– Вы правы, ваша светлость. Со мной у матушки много хлопот, – согласилась Элиза, бросив в его сторону смущенный взгляд.
В это время послышался сдержанный стук в дверь.
– Войдите! – слегка дрогнувшим голосом сказала Элиза.
Двери широко распахнулись, и показалась молоденькая служанка. Ее озадаченное личико ясно говорило о том, что она тоже слышала их пикантное музицирование.
– Прошу прощения, ваше сиятельство, но фрау Аманда просит вас обоих спуститься в гостиную, чтобы выпить чая.
Молодые люди послушно проследовали вниз. Элиза содрогалась в ожидании того, что сейчас может устроить ее матушка. Но при этом она не жалела о своей выходке и ничуть не стыдилась.
Однако, против ожидания, чаепитие прошло в мирной обстановке, и только бледность лица да сердито поджатые губы выдавали нервное состояние Аманды. Фрау Розенмильх учтиво беседовала с гостем, и барон отвечал ей с утонченной вежливостью, прекрасно понимая, как женщине трудно сейчас держать себя в руках.
Как только часы пробили семь, Фридрих любезно поклонился хозяйке и встал из-за стола. Столь же любезно попрощавшись с дамами, он направился к двери. Элиза, бросив осторожный взгляд в сторону матери, вскочила и, пробормотав что-то невразумительное, поспешила за бароном.
Возле лестницы они остановились, и девушка на этот раз сама прильнула к Ауленбергу. На губах ее сияла старательная улыбка.
– Сегодняшний день прошел не очень скучно, – заискивающе прошептала она, надеясь, что барон с ней согласится.
– Если тебе нравятся скандалы, то – весьма удачно, – сочувственно улыбнулся он. – Представляю, какую выволочку тебе устроит фрау Розенмильх после моего ухода. И я не буду осуждать твою матушку за это. Неужели ты не понимаешь, что оскорбила ее такой выходкой?
– Знаю, но я не могла поступить иначе. Она измучила меня своими вечными придирками. – Девушка помолчала и осторожно прошептала: – Завтра… принесите мне какой-нибудь подарок. Мама должна видеть, что вы щедрый поклонник. Вы ведь придете завтра? – испуганно переспросила она.
Он кивнул, и Элиза облегченно прислонилась к его плечу. Она так боялась, что барон ответит отрицательно.
– Лучшим подарком будут цветы, – шепнула она. – Мама обожает розы, на таких длинных стеблях, очень душистые…
Фридрих с изумлением смотрел на нее.
– Послушай, милая, я ведь ухаживаю за тобой, а не твоей матерью, – заметил он. – Так что скажи, какие цветы любишь ты, и я преподнесу тебе целую корзину.
Элиза удивленно заморгала глазами… Барон прав. Он приходит к ним в дом как ее возлюбленный и должен приносить подарки именно для нее.
– Я не знаю… мне нравятся все цветы, – пожала она плечами. – И не беспокойтесь о расходах: я найду возможность расплатиться с вами.
Напоминание о деньгах покоробило Фридриха. Он отступил от девушки и вежливо поклонился, собираясь проститься. Элиза, не осознавая, что оскорбила его самолюбие, доверчиво протянула руку, одарив совершенно невинным взглядом. Заглянув в эти глаза, барон не заметил и тени насмешки, это немного успокоило его. Нежно стиснув маленькую ладошку, он ласково поцеловал миниатюрные пальчики. Затем быстро надел шляпу и вышел.
Швейцар уже давно закрыл дверь и степенно удалился, а Элиза все стояла, не в силах двинуться с места. Прикосновение теплых ласковых губ парализовало ее. Да, матушка была права, когда не желала ее общения с бароном. Похоже, Ауленберг – один из тех мужчин, от которых матери, действительно, должны оберегать своих дочерей.
ГЛАВА 9
Этот вечер Фридрих решил провести в клубе. Поужинав, он перекинулся парой слов с завсегдатаями, сыграл несколько партий в покер, выпил с друзьями отличного бордо, а затем внезапно распрощался и отправился домой. Уже второй день подряд он испытывал беспокойство и странное возбуждение. И виной тому была Элиза.
Девчонка необычайно легко овладела его мыслями и желаниями, и теперь Ауленберг не мог, да и не хотел, искать успокоения в объятиях какой-нибудь легкомысленной красотки. У него никак не получалось выбросить из головы Элизу, но он все еще отказывался поверить в то, что ни одна другая женщина, какой бы искушенной и изобретательной она ни была, ему сейчас не нужна.
