И еще скажи ей, что, будь я помоложе, не видать бы ей тебя в мужьях... Благословляю тебя!.. Бери!..
Тенгиз взял колечко, и Бачана увидел, как у него заходили желваки.
- А это твоей жене, князь Кока Амиреджиби, серьги из индийского коралла... Они подойдут белолицей, черноволосой женщине с зелеными глазами... Бери, не стесняйся! - Марго опустила в протянутую ладонь Коки копеечные игрушечные серьги.
- Этот золотой браслет - тебе, Бердзена!.. Работа дагестанских мастеров. Такой браслет - для высокой, полногрудой, черноокой жены... Дарю! - Бердзена с благоговением принял из рук Марго плоский овал из консервной жести и, не произнеся ни слова, выбежал из комнаты.
- А это мне! - И Марго приложила к груди связку серебряных гривенников. - Всю свою молодость я не расставалась с этим ожерельем, потому и не могу уступить его никому... Не обижайтесь!.. Бачана, подойди ко мне!
Бачана подошел.
- Для тебя у меня вот этот персидский изумруд... А женись ты на бедной сироте, ведь другая тебя не поймет... Бери, и дай бог тебе счастья в жизни!.. - Бачана взял у Марго голубую пуговицу с продетой проволокой. Остальные раздай сам...
Бачана со шкатулкой в руках обошел ребят, и каждый, не заглядывая в нее, достал оттуда по одной вещичке.
- Устала я... А он все тычет и колет вертелами... - Простонала Марго и в изнеможении откинула голову назад.
- Потерпи немного, Марго, вот-вот подойдет врач! Не бойся! - попросил Коплик, рукой унимая дрожь подбородка.
- А кто тебе сказал, что я боюсь? Я давно уже жду не дождусь этого дня, как восхода солнца... Иди же, иди ко мне, смерть, не томи меня!.. Марго закрыла глаза. По ее щекам стекали слезы.
- Пришел! - крикнул кто-то.
В комнату вошли профессор и Цицка. Поздоровавшись со всеми кивком головы, профессор направился прямо к постели Марго. Он уселся на поданный стул, пощупал пульс больной, потом положил руку на ее пылающий лоб.
Марго открыла глаза.
- Здравствуйте, дорогая! - улыбнулся профессор.
Марго рукой вытерла глаза и уставилась на пришедшего.
- Дай бог вам здоровья, уважаемый Игнатий! - ответила она также с улыбкой.
- Вы знаете мое имя?
- Кто же его не знает? Половина Грузии благодаря вам вернулась с того света!
- Чуть меньше! - пошутил профессор. - А теперь скажите, дорогая, что вас беспокоит?
- Беспокоит то, что эти разбойники осмелились в полночь нарушить ваш покой!
- Об этом не волнуйтесь, - успокоил профессор Марго, - это моя специальность, я отсыпаюсь днем... Расскажите, где и что у вас болит.
- Горю я, доктор, горю, словно в огне...
- И когда это началось?
- С утра... Нет, вчера, позавчера... Раньше от водки боль утихала... Сегодня я свалилась...
- Ну-ка откиньте одеяло! - попросил профессор.
Марго взглянула на ребят, потом на профессора.
- Я хоть и сумасшедшая, доктор, но все же стыдно мне.
- Все мы в какой-то степени сумасшедшие, и ничего мы не стыдимся, пробормотал профессор и тут же сам откинул одеяло. Ребята отвернулись. Профессор стал осторожно, четырьмя пальцами прощупывать живот больной, спрашивал: - Здесь болит?.. А здесь?.. Здесь?..
Марго, кусая губы, молчала. И лишь-после того как профессор окончил осмотр, простонала:
- Везде болит, доктор, так болит, что лучше умереть...
Профессор отбросил одеяло, согнул в колене правую ногу Марго и медленно потянул ее вверх, к животу. Марго вскрикнула.
Профессор быстро встал.
- Есть здесь телефон?
Цицка вопросительно взглянул на Марго.
- У Дугладзе, - простонала она.
- Сейчас же сообщите в "Скорую", скажите, что звоните по поручению Игнатия Джикия, пусть немедленно едут сюда!
Цицка убежал.
- Плохи мои дела, доктор? - присела в кровати Марго.
- Не двигайтесь, милая. Вам нельзя шевелиться! - Профессор уложил Марго, легонько потрепал ее по щеке. - Где же вы были до сих пор?
- Ничего, доктор, смерть для меня - праздник. Не утруждайте себя...
Профессор подсел к столу, оперся головой на руки и умолк.
Кока незаметно положил деньги в наружный карман пиджака профессора. Не глядя на Коку, профессор достал деньги и положил на стол. Потом вынул из внутреннего кармана кипу червонцев и положил рядом с теми деньгами. Потом он встал и вышел из комнаты. Ребята пошли за ним.
