Клер переводила взгляд с меня на Ли и обратно.
— Может быть, я зажгу свечу? — спросила она. — Все-таки мрачновато без света.
Сделав это, она повернулась и взглянула прямо на меня. Я не могла понять выражения ее лица, но, похоже, она что-то скрывала. О чем она думает, что знает? Клер была права. В комнате вдруг стало действительно мрачно.
Джейк приехал за два дня до Рождества. Я была охвачена пронзительной радостью при виде его. Мы так смотрели друг на друга, что, испугавшись как бы чувства не выдали нас, я решила проводить гостя наверх, в красную комнату. Как только мы вошли, Джейк обнял меня и крепко прижал к себе.
— Ожидание чуть не свело меня с ума!
— Да, оно тянулось невыносимо! Но теперь ты здесь, Джейк, — сказала я.
— Я принял решение, — продолжил он. — Так не может дальше продолжаться, следует что-то предпринять!
Джейк не отпускал меня, и я, прижавшись к нему, дрожала.
— Не здесь, Джейк, не в этом доме…
— Что-то следует предпринять… и вскоре…
— Да, но подожди, успокойся, мы поговорим, — я попыталась вести себя как хозяйка. — Надеюсь, тебя все устроит! Если нет, то кто-нибудь из служанок…
Он рассмеялся. Это был истеричный смех, который мне уже доводилось слышать.
— Я хочу лишь одного, и ты знаешь, о чем я говорю!
— Я должна идти вниз. Знаешь, в этом доме много любопытных глаз.
— Любопытных?
— Это Ли, которая, думаю, до сих пор любит тебя, и Клер, которая любит моего мужа! — Я высвободилась. — Обед будет в семь, спустись к столу немножко раньше.
И вышла.
Вечер прошел очень приятно. Я была удивлена тем, как Джейк ведет себя с Эдвардом. Никто не мог бы и предположить, что у него с женой Эдварда любовная связь.
Тамариск обедала вместе с нами, ведь сегодня был особый случай — приехал ее отец. Меня радовало то, что она задавала вопросы не только о Лондоне, но и о корнуолльском поместье.
Джейк излагал разницу между ведением фермерского хозяйства в Англии и в Австралии, причем рассказывал так увлекательно, что Тамариск заявила: «Я хочу поехать в Австралию». А он ответил: «Может быть, я и отвезу тебя туда».
Позже, когда я подошла к Эдварду пожелать спокойной ночи, он попросил меня посидеть с ним и немножко поболтать.
— Кажется, этот человек начинает очаровывать Тамариск.
— Мне тоже так кажется.
— Я уверен, настанет день, когда девочка сама захочет отправиться к отцу.
— Следует подождать развития событий. У меня такое чувство, что Тамариск всегда предпочтет быть там, где Джонатан.
— Мне нравится в ней эта преданность!
Я поспешно пожелала Эдварду спокойной ночи: разговоры о преданности тягостны для того, чья совесть нечиста.
На следующий день Тамариск, я и Джейк поехали верхом в Эверсли, чтобы помочь моей матери подготовиться к Рождеству.
В доме царила суматоха. Садовники вносили цветы из теплиц и украшали плющом и падубом рамы картин в галерее и стены холла. Омела подвешивалась в тех местах, где могли остановиться люди и обменяться традиционными поцелуями. Из кухни доносились соблазнительные запахи.
Моя мать была одновременно радостно возбуждена и озабочена. Она любила торжества в Эверсли, когда все происходило в строгом соответствии с традициями. Джонатан с садовниками отправился за рождественским поленом, и Тамариск тут же заявила, что пойдет им помогать.
— Должно быть, сегодня приедут Петтигрю, — проговорила мать. — знаешь, как ее светлость кичится своим домом! Здесь она будет совать нос в каждую щель в попытках обнаружить пыль.
— Я уверена, слуги в Петтигрюхолл рады хоть ненадолго избавиться от нее, — заметила я.
Тамариск ушла, и после разговора с матерью выяснилось, что все идет по заведенному порядку и мне пока нечего делать. Мы с Джейком вышли. Я понимала, что сегодня один из тех редких случаев, когда матери хочется немного побыть одной.
Когда мы ехали рядом, Джейк сказал:
— Как хорошо побыть одному… немножко.
Я пустила лошадь в галоп, но вскоре он вновь скакал бок о бок со мной.
— Куда мы направляемся? — спросил он.
— К морю, — ответила я.
Я чувствовала запах моря, водорослей, мокрого дерева и трудно описуемый запах океана. Я вдохнула полной грудью и на некоторое время почувствовала себя счастливой, позабыв обо всех страхах, сомнениях, ощущая лишь искреннюю радость от того, что нахожусь рядом с Джейком.
