А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

На пороге музыкальной комнаты стоял Грей.
Он был не слишком высок ростом – чуть меньше шести футов, – но теперь показался ей таким огромным, что, увидев его перед собой, Лалла почему-то захотела спрятаться. Она постаралась не выказывать своего страха, однако девушке все же было не по себе: сердце буквально вырывалось из груди от сознания того, что они находились в комнате одни, без посторонних.
Грей недобро усмехнулся, скривив рот и обнажив ровные белые зубы. Увидев его злорадную ухмылку, Лалла почувствовала бессильную ярость и негодование.
– Ты напугал меня, – заявила она, стараясь казаться спокойной.
– Стоит ли напоминать, что это мой дом? – спросил он, понизив голос. – И я могу находиться там, где пожелаю! Это ты здесь в гостях!
Синие глаза Грея были торжественно-спокойны. Лалла снова повернулась к полотну.
– Я просто любовалась портретом. Это твоя жена, не так ли?
– Моя покойная жена, – поправил ее Грей.
Лалла недоуменно посмотрела на него:
– Да, Дейзи рассказала мне о несчастье. Прими мои искренние соболезнования.
– Искренние ли? – снова недобро усмехнулся он.
Лалла постаралась взять себя в руки. Подобное отношение мистера Четвина к ее появлению в Диких Ветрах отнюдь не льстило Лалле.
– Я понимаю, Грей, что тебе неприятно видеть меня здесь… – начала она.
– Ты права, даже более того – мне хотелось бы никогда больше не встречаться с тобой. И, оставив меня в покое, ты оказала бы мне неоценимую услугу.
Хотя Лалла и ожидала услышать от Грея что-либо подобное, но от таких слов возмущению ее не было предела. Она почувствовала, как ноги стали подгибаться и в горле пересохло.
– Но я не могу этого сделать. Я обещала Дейзи пожить в Диких Ветрах некоторое время.
– Прекрасно! – взорвался он. – Только прошу больше не попадаться мне на глаза.
– С удовольствием, – ответила Лалла.
Грей поспешно прошел на середину комнаты, будто не замечая ее, затем остановился, заложив руки за спину, и пристально вгляделся в лицо женщины на портрете.
– Моя жена была твоей полной противоположностью, вы не похожи, как день не похож на ночь, – продолжил он уже более спокойно. – Она была такой кроткой, прекрасной женщиной! Она старалась сделать меня счастливым. И я был счастлив. – Глаза его затуманились воспоминаниями.
– Наверно, для некоторых женщин этого вполне достаточно, – заметила Лалла, подумав про себя, что она действительно полная противоположность Джейн. – Я рада, что ты нашел свою любовь, Грей. И был счастлив.
Лалла говорила абсолютно искренне, но неожиданно поняла, что ее слова могут быть восприняты Греем как насмешка. Сообразив, что совершила промах, она отвела взгляд.
Лицо Грея потемнело, и в дерзком взгляде синих глаз Лалла прочла вызов. Он собрался было что-то ответить, но в коридоре послышался звук легких торопливых шагов. Дверь открылась, и на пороге появилась Миллисент Пейс, секретарь Грея Четвина. Это была худенькая девушка среднего роста, одетая в опрятную черную юбку и чопорную белую блузку с высоким воротником.
– Извините, мистер Четвин, – негромко сказала она, – но мистер О’Коннор хотел бы переговорить с вами.
– Спасибо, Миллисент, – ответил Грей, – пожалуйста, займи пока нашу гостью.
Секретарь Грея была примерно одного возраста с Лаллой – лет двадцати пяти, не больше. У нее было приветливое лицо с живыми карими глазами и мягкие каштановые волосы, собранные на затылке в тугой пучок. Некоторое время Миллисент всматривалась в лицо Лаллы через стекла очков в стальной оправе.
– Миллисент Пейс, рад представить вас мисс Лалле Хантер, близкой подруге моей сестры. Она поживет у нас некоторое время, – сказал Грей. И добавил: – Очень недолго.
Странно, но при упоминании ее имени Миллисент часто заморгала и бросила на девушку недовольный взгляд. «Странно, почему мое имя вызывает у обитателей Диких Ветров столь неприятные ассоциации?» – подумала Лалла. Тем не менее Миллисент все же заставила себя улыбнуться.
– Очень приятно, мисс Хантер!
– Взаимно, мисс Пейс, – сказала Лалла, улыбаясь и протягивая руку. – Так вы и есть секретарь мистера Четвина?
