А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Но Норна,
которая никогда не слышала ни о Египте, ни о пирамидах, ничего не
понимала. И единственный аргумент, который она восприняла, заключался в
том, что рорки так же неповоротливы среди этих огней, как и в других
местах.
Пока продолжается холодный период.
Так называемая долина Огней при дневном свете оказалась тусклой и
неясной. Она растянулась перед ними. Не было ни следа города, и
единственным отличием от той местности, по которой они проходили раньше,
был тип растительности. Смутно эти растения напоминали ему те немногие
выжившие экземпляры кактусов, что сохранились в Лунных горах в Африке, на
Старой Земле. Среди растительности преобладали мясистые стебли, без
листьев, без ветвей, несущие только... Он колебался, как описать их. Шары?
Конусы? Наросты? У них была еще пища, но очень немного.
Он осторожно оторвал один из плодов и поднес его к языку. Вкус
горький, и Ломар отбросил плод в сторону. Позже, если совсем не будет пищи
и им будет угрожать голодная смерть, придется рискнуть и попробовать эти
растения. Возможно, что эти странные фрукты (если это только фрукты?)
нужно будет поджарить или испечь... Но не сейчас.
День подходил к концу, нигде ни следа города, ни следа преследования
или наблюдения. Утомленные монотонностью местности, они пошли медленнее. И
наконец, по взаимному согласию, незадолго до захода солнца начали
устраиваться на ночлег.
Когда они проснулись, наступила ночь. Путешествовать ночью не имело
смысла, но они хотели поискать воды, прежде чем продолжить сон. Встав, они
вглядывались в сумерки, используя последние лучи заходящего за горизонт
Пиа Сол. И затем, внезапно, без предупреждения, случилось это.
Еще мгновение на горизонте виднелись отблески света. Потом и они
исчезли. Какую-то долю секунды все было покрыто мраком. И затем, как будто
кто-то повернул выключатель, все вокруг вспыхнуло, осветилось огнями,
фантастически яркими и разнообразными. Они оба вскрикнули и,
поворачиваясь, глядели по сторонам. Всюду было то же самое. Наросты на
странных растениях пульсировали и сверкали; все они были одного общего
цвета, но этот цвет варьировался во множестве оттенков. Оранжевый
переходил в алый, алый в розовый, а розовый в малиновый... Не хватило бы
слов для описания оттенков в их бесконечном разнообразии.
Час за часом, забыв о питье и пище, Ран и Норна шли по этой
фантастической сверкающей Долине Огней. Это и был город, который легенда
ошибочно приписывала роркам. Норна кивнула, выслушав его объяснения, но
чудо оставалось чудом. Но он не мог придумать лучшего объяснения, чем
воспоминание о люминофорных бактериях, обнаруживаемых у некоторых морских
животных, и о холодном свете фосфоресцирующего дерева и воды.
Бесконечные века было здесь это великолепное зрелище, и ни один
человеческий взгляд не видел его. Оно стоило голода, жажды, холода, боли,
борьбы и страха смерти. Вначале, взявшись за руки, потом обнявшись, шли
они шли по этому раю. И неизбежно они соединились в священном акте любви.
Раньше они были заняты стремлением выжить, тела их страдали от холода и
испуга. И вот, в волшебном свете, они повернули друг к другу лица,
поцеловались. Он расстелил на земле их спальные шкуры. Яркие светоносные
растения излучали странное тепло, и он обнажил ее груди и поцеловал их.
Она обняла его, положила руки ему на спину, и он опустился на нее и в нее.
И все ночь звезды над ними кричали от радости.
Для Норны прошлое перестало существовать, а будущее приобрело
определенные формы. Теперь она была женщиной Ранни. Для нее все это было
очень естественным и несложным. Но для Ломара все было гораздо сложнее.
Естественная экзальтация, неизбежная у мужчины, ставшего первым мужчиной
женщины, сочеталась с растущей привязанностью к ней. Но возникал вопрос,
что будет с Норной, когда они доберутся до Гильд-станции. Должен ли он
привести ее в свою квартиру как жену? Конечно, ей нельзя жить среди
бесстыдных грязных прирученный токов! Но каким будет отношение Станции,
как будут обращаться с нею? Для нее возвращение в одиночку в ее родную
страну казалось теперь невозможным.
