– Майор, завтра с гор спустится туман и пойдет дождь! – говорит Али, и мы усиливаем наряды.
– Майор, завтра ударит такая жара, что закипит море, – говорит Али, и на другой день от жары кипит море и мы задыхаемся.
Не было случая, чтобы Али ошибся в своих прогнозах. Прекрасный человек Али Хорава! Высокий, худой – кожа да кости, с выгоревшими от солнца бровями и ресницами, он крепок и бодр, несмотря на свои шестьдесят лет. Время от времени Али навещает нас. Поднимается на вышку и долго смотрит туда, в ту сторону. Потом, тяжело вздохнув, спускается и уходит. О чем вздыхает старик? О могилах ли предков, затерявшихся на чужой земле? О близких ли ему людях, ставших столь далекими? Или о милой Лазети, об убогих ее домишках, оборванных, босоногих детях? Кто знает? Али молчит, и мы молчим. Как-то я предложил ему бинокль. Старик отвел мою руку и глухо проговорил:
– Не нужен мне бинокль. И без того я хорошо все вижу!
Рядом с домом Али стоит дом председателя колхоза – двухэтажный, красивый, хорошо обставленный. У председателя четверо детей, один лучше другого. Каждое утро, уходя на работу, председатель обнимает и целует их. Любят крестьяне своего вожака. А вожаку приходится нелегко: бедняга вынужден выпивать по нескольку раз в день. Туристы – свои и чужие, гости – знакомые и незнакомые, командированные – руководящие и рядовые – так и валят сюда, в это изумительное по красоте, колоритности и богатству село, славящееся к тому же непревзойденным пляжем. И председатель должен каждого встретить, принять, ну и, разумеется, угостить хоть одним стаканом вина. Попробуй-ка тут выдюжить! И чтобы спасти любимого вожака, село специальным решением постановило назначить ему двух заместителей: по линии экскурсий и по части выпивок. С тех пор председатель вздохнул свободнее.
У самой границы, почти под нашей вышкой, живет Феридэ, вдова двадцати одного года. Муж ее, Хасан, погиб за год до моего приезда. Рассказывают, был он на редкость красивым парнем и утонул, вылавливая огромные бревна в разбушевавшемся море. Двое суток, пока искали тело Хасана, валялась на берегу Феридэ с разодранной грудью и окровавленными щеками. Потом она надела черное платье и заперлась в доме.
Каждое утро я вижу Феридэ. Она работает в мандариновом саду. С ней двое соседских детишек, девочка и мальчик, их оставляют ушедшие на работу родители. Дети ни на шаг не отстают от Феридэ, когда она присаживается отдохнуть, они обнимают ее, теребят за волосы, целуют. На селе говорят, что с того дня, как погиб Хасан, никто не видел Феридэ улыбающейся. Я вижу смеющуюся Феридэ – она смеется с детьми, обнимающими ее в мандариновом саду. Лицо Феридэ, похожее на умытое дождем солнце, сияет, круглые плечи трясутся, подпрыгивает высокая грудь. Она ложится на спину, сажает детишек себе на грудь и о чем-то рассказывает им на своем красивом, сладком, словно песня, языке. Я любуюсь Феридэ, ее красотой, ее смехом и молю бога, чтобы и завтрашний день выдался погожим, чтобы и завтра пришла в мандариновый сад Феридэ.
Сегодня мы заступили в наряд с утра: я и Щербина – на вышке. Пархоменко с Танго – инспектировать границу. Только мы поднялись на вышку, на минарете появился молла. Зажав, по обыкновению, ухо рукой, он затянул:
– Ал-ла-а-а! Ал-ла-а-а!
– Слышь, Петро, никак он решил обратить нас в свою мусульманскую веру! – сказал Щербина.
– Ну его в болото! Надоел старый хрыч! – буркнул Петро. Молла закончил беседу с аллахом, не взглянув почему-то в нашу сторону, и на границе начался новый день, как две капли воды похожий на день вчерашний. Крестьяне разбрелись по огородам, рыбаки потянулись к морю, учитель погнал своих цыплят в школу. И снова, как всегда, появилась молодая, красивая жена его в синих брюках и красной кофточке, взобралась на валун и направила на нас подзорную трубу. Я взял у Щербины бинокль.
– Второй год, как я к женщине не подходил, уступи мне хоть ее, сволочь! Отдай бинокль!
