Ее светлость, местная блюстительница этикета, повелительно поманила молодых джентльменов. Ничего не поделаешь: пришлось покорно идти к экипажу. Диллон обменялся приветствиями с леди и ее дочерью Марго, после чего представил им Барнаби. Несколько минут они беспечно болтали, но Диллон краем глаза заметил заинтересованные взгляды дам Вскоре у обочины выстроилась вереница экипажей. Украдкой взглянув на Барнаби, делавшего все возможное, чтобы оправдать ожидания мисс Кершо, Диллон поморщился. Подумать только, какую картину они собой представляют: он смуглый, с темными локонами, недавно введенными в моду знаменитым поэтом, и Барнаби, златокудрый Адонис со светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. Просто идеальное сочетание. И поскольку светское общество Ньюмаркета было весьма ограниченно, неудивительно, что дамы выстраивались в очередь, чтобы привлечь внимание интересных джентльменов. Цель же последних, «Жокей-клуб», находилась в сотне ярдов отсюда: приходилось принимать брошенный вызов. Они держались достойно, уверенно, сказывалась практика общения в бальных залах лондонского света. Несмотря на любовь к буколической жизни, которую сумела обеспечить его кузина Флик – Фелисити Кинстер, – последние десять лет Диллон провел достаточно времени в вихре светской жизни и в столице, и в других городах, где, по выражению Флик, сохранял форму, продолжая практиковаться.
До его грехопадения и скандала, перевернувшего всю жизнь, он всегда полагал, что когда-нибудь женится и заведет детишек. Потратив последние десять лет на то, чтобы как-то упорядочить свое существование, заплатить долги, материальные и моральные, вновь восстановить свою честь в глазах тех, кто был ему небезразличен, он привык к уединенному существованию ничем не обремененного джентльмена.
Улыбнувшись леди Кеннеди, третьей по счету матроне, которой удалось его задержать, Диллон распрощался, позвал Барнаби и продолжал путь. Изредка он бросал взгляды на ожидающие экипажи и их прелестных пассажирок. Никто не пробуждал в нем даже отдаленного интереса. Ни одно милое личико не разожгло в нем любопытства.
К несчастью, репутация человека с каменным сердцем, равнодушного к женским чарам, только подливала масла в огонь надежд местных леди. Многие считали его безразличие личным вызовом, а самого Диллона – чем-то вроде дезертира, которого давно следует поймать и хорошенько взнуздать. А их мамаши!.. С каждым годом Диллону приходилось проявлять все больше осторожности, чтобы заранее разгадать очередную ловушку из тех, что расставляют матроны для ловли простаков.
Те немногие леди, которых он иногда укладывал в постель, не гнушались хитроумными планами. Последняя любовница пыталась убедить Диллона в бесчисленных преимуществах, которые он обретет, если женится на ее племяннице. Указанные преимущества не исключали и ее прелестное тело.
Он не разозлился. Даже не удивился. Просто был почти готов отказаться от всех мыслей о женитьбе.
– Миссис Картуэлл! Рад встрече, мадам.
Пожав протянутую руку надменной дамы, Диллон поклонился ослепительному видению, сидевшему рядом с миссис Картуэлл, после чего отступил и представил Барнаби. Последний обменялся любезностями с прекрасной мисс Картуэлл. Искренне благодарный другу, Диллон предоставил ему править бал.
Миссис Картуэлл сосредоточенно дирижировала беседой между дочерью и Барнаби, третьим сыном графа и столь же завидным женихом, как сам Диллон. Оставленный на произвол судьбы, Диллон вновь вернулся мыслями к тому делу, которое они с Барнаби обсуждали в «Ветке и сучке». Друзья выбрали самую тихую кофейню, посещаемую обычными людьми, а не клубное заведение, обожаемое любителями скачек, по той причине, что предмет их разговора вызвал бы немало слухов и сплетен среди последних.
Они стремились всеми силами избежать очередного скандала, связанного со скачками.
На этот раз Диллон не оказался по ту сторону добра, ангелы завербовали его по требованию всемогущего комитета «Жокей-клуба», чтобы проверить слухи об аферах со скачками, которые стали ходить после недавнего весеннего сезона.
Это требование служило также открытым и безоговорочным вотумом доверия, объявлением, что комитет считал грехи юности прощенными и грифельную доску – вытертой начисто. Более того, это было откровенным заявлением, что комитет верит в его честность и осмотрительность, преданность миру скачек и коневодства, которым руководил комитет и которому так долго служили он и его отец.
