Большинство мощных лайнеров, пересекающих Атлантику, отплывало из Ливерпуля либо из Саутгемптона, но один маршрут начинался в Лондоне. Этой линией владела американская компания, недавно купленная Дж. Пьерпоном Морганом, американским банкиром-миллионером, заинтересовавшимся пароходными линиями.
Несколько дней Регина размышляла, какие удобства ей стоит оплатить. Самое дешевое – конечно, путешествие третьим или четвертым классом вместе с прочими эмигрантами, в таком случае проезд обойдется в пятьдесят американских долларов. Но она наслушалась ужасающих историй о битком набитых нижних палубах, отвратительной пище и антисанитарии. Даже если бы она согласилась плыть в этих условиях, она, конечно, не могла предложить это Мондрэну.
Дальше шел второй класс, значительно более дорогой; лучшим, конечно же, был первый класс; на двоих он обошелся бы в пять тысяч долларов. Судя по всему, придется выбрать второй класс.
И все-таки идея путешествия первым классом была очень заманчива. Неужели она не заслужила такого удовольствия? Отпраздновать свою беременность, подумала Регина с горечью.
Она никогда не транжирила деньги благодаря урокам бережливости, почерпнутым у Аделаиды. Но она знала, что по прибытии в Нью-Йорк расходы ее возрастут. Ей придется заниматься проблемами, которые необходимо решить до того, как она откроет свое дело. И ей придется взвешивать каждый доллар, прежде чем потратить его. А еще предстоит выносить и родить ребенка.
Но разве она не может потратить немного денег на себя? Однако каждый раз, прибегая к этому доводу, она думала о том, что будут значить для нее четыре тысячи долларов в недалеком будущем.
Наконец она решила обсудить все с Мондрэном.
– Я могу успокоить вас, Регина, – тут же сказал тот. – Я заплачу за свой проезд. Я всегда хорошо зарабатывал и особенно не транжирил, тратил на себя немного. И хотя моя жизнь могла показаться спартанской, но, должен признаться, работая на Слострума, я иногда баловал себя. Не то чтобы я был склонен к сибаритству, но люблю хорошо поесть, люблю дорогие вина, более чем средние квартиры, люблю театры и другие удовольствия.
– А женщин? – осмелилась спросить Регина. Он был шокирован.
– Да, и это тоже, не скрою. Я не ловелас, но и обета целомудрия не давал. И все же сегодня я вполне могу оплатить свой проезд.
– Но я чувствую, что это моя обязанность, Петер, – возразила Регина. – В конце концов, если бы не я, вы бы не поехали в Америку.
– Как знать, как знать… – Он улыбнулся. – Я иногда тешил себя такой мыслью. Хорошие ювелиры, насколько мне известно, требуются везде.
– В таком случае, как только вы приедете в Америку, вы можете оставить меня и пойти работать туда, где вам будут лучше платить.
– Не бойтесь, дорогая моя, – ответил Мондрэн, качая головой. – Деньги не так уж привлекают меня. С меня будет достаточно работать с вами и наблюдать, как ваша фирма крепнет.
– Я могу только надеяться на это.
– А я уверен, что так оно и будет. В любом случае я вполне могу заплатить за себя сам.
Регина почувствовала облегчение, и в то же время ей стало стыдно. Неужели она становится похожа на Скруджа из книги Чарльза Диккенса, который ликовал, если ему удавалось сэкономить несколько фунтов?
– Наверное, это слишком экстравагантно – мечтать о первом классе, – сказала она.
– Во-первых, это ваш долг по отношению к самой себе. И, что важнее, вы должны сразу же произвести хорошее впечатление. В делах это всегда очень важно. Люди, совершающие поездки на пароходах, как правило, богаты – конечно, за исключением тех, кто находится в третьем классе, – и поэтому они потенциальные покупатели драгоценностей. Представьте себе, что вы знакомитесь с кем-то, с кем впоследствии будете вести дела. Какое же мнение они составят о вас, если вы будете путешествовать не первым классом?
Прошло три недели. Регина стояла на палубе у поручней рядом с Петером Мондрэном; трап уже подняли. Из труб валил дым, и два корабельных гудка сообщили о том, что судно отчаливает.
Пассажиры на прощание махали руками родственникам и друзьям, стоявшим на пристани. В воздухе вились нити серпантина, падало снегом конфетти, в руках у многих пассажиров искрились бокалы с шампанским.