Однако история с этой малышкой может затянуться. Аманда не собирается легко уступать ему права на свою дочь. Что ж, в ожидании есть своя прелесть. Она проявляется в томном, восхитительном напряжении, обостряющем ощущения до необычайной чувственности. Ожидание заставляет мужчину замечать множество нюансов: учит любоваться красотой волос женщины, ощущать только ей присущий аромат, улавливать малейший оттенок ее голоса, понимать язык жестов, учит сдерживать эмоции и заставляет разум торжествовать над телом тогда, когда кровь бурлит в жилах и жгучее желание сводит судорогой мышцы…
В свой особняк на Кертнерштрассе Фридрих вернулся раньше, чем обычно, но оказалось, что его уже давно поджидает гость. Об этом барона предупредил дворецкий:
– Князь Вайер-Мюрау сейчас находится в библиотеке. Я сказал, что вас не будет допоздна, так что… – преданный слуга понизил голос: –…вы можете вернуться в клуб.
Фридрих благодарно подмигнул дворецкому и поспешил к выходу. Но не успел он сделать и несколько шагов, как повелительный голос пригвоздил его к месту.
– Барон Фридрих фон Ауленберг! Наконец-то вы соизволили появиться.
По лестнице спускался дядюшка Фридриха – князь Адольф Вайер-Мюрау. Это был еще довольно крепкий мужчина с серебристыми прядями в густых волосах. Движения его были быстрыми и энергичными, а темные глаза метали молнии. Он смотрел на племянника таким уничтожающим взглядом, что тому захотелось превратиться в привидение.
– Чему обязан вашим посещением, дядюшка? – с трудом скрывая раздражение, спросил Фридрих.
– Я приехал, чтобы узнать, когда ты, наконец, образумишься, – сердито заявил князь. – Мне надоело краснеть из-за того, что ты позоришь все наше семейство.
Отдав дворецкому шляпу и перчатки, Фридрих предложил князю пройти в кабинет. По его знаку слуга принес шотландский виски и сигары, а затем быстро удалился, плотно закрыв двери. Все в доме знали, что лучше не попадаться на глаза суровому князю.
– Я знаю, мой милый, что ты никогда не питал родственных чувств к своей семье, – неожиданно мирным тоном заговорил дядюшка. – И понимаю, как трудно менять свои привычки, но будь любезен выполнить те обязательства, которые накладывает на тебя титул, – он сделал паузу. – Именно потому я требую, чтобы ты женился и позаботился о наследнике. Если, конечно, найдется хоть одна порядочная женщина, которая выйдет за тебя…
– Черт возьми!
– Не смей чертыхаться в моем присутствии! – рявкнул князь. – Я требую, чтобы ты женился еще до Рождества. В противном случае, клянусь: все, что я собирался передать тебе по наследству, получит ребенок твоего брата. Полагаю, что супруга Вильгельма позаботится о том, чтобы подарить ему сына. Подумай об этом хорошенько.
– Проклятье! – снова вырвалось у Фридриха.
Решив, что высказался довольно ясно, князь коротко кивнул непутевому племяннику и быстрыми шагами покинул гостиную.
«Он обращается со мной, как с мальчишкой!» – с негодованием метался по комнатам Фридрих. Неожиданно он понял, что его положение мало чем отличается от той ситуации, в которой находится Элиза. Он так же зависит от своего дядюшки, как она от воли своей матери; Князь Вайер-Мюрау желал полновластно распоряжаться жизнью племянника.
Фридрих чувствовал, что закипает от гнева, но ничего не мог с собой поделать. Никогда в жизни он не был так зол! Милый дядюшка всерьез решил его женить! Но ему вовсе не хотелось стать одним из тех бедолаг, которые подпирают стены на балах, в то время как их жены вальсируют в чужих объятиях мужчин. Он достаточно насмотрелся на женатых мужчин, которые только и делают, что позволяют себе пару-другую бокалов бренди в клубе и разгоняют скуку партией в бридж.
Деньги? Пусть князь подавится своими проклятыми деньгами, Фридрих в них не нуждается. Он не собирается подчиняться чужой воле! Долг, династия, титул – все это только слова, которые легко слетают с языка и тут же теряют смысл. Если уж он когда-нибудь и решит жениться, то не раньше чем в шестьдесят лет. Самый подходящий возраст, чтобы успокоиться и мирно греться возле камина в своем родовом поместье. Но милому братцу Вильгельму он обязательно отомстит – во всем этом чувствуются его происки.