- Есть надежда, профессор? - спросил Бердзена.
Профессор покачал головой.
- Никакой? - переспросил Тенгиз.
- Один процент...
- Что с ней, профессор?
- Перитонит... Прободение аппендикса... И так она ходит третий день... Подумать только!..
Спустя пятнадцать минут пришла машина "Скорой помощи". Марго уложили на носилки и понесли к машине. Покидая свою каморку, она обернулась к ребятам:
- Прощайте, верийские парни! Прощайте, мои дорогие мальчики! - Она вдруг приподнялась на носилках и произнесла с мольбой: - Не ходите в серные бани!.. Прошу вас, не ходите туда никогда! Это мое вам завещание!..
Вынос тела состоялся во вторник, из прозектуры той Же больницы, куда Марго была доставлена в день наводнения в 1936 году.
Вся Верэ, улицы Петриашвили и Меликишвили были забиты народом, причем любопытных было больше, чем знакомых.
Утопающий в цветах гроб на деревянных носилках По Верийскому подъему несли восемь парней, рядом шли восемь сменщиков. Перед гробом ехала убранная цветами автомашина. Цветов было так много, что казалось огромный живой букет сам шагает к кладбищу.
На улице Меликишвили приостановилось движение. Замерли автобусы, автомашины, трамваи. На углу улицы Петриашвили ребята на пять минут прервали шествие. Раздался сигнал одной, затем другой, третьей машины, и вдруг весь квартал заполнился непрерывным гулом клаксонов.
- Что за второе пришествие! - недовольно крикнул водитель случайно оказавшейся в процессии автомашины, высунув голову из кабины. - Не собираются пропускать нас, что ли?!
- Дай сигнал! - сказал ему какой-то парень из жителей квартала.
- Почему? - удивился водитель.
- Так надо!
- Как это - надо?! - заупрямился водитель.
- А вот так! - И парень нажал на сигнал.
- Убери руку! Аккумулятор сядет!
- Ничего, мы подтолкнем! - ответил парень, не снимая руки с сигнала.
- Да какого же шишку хоронят, чтобы мне сигналить?! - Рассерженный водитель вновь высунулся из кабины.
- Верийскую Марго хороним.
- Кого?!
- Слушай, делай, что говорят, пока рука у тебя целая! - Парень втолкнул в кабину голову водителя. - Понятно?
Водитель понял, что парень не шутит, изо всех сил нажал на сигнал. Парень подошел к другой машине. Спустя минуту раздался сигнал и этой машины. Дождавшись ухода парня, водитель громко фыркнул:
- Жанну д'Арк, что ли, хоронят?!
- Нет, хоронят сумасшедшую Марго! - ответил проходивший мимо участник процессии.
- Сумасшедшую?! Вот так хоронят сумасшедшую?!
- Вот так и хороним! - ответил водителю стоявший рядом его верийский коллега.
- Браво, ребята! В таком квартале не жалко и умереть! - воскликнул восторженный водитель.
Вечером духан Танц-Геурка заполнили верийские парни. Столы были накрыты скромно - хлеб, сыр, вино, редиска. Тамаду не избирали. Когда все уселись и в подвале наступила мертвая тишина, встал Цицка, наполнил стакан вином, пролил несколько капель на кусок хлеба и произнес:
- За горе нашего квартала, за слезы и радость нашего квартала, за потерянную красоту нашего квартала!
Все встали и молча осушили стаканы.
В тот день в подвале Танц-Геурка больше не было сказано ни одного слова, не было выпито ни одного стакана вина.
- Слабо, слабо, Рамишвили... - Профессор нехотя перелистал матрикул Бачаны. - В чем дело?
Бачана молчал.
- Что с тобой, Рамишвили? - спросил профессор, не дождавшись ответа.
- Болел я, уважаемый профессор, не успел подготовиться...
- Не болел, а возился с этой сумасшедшей!.. Думаешь, я не видел, как ты вчера шел, словно кровный родственник, за ее гробом?
- Она не была сумасшедшей, уважаемый профессор, - возразил Бачана.
- А кто же она? Царь Ираклий?! Подумать только, весь квартал словно обезумел! Два часа движения не было!
- Она была больная, уважаемый профессор, душевнобольная! Почувствовав соленый привкус во рту, Бачана встал.
- Ты куда? - удивился профессор.
- Приду в другой раз, - тихо ответил Бачана.
- Доводилась она тебе кем-нибудь, что ли?
Бачана долго молчал, потом взглянул на профессора и сказал:
- Она была моей сестрой...
Профессор пристально посмотрел Бачане в глаза. Тот не выдержал взгляда, опустил голову. Наступило молчание. Потом профессор закрыл матрикул, протянул его Бачане и сказал:
- Иди, Рамишвили! - а сам встал и подошел к окну.