Регина и Мондрэн тоже держали в руках по бокалу, а Мондрэн еще и полупустую бутылку. Регина уже осушила два бокала пенящегося вина, и настроение у нее было веселое и легкомысленное.
Пароход двинулся, удаляясь от пристани, раздалось громогласное «ура!» – и с пристани, и с палубы. Мондрэн повернулся к Регине:
– Это пожелание вам удачи в Америке, Регина!
– И вам тоже, – прокричала она, и голос ее потерялся в общем шуме.
Они чокнулись и выпили.
Регина, размышляя потом обо всем: о шампанском, к которому она не привыкла, о роскошной каюте, в которую ее проводили час спустя, – сказала сама себе: «Вы бы восхитились мною, Брайан, если бы посмотрели на свою Регину сейчас. Ведь я сорю деньгами так, словно завтрашнего дня для меня не существует!»
Глава 12
Несмотря на все старания, Брайан никак не мог отделаться от мыслей о Регине. Хотя он все еще был зол на нее, он думал о ней по нескольку раз на дню. Конечно, он не собирался менять свое решение и становиться ее партнером в ювелирной фирме, но почему бы им и не остаться друзьями?
С огорчением он обнаружил, что она съехала со своей квартиры, и хозяин дома либо не знал ее нового адреса, либо не захотел дать его Брайану.
И Слострум ничем ему не помог. Эндрю Слострум коротко сообщил Брайану, что его не интересует местонахождение Регины.
– Я понял, что она намерена начать свое собственное дело. Вот уж действительно! Она не только глупая, но еще и нечистоплотная особа! Сманила у меня ювелира-дизайнера, Петера Мондрэна. После всего, что я сделал для этой девчонки, так поступить со мной!
Выходя из магазина, Брайан услышал, что кто-то окликает его по имени:
– Мистер Макбрайд!
Он обернулся и увидел долговязого молодого человека, догоняющего его.
– Мистер Макбрайд, я слышал, что вы спрашивали о Регине.
– Да, спрашивал. Вы знаете, где она?
– Знаю, сэр. Она отплыла в Нью-Йорк на прошлой неделе. Хочет открыть там свою фирму. – Молодой человек горделиво выпрямился. – Меня зовут Юджин Ликок, я учусь на огранщика драгоценных камней. Как только она начнет там свое дело, я поеду к ней работать.
– В Нью-Йорк? Вот как? – сказал Брайан, ошарашенный этим сообщением. – Спасибо, братец.
И, не прибавив больше ни слова, повернулся и двинулся дальше по улице. Его охватило ощущение большой потери, и он почувствовал одиночество и тоску.
Но по мере того как он шел, все добрые чувства к Регине вытеснил гнев. Она оказалась еще глупее, чем он думал. Уехать в чужую страну, надеясь начать там дело! Да она в два счета разорится и встанет к прилавку в каком-нибудь ювелирном магазине – если, конечно, в Америке найдется какой-нибудь добросердечный человек вроде Эндрю Слострума, который захочет взять ее на работу.
Он постепенно замедлил шаг, размышляя, с чего это она решила начать дело в Нью-Йорке, а не здесь, в Лондоне. Может, потому, что он здесь, а ей хотелось, чтобы их разделяло большое расстояние?
Что ж, если это так, то и черт с ней! Он прожил без Регины Пэкстон почти тридцать лет и готов поклясться всеми святыми, что и дальше прекрасно проживет!
Твердо решив выбросить Регину из головы, он зашагал быстрее. И есть у него, в конце концов, женщина, которая поможет ему забыть Регину.
Когда Регина решала, на каком ей плыть пароходе, она прочла в какой-то брошюре следующее: «Путешествие на «Кунарде» – это изящно».
Пароход, на котором она сейчас находилась, был на порядок ниже тех, что принадлежат компании Кунарда. Но тем не менее роскошь, которую она там увидела, не могла пригрезиться ей даже во сне.
Путешествие на «Галатее» ей очень понравилось, но оно не шло ни в какое сравнение с этим! Жизнь на борту большого лайнера походила на жизнь в мире мечты; все страхи и тревоги были позабыты или по крайней мере на время отодвинуты в сторону. Разрыв с Брайаном, беременность, новая жизнь, ожидавшая ее, – все это реальная жизнь, а здесь ничего реального и будничного не существовало. И целую неделю она, миссис Регина Пэкстон, вдова, будет брать от нее все, что возможно.