Немного успокоившись, Ауленберг отправился в свой кабинет, где его ожидала бутылочка бренди и отличный табак из Латинской Америки. Ничто не помешает ему вспоминать маленькую девчушку, распевающую пикантные деревенские куплеты.
ГЛАВА 10
Все утро Ауленберг посвятил обходу цветочных магазинов. Он решил произвести впечатление и на фрау Розенмильх, обожающую роскошь, и на Элизу, которая усиленно делает вид, что лишена всякой романтики. От множества ароматов у Фридриха кружилась голова, а приветливые продавщицы, очарованные обаянием и элегантной внешностью барона, находились в совершенном отчаянии – они никак не могли понять, из каких цветов он хочет составить букет. Впрочем, этого Ауленберг и сам не мог толком объяснить: цветы были столь же разномастными, как и публика, неспешно прогуливающаяся по улице и парку: самовлюбленные нарциссы и гордые тюльпаны, тепличные розы и скромные ромашки, экзотические орхидеи и пышные хризантемы… В конечном итоге он выбрал два букета, разительно отличающиеся друг от друга.
Оказавшись в особняке фрау Розенмильх, барон первым делом вручил целую охапку роз обольстительной Аманде, которая в это утро была более снисходительна к нему. Одобрительно взглянув на цветы, женщина благосклонно кивнула барону и разрешила подняться в комнату Элизы. Взбегая по лестнице, Фридрих почувствовал почти детскую радость. Подумать только, Аманда не стала чинить ему новых препятствий на пути к его цели! Впрочем, сейчас он не мог в точности понять, какая у него на самом деле цель: Ему не терпелось увидеть, как заискрятся от радости глаза Элизы при виде нежных цветов.
– О-о ваша светлость, какая прелесть! – воскликнула Элиза, едва он вошел в ее комнату. – Какие восхитительные лилии! Как мило с вашей стороны принести мне столь очаровательные цветы!
Однако восторг Элизы оказался крайне мимолетным. Лишь только дверь захлопнулась, она небрежно бросила букет на стол и деловито поинтересовалась:
– А матушке понравится ваш подарок? Как вы считаете?
Фридрих с обидой смотрел на это странное создание. Он целое утро потратил на то, чтобы выбрать для нее цветы, а она так грубо обошлась с хрупкими белоснежными лилиями!
– Я преподнес вашей матушке букет алых роз, – мрачно объявил он.
– Отлично! – девушка обрадовано захлопала в ладоши. – Знаете… вчера, после того как вы ушли, матушка мне тако-о-ое устроила!
– Могу себе представить, – Ауленберг еще больше нахмурился, припомнив свой разговор с дядей.
– Кстати, матушка считает, что у вас весьма эксцентричный музыкальный вкус, – захихикала и лукаво подмигнула ему Элиза.
Не веря своим ушам, Фридрих уставился на эту юную нахалку. Сумасбродная девчонка свалила вину за собственную проказу на него. Что еще она придумает, интересно знать?
Вежливый стук в дверь прервал их разговор. На пороге возникла служанка. В руках она держала изящную хрустальную вазу, наполненную водой.
– Благодарю, Агнешка, – Элиза выхватила у служанки из рук вазу и быстро захлопнула дверь. Но, к удивлению Фридриха, она даже и не подумала заняться букетом.
– Итак, ваша светлость, – она с любопытством взглянула на гостя, – что мы будем делать сегодня?
– Может быть, для начала ты поставишь цветы в воду? – Ауленберг вздернул подбородок, раздраженный пренебрежением к своему подарку. – Я старался выбрать для тебя самые чудесные цветы, но ты, кажется, их даже не рассмотрела.
Элиза страдальчески вздохнула и небрежно пихнула букет в вазу, не заботясь о том, что несколько цветков упало на стол, а остальные попросту скособочились.
– Ты считаешь, что в таком виде лилии будут выглядеть отлично? – Ауленберг возмутился до глубины души.
Фридрих с решительным видом вытащил цветы из вазы, но тут же принялся неуверенно крутить их в руках. Поймав насмешливый взгляд девушки, Ауленберг сердито нахмурился. Он не понимал, что собирается делать с букетом.