И постоянно вновь и вновь возникал последний вопрос: а как же теперь
Линдел?
Они с большой неохотой покинули Долину Огней и углубились в более
неровную холмистую местность за ней. В первую ночь он и она видели чудо
как полотно, расшитое драгоценными камнями, но в последующие ночи ничего
уже не было видно.
Рорки теперь встречались все чаще и гнезда свои устраивали не в
укрытиях, возможно потому, что ни один человек не проходил через эти
места. Ран и Норна избегали встреч с ними. Время от времени раздавался
глухой низкий звук и щелканье, издаваемое сонным рорком, но даже если
рорки и замечали их, то ничем этого не проявляли. И снова, проходя по
рядам убитых морозом краснокрылок, они чувствовали, что за ними кто-то
наблюдает.
По приблизительным подсчетам Ломара они находились в самом центре
Роркленда. Следующий ориентир, которого они должны были достичь, будет
Холлоу Рок; после чего раньше или позже перед ними будет Ласт Ридж. Бури,
снег, дождь, холод, которые преследовали их вначале, прекратились, и
последовала цепочка спокойных безветренных, прохладных дней; в ясном
безоблачном небе постоянно видна была Пиа Сол.
Прежде, чем покинуть убежище на Тигги Хилл, Ран заметил что-то
втоптанное в пол. Это был наконечник копья; в одном месте он заострен;
очевидно, его затачивали, когда работающему что-то помешало; его уронили и
забыли о нем. Ран порылся еще и был вознагражден обломком точильного
камня. И то, и другое он, зевая, сунул в карман; там они и остались. Он и
не вспоминал о них, пока однажды, во время очередного привала, не заметил
высохшее молодое деревце, которое, казалось, по размеру и весу подходило
для древка копья.
Всадить наконечник на древко казалось несложным делом, и, пока Норна,
сидя на земле и смеясь, смотрела на него, он принялся насаживать
наконечник, как это делали в его присутствии дикие токи. Делая это, он
потерял равновесие и со смехом скатился по склону. Он встал на ноги при
помощи палки, когда услышал ее крик:
- За тобой... сзади... убей его... убей!
Рорк был огромным, и Ломару почему-то показалось, что он очень стар.
Он сидел в своем гнезде, наклонившись в одну сторону. Ран видел, как от
медленного дыхания его бока поднимались и опускались. Что-то сморщенное и
грязное свисало с рорка, и поверхность тела, где оно соприкасалось с этим
чем-то, была влажной, измятой, покрытой какой-то жидкостью. Рорк менял
шкуру.
Движением настолько внезапным, что его плечевой сустав чуть не
вывернулся наизнанку, Ран обеими руками поднял над головой пику. В
следующую секунду он хотел ударить ею чуждое ужасное создание, но эта
секунда так и не пришла. Причины не были ясны ему самому - ужасающее
очарование, возможно, смешанное с жалостью к беспомощному теперь существу,
- он этого не знал. Норна больше не кричала, но он слышал ее испуганное
всхлипывание, когда рорк медленно и болезненно, кренясь и карабкаясь,
поворачивался к нему.
У него был резкий и удивительно чуждый запах. Ничего похожего Ран не
знал, и эта необычайность была пугающей. Рорка нельзя даже сравнить с
предположительно безвредным созданием из старых лент, ибо смена шкуры
исказила, изуродовала его маску. Когда, углубившиеся в почву от тяжести
тела и усилий повернуться, рорк показал свои когти, они оказались
длинными, острыми и отвратительными. Звуки, которые издавал рорк,
напоминали ночной кошмар.
И все же Ран не мог заставить себя ударить рорка и бежать, зная, что
будет в безопасности.
Казалось, он окаменел. И тут рорк, полностью повернувшись к нему,
доказал, что старая токская сказка была удивительной, невероятной и
неправдоподобной правдой.
Рорк заговорил с ним.

5
Речевой аппарат рорка, его голосовые связки, грудная клетка и т.д.,
должны очень отличаться от речевого аппарата человека, ведь он не
млекопитающее. Звуки хрипели, гремели, щелкали, отдавались... Ран
чувствовал, что ожил сон, в котором рорк разговаривал с ним. Через секунду
он проснется. То, что звуки складываются в слова, а слова эти он понимает,
лишь усиливали это чувство. У него кружилась голова, рассудок его был в
опасности: ведь эти слова так соответствуют тем, что он слышал во сне.