Корабельная прислуга была в ее распоряжении. Днем и ночью любое ее желание могло быть удовлетворено. Лайнер шел на паровой тяге, на нем имелся водопровод – роскошь, которой могли похвалиться не многие жилые дома того времени, – снабженный устройством, качающим соленую воду из океана. Интерьеры отделаны под дуб, розовым и атласным деревом. В гостиных – роскошные ковры, удобные плюшевые кресла и диваны. Потолки сплошь покрыты резьбой и позолотой. Окна в гостиных и в большом салоне украшены витражами, рассказывающими об истории Америки. Кругом – прекрасно отполированные зеркала. А электричество, вырабатываемое пароходными турбинами, круглые сутки заливало корабль ярким светом.
На борту имелся ледник, в котором хранилось сорок тонн льда, и потому качество и разнообразие блюд в меню потрясало воображение: зеленый суп из черепахи, индюшатина в устричном соусе, окунь, жаренный в голландском соусе, гусь в соусе из шампанского. На всем протяжении путешествия фрукты и овощи оставались свежими. А какие десерты!
Эти блюда, как рассказал Регине Мондрэн, соответствовали меню, которое предлагали в известном нью-йоркском ресторане «Дельмонико», где он, Мондрэн, обедал, живя в Штатах.
Регина, привыкшая к нелегкому труду и простому образу жизни, обнаружила, что ее тянет к роскоши, точно кошку к сливкам. Все здесь было внове, все удивляло. Какое это удовольствие – нежиться на палубе в кресле, если знаешь, что достаточно жестом подозвать стюарда и он тут же явится, когда тебе захочется выпить чего-то освежающего, или укрыться пледом от прохлады, или положить под голову подушку. Ей очень нравилось это бездельное существование, хотя она знала: от такой жизни, продлись она долго, у нее на душе станет серо и муторно. Но пока она с наслаждением предавалась отдыху, укрепляла свои силы и дух в ожидании жизни, полной забот и трудностей, которая ей предстоит в Нью-Йорке.
Единственное, что беспокоило ее во время путешествия, – это толпа эмигрантов, едущих самыми дешевыми классами. Ни при каких обстоятельствах им не разрешалось подниматься на верхние палубы. У лестниц, ведущих вниз, стояли на страже матросы, вооруженные дубинками. И хотя Регина ни разу не видела этого, она знала, что дубинки будут пущены в ход, как только кто-то из пассажиров снизу попытается проникнуть на территорию первого и второго класса.
С некоторых мест на верхних палубах можно было видеть, что делается внизу. Эмигрантов перевозили в тесноте, как животных, и они бродили по своей палубе – если была хорошая погода – как стадо без пастуха. В холодные дни они жались друг к другу, чтобы согреться. При определенном направлении ветра с нижней палубы долетал наверх даже неприятный запах. Регина поняла, что санитарные условия для различных классов неодинаковы, а уж ванны для эмигрантов точно не предусмотрены. Единственный способ помыться, которым они располагали, – ведро с водой.
Регина, глядя на все, чем она наслаждалась как пассажир первого класса, почувствовала себя виноватой перед этими людьми.
Когда она попробовала объяснить это Мондрэну, он просто-напросто пожал плечами:
– Моя дорогая Регина, с какой стати вы должны чувствовать себя виноватой? Конечно, их участь вызывает сострадание, но вы отнюдь не отвечаете за это.
– Но ведь это неправильно, Петер! Почему они должны выносить такие трудности?
Он опять пожал плечами:
– Я бы сказал, по двум причинам. Во-первых, владельцам парохода нет до них никакого дела. Во-вторых, они платят менее пятидесяти долларов за билет до Америки. Если бы билеты стали дороже из-за большего количества удобств, они оказались бы им вовсе не по карману. В конце концов… – он улыбнулся своей холодной улыбкой и добавил цинично: – они едут в Америку, страну богатых возможностей, едут искать лучшей жизни, разве не так? Только я очень сомневаюсь, что успех ждет хотя бы одного из пятидесяти. Но это не должно нас тревожить.
Большая часть пассажиров первого и второго класса были американцами, приезжавшими в Европу либо по делам, либо в отпуск. Шестеро соседей Регины и Мондрэна по столу были американцами. В первый вечер одно из мест осталось незанятым, и Регине сказали, что человек, который должен был занимать его, страдает от морской болезни и вынужден оставаться в своей каюте. Среди остальных были две супружеские пары, возвращающиеся из отпусков, проведенных в Европе, и джентльмен, ездивший в деловую поездку.