Его отец, генерал Кэкстон, давно ушел на покой, и теперь Диллон стал хранителем Реестра пород и Книги родословных, двух официальных столпов коневодства и скачек в Англии. И поскольку распространялись они из Лондона, Диллон завербовал под свои знамена достопочтенного Барнаби Адэра, доброго друга Джерарда Деббингтона. Диллон много лет знал Джерарда, оба были вхожи в семью влиятельных и могущественных Кинстеров. Недавно Барнаби помог Джерарду раскрыть жестокое убийство. Когда Диллон упомянул о возможном мошенничестве на скачках, глаза Барнаби загорелись. Разговор произошел в конце июля, Барнаби провел тщательное расследование и сообщил, что, хотя слухи казались весьма недостоверными, многие лошади, считавшиеся фаворитами, неожиданно пришли к финишу в числе последних и люди, поставившие на них, потеряли немалые суммы. Конечно, никто не находил в этом чего-то особенного: на скачках всякое бывает Доказательств не было. Ничего, что позволило бы сделать следующий шаг.
Однако теперь, после первых скачек осеннего сезона, произошло нечто странное. Настолько, что Диллону пришлось срочно вызвать Барнаби.
Диллон изложил подробности трех последовательных попыток вломиться в «Жокей-клуб», вспомнив также о чересчур любопытном незнакомце, – судя по акценту, ирландце Но стайка впорхнувших в кофейню дам помешала продолжить обсуждение. Оставался кабинет Диллона в «Жокей-клубе», единственное место, где можно было поговорить с глазу на глаз.
Добраться до клуба не было никакой возможности. Сбежав от миссис Картуэлл, они пали жертвой леди Хеммингс. Но, едва они отошли от ее светлости, Диллон воспользовался шансом, предоставленным двумя компаниями оживленно сплетничавших дам, чтобы быстро протащить Барнаби через улицу, между двумя стоявшими экипажами. К тому времени как леди заметили исчезновение джентльменов, те уже сворачивали на длинную аллею, ведущую к входным дверям «Жокей-клуба».
– Уф-ф, – шумно вздохнул Барнаби. – Теперь я понимаю, о чем ты! Еще хуже, чем в Лондоне. Слишком мало мужчин, чтобы отвлечь на себя огонь.
Диллон кивнул:
– К счастью, на этот раз обошлось. Единственные женщины, замеченные в этих священных стенах, принадлежат к обществу помешанных на лошадях сумасбродок, и возможность поймать мужа их не интересует.
На аллее не было ни души, поэтому Диллон замедлил шаг и вернулся к прерванной беседе:
– Я думаю, наш незадачливый похититель охотился за Реестром пород, ибо в «Жокей-клубе» нет ничего более ценного.
Барнаби от неожиданности даже остановился, глядя на здание из красного кирпича, стоявшее в конце тенистой аллеи.
– Но там полно кубков, блюд, почетных знаков, которые наверняка чего-то стоят, если их расплавить. Разве не разумнее предположить, что вор охотился за ними?
– Большинство наград всего лишь позолочены либо посеребрены. Их ценность чисто символическая, ювелиры ничего за них не дадут. Этот вор – не профессионал, но человек весьма решительный. Кроме того, тут слишком много совпадений: кто-то расспрашивает о реестре, а вскоре пытается проникнуть в клуб, где тот находится.
– Верно. Но почему его хотят похитить? Выкуп? – оживился Барнаби.
Диллон вскинул брови.
– Об этом я не подумал.
– Потеря Реестра пород положит конец всем скачкам, поэтому требование выкупа со всего братства лошадников может плохо кончиться для похитителя. Если реестр и исчезнет, думаю, он как по волшебству снова возникнет не далее чем через три дня. В этой области нет недостатка в тех, кто не прочь взять правосудие в собственные руки, особенно в подобных делах.
Барнаби нахмурился:
– Но ты сам сказал, что вор охотится за реестром.
– За информацией, содержащейся в нем. Она на вес золота.
– Но почему?
– Точно ответить не могу. Все зависит от того, каким образом будет использована эта информация.
Взгляды друзей встретились.