Через секунду все стало реальным. Обнаружилась разница: рорк из сна
говорил "убью!", а настоящий рорк... что же он говорит?
Н_е _у_б_и_в_а_й_.
Н_е_...
Мышцы его сжимались и разжимались, но, успокаиваясь, он опустил пику.
За и над собой он услышал короткий вскрик Норны и звук ее падения. Он,
полуотвернувшись, начал подниматься по склону. И осознал, что слова рорка
обращены не к нему.
На склоне стояли два человека, одетые, как он потом понял, в старые
шкуры рорка; в руках у них дубины. Это были, несомненно, люди, как и он
сам, несомненно, был человеком: ничего чуждого не было в их телах.
Отличались лица, но это отличие не физическое. Глаза их смотрели на него
не так, как его глаза смотрели на них. Рот их не был сжат в той же линии и
щеки, брови - все лица выражение было другим. Он не смог бы описать эту
разницу, но она была очевидна и многозначительна.
Он знал, что эти люди никогда не жили среди подобных ему.
И он знал теперь, кто следил за ними.
Один из них, глядя на Ломара с выражением, которое могло означать
спокойствие, безмятежность, если бы не было настолько чуждым, что он, Ран,
не имел об этом никакого представления, - этот человек взглянул на него и
сказал:
- Не убивай.
Это человеческий голос, и в то же время очень странный, есть в нем
что-то от рорка. Это значило: Ломар не убьет рорка, рорк не убьет Ломара,
и двое новых людей не будут убивать никого. Это не предупреждение, не
просьба. Утверждение.
И Ломар поверил в него.
Он опустил пику с наконечником вниз.
- Нет... - сказал он неуверенно, - мы не убиваем... Я должен
подняться к ней...
Он указал на Норну, лежавшую без сознания. Один из людей протянул ему
руку и помог взобраться на склон, колени Рана перестали дрожать. Он
склонился над Норной.
- Девушка больна? - спросил человек. Он издал губами соболезнующие
звуки, какие делают ребенку.
Р_е_б_е_н_к_у_!
Голова Ломара закружилась. В этот момент он понял, что за люди стоят
перед ним и в чем их отличие. Он взял голову Норны в руки, похлопал по
щекам. Второй человек издал те же самые успокоительные и соболезнующие
звуки.
- Бедная девушка, - сказал он. За ними болезненно хрипел старый рорк,
усаживаясь вновь в своем гнезде. Норна открыла глаза.
Вначале им трудно было понимать друг друга. Словарь Ломара был
исключительно человеческим и в этом смысле, конечно, гораздо обширнее
словаря этих двоих. Но они умели говорить на языке рорков и часто
пользовались им, пока не поняли, что он их не понимает. Большей частью их
разговор шел на человеческом языке, хотя довольно искаженном, - с
усилиями, но он понимал их. Однако, казалось, у них есть свои особые
слова, не из языка рорков, и их он не понимал. _Ю_л_л_о_а_, например,
имело какое-то отношение к пище... или же еде... или голоду.
А_у_н_г_д_у_о_а_-_д_и_н_ или что-то похожее связано было с местностью или
путешествием по ней; они часто повторяли это слово, сопровождая его
жестами, оставшимися непонятными Ломару.
Более высокий из них - он назвал себя _Т_а_н_о_м_ - смутно помнил
свое происхождение. Была женщина, и у нее был другой, еще меньший ребенок,
он кормился грудью... И был мужчина. Костер. Его потеряли. Он кричал в
ночи и тьме, а ночь и тьма возвращали ему его крики. Ужас, блуждания и
тысячи плачущих ночных голосов. И голод. Потом вышло что-то из темноты и
подобрало его и унесло прочь. Кормило его, согревало его своим телом. А
днем играло с ним.
Другой из этих двоих был рожден - и он простыми наглядными жестами,
не допускавшими непонимания, изобразил картину человеческого рождения -
здесь, в Роркленде, и больше ничего не знал. Его мать? Он спокойно указал
на землю со слабым пожатием плеч. Его отец? Он обвел рукой вокруг себя.