Регине страшно хотелось разузнать побольше о Нью-Йорке, но, к сожалению, никто из ее соседей по столу не жил в этом городе. Тем не менее ей сообщили, что Соединенные Штаты переживают период процветания и подъема. Узнав, что Регина и Мондрэн эмигрируют в Америку и намереваются бросить якорь в Нью-Йорке, занявшись ювелирным бизнесом, все согласились, что драгоценности в их стране становятся все популярнее.
– Ах, эти нувориши, – с презрением проговорила одна из дам. – Нью-Йорк просто кишит ими. Они грубы, вульгарны и предприимчивы, но они действительно покупают драгоценности буквально возами. Наверное, думают, что это расположит к ним общество.
Регина ничего на это не ответила, но про себя подумала: весьма странное замечание для особы, одетой по последней моде и увешанной драгоценностями. Если даму и ее мужа, производящего сельскохозяйственные орудия на Среднем Западе, можно считать типичными представителями Америки, то сомнительно, что ей понравятся американцы. Впрочем, муж дамы был все же человеком спокойным и сдержанным, зато вторая пара, люди пожилые и весьма богатые, была куда приятнее в общении – приветливы и, очевидно, очень привязаны друг к другу.
На следующий вечер отсутствовавший пассажир пришел к обеду и занял пустующее место подле Регины. Это был стройный человек лет тридцати пяти, с густыми каштановыми волосами, карими глазами и выразительным лицом. Он держался спокойно, говорил мягко и был учтив, как житель Старого Света. Звали его Уильям Лоуген.
После того как он представился, Регина обратилась к нему:
– У вас, говорят, была морская болезнь, мистер Лоуген, и я вам очень сочувствую, поскольку не так давно сама испытала ее. Но то было во время сильного шторма, а сейчас погода спокойная.
Он криво улыбнулся:
– Я принадлежу к тем несчастным, которые заболевают, едва ступив на борт. Я, наверное, могу заболеть морской болезнью даже в ванной. Честно говоря, это отравляет мне жизнь, потому что мне приходится совершать поездки в Европу по меньшей мере дважды в год.
– А чем вы занимаетесь, мистер Лоуген? – спросил один из соседей по столу.
– Я работаю в ювелирном деле – закупаю камни для нью-йоркской фирмы «Тиффани». Я обязан два раза в год посещать аукционы алмазов и, пользуясь возможностью, закупаю и другие камни в Лондоне и Амстердаме.
– Вы работаете в ювелирной фирме? – Регина радостно всплеснула руками. – И я тоже! По крайней мере собираюсь этим заняться.
Лоуген с любопытством посмотрел на нее:
– Как это так, миссис Пэкстон? Вы ведь англичанка, не так ли?
– Да, англичанка. И еду в Нью-Йорк, чтобы открыть там свою фирму.
Его глаза широко раскрылись от удивления, хотя он не был так потрясен, услышав ее заявление, как большинство мужчин.
– Как мы говорим в Штатах, миссис Пэкстон, простите, вам придется хорошенько попахать.
– Я не уверена, что понимаю, о чем речь, но могу предположить. Мне придется преодолеть множество препятствий, я прекрасно это понимаю.
– У вас есть какой-нибудь опыт в ювелирном деле?
– Да, я получила его в фирме Слострума в Лондоне.
– Я знаю эту фирму и слегка знаком с Эндрю Слострумом.
Регина кивком головы указала на Мондрэна.
– Мистер Мондрэн работал у Слострума. Он настоящий художник.
– Я слышал о вашей работе, сэр, и по тем изделиям, которые я видел, могу сказать, что ваша репутация вполне заслуженна, – проговорил он.
– Благодарю вас, мистер Лоуген, – холодно ответил тот.
– Теперь Петер намеревается работать у меня, – сказала Регина.
– По крайней мере у вас есть возможность, – Лоуген вновь обратился к Регине, – начать, имея на руках такие козыри.
– Какое замечательное совпадение, что я встретила вас, мистер Лоуген! – воскликнула Регина. – Мне бы очень хотелось поговорить с вами, пока мы путешествуем. То есть если вы не против. Но, может быть, вам не захочется снабжать сведениями возможного конкурента?
Лоуген мягко улыбнулся.