– Сгинь! – прикрикнул я на него. – Ты получаешь из Харькова три раза в неделю письма и снимки своей курносой девчонки? Получаешь? И хватит с тебя!
Жена учителя, без сомнения, разглядывала нас. Я невольно поправил фуражку и воротник. Она также провела рукой по волосам. Я опустил бинокль и улыбнулся. Посмотрев снова в бинокль, я увидел, что она также опустила трубу и улыбнулась. Я поднял руку и согнул ее в локте. То же самое проделала она. Так длилось несколько минут: женщина, словно в зеркале, повторяла все мои движения.
– Пиши, Щербина: жена учителя продолжает наблюдение за нашими постами…
– Одно и то же каждый день. Разведчица она, факт!
Разведчица! Не знаю… Что-то не слышал я, чтобы разведчики действовали так открыто. Смотрит на нас и улыбается… Вот кто впрямь разведчик, так это тот глупый тип, что пристроился в яме за кустом и думает, что мы не видим его. Эй, выходи, не мучай себя, ведь я целый год вижу тебя! И твою стереотрубу отлично вижу, хоть ты и полагаешь, что я принимаю ее за ветку. Выходи, выходи, нечего тебе играть в кошки-мышки! «Ку-ку! Вижу тебя!» – хочется мне крикнуть горе-разведчику, но делать этого нельзя, ибо подобный поступок расценивается как вмешательство во внутренние дела сопредельного государства" и нарушение его суверенитета. Так сказал майор Чхартишвили.
…А жена учителя все смотрит и улыбается, смотрит и улыбается. Кто же ты, незнакомка? Ну-ка, дай погляжу я как следует на тебя… Так… Еще ближе… Отлично! Я теперь вижу ее так четко, словно между нами нет расстояния в сотни метров. Ну вот, теперь поговорим, красавица!
– Здравствуй, девушка!
– Здравствуй, парень!
– Как тебя звать?
– Зачем тебе мое имя?
– Просто так, хотелось знать, какое оно – грузинское?
– А тебя как зовут?
– Меня? Автандил. Только об этом никто не должен знать, это военная тайна!
– Хорошо, парень, никто не будет знать.
– Сколько тебе лет, девушка?
– Как по-твоему?
– Девятнадцать, двадцать, двадцать один. Да?
– Да.
– Что ты тут делаешь целыми днями? Смотришь и смотришь на меня. Может, я нравлюсь тебе?
– Очень нравишься!
– Но ведь у тебя есть муж!
– Есть. А ты мой побратим.
– Как?!
– Побратим, брат мой!
– А-а-а… И не надоедает тебе сидеть вот так целый день и смотреть на нас?
– Нет. Я смотрю на вас, на моих братьев и сестер, и мне так хорошо с вами… Может, я мешаю вам?
– Нет, что ты! Без тебя было бы так скучно… Ты очень красивая.
– Знаю. И ты очень красивый.
– Это тебе так кажется.
– Нет, не кажется. У вас все красивое. Разве не так?
– Так. А у вас как?
– Как видишь…
– Хочешь утешить меня?
– При чем утешить? Село-то ваше – часть нашего, одна земля, одно небо… Вот только неухоженное оно…
– Да, ты прав.
– А старушка эта – свекровь твоя?
– Свекровь.
– Зовет тебя домой?
– Зовет.
– Ты уйдешь?
– Уйду.
– Завтра придешь?
– Приду.
– Ну, до свидания!
– До свидания, брат!
– Пиши, Петро: жена учителя закончила наблюдение за нашими постами. Появился американский «джип», из него вышли два офицера, направились к зданию заставы… Пишешь, Щербина?
– Пишу, мать их за ногу, пишу! – вздохнул Петро. Вдруг на той стороне раздались крики, свист, улюлюканье.