– Подмена лошади. Раньше подобные вещи делались довольно часто. Предположим, есть лошадь, выигравшая несколько скачек подряд, ее заменяют двойником, выдавая за фаворита, и доверчивые игроки теряют деньги. Владельцы войдут в сговор с нечестными букмекерами и прикарманят неплохой куш от потерянных ставок, да еще и получат часть денег друзей, ставивших против чемпиона.
– Вот они! – воскликнул Барнаби. – Неожиданные потери на скачках во время весеннего сезона!
– Совершенно верно. И тут на сцену выходит Реестр пород, обязательный список родословных лошадей, подтверждающий право участвовать в скачках на английских ипподромах по правилам «Жокей-клуба». Родословные полностью задокументированы в Книге родословных. Реестр – всего лишь список лицензий: каждую лошадь необходимо осмотреть и одобрить, прежде чем позволить выступать на скачках под покровительством «Жокей-клуба». Вместе с кличкой лошади и общими деталями каждая запись содержит физическое описание, необходимое для того, чтобы различать лошадей. От владельцев требуется записывать лошадей на скачки за несколько недель вперед, чтобы все распорядители успели получить и проверить копии описания участников.
– И все это хранится в Ньюмаркете?
– Мои клерки делают копии для распорядителей, по крайней мере во время сезонов скачек.
– Вот почему наш предполагаемый вор так интересуется описаниями лошадей. Что это ему даст?
– Есть два варианта.
Диллон вскинул голову: они были уже почти рядом с «Жокей-клубом».
– Первый: хозяин хочет подменить чемпиона, владельцем которого является. Ему необходимо очень тщательно подобрать двойника, иначе его план провалится.
Они остановились у двух пологих каменных ступеней, ведущих на крыльцо клуба, и Диллон повернулся к Барнаби.
– Второй. Некто, пославший вора, действительно задумал подмену, но еще не знает, кого именно подменить. Чтение описаний займет время, но наверняка поможет найти желаемое. При этом нужно учитывать, что двойнику придется пройти только проверку перед скачками, а она далеко не так тщательна, как остальные. И, поскольку лошадь не придет первой, никто не подумает подвергнуть ее более строгой проверке после скачек.
– Значит, прошлой весной мошенники произвели несколько подмен и это им сошло с рук? – нахмурился Барнаби. – Кроме того, у нас есть некий ирландец, предположительно работающий на какого-то владельца лошадей которому требуется получить доступ к Реестру пород, чтобы облегчить дальнейшие подмены.
Диллон кивнул:
– Конечно, предыдущие события не обязательно связаны с настоящими. Но я позволю себе предположить, что это так и есть.
– У меня тоже такое чувство, – тихо фыркнул Барнаби. Друзья остановились у двери. Сквозь стеклянную панель виднелась фигура швейцара. Широко распахнув дверь, он почтительно поклонился, поспешно отступил, споткнулся, едва не упал в своих стараниях поскорее позволить какой-то леди пройти в клуб.
И не просто леди. Ослепительному видению в изумрудно-зеленом.
Видение остановилось на верхней ступеньке, обнаружив, что дорогу загораживают двое хмурых мужчин.
Голова, увенчанная короной шелковистых иссиня-черных локонов, инстинктивно вскинулась. Глаза, еще более глубокого изумрудного оттенка, чем платье, растерянно глянули на Диллона.
Их взгляды встретились и застыли.
Барнаби пробормотал извинение и отодвинулся.
Диллон не шевельнулся.
На какое-то бесконечное мгновение окружающий мир сузился до этого лица.
До этих сверкающих зеленых глаз.
Они манили.
Обещали.
Очевидно, она была среднего роста, и, когда стояла на две ступеньки выше, ее глаза оказались на одном уровне с его собственными.
Он отстраненно отметил классическую симметрию ее личика сердечком, очень белую, почти прозрачную кожу, изящно изогнутые брови, густые черные ресницы, прямой маленький нос, чуть широковатый рот, полные и откровенно чувственные губы.
Он стоял и глазел, как зеленый юнец.
Прис, широко раскрыв глаза, не в силах отвести от него взгляда, пыталась отдышаться: каждая мышца сжалась и застыла, она не могла заставить себя расслабиться.
Стоявший рядом услужливый швейцар расплылся в улыбке.
– Это, мисс, и есть мистер Кэкстон.
У Прис кружилась голова, мысли расплывались.
– Эта леди спрашивала о реестре, сэр, – пояснил швейцар. – Мы сказали, что она должна поговорить с вами.
Кто из них Кэкстон? Не дай Бог он!
