленная крестная, – укорила она подругу, улыбаясь углом рта. – Ты еще больше балуешь ее. К счастью, это не страшно, потому что мы с Блейком через несколько недель уедем, и тебе не придется терпеть ее капризы. Но подожди, пока у тебя будет свой ребенок! Тогда тебе не покажется милым, если такая чудная лапочка решит вытворять Бог знает что.
Глаза Тори засверкали.
– Я едва могу дождаться, – доверительно сообщила она. – Я так хочу своего собственного ребенка, что у меня иногда просто ноет все внутри, – и, слегка покраснев, робко добавила: – И Джекоб делает все от него зависящее, чтобы помочь мне в этом.
Мегэн весело засмеялась.
– А для чего еще нужны мужья? – сострила она, подмигивая. – Кроме того, стараться в этом деле так увлекательно и приятно!
Глава 17
Англия
Городок Чатэм, расположенный чуть севернее Саутгемптона, служил тем заветным местом, где торговцы, моряки чиновники и почтенные фермеры могли остановиться и отдохнуть во время поездок в город, в деревню или на побережье.
Именно здесь молодые супруги, только что прибывшие в Англию и изрядно потрепанные после двухнедельных скитаний, могли смешаться с шумной людской толпой и остаться незамеченными.
Макс остановил свой выбор на самой большой гостинице города. Это вытянутое, непомерно длинное здание вмещало в себя сорок номеров, конюшни на пятьдесят две лошади огромный холл, таверну кофейный чал., и множество кабинетов для тех, кто желал насладиться игрой, а также прочими забавами вдали от любопытных глаз толпы.
А эта встреча, подумал он, входя в один из таких кабинетов, определенно требует приватности. Взгляды посторонних ему сейчас ни к чему. Особенно взгляд карих глаз, принадлежащих одной леди, которая сладко спит в его запертом номере наверху.
Леди, которую он любит. Из-за нее он и пришел сюда – один, чтобы встретиться с единственным человеком во всей Англии, который сможет и, главное, захочет помочь ему.
С человеком, которому он может доверять.
Яркие огни люстры освещали развешанные по стенам полотна с изображениями породистых лошадей и чистокровных спаниелей, чьи темные, смышленые глаза, казалось, следили за ним, пока он расхаживал по кабинету – к двери и обратно. Ни теплый воздух летней ночи, ни пламя, бьющееся за решеткой в камине, не могли унять дрожи, пробегавшей по его спине. Бесконечно родные приметы окружали его, пробуждая в нем знакомые ощущения, – скрип дубового паркета под ногами, выстроившиеся но обе стороны стола виндзорские кресла, воздух, пропитанный ароматами чеширского табака и английского эля, – но он не чувствовал ни радости, ни облегчения.
Напротив, он чувствовал себя гораздо хуже, нежели во время перехода через Пиренеи или мучительного вояжа на захудалом торговом суденышке, который подобрал их в Сан-Себастьяне. Вместо уверенности в нем с каждым часом росло ощущение, что после столь продолжительного везения он попал в ловушку, которая вот-вот захлопнется. И из этой ловушки им с Мари не выбраться. Вместе – не выбраться. А если не вместе, то остается только умереть.
Подойдя к окну, он осторожно раздвинул тяжелые шторы и посмотрел на улицу. Он ждал. Кареты, лошади, ливрейные лакеи, путешественники – в этот час большей частью джентльмены в сопровождении дам легкого поведения – запрудили мощенный булыжником подъезд к гостинице.
Вчера утром, сразу же но прибытии в Портсмут, он написал домой. От Чатэма до Лондона десять часов езды в карете, но хороший наездник на хорошем скакуне должен был бы добраться скорее.
Пора бы уже Саксону быть здесь.
В записке он приглашал брата провести с ним вечер в Чатеме, просил его одеться подобающим образом и явиться сюда без сопровожатых к десяти часам – и ни в коем случае уведомлять остальных членов семьи о возвращении Макса. Хотя он и надеялся, что преследователи ищут их с Мари пока на континенте, но нельзя было исключать возможности, что за особняком д'Авенантов на Гросвенор-Сквер установлена слежка. Если это так, то ему совсем не с руки объявлять о своем прибытии и обнаруживать свое местонахождение.