А Элиза смотрела не на цветы, а на руки Фридриха. Его длинные, изящные пальцы так ласково перебирали тонкие стебли, что девушка почувствовала легкую зависть к лилиям и странное томление. Чтобы скрыть предательский румянец на щеках, она взяла из его рук цветы и принялась с необычной для себя нежностью устраивать их в вазе.
– Есть определенные правила для составления букетов, которые учат красоте и порядку. Только тогда цветы радуют глаз и поднимают настроение, – назидательно объяснила девушка и провела рукой по безукоризненно составленному букету.
Фридрих с удовольствием взглянул на творение ее рук, но тут же заметил:
– В природе цветы растут привольно, а смотреть на них не менее приятно. И точно так же существуют люди, которые не вписываются в общепринятые рамки приличий, но от этого не становятся хуже. – Он наклонился к девушке и с придыханием прошептал ей на ушко: – Глупые правила придумало наше смешное общество. Но кто может в точности знать – что прилично, а что неприлично?
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – запинаясь, пробормотала Элиза. От близости мужчины ее бросило в жар.
– О лицемерии. О том, как глупо выглядит женщина, отказывающаяся принять помощь от незнакомого мужчины только потому, что это не принято. А также о том, что нельзя вести беседу с человеком, который сидит рядом с тобой в кафе, по той глупой причине, что вы друг другу не представлены. И Боже упаси поцеловать руку даме после танца! С этого момента девушка будет считать себя навек опозоренной, если вы на ней не женитесь, – в словах Фридриха невольно зазвучала горечь. – Похоже, что главная цель правил – заставить людей презирать и поливать грязью друг друга. А если убрать все эти правила, то наши достопочтенные господа невыносимо заскучают. Ведь сразу же исчезнут причины скандалов и сплетен, а наш свет больше всего на свете обожает перемывать косточки ближних своих.
Элиза задумчиво слушала барона. Совершенно неожиданно Ауленберг открылся ей совсем с другой стороны, и девушка даже ощутила жалость к нему. Неужели он, такой элегантный и обаятельный, гордый и независимый, настолько беззащитен – перед всевидящим оком высшего света, что вынужден подчиняться глупым условностям?..
Не поднимая на барона глаз, девушка тихо спросила:
– Если вы протестуете против правил, то почему хотели услышать от меня нечто гадкое о мужчине, который проявил ко мне участие? Он настолько плох, по вашему мнению?
Ауленберг вздрогнул, не ожидая, что Элиза вернется к истории их знакомства и захочет узнать ее причину.
– Я считаю, что каждый человек должен решать сам, каким ему быть: плохим или хорошим, вором и развратником или добропорядочным семьянином. И никто не смеет указывать другим, как им надлежит жить, – медленно проговорил он, пытаясь избежать ненужных подробностей. – Милейший граф Геренштадт считается непогрешимым праведником, все вокруг восторгаются им и пытаются корчить из себя таких же ханжей и святош. Но кое-кто считает, что Вильгельм – банальный лицемер, новоявленный Тартюф, который ратует за нравственный образ жизни, а ночью охотится за доверчивыми шлюшками.
Слушая его запальчивые слова, Элиза припомнила благородное лицо графа, его добрые глаза, трогательную речь… Девушка была убеждена, что этот человек искренне хотел помочь попавшей в беду незнакомой девушке. Неужели то, что говорит сейчас Фридрих, правда? Элиза не хотела в это верить.
– И вы один из тех, кто пытается доказать порочность графа? Но почему вы не допускаете мысли, что граф Геренштадт вовсе не лицемер? Быть может, он действительно пытается помочь падшим женщинам?
– Что ты можешь знать о падших женщинах! – пробурчал Ауленберг, задетый ее фразой.
Элиза покраснела.
– Так уж случилось, что я кое-что знаю об их жизни, – заявила она и вызывающе посмотрела на него. – Эти несчастные живут очень трудно и уныло. Лица их измождены, а здоровье подорвано, они рано стареют и чаще всего умирают в глубокой нищете. – Заметив на лице барона удивление, девушка подошла к окну и, присев на подоконник, поведала грустную историю: – Пансион, в котором я училась, располагался возле женского монастыря. И в этой обители устроили детский приют. Мы помогали монахиням ухаживать за детьми, и я имела возможность разговаривать с несчастными матерями этих малюток. Они изредка навещали своих малышей, и для этого им приходилось идти пешком из дальних городов… Они рассказывали о своих судьбах такими безжизненными голосами, что у меня слезы наворачивались на глаза… – Элиза с трудом справилась с волнением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27