Подъехав к утесу, мы спешились. Я повела лошадь вдоль лощины к берегу. Джейк следовал за мной.
В это утро море было серо-голубым, волны осторожно лизали песок, оставляя на нем кружева пены.
— Море всегда великолепно, в любую погоду! — воскликнула я.
— Да, море великолепно, — сдержанно ответил Джейк, — а как дела у нас, Джессика?
— А как ты думаешь? Ты был у нас в доме, разговаривал с Эдвардом и, конечно, понимаешь, что я ничего не смогу сделать. Тем более сказать, что собираюсь его бросить!
— Ты хочешь провести всю жизнь… вот так?
— Я приняла решение!
— Ты приняла его, не осознав, что это значит!
— Ты имеешь в виду… до того, как ты вернулся?
— Это многое изменило, не так ли? Я молчала, а Джейк продолжал:
— Джессика, что будем делать?
— Ничего… Мы ничего не можем сделать! Самым разумным было бы тебе уехать отсюда, чтобы мы забыли друг друга!
— Ты думаешь, я смогу забыть тебя?
— Со временем, думаю, сможешь…
— Никогда! Думаешь, я смирюсь с этим положением?
— К сожалению, мы сами виноваты в сложившейся ситуации и изменить что-либо невозможно.
— Ты бросишь меня ради Эдварда?
— У меня нет выбора! Я знаю, что никогда не смогу быть счастлива, поскольку буду думать только о тебе. Но если я покину Эдварда, то постоянно буду думать о нем! Я сама обрекла себя на эту жизнь. Я сама это начала и обязана продолжать!
— Я не допущу этого!
— Дорогой Джейк, ну как ты не допустишь? Давай поскачем галопом вдоль прибоя! Знаешь, как это здорово! Мне это очень нравится!
Я поскакала первой, а Джейк последовал за мной. Ветер развевал мои волосы, и на несколько мгновений я вновь смогла забыть обо всем, кроме радости этой бешеной скачки: о доверчивом Эдварде и о требовательном Джейке, о том, что предала своего мужа, что меня шантажировал Питер Лэнсдон и кто-то украл наполненные страстью письма, написанные мне Джейком. Все это можно было забыть на время этой скачки вдоль берега серого спокойного моря с одной стороны, и белых утесов, громоздящихся с другой.
Но когда мы вновь пустили лошадей шагом по лощине, которая вела от берега к дороге, мне вспомнились слова Джейка: «Я не успокоюсь, пока не найду выход!»
День Рождества оказался теплым и дождливым.
Все присутствовали в церкви на предрождественской службе и вернулись в Эверсли, чтобы выпить горячего пунша и поесть сладких пирогов. Потом Джейк, я и Тамариск, упросившая взять ее на праздник, отправились в Грассленд, а Амарилис с Питером — в Эндерби.
В Эверсли было довольно много гостей, включая Миллисент, а также лорда и леди Петтигрю, так что праздник, можно сказать, удался.
— Ты должна приехать к нам с утра, Джессика, — сказала мне мать. — Придут певцы и музыканты.
— Я буду здесь, — ответила я, — но съезжу домой на обед, а потом опять вернусь часов в шесть.
Мать удовлетворенно кивнула. Предстояло сделать еще кучу дел, и нужна была моя помощь.
Я проснулась в рождественское утро со странным, но уже хорошо знакомым мне смешанным чувством возбуждения и тревоги и отправилась проведать Эдварда, взяв с собой подарок — шелковый халат. Этот вид одежды он использовал все чаще: почти не пользуясь костюмом, он просиживал в кресле целыми днями в халате. Эдвард принял его с большим удовольствием и вручил мне свой подарок: кольцо, усеянное бриллиантами. Оно было прелестным, и я вскрикнула от восторга, но слова Эдварда, сказанные вслед за этим, расстроили меня.
— Я попросил Клер подобрать для тебя подарок по ее вкусу.
Значит, это кольцо выбирала Клер?.. Такие обычно называют «кольцами вечности»! Наверное, для того, чтобы напомнить мне, что я связана с Эдвардом на всю жизнь? Что было на уме у Клер? Теперь я была убеждена в том, что именно она нашла мои письма!
Я сняла кольцо с пальца:
— Оно очень красивое…
— И должно напоминать тебе, что я буду любить тебя вечно! Мне трудно это выразить словами, я слишком сдержан, но есть вещи, которые я чувствую так глубоко, что нет слов, способных передать их. Я никогда не смогу объяснить, как благодарен за все, что ты сделала для меня! Когда я узнал, что никогда больше не буду полноценным человеком, то впал в отчаяние, хотел расстаться с жизнью. И тогда пришла ты и сказала, что собираешься выйти за меня замуж!