Он молился об одном: чтобы опоздание Саксона было связано лишь с небрежно-непринужденным тоном его послания.
Макс решил, что все подробности он изложит брагу лично, при встрече. Видимо, подобная предосторожность служит еще одним свидетельством того, как сильно он изменился, мрачно отметил про себя Макс. Раньше он не задумываясь доверил бы английской почте любые свои секреты. Впрочем, какие секреты были у него раньше?
Костяшками пальцев он потер воспаленные глаза. Он провел в пути так много времени, постоянно настороженный, подозрительный, что сейчас ему казалось, что его жизнь была такой всегда. Другой он себе уже не представлял. Сон стал делом случая, он исчислялся минутами, а не часами. И ел он теперь быстро и жадно, и только то, что вмещалось в дорожный мешок. Краюха хлеба, баранья ножка и фляга с вином – вот и вся его пища. Днем он прятался, а ночами скакал на лошади.
И он столько раз, оборачиваясь через левое плечо, сжимал правой рукой пистоль, что сейчас, без оружия, эта рука казалась почти невесомой и чужой.
Он опустил глаза и осмотрел свое темное одеяние: теперь он чувствует себя уютнее в темноте, чем при свете дня. Если следовать определению Мари, в нем стало больше от разбойника, нежели от ангела.
Он превратился в настоящего шпиона.
Часы на каминной полке пробили половину первого, когда он приметил наконец знакомую фигуру. Но она была не верхом, а выходила из кареты.
Этот способ передвижения удивил и даже насторожил Макса, но, присмотревшись как следует, он вздохнул с облегчением: он не ошибся, это был брат. Даже при тусклом свете уличных фонарей, одетый, как и многие другие мужчины, в черный плащ и черную треуголку, Саксон д'Авенант выделялся из толпы. И не только рост и могучее телосложение выделяли его, в нем чувствовалось нечто властное, авторитетное, что притягивало к нему взоры, даже когда на нем не было форменного сюртука капитана Ост-Индской компании. Один из гостиничных лакеев уже спешил ему навстречу, кланяясь и предлагая свои услуги.
Но Саксон, махнув рукой, отослал его обратно и повернулся к карете, помогая еще кому-то выбраться из нее.
Макс, замерев, сжал в руке край портьеры. Брат приехал не один.
И вдруг он узнал знакомый элегантный вечерний костюм, щеголевато сдвинутую набок шляпу...
И повязку на глазах.
Джулиан! Браг Джулиан! Изумление на его лице сменилось широкой, радостной улыбкой. Когда Макс покидал Англию, Джулиан был прикован к постели, страдал от ран, полученных во время взрыва, потопившего его судно. Доктора высказывали опасения, что он вообще не сможет ходить.
Но он был здесь и был самим собой – даже несмотря на то, что правая рука его была подвязана, а глаза забинтованы. Парочка симпатичных ночных дамочек прошла мимо него, и он с улыбкой обернулся им вслед, уловив, видимо запах духов или голоса. Казалось, он был не прочь последовать за ними, но Саксон взял его за локоть и повел к дверям гостиницы.
Макс задвинул портьеру и, задумчиво теребя ее край, постоял у окна. Слава Богу. Впервые с того момента, когда он ступил на родную землю, Макс почувствовал, что он дома.
И до чего же приятным было это чувство!
Пусть оно уже не было таким безмятежным, как прежде но оно было несомненно приятно.
Меж тем в дверь постучали В записке он велел Саксону осведомиться у хозяина гостиницы о «господине ле Боне».
Открыв дверь, он увидел Саксона, могучее плечо которого подпирало левый косяк. Джулиан в той же позе стоял справа.
– Привет, братишка, – с ухмылкой протянул Саксон. – Рискну предположить: ты решил заняться сочинительством. Иначе к чему этот пот de plumel.
– Нет, – возразил Джулиан. – Я думаю, он наконец-таки решил поддержать скандальную репутацию семьи. Его путешествие наверняка было отмечено пьянством и развратом, и теперь ему не остается ничего другого, как сменить фамилию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42