Оторвав взор от темных омутов, в которых она ухитрилась утонуть, Прис с надеждой глянула в сторону греческого бога Греческий бог смотрел на темного, как сам сатана, спутника. Прис нерешительно перевела взгляд.
Его темно-карие глаза неожиданно посуровели, он угрожающе сощурился.
– Итак?
Прекрасный выговор и надменно-спесивый тон сказали все, что ей было необходимо знать о его происхождении и положении в обществе. Прис с бессознательной гордостью вскинула голову, вспомнив о том, что и она дочь графа!
– Я надеялась увидеть реестр, – улыбнулась она, уверенная, что ей не откажут. – Надеюсь, это возможно?
Прис немедленно ощутила неподдельный интерес к себе, интерес, не имеющий никакого отношения к ее ослепительной улыбке. В его глазах светилось явное подозрение.
Она решила, что, очевидно, все дело в ее акценте!
Как все англо-ирландские аристократы, она говорила на безупречном английском. Но никакие уроки дикции не смогли вытравить из ее речи мягкого ирландского выговора, напоминания о ее родине.
Рас, естественно, говорил точно также.
Подавив неожиданно нахлынувший вихрь эмоций, она снова устремила взор на Кэкстона и вопросительно изогнула бровь.
– Возможно, сэр, вы согласитесь помочь мне в моем расследовании?
Она сделает абсолютно все, чтобы помочь Расу, вплоть до того, что не задумываясь сведет с ума англичанина. Подумаешь, важное дело!
Диллон учтиво наклонил голову, словно соглашаясь, и жестом попросил ее войти в его владения. Ее сводящая с ума улыбка все еще порхала на губах, но она послушно повернулась, ожидая, пока швейцар проводит ее в фойе.
Диллон последовал за ней. Он заметил расчетливый блеск в прекрасных глазах, послуживший надлежащим предупреждением. Ирландская дама желает увидеть реестр? Он потолкует с ней!
Остановившись в фойе, она оглянулась. Бесстрастно улыбнувшись, Диллон показал на левую дверь чуть дальше по коридору:
– Мой кабинет там.
– А реестр? – вырвалось у нее.
Игривый тон заставил его подавить улыбку. Она не только сказочно красива, но и умна.
– Последний том – в кабинете.
Она молча шагнула вперед. Он, чуть отстав, шел за ней: вполне достаточное расстояние, чтобы оценить изящную фигуру, тонкую талию и изгиб бедер, не скрытый модным платьем с завышенной талией. Он живо представлял длинные стройные ножки в удивительно маленьких полуботинках, едва выглядывающих из-под изумрудно-зеленой юбки.
Маленькая плоская шляпа с крашеным пером залихватски сидела на затылке в гнезде крупных локонов. Спереди виднелся только кончик пера, загибавшийся над правым ухом.
Диллон достаточно разбирался в моде, чтобы по достоинству оценить и наряд, и шляпку, явно изделия рук дорогих модисток. Очевидно также, что их обладательница недавно прибыла из Лондона. Кем бы ни была леди, ее трудно назвать нищей.
– Следующая дверь справа.
Ему не терпелось поскорее заманить в кабинет неизвестную девицу, где можно будет без помех рассмотреть ее и допросить.
Она остановилась перед дверью, он повернул ключ в замке. Леди, величественно наклонив голову, переступила порог, он последовал за ней, жестом показал на стул у письменного стола, сам же обошел стол, стоявший между высокими окнами, и опустился в кресло.
Барнаби скользнул в комнату, тихо прикрыл дверь и уселся напротив книжного шкафа. На мгновение встретившись глазами с Барнаби, Диллон понял, что тот решительно устранился от происходящего и предоставил другу задавать неприятные вопросы.
Скользнув взглядом по незнакомке, Диллон улыбнулся:
– Прошу прощения, мисс…
Удобно устроившись на жестком стуле с прямой спинкой, предусмотрительно снабженном подлокотниками, девушка улыбнулась в ответ:
– Даллинг. Мисс Даллинг. Признаюсь, что совершенно не разбираюсь в скачках, не интересуюсь скаковыми лошадьми, но надеялась посмотреть реестр, о котором так много слышала. Швейцар дал мне понять, что именно вы – хранитель столь знаменитой книги. Я считала, что реестр выставлен на публичное обозрение, как Книга записи рождений и смертей, но, очевидно, ошиблась.
1 2 3 4 5 6