– Вы, конечно, слышали это наше словечко? Конкуренция – американский образ жизни. Большая конкуренция вынуждает фирмы работать весьма плодотворно.
– Может ли мистер Тиффани подписаться под этим заявлением?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Несколько дней Регина размышляла, какие удобства ей стоит оплатить. Самое дешевое – конечно, путешествие третьим или четвертым классом вместе с прочими эмигрантами, в таком случае проезд обойдется в пятьдесят американских долларов. Но она наслушалась ужасающих историй о битком набитых нижних палубах, отвратительной пище и антисанитарии. Даже если бы она согласилась плыть в этих условиях, она, конечно, не могла предложить это Мондрэну.
Дальше шел второй класс, значительно более дорогой; лучшим, конечно же, был первый класс; на двоих он обошелся бы в пять тысяч долларов. Судя по всему, придется выбрать второй класс.
И все-таки идея путешествия первым классом была очень заманчива. Неужели она не заслужила такого удовольствия? Отпраздновать свою беременность, подумала Регина с горечью.
Она никогда не транжирила деньги благодаря урокам бережливости, почерпнутым у Аделаиды. Но она знала, что по прибытии в Нью-Йорк расходы ее возрастут. Ей придется заниматься проблемами, которые необходимо решить до того, как она откроет свое дело. И ей придется взвешивать каждый доллар, прежде чем потратить его. А еще предстоит выносить и родить ребенка.
Но разве она не может потратить немного денег на себя? Однако каждый раз, прибегая к этому доводу, она думала о том, что будут значить для нее четыре тысячи долларов в недалеком будущем.
Наконец она решила обсудить все с Мондрэном.
– Я могу успокоить вас, Регина, – тут же сказал тот. – Я заплачу за свой проезд. Я всегда хорошо зарабатывал и особенно не транжирил, тратил на себя немного. И хотя моя жизнь могла показаться спартанской, но, должен признаться, работая на Слострума, я иногда баловал себя. Не то чтобы я был склонен к сибаритству, но люблю хорошо поесть, люблю дорогие вина, более чем средние квартиры, люблю театры и другие удовольствия.
– А женщин? – осмелилась спросить Регина. Он был шокирован.
– Да, и это тоже, не скрою. Я не ловелас, но и обета целомудрия не давал. И все же сегодня я вполне могу оплатить свой проезд.
– Но я чувствую, что это моя обязанность, Петер, – возразила Регина. – В конце концов, если бы не я, вы бы не поехали в Америку.
– Как знать, как знать… – Он улыбнулся. – Я иногда тешил себя такой мыслью. Хорошие ювелиры, насколько мне известно, требуются везде.
– В таком случае, как только вы приедете в Америку, вы можете оставить меня и пойти работать туда, где вам будут лучше платить.
– Не бойтесь, дорогая моя, – ответил Мондрэн, качая головой. – Деньги не так уж привлекают меня. С меня будет достаточно работать с вами и наблюдать, как ваша фирма крепнет.
– Я могу только надеяться на это.
– А я уверен, что так оно и будет. В любом случае я вполне могу заплатить за себя сам.
Регина почувствовала облегчение, и в то же время ей стало стыдно. Неужели она становится похожа на Скруджа из книги Чарльза Диккенса, который ликовал, если ему удавалось сэкономить несколько фунтов?
– Наверное, это слишком экстравагантно – мечтать о первом классе, – сказала она.
– Во-первых, это ваш долг по отношению к самой себе. И, что важнее, вы должны сразу же произвести хорошее впечатление. В делах это всегда очень важно. Люди, совершающие поездки на пароходах, как правило, богаты – конечно, за исключением тех, кто находится в третьем классе, – и поэтому они потенциальные покупатели драгоценностей. Представьте себе, что вы знакомитесь с кем-то, с кем впоследствии будете вести дела. Какое же мнение они составят о вас, если вы будете путешествовать не первым классом?
Прошло три недели. Регина стояла на палубе у поручней рядом с Петером Мондрэном; трап уже подняли. Из труб валил дым, и два корабельных гудка сообщили о том, что судно отчаливает.
Пассажиры на прощание махали руками родственникам и друзьям, стоявшим на пристани. В воздухе вились нити серпантина, падало снегом конфетти, в руках у многих пассажиров искрились бокалы с шампанским.
Регина и Мондрэн тоже держали в руках по бокалу, а Мондрэн еще и полупустую бутылку. Регина уже осушила два бокала пенящегося вина, и настроение у нее было веселое и легкомысленное.