– Да, – ответила Миллисент, склонив голову так, что очки чуть не соскочили с ее носа.
– Знаете, Миллисент, мисс Хантер – художница, – сказал Грей. – А еще она часто позирует другим художникам…
Лалла встретила его откровенно безжалостный взгляд и уловила насмешливую улыбку в уголках рта. Грей добавил:
– В том числе в обнаженном виде.
Миллисент раскрыла рот от удивления. Она старалась не смотреть на Лаллу, вперив взгляд куда-то за ее плечо. Лалла пришла в бешенство. Резкие слова готовы были сорваться с ее губ – ей стоило немалого труда сдержать их. Она подавила в себе острое желание надавать Грею пощечин. Вместо этого она очаровательно улыбнулась, делая вид, что ничего не произошло.
– Грей, по-моему, ты должен извиниться перед мисс Пейс за то, что поставил ее в неловкое положение.
Не дожидаясь ответа, Лалла резко повернулась, подобрала юбки и покинула музыкальную комнату.
Оказавшись наконец в спальне, она быстро прикрыла за собой дверь и остановилась в раздумье. «Как он узнал это?» – пронеслось в ее голове. Действительно, Лалла дружила со многими известными художниками. Иногда они приглашали ее позировать, ценя особую грацию и чувственность девушки, красота которой вдохновляла их. Выросшая в добропорядочной семье, где прививались хорошие манеры и чувство собственного достоинства, Лалла понимала, что, позируя обнаженной, позорит фамилию, однако когда видела результат – полотна, утверждающие жизнь и воспевающие ее красоту, все сомнения отпадали.
Но ее беспокоило сейчас другое. Если Грей знает о ее дружбе с парижскими художниками, значит, он, возможно, посвящен и в другие подробности жизни Лаллы во Франции. Она прикрыла глаза и присела на стул, чувствуя, как вся дрожит. В то время, когда она тешила себя мыслью, что наконец свободна от уз, связывавших ее некогда с Греем Четвином, он, получается, интересовался ее частной жизнью, в подробности которой она не собиралась его посвящать. «Значит, я не так уж безразлична ему», – эта мысль не давала Лалле покоя.
Вскоре усталость взяла верх над размышлениями, и девушка незаметно для себя перебралась на кровать, прилегла и сладко уснула.
Открыв глаза, Лалла вгляделась в даль за окном. Гроза наконец прекратилась, небо очистилось, и капельки дождя на стекле играли, переливаясь в лучах вечернего солнца словно алмазы.
Она посмотрела на часы – пора одеваться к обеду.
Тщательно умывшись над раковиной из розового мрамора с кранами в виде изящных белых лебедей, Лалла расчесала длинные шелковистые каштановые волосы и позвонила Биртни. Она подошла к гардеробу и начала перебирать платья на вешалках в поисках того, в котором лучше выйти к столу.
Какой наряд сделает ее этим вечером неотразимой? Нет, она не собирается соблазнять Грея, но должна всем своим видом показать ему, что прекрасно существует и без него.
Стоя перед зеркалом, Лалла внимательно оглядела себя. Пышная грудь, тонкая талия, изящная шея, округлые плечи – у нее была прекрасная фигура. Лалла редко пользовалась корсетом. Но сегодня она хотела выглядеть по-особенному, поэтому приказала Биртни потуже затянуть корсет в талии.
Лалла выбрала шелковое платье ярко-малинового цвета. Оно очень шло ей, подчеркивая медно-красный оттенок пышных волос и нежный румянец на белоснежной коже.
– О, мисс, какая прелесть! – с восхищением воскликнула Биртни, когда Лалла была полностью одета.
– Благодарю, – улыбнулась та.
Когда ее шикарные волосы были зачесаны наверх и уложены в тяжелый узел на затылке, а пряди на висках с помощью раскаленных щипцов завиты в кокетливые ниспадающие локоны, Лалла спустилась вниз.
Тодд О’Коннор и Миллисент Пейс, Дейзи и Грей собрались в гостиной в ожидании гостьи.
Грей, одетый в элегантный черный вечерний костюм, стоял у камина, держа в руках бокал с вином, которое отпивал маленькими глотками. Лалла вошла в комнату, шелестя шелковой материей, и поймала на себе его взгляд. Однако не успела она разглядеть выражение его лица, как Грей отвернулся.
– Добрый вечер всем, – радостно произнесла она, – должно быть, я заставила вас ждать?
– Ничего, – ответила Дейзи. Она сменила траур на великолепное бледно-голубое платье из тафты, которое оттеняло ее серо-голубые глаза. – Тодд, налейте Лалле немного хересу.