— Ты пытался отговорить меня, Эдвард!
— Я вынужден был сделать это, я не имел права обрекать тебя на жизнь, не достойную здоровой молодой женщины. А когда ты настояла на своем, я оказался трусливым и позволил тебе сделать это. Однако это придало мне силы, и я смог продолжать жить! Я знал, что справлюсь… вместе с тобой. Пока ты со мной, пока нежно заботишься обо мне, я смогу выдержать! Ты — просто чудо!
— Ах, Эдвард, ты заставляешь меня краснеть!
— Краснеть! Да почему? Ты сделала мою жизнь счастливой: когда я вижу тебя по утрам, чувствую вкус жизни! Я готов на все ради тебя, Джессика, и я сделаю для тебя все!
. — Ты и так делаешь все! — ответила я и поцеловала Эдварда, а он крепко обнял меня. Я была очень взволнована: оказывается, женщина может любить двух мужчин одновременно! Я любила Эдварда за его доброту, бескорыстие, мягкость, за его глубокую любовь ко мне. И я любила Джейка, потому что он был полон жизненных сил, волновал меня, был тем мужчиной, с которым я была способна обрести полное счастье. Если бы только было возможно сделать это, не причинив боль Эдварду!
Я высвободилась из объятий, и он поцеловал кольцо на моем пальце. В этот момент я поклялась про себя, а вслух сказала: «Эдвард, я всегда буду с тобой… до тех пор, пока буду тебе нужна!»
Мы сходили на утреннюю службу в церковь, а потом вернулись в Эверсли. Приехали певцы, и я помогала матери подавать им традиционное угощение — горячий пунш и рождественский пирог. Затем я вернулась в Грассленд на обед. Во второй половине дня с Джейком и Тамариск мы отправились на верховую прогулку. К нам присоединилась Клер.
Возможности поговорить с Джейком почти не было. Он сумел бы ускользнуть от наших спутников, но я не поощряла его к этому. Нежная сцена с Эдвардом была еще очень жива в моей памяти, а на пальце я ощущала «кольцо вечности» и все, что с ним связано.
Клер, похоже, старалась держаться возле меня. На ее губах постоянно играла легкая улыбка. Она была само воплощение моего долга в отношении Эдварда.
Вечер был похож на большинство рождественских вечеров в Эверсли. Стол в зале был украшен серебряными канделябрами, выставлявшимися лишь по такому случаю; везде виднелись ветки падуба.
Стол был уставлен традиционными блюдами, обед затянулся, а потом мы отправились играть в карты, пока зал готовили к танцам.
Я сидела рядом с Эдвардом, когда подошел Джейк и пригласил меня на танец. Я отказала:
— Нет, я предпочитаю посидеть с мужем.
Но Эдвард не согласился с этим:
— Ты должна танцевать! Я люблю смотреть, как ты танцуешь!
— Спасибо, но мне не хочется… — Джейк взял меня за руку.
— Ей хочется, не правда ли? — обратился он к Эдварду.
И Эдвард настоял на том, что я должна пойти танцевать.
— Я буду смотреть на вас, — сказал он.
— Я буду очень внимателен к ней, — пообещал Джейк.
— Не сомневаюсь в этом, — ответил Эдвард.
Мне было не по себе, и я сердилась на Джейка. Он казался легкомысленным и, похоже, не хотел понимать моих чувств.
Я знала, что Эдвард следит, как я танцую, и могла представить себе, что он сейчас думает: как жестоко обошлась с ним жизнь, лишив его силы, мужества, возможности вести естественную жизнь, вынудив его сидеть, наблюдая за тем, как жена танцует с другим!
Не знаю, какое из чувств доминировало во мне: желание отдаться, которое был способен возбудить во мне только Джейк, или моя любовь к Эдварду и решимость сохранить тайну о том, что я преступила через данный мной брачный обет.
— Ты обязана сказать ему все, Джессика! — заявил Джейк.
— Как я могу это сделать? Ты же видишь, какой он!
— Уверен, он поймет!
— Может, и поймет, но как я смогу бросить его?
— Ты должна сделать выбор так же, как и он, как и я тоже! Ты должна выбрать, что в жизни для тебя важнее. Эдвард должен решить — удерживать ли тебя и бесконечно страдать от угрызений совести, что лишает молодую женщину радости в жизни, а я должен решить, как долго можно терпеть подобное неопределенное состояние!
— Решать не тебе, Джейк! А только мне. А я уже решила, что не смогу оставить Эдварда!
— Ты его любишь больше, чем меня?