Пароход двинулся, удаляясь от пристани, раздалось громогласное «ура!» – и с пристани, и с палубы. Мондрэн повернулся к Регине:
– Это пожелание вам удачи в Америке, Регина!
– И вам тоже, – прокричала она, и голос ее потерялся в общем шуме.
Они чокнулись и выпили.
Регина, размышляя потом обо всем: о шампанском, к которому она не привыкла, о роскошной каюте, в которую ее проводили час спустя, – сказала сама себе: «Вы бы восхитились мною, Брайан, если бы посмотрели на свою Регину сейчас. Ведь я сорю деньгами так, словно завтрашнего дня для меня не существует!»
Глава 12
Несмотря на все старания, Брайан никак не мог отделаться от мыслей о Регине. Хотя он все еще был зол на нее, он думал о ней по нескольку раз на дню. Конечно, он не собирался менять свое решение и становиться ее партнером в ювелирной фирме, но почему бы им и не остаться друзьями?
С огорчением он обнаружил, что она съехала со своей квартиры, и хозяин дома либо не знал ее нового адреса, либо не захотел дать его Брайану.
И Слострум ничем ему не помог. Эндрю Слострум коротко сообщил Брайану, что его не интересует местонахождение Регины.
– Я понял, что она намерена начать свое собственное дело. Вот уж действительно! Она не только глупая, но еще и нечистоплотная особа! Сманила у меня ювелира-дизайнера, Петера Мондрэна. После всего, что я сделал для этой девчонки, так поступить со мной!
Выходя из магазина, Брайан услышал, что кто-то окликает его по имени:
– Мистер Макбрайд!
Он обернулся и увидел долговязого молодого человека, догоняющего его.
– Мистер Макбрайд, я слышал, что вы спрашивали о Регине.
– Да, спрашивал. Вы знаете, где она?
– Знаю, сэр. Она отплыла в Нью-Йорк на прошлой неделе. Хочет открыть там свою фирму. – Молодой человек горделиво выпрямился. – Меня зовут Юджин Ликок, я учусь на огранщика драгоценных камней. Как только она начнет там свое дело, я поеду к ней работать.
– В Нью-Йорк? Вот как? – сказал Брайан, ошарашенный этим сообщением. – Спасибо, братец.
И, не прибавив больше ни слова, повернулся и двинулся дальше по улице. Его охватило ощущение большой потери, и он почувствовал одиночество и тоску.
Но по мере того как он шел, все добрые чувства к Регине вытеснил гнев. Она оказалась еще глупее, чем он думал. Уехать в чужую страну, надеясь начать там дело! Да она в два счета разорится и встанет к прилавку в каком-нибудь ювелирном магазине – если, конечно, в Америке найдется какой-нибудь добросердечный человек вроде Эндрю Слострума, который захочет взять ее на работу.
Он постепенно замедлил шаг, размышляя, с чего это она решила начать дело в Нью-Йорке, а не здесь, в Лондоне. Может, потому, что он здесь, а ей хотелось, чтобы их разделяло большое расстояние?
Что ж, если это так, то и черт с ней! Он прожил без Регины Пэкстон почти тридцать лет и готов поклясться всеми святыми, что и дальше прекрасно проживет!
Твердо решив выбросить Регину из головы, он зашагал быстрее. И есть у него, в конце концов, женщина, которая поможет ему забыть Регину.
Когда Регина решала, на каком ей плыть пароходе, она прочла в какой-то брошюре следующее: «Путешествие на «Кунарде» – это изящно».
Пароход, на котором она сейчас находилась, был на порядок ниже тех, что принадлежат компании Кунарда. Но тем не менее роскошь, которую она там увидела, не могла пригрезиться ей даже во сне.
Путешествие на «Галатее» ей очень понравилось, но оно не шло ни в какое сравнение с этим! Жизнь на борту большого лайнера походила на жизнь в мире мечты; все страхи и тревоги были позабыты или по крайней мере на время отодвинуты в сторону. Разрыв с Брайаном, беременность, новая жизнь, ожидавшая ее, – все это реальная жизнь, а здесь ничего реального и будничного не существовало. И целую неделю она, миссис Регина Пэкстон, вдова, будет брать от нее все, что возможно.