Грей в задумчивости молча рассматривал свой стакан. В комнате было напряженно тихо. Миллисент первой нарушила тишину.
– У вас прекрасное платье, мисс Хантер, – заметила она.
– Зовите меня просто Лалла, – предложила та.
Взглянув на секретаря Грея, Лалла заметила в ее облике разительную перемену. На смену строгой блузе, пучку и очкам пришло хорошенькое, правда, немного старомодное платье из тафты цвета персика. Такие носили несколько лет назад. Волосы Миллисент были уложены в красивую прическу; масса мелких локонов приятно обрамляла ее лицо.
Обменявшись с ней любезностями, Лалла взяла в руки бокал хереса и присела на мягкий диван рядом с Дейзи.
– Лалла… – вдруг задумчиво произнес Тодд. – Какое интересное имя. Никогда не слышал такого.
– Почему же? – удивилась она. – Моя мать влюблена в английских писателей средневековья и дала мне имя одной из героинь Томаса Мора. А двух моих сестер – Миранду и Порцию – назвала в честь героинь пьес Шекспира. Старшего брата зовут Вильям. Отец всегда шел на поводу у матери, когда давались имена детям. И лишь однажды он воспротивился – когда она хотела назвать единственного сына Меркуцио. Отец не хотел для мальчика печальной судьбы.
Тодд рассмеялся:
– Да уж!
Лалле показалось, что он достаточно хорошо воспитанный человек, но довольно неразговорчивый.
– Мать мисс Хантер, Юджиния, – властная женщина, – пояснила Дейзи. – Она требовала от детей полного послушания, домочадцев держала в ежовых рукавицах. Обычно дети называли ее «императрица». Сколько я ее помню, она всегда была тверда духом и никогда не теряла самообладания.
Лалла вспомнила о характере матери и улыбнулась:
– Да, «императрица» – железная женщина.
– Кстати, сестры Лаллы – очень хорошо образованны, – добавила Дейзи. – Миранда работает врачом, а Порция – знаменитая актриса. – Она отпила хереса и продолжила: – Единственный, за кого я переживаю, – это Вилли. Он ужасно ленив и никак не найдет себе приличного занятия. Ничего удивительного, что он сбежал в Калифорнию.
– Почему же ты ничего не расскажешь о нашей гостье? – неожиданно спросил Грей. Услышав насмешку в его голосе, Лалла сжалась. – Она художница, и я уверен, очень скоро мы увидим ее полотна в величайших музеях мира.
Лалла подумала: о каких картинах говорит Грей – о тех, которые она пишет, или о тех, для которых позирует?
– О, это было бы великолепно! – воскликнул Тодд О’Коннор.
– Ну что вы, я всего лишь начинающая художница. Правда, годы жизни в Париже не прошли даром: я учусь у мастеров и пробую свои силы. Я обожаю жить в Париже! – Лалла горделиво посмотрела на Грея. – Кажется, жизнь там кипит, не останавливаясь ни на минуту, и я свободна и счастлива!
Миллисент округлила глаза.
– Вы хотите сказать, что живете в Париже совершенно одна? Разве такое возможно! А как же вечные тетушки и нянюшки со своими советами? – спросила она и, получив отрицательный ответ, буквально открыла рот от изумления. – Как необычно! А ваша семья не против?
– Я уже говорила, что у нас в семье никто не связан условностями и все абсолютно независимы. Наша мать воспитывала детей так, чтобы они жили свободно.
– Уважаемая мисс Хантер чрезвычайно эмансипированная женщина, равно как и ее сестры, – ехидно заметил Грей.
Миллисент вскинула брови:
– Но вы же не отказываетесь от мысли в один прекрасный день выйти замуж и завести семью?
– Нет, конечно, – согласилась Лалла улыбаясь, – но только если встречу человека, которого не испугают мои взгляды на жизнь.
Грей посмотрел на Лаллу с неприязнью. Она чувствовала себя не в своей тарелке. Неожиданно он громко сказал:
– Кажется, нам пора к столу, – и направился к двери.
Все поднялись со своих мест. В столовой Миллисент еще долго расспрашивала Лаллу о Париже, а Тодд вступал в разговор лишь тогда, когда того требовали приличия, чтобы поддержать угасающий разговор. Все остальное время он не сводил глаз с Дейзи, однако та держалась подчеркнуто холодно. Грей весь обед молчал, и никто так и не сумел его растормошить. Лалла несколько раз ловила на себе его пристальный взгляд, и выражение холодных голубых глаз не сулило ей ничего хорошего.