— Конечно, нет! Я любила бы тебя безраздельно, если бы не было Эдварда, но он есть. Я вышла за него замуж и абсолютно убеждена в том, что никогда не оставлю его!
— А что будет с нами?
— Ты вернешься в Корнуолл и забудешь меня!
— В Корнуолл я, конечно, вернусь, но забыть тебя — никогда! И я никогда не оставлю тебя: я найду выход, Джессика. Поверь мне, мы должны быть вместе, чего бы это ни стоило…
— Нет, Джейк, это невозможно! Сегодня я поняла… Я никогда не сознавала этого так остро, как сегодня… Я обязана оставаться с Эдвардом, пока он нуждается во мне!
Мимо нас пронеслась Клер. Она танцевала с лордом Петтигрю, двигавшимся весьма неуклюже. Они были неподалеку, и я заметила, что Клер внимательно наблюдает за нами. О чем она сейчас думала? Она знала, что мы с Джейком любовники, письма выдали нас. Я была уверена в том, что Клер ненавидит меня за то, что я вышла замуж за Эдварда, отняла его у нее, а теперь, похоже, он мне уже не нужен.
Конечно, Эдвард должен был жениться на Клер. Она была бы преданной сиделкой, и этого было бы для нее достаточно. Наверное, она всегда смотрела на него как младший на старшего. Должно быть, Эдвард был очень добр к бедной сиротке, к несчастной родственнице, которую взяли в дом только из-за сострадания. Должно быть, он относился к ней с участием и симпатией, разделяя ее одиночество. Клер полностью предана ему: она из тех женщин, способных если полюбить, то навеки Наверняка Клер когда-то надеялась выйти за Эдварда замуж: это было бы для нее идеальным решением. Потом появилась я, отняла Эдварда и, завладев желанным для нее человеком, завела любовную связь с другим мужчиной! Конечно, Клер можно было понять и причину ее враждебного отношения ко мне тоже.
Я была рада, когда пробило полночь, и сообщила матери, что пора уезжать. Домой мы отправлялись все вместе: Эдвард, Джейк, Клер, я и Тамариск, которой было разрешено повеселиться с нами по случаю Рождества.
Здесь был и Тоби, поскольку без его помощи Эдвард не смог бы сесть в экипаж. У Джеймса все еще болела спина, так что услуги Тоби были очень кстати. Попрощавшись, мы отправились домой.
— Какое чудесное Рождество! — воскликнул Джейк. — Ничто не сравнится со старыми добрыми обычаями!
Все согласились с этим, а Эдвард рассказал нам, как праздновали Рождество у них, в Ноттингеме. Разговоры на эту тему продолжались всю дорогу до Грассленда.
Тоби с помощью Джейка отнес Эдварда в его комнату, Клер пожелала нам спокойной ночи и увела с собой уже сонную Тамариск.
Я столкнулась с Джейком, когда он выходил из комнаты Эдварда.
— Все в порядке. Этот молодой человек, Тоби, весьма силен!
— Спокойной ночи, Джейк. Он взял мою руку и поцеловал.
— Пойдем со мной, — прошептал он. Я покачала головой.
— Просто проводишь меня и пожелаешь спокойной ночи!
Я поднялась вместе с ним по лестнице и вошла в его спальню. Там было очень уютно, в камине горел огонь, освещавший мерцающим светом красные шторы на окнах.
Джейк закрыл дверь и обнял меня.
— Останься со мной!
— Нет, я собираюсь посидеть с Эдвардом: я всегда прихожу к нему после того, как его укладывают в кровать.
— Вернись… потом?
— Нет, Джейк, только не здесь!
— Для тебя это имеет значение?
— Несомненно!
— Что за выдумки, Джессика: место и время… все это неважно! Все, кроме того, что мы вместе!
— Эдвард совсем рядом с нами!
Джейк взглянул на меня почти раздраженно:
— Ты останешься здесь со мной… на всю ночь, ну, пожалуйста!
— Не могу: мне все время казалось бы, что Эдвард тоже здесь, в этой комнате. Это было бы невыносимо!
— Но ты уже изменила своему мужу!
— По-моему, мы по-разному смотрим на одни и те же вещи. Возможно, неверность более естественна для мужчин? Общество ее приемлет, если удается все скрыть! Изменив, я поступила нехорошо. Этот поступок не украшает любую женщину, но из-за состояния Эдварда его можно назвать просто подлостью! Я ненавижу себя!
— За то, что ты любишь меня и любима мной?
— О нет, не за это. Это как раз всегда будет поддерживать меня. Я всегда буду любить тебя, Джейк, но я уже твердо решила для себя не оставлять Эдварда. Буду вместе с ним до тех пор, пока ему нужна! Я дала слово и собираюсь сдержать его:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41