Корабельная прислуга была в ее распоряжении. Днем и ночью любое ее желание могло быть удовлетворено. Лайнер шел на паровой тяге, на нем имелся водопровод – роскошь, которой могли похвалиться не многие жилые дома того времени, – снабженный устройством, качающим соленую воду из океана. Интерьеры отделаны под дуб, розовым и атласным деревом. В гостиных – роскошные ковры, удобные плюшевые кресла и диваны. Потолки сплошь покрыты резьбой и позолотой. Окна в гостиных и в большом салоне украшены витражами, рассказывающими об истории Америки. Кругом – прекрасно отполированные зеркала. А электричество, вырабатываемое пароходными турбинами, круглые сутки заливало корабль ярким светом.
На борту имелся ледник, в котором хранилось сорок тонн льда, и потому качество и разнообразие блюд в меню потрясало воображение: зеленый суп из черепахи, индюшатина в устричном соусе, окунь, жаренный в голландском соусе, гусь в соусе из шампанского. На всем протяжении путешествия фрукты и овощи оставались свежими. А какие десерты!
Эти блюда, как рассказал Регине Мондрэн, соответствовали меню, которое предлагали в известном нью-йоркском ресторане «Дельмонико», где он, Мондрэн, обедал, живя в Штатах.
Регина, привыкшая к нелегкому труду и простому образу жизни, обнаружила, что ее тянет к роскоши, точно кошку к сливкам. Все здесь было внове, все удивляло. Какое это удовольствие – нежиться на палубе в кресле, если знаешь, что достаточно жестом подозвать стюарда и он тут же явится, когда тебе захочется выпить чего-то освежающего, или укрыться пледом от прохлады, или положить под голову подушку. Ей очень нравилось это бездельное существование, хотя она знала: от такой жизни, продлись она долго, у нее на душе станет серо и муторно. Но пока она с наслаждением предавалась отдыху, укрепляла свои силы и дух в ожидании жизни, полной забот и трудностей, которая ей предстоит в Нью-Йорке.
Единственное, что беспокоило ее во время путешествия, – это толпа эмигрантов, едущих самыми дешевыми классами. Ни при каких обстоятельствах им не разрешалось подниматься на верхние палубы. У лестниц, ведущих вниз, стояли на страже матросы, вооруженные дубинками. И хотя Регина ни разу не видела этого, она знала, что дубинки будут пущены в ход, как только кто-то из пассажиров снизу попытается проникнуть на территорию первого и второго класса.
С некоторых мест на верхних палубах можно было видеть, что делается внизу. Эмигрантов перевозили в тесноте, как животных, и они бродили по своей палубе – если была хорошая погода – как стадо без пастуха. В холодные дни они жались друг к другу, чтобы согреться. При определенном направлении ветра с нижней палубы долетал наверх даже неприятный запах. Регина поняла, что санитарные условия для различных классов неодинаковы, а уж ванны для эмигрантов точно не предусмотрены. Единственный способ помыться, которым они располагали, – ведро с водой.
Регина, глядя на все, чем она наслаждалась как пассажир первого класса, почувствовала себя виноватой перед этими людьми.
Когда она попробовала объяснить это Мондрэну, он просто-напросто пожал плечами:
– Моя дорогая Регина, с какой стати вы должны чувствовать себя виноватой? Конечно, их участь вызывает сострадание, но вы отнюдь не отвечаете за это.
– Но ведь это неправильно, Петер! Почему они должны выносить такие трудности?
Он опять пожал плечами:
– Я бы сказал, по двум причинам. Во-первых, владельцам парохода нет до них никакого дела. Во-вторых, они платят менее пятидесяти долларов за билет до Америки. Если бы билеты стали дороже из-за большего количества удобств, они оказались бы им вовсе не по карману. В конце концов… – он улыбнулся своей холодной улыбкой и добавил цинично: – они едут в Америку, страну богатых возможностей, едут искать лучшей жизни, разве не так? Только я очень сомневаюсь, что успех ждет хотя бы одного из пятидесяти. Но это не должно нас тревожить.
Большая часть пассажиров первого и второго класса были американцами, приезжавшими в Европу либо по делам, либо в отпуск. Шестеро соседей Регины и Мондрэна по столу были американцами. В первый вечер одно из мест осталось незанятым, и Регине сказали, что человек, который должен был занимать его, страдает от морской болезни и вынужден оставаться в своей каюте. Среди остальных были две супружеские пары, возвращающиеся из отпусков, проведенных в Европе, и джентльмен, ездивший в деловую поездку.