Глава 3
На следующее утро Лалла проснулась довольно рано. Яркое солнышко посылало ей в спальню теплые ласковые лучи. Она посмотрела на часы на ночном столике. До завтрака оставалось довольно много времени, и Лалла решила прогуляться. Она быстро оделась и тихо покинула спящий дом. Открыв створку новомодных французских дверей, Лалла оказалась на открытой террасе и с удовольствием вдохнула свежего утреннего воздуха. Земля еще не просохла после дождя, лившего весь предыдущий день и ночь, и все в пробуждающейся природе было тихим и загадочным. Но солнце уже вовсю освещало сочную зеленую листву деревьев, и в его лучах капельки на листьях казались маленькими диковинными изумрудами.
Ожерелье из изумрудов… Мысли Лаллы вернулись к загадочной смерти Джейн Четвин, и, хотя утренний воздух был достаточно теплым, она зябко поежилась. Джейн… Что случилось с ней в ту ужасную ночь перед Рождеством?
Лалла пересекла террасу и остановилась у массивной каменной балюстрады, положив руки на холодные перила. Внизу шумело огромное зеленое море листвы. Неожиданно откуда-то сверху ей на голову упала крупная холодная капля. Лалла вздрогнула. Она подошла к выходу с балюстрады, туда, где начинался спуск с холма. Он состоял из деревянных ступенек, объединенных в пролеты. Сначала, когда дом был только куплен, спуск был небольшим; затем отец Грея и Дейзи приказал добавить еще несколько пролетов. В результате ступеньки доходили примерно до середины холма, заканчиваясь на самом краю двадцатифутового обрыва, и отделялись от него только тоненькими деревянными перилами. «Такие не спасли бы Джейн», – подумала Лалла.
Она начала осторожно спускаться, держась за перила и стараясь не смотреть вниз. Ступеньки были сделаны из массивных прочных деревянных брусков и ни одна не скрипнула под ее ногами.
Дойдя до середины, Лалла остановилась. Она попыталась представить себе тот морозный декабрьский вечер после сильного снегопада: ступеньки лестницы, наверно, покрылись тонким слоем гладкого, скользкого льда, делая спуск предательски опасным. Едва ли кто-то из слуг позаботился тогда посыпать их речным песком – все были заняты приготовлениями к балу. Почему же Джейн взбрело в голову спускаться вниз по этой ужасной лестнице в разгар танцевального вечера?
«В самом деле, почему?» – недоумевала Лалла. В ее сознании рисовались события вечера перед Рождеством: вот Джейн Четвин, второпях надев на плечи накидку, поспешно выходит на террасу, подходит к спуску с холма и не может не заметить, как скользят тонкие подошвы бальных туфель по ледяной поверхности. Но почему-то она рискует идти дальше и, дойдя до конца лестницы, останавливается, чтобы перевести дух. В этот момент ноги ее начинают разъезжаться на льду; она лихорадочно цепляется за перила, но пальцы не слушаются, соскальзывая с замерзших перил. Она пронзительно кричит и падает вниз.
Лалла закрыла глаза, стараясь выбросить из головы думы о злополучном рождественском вечере, когда не стало Джейн Четвин. Дойдя до нижней ступеньки, она оглянулась на дом. Но одна мысль продолжала мучить ее, не давая покоя. Зачем понадобилось жене Грея оставлять теплый уютный дом, наполненный музыкой, шумом, весельем, в предвкушении светлого праздника? Лалла покачала головой, не находя ответа.
Она собралась было подняться по лестнице наверх, чтобы поспеть к завтраку, как услышала неподалеку странный звук: листва хрустела под чьими-то ногами. Наверное, кто-то из обитателей Диких Ветров, как и она, решил посвятить утренний досуг неспешной прогулке на воздухе. Каково же было ее удивление, когда среди невысокого кустарника она заметила странного человека, копавшегося в земле.
Мужчину было плохо видно за кустами, но Лалла сразу же определила в нем чужака. Он что-то искал в траве, украдкой оглядываясь по сторонам. Неожиданно незнакомец распрямился и уставился на Лаллу ненавидящими карими глазами.
– Кто вы? – рявкнул он.
Лалла гордо вскинула голову:
– Это я хотела бы спросить, кто вы такой и что здесь делаете?
Возраст мужчины было трудно определить – взлохмаченная темная борода и длинные неопрятные усы скрывали нижнюю часть лица, но, присмотревшись, Лалла решила, что ему двадцать с небольшим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28