Бачана положил матрикул в карман и вышел.
- Ну как? Что получил? - окружили его студенты.
Бачана не отвечал. Он миновал коридор, спустился по лестнице, вышел в университетский сад и уселся на пустовавшую скамейку. Долго сидел Бачана один, не замечая никого и ничего. Потом достал из кармана свой матрикул и так, от нечего делать, раскрыл его.
...Это была первая пятерка, полученная Бачаной за всю его жизнь.
Он захлопнул матрикул, а когда снова раскрыл его, то ничего не увидел.
Глаза Бачаны были полны слез.
Бачана плакал.
12
После смерти Булики профессор распорядился в палату к Бачане и священнику никого не помещать, а пустовавшую койку убрать, дабы она не наводила больных на неприятные размышления. Однако пустое место оказалось куда более удручающим, чем пустая койка.
Каждое утро, проснувшись, Бачана и отец Иорам невольно обращали взор к месту, где недавно стояла кровать Булики, и сердца их сжимались от воспоминания о пережитом. И потом, в течение дня, во время беседы они чуть ли не каждую минуту обрывали фразы, ожидая балагурства и шутливых реплик Булики.
Так продолжалось около двух недель. Потом время взяло свое, Бачана и отец Иорам постепенно привыкли к отсутствию Булики...
...Однажды отец Иорам задал Бачане неожиданный вопрос:
- Уважаемый Бачана, вас, наверно, похоронят в Дидубийском пантеоне, не так ли?
Бачана сперва засмеялся, потом забеспокоился:
- А что, вы видели плохой сон?
- Видел, но сон касается не вас, а меня, - ответил грустно отец Иорам.
- В таком случае вам следовало спросить - где похоронят вас, а не меня... Вы что-то хитрите, батюшка! - усомнился Бачана.
- То-то и оно... Если вы будете похоронены в пантеоне, быть может, и для меня найдется место там же, во дворе церкви...
- Ну, по такому принципу я должен быть похоронен во дворе Союза писателей... Но если вы устроитесь настоятелем Дидубийской церкви, то вполне возможно, что мы окажемся в могилах бок о бок!
- Значит, место в пантеоне вам обеспечено, иначе не стали бы так шутить! - заключил отец Иорам.
- Ошибаетесь, батюшка!
- Почему?
- Да потому, что Дидубийский пантеон давно уже переполнен. И впихнуть меня туда не удастся... Разве только вертикально... В одном, по крайней мере, я уверен: ни вас, ни меня не оставят незахороненными.
Отец Иорам глубоко вздохнул.
- А какой все же сон вам приснился, батюшка? - поинтересовался Бачана.
- Не говорите!.. Все покойники, кого я когда-либо отпевал и напутствовал на тот свет, собрались во дворе Ортачальской церкви и ждали моего выхода!
- И что же? Вышли?
- Аки последний нищий, трус и заячья душа, я скрылся за алтарем... Как вспомню, хочется выть от стыда или покончить с собой!..
- Самоубийство, батюшка, есть высшая форма демонстрации автономии личности. Но, к сожалению, вашей религией оно запрещено, ибо признано величайшим грехом и погибелью души! - произнес Бачана патетически.
- Насколько мне известно, вы также не аплодируете самоубийцам, ответил отец Иорам.
- Что ж, кое в чем наши соображения совпадают. И потому я говорил вам, что из вас вышел бы хороший коммунист, - напомнил Бачана.
- А я, помнится, ответил вам тогда, что могло случиться и наоборот! отпарировал отец Иорам.
- Не стремитесь к этому, батюшка, иначе я весь ваш приход обращу в коммунистов!
- Еще бы! Коммунист, к тому же писатель, это похуже ста священников! Одна у меня надежда - на перевоплощение душ. Когда вы вторично явитесь в этот мир, быть может, тогда уверуете в истинного бога! - Отец Иорам перекрестился.
- Писатель, батюшка, преданный пес народа... Я не верю в перевоплощение душ, но если такое существует, то моя душа, несомненно, возродится в облике собаки. Так что после моей смерти любите и жалуйте бездомных собак, не бейте их камнями, - быть может, одной из них буду я?!
- Любо слушать вас, уважаемый Бачана! Но если душа каждого усопшего писателя поселится в теле уличного барбоса, жизнь на свете станет незавидной! - иронически улыбнулся отец Иорам.
- Не особенно, тем более если ваши души явятся в волчьем обличье.
- Почему в волчьем?!
- Вряд ли пастырь, скрывающийся от своей паствы, может претендовать на льва! - произнес, пряча улыбку, Бачана.