Регине страшно хотелось разузнать побольше о Нью-Йорке, но, к сожалению, никто из ее соседей по столу не жил в этом городе. Тем не менее ей сообщили, что Соединенные Штаты переживают период процветания и подъема. Узнав, что Регина и Мондрэн эмигрируют в Америку и намереваются бросить якорь в Нью-Йорке, занявшись ювелирным бизнесом, все согласились, что драгоценности в их стране становятся все популярнее.
– Ах, эти нувориши, – с презрением проговорила одна из дам. – Нью-Йорк просто кишит ими. Они грубы, вульгарны и предприимчивы, но они действительно покупают драгоценности буквально возами. Наверное, думают, что это расположит к ним общество.
Регина ничего на это не ответила, но про себя подумала: весьма странное замечание для особы, одетой по последней моде и увешанной драгоценностями. Если даму и ее мужа, производящего сельскохозяйственные орудия на Среднем Западе, можно считать типичными представителями Америки, то сомнительно, что ей понравятся американцы. Впрочем, муж дамы был все же человеком спокойным и сдержанным, зато вторая пара, люди пожилые и весьма богатые, была куда приятнее в общении – приветливы и, очевидно, очень привязаны друг к другу.
На следующий вечер отсутствовавший пассажир пришел к обеду и занял пустующее место подле Регины. Это был стройный человек лет тридцати пяти, с густыми каштановыми волосами, карими глазами и выразительным лицом. Он держался спокойно, говорил мягко и был учтив, как житель Старого Света. Звали его Уильям Лоуген.
После того как он представился, Регина обратилась к нему:
– У вас, говорят, была морская болезнь, мистер Лоуген, и я вам очень сочувствую, поскольку не так давно сама испытала ее. Но то было во время сильного шторма, а сейчас погода спокойная.
Он криво улыбнулся:
– Я принадлежу к тем несчастным, которые заболевают, едва ступив на борт. Я, наверное, могу заболеть морской болезнью даже в ванной. Честно говоря, это отравляет мне жизнь, потому что мне приходится совершать поездки в Европу по меньшей мере дважды в год.
– А чем вы занимаетесь, мистер Лоуген? – спросил один из соседей по столу.
– Я работаю в ювелирном деле – закупаю камни для нью-йоркской фирмы «Тиффани». Я обязан два раза в год посещать аукционы алмазов и, пользуясь возможностью, закупаю и другие камни в Лондоне и Амстердаме.
– Вы работаете в ювелирной фирме? – Регина радостно всплеснула руками. – И я тоже! По крайней мере собираюсь этим заняться.
Лоуген с любопытством посмотрел на нее:
– Как это так, миссис Пэкстон? Вы ведь англичанка, не так ли?
– Да, англичанка. И еду в Нью-Йорк, чтобы открыть там свою фирму.
Его глаза широко раскрылись от удивления, хотя он не был так потрясен, услышав ее заявление, как большинство мужчин.
– Как мы говорим в Штатах, миссис Пэкстон, простите, вам придется хорошенько попахать.
– Я не уверена, что понимаю, о чем речь, но могу предположить. Мне придется преодолеть множество препятствий, я прекрасно это понимаю.
– У вас есть какой-нибудь опыт в ювелирном деле?
– Да, я получила его в фирме Слострума в Лондоне.
– Я знаю эту фирму и слегка знаком с Эндрю Слострумом.
Регина кивком головы указала на Мондрэна.
– Мистер Мондрэн работал у Слострума. Он настоящий художник.
– Я слышал о вашей работе, сэр, и по тем изделиям, которые я видел, могу сказать, что ваша репутация вполне заслуженна, – проговорил он.
– Благодарю вас, мистер Лоуген, – холодно ответил тот.
– Теперь Петер намеревается работать у меня, – сказала Регина.
– По крайней мере у вас есть возможность, – Лоуген вновь обратился к Регине, – начать, имея на руках такие козыри.
– Какое замечательное совпадение, что я встретила вас, мистер Лоуген! – воскликнула Регина. – Мне бы очень хотелось поговорить с вами, пока мы путешествуем. То есть если вы не против. Но, может быть, вам не захочется снабжать сведениями возможного конкурента?
Лоуген мягко улыбнулся.
– Вы, конечно, слышали это наше словечко? Конкуренция – американский образ жизни. Большая конкуренция вынуждает фирмы работать весьма плодотворно.
– Может ли мистер Тиффани подписаться под этим заявлением?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32