Ломар размышлял о разнице между фактом и вымыслом. Перед ним были
"украденные дети" старых токских легенд. Утерянные дети. Во тьме
человеческое ухо не могло отличить плач ребенка от крика крайбэби... Но
рорки - _м_о_г_л_и _о_т_л_и_ч_и_т_ь_!!! Утерянные младенцы не были
съедены, их вырастили. Они встретили не жестокость, а доброту. Он
сопоставил это обращение с тем, которому подвергались захваченные молодые
рорки, и это сопоставление заставило его вздрогнуть.
Время от времени старый рорк поблизости стонал от боли и неудобства;
два роркмена - человека рорков - успокаивающе разговаривали с ним,
покачивали его. Для Ломара это было пугающе и отвратительно, но рорку явно
нравились прикосновения и слова людей. Очевидно, взаимоотношения между
ними были не простым симбиозом, но сути этого он не мог понять. Он
вспомнил свою мать на Старой Земле, играющую с котенком... нет, эта
параллель казалась неверной.
Если он был ошеломлен, то Норна пришла в ужас. Она цеплялась за него,
не понимая ни слова из того, что он пытался объяснить ей. Здесь был рорк!
Рорк! Никогда еще она не находилась так близко к рорку; но все же осталась
живой. Она не смотрела на рорка, зажала уши и дрожала, дрожала, дрожала.
Ее не удивило, что рорк говорил: все в диком Токленде знали, что
рорки умеют говорить, но это не делает их менее страшным. Наоборот.
- Давай убежим, - шептала она снова и снова. - Ох, давай убежим и
спрячемся... и спрячемся... Ранни...
Присутствие двух вновь прибывших не успокаивало ее. Они касались
рорка, разговаривали с ним, были одеты в шкуры рорка. Откуда можно знать,
что они люди? Может, они не настоящие люди, а рорки, которые с какой-то
злой целью обернулись людьми. _О_б_о_р_о_т_н_и_-_р_о_р_к_и_! Ломар видел,
как у него на глазах рождается еще одна легенда токов.
Положение не стало лучше, когда младший или меньший из двоих (его
имя, насколько мог произнести его Ломар, звучало как Н'коф) предложил ей
напиться. Она с дрожью отказалась, и он принял ее отказ так же спокойно,
как делал предложение. Хозяин предлагает гостю напиток, гость
отказывается, было бы невежливо хозяину как-то реагировать на это.
Наконец они ушли - Ран с Норной и Тан. Ломар каким-то образом
почувствовал, что их уход вызван необходимостью освободить старого рорка
от неудобства их присутствия, но он не был уверен. Постепенно
взаимопонимание улучшалось, но все равно многое оставалось неясным. Н'коф
будет ждать, пока не завершится процесс смены шкуры. Он и Тан объясняли,
зачем это делается, но Ломар не был уверен, делается ли это для того,
чтобы обезопасить беспомощного рорка от нападения, или чтобы просто
составить ему компанию, или по какой-то другой причине.
Итак, они втроем отправились на север. Тан никак не комментировал
страх Норны перед ним, но шел с другой стороны от Ломара и на некотором
удалении; он не пытался ни подойти ближе к Норне, ни заговорить с ней.
Двигались они теперь медленнее: Ломару было ясно, что главная причина,
заставлявшая их спешить, теперь не существовала. Погода стала мягкой, а
Тан знал столько мест, где можно отыскать пищу - здесь тайник со
съедобными орехами, там фруктовое дерево или пещера с грибами или пруд, в
замерзшей воде которого спала рыба, - что они больше не голодали.
Они медленно шли, останавливались для еды, восхищались открывающимися
перед ними видами. Но больше всего они разговаривали. У них было о чем
поговорить: они говорили с трудом, хотя постепенно трудности уменьшались.
И каждый час их медленного путешествия по заснеженным холмам и прогалинам
с увядшими от мороза краснокрылками, под огромными древними деревьями
Ломар благодарил побуждение, из-за которого он не убил лежавшего перед ним
беспомощного рорка. Ибо Тан не был философом-пацифистом, не был он и
дикарем-вегетарианцем. Его дубина сокрушала черепа рипов, осмелившихся
подойти слишком близко, и, метко брошенная, сбивала немало дичи.
Постепенно Ран понял, что не их человеческое общее происхождение, как
он вначале считал, не сделало Тана их врагом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17