Отец Иорам заерзал в постели и, не найдя ответа, обиженно отвернулся.
- Но вы не волнуйтесь, - продолжал Бачана, - ваш сон к добру. Вы будете жить сто лет.
Отец Иорам смягчился.
- Скажите, пожалуйста, - заговорил он, - если судить по вашей административной иерархии, какой, скажем, должности соответствует мой сан?
- А сколько у вас душ в приходе?
- Мы не ведем учет верующих.
- Хорошо. А каков доход церкви от пожертвований?
- Да как сказать... Во всяком случае, на ремонт храма не хватает...
- На какие же деньги вы существуете?
- Нас финансирует государство.
- Как?! Коммунисты финансируют церковь?! - воскликнул Бачана.
- Ну и что же! Лишили же они церковь прихода, пусть теперь слегка раскошелятся...
- Да-а-а... В таком случае ваш сан, батюшка, по нашей административной иерархии будет соответствовать должности заведующего сельским клубом, - уточнил Бачана общественное положение отца Иорама.
- Смеетесь?!
- Почему же?
- Ведь я окончил духовную семинарию?!
- Большинство наших заведующих клубами имеет высшее образование, по крайней мере среднее специальное, как минимум! А какие у них звания! Заслуженный деятель искусств, заслуженный работник культуры!.. Есть ли среди вас хоть один заслуженный священник республики? Я о таком не слышал! - Бачана явно злорадствовал.
Отец Иорам взгрустнул.
- Да вы не печальтесь! Переходите на нашу сторону, и я вам даю слово: назначим вас инструктором райкома!
- Уважаемый Бачана! - не на шутку обиделся священник. - Вы зачем сюда пожаловали? Разлагать православное духовенство или лечить свой инфаркт? Идите к нам, и я назначу вас дьяконом, если пожелаете!
- Зачем вы сердитесь, батюшка? Если ваше учение верно, то я после смерти буду весь в вашем распоряжении. Делайте тогда со мной все, что вам заблагорассудится! - сказал со смехом Бачана.
- Нет уж, батенька! На том свете нашей встрече не бывать! - отрезал отец Иорам.
- Это почему же? - опечалился Бачана.
- Потому! Выражаясь коммунистическим языком, ваши анкетные данные не дают основания рекомендовать вас в рай! Прямая вам дорога - в ад! Понятно?
- А наша дружба? Неужели вы не составите мне протекцию? - Бачана решил разжалобить священника.
- Вы слишком лакомый кусок для сатаны! Вряд ли поможет вам моя протекция...
- Даже если я причащусь?
- Признаетесь в грехах?
- А если их нет?
- Конечно, откуда же им быть! Мир ваш, и все, что вы творите, вам кажется истинным!.. - махнул рукой отец Иорам.
- Блаженны верующие, отец Иорам... Мы верим в наши дела... - ответил Бачана серьезно.
В палату вошла фельдшерица Женя. Бачана и отец Иорам тотчас же откинули одеяла, перевернулись на животы и оголили предназначенные для уколов места. Женя громко расхохоталась:
- Укройтесь, укройтесь, товарищи! На этот раз я пришла с пустыми руками... К вам гость, уважаемый Бачана, не примете же вы его в таком виде!
- Гость? Что ему нужно? - насторожился Бачана.
- Интересуется вашим здоровьем... Судно оставить или убрать? продолжала смеяться Женя.
- Мужчина или женщина?
- Женщина. Говорит, близкая вам...
- Тогда оставьте! - сказал Бачана, готовясь к встрече очередной визитерши.
- Понятно!
Женя вышла. И тут же в палате появилась энергичная седая дама средних лет с объемистой папкой в руке. Она остановилась посередине комнаты, огляделась, чуть поколебалась, затем направилась к койке отца Иорама.
- Здравствуйте! Я друг вашей семьи Нина Санеблидзе! - заявила она и без приглашения уселась перед священником.
- Друг семьи? - переспросил тот.
- Да. Ваш отец Акакий и мой отец Лазарь с 1915-го по 1916 год вместе учились в Бакинском индустриальном техникуме.
- Вы, собственно, к кому? - спросил изумленный священник, бросив взгляд на Бачану. Тот жалобной гримасой попросил Иорама продолжать беседу.
- Как это к кому? - ответила не менее удивленная дама. - К вам, конечно!
- Вы знакомы со мной? Мы встречались? - Иорам начал входить в роль.
- Господи, да разве это так трудно? Вокруг - по радио, по телевизору - только и слышно, только и видно: Бачана Рамишвили, Бачана Рамишвили!.. Хотя, признаться, вы изменились... Бороду отрастили...
- Да, в палате холодновато... - Отец Иорам провел рукой по бороде и плотнее укрылся одеялом.
- Конечно! С болезнью не шутят!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22