Из кухни аскеров вырвалась огромная кавказская овчарка и во весь дух помчалась к селу. Собака держала в пасти говяжью ляжку. За овчаркой бежал повар с топором в руке, за поваром – аскеры. Перспектива остаться без обеда удваивала силы преследователей, – они стали настигать собаку. Тогда овчарка вдруг повернула к морю. Аскеры с криком последовали за ней. Собака с разбега бросилась в воду, взметнув фонтан брызг, сделала несколько шагов, потом обернулась и угрожающе зарычала. Аскеры в нерешительности остановились. Повар оказался смелее: он стал медленно приближаться к овчарке. Плыть дальше собака не решалась. Она поняла, что борьба проиграна и придется расстаться с мясом. И тогда случилось непредвиденное: собака с мясом в пасти перемахнула через линию границы, отряхнулась, улеглась на нашей территории и принялась спокойно уплетать отвоеванную ляжку. Иногда она поднимала голову и вызывающе смотрела на аскеров, словно спрашивая: «Ну что, почему вы не идете сюда?» Покончив с ляжкой, овчарка еще некоторое время пробыла на нашей земле, а потом, убедившись, что аскеры ушли, не спеша отправилась восвояси.
– Эй, что там произошло? – окликнул нас подошедший Пархоменко.
– Ничего особенного. Собака ихняя перешла.
– Спустить Танго? – спросил Пархоменко.
– Куда твоей Танго до того пса – за пять минут полкоровы сожрал! – ответил Щербина.
Пархоменко ушел.
Все вокруг дышало спокойствием. Я передал бинокль Щербине, вошел в комнатенку на вышке, присел на табуретку и закурил…
…Граница… Ни с чем не сравнимое чувство вызывает она в человеке! Необозримы просторы нашей Родины, и на тысячи километров протянулись границы ее – через горы и долины, через моря и океаны, через леса, болота, скалы, пустыни… Сколько же их, застав, постов, шлагбаумов разбросано вдоль этих границ, десятки тысяч пограничников охраняют их… Ты – один из этих людей, пограничников. По сравнению с несметной их армией ты – песчинка, муравей, обыкновенная точка. И все же ты стоишь на своем крохотном участке смело, гордо, чувствуя в себе огромную силу, непреодолимую мощь. Преклонив колено перед святым знаменем, ты принимал присягу. Ты поклялся народу, себе, своей совести – отдать жизнь за счастье своего народа. Ты отвечаешь за судьбу двухсот миллионов твоих братьев и сестер. Они безмятежно спят, доверив тебе жизнь свою и своих детей. Ты – их надежда. Глядя на тебя, враг не решается пролить кровь наших людей, ограбить их дом. Ты владеешь оружием, в крохотном белоголовом патрончике которого сконцентрирована сказочная сила. Ты – бог, владыка судеб человеческих… Да, великое это дело – быть солдатом моей армии, хозяином границы моей земли. И если ты думаешь иначе – грош цена тебе и твоей жизни!..
– Джакели, готовься к интервью! К нам пожаловал классик! – оборвал мои мысли Щербина.
Я подошел к перилам. По тропинке, сложив руки на спине и расстегнув ворот гимнастерки, медленно поднимался лейтенант Мдинарадзе. Вскоре он подошел к вышке и стал карабкаться по лесенке.
– Встретим! – сказал Щербина. Он застегнул гимнастерку, выбросил сигарету и повесил на плечо автомат. Я поднял крышку люка. В люке показались сперва седая голова лейтенанта, потом его вспотевший лоб, потом – раскрытый в улыбке до ушей рот и, наконец, он сам.
– Здравствуйте, ребята! – поздоровался лейтенант и сел. Я и Щербина стояли вытянувшись. Мдинарадзе, вдруг вспомнив о своем офицерском звании, вскочил и, согнав с лица улыбку, вытянулся тоже.
– Товарищ лейтенант! За время дежурства на нашем участке происшествий не было! Старший наряда рядовой Джакели!
– Никаких происшествий? – спросил Мдинарадзе разочарованно.
– Так точно, никаких! – ответил я.
– М-да-да. Садитесь, пожалуйста! – попросил нас Мдинарадзе.
Мы удивленно переглянулись.
– Ах, да… Здравствуйте, товарищи! – поправился писатель.
– Здравия желаем, товарищ лейтенант! – гаркнули мы. Мдинарадзе вконец растерялся.
– Вольно, – вспомнил он наконец спасительную команду. Мы свободно вздохнули.
– Эй, вы, чего там разорались? – донесся снизу голос Пархоменко. Мы втроем подошли к перилам. Увидев офицера, Пархоменко прикусил язык и вытянулся. Воспользовавшись этим, Танго легко вырвала у него поводок и бросилась к лестнице. Я быстро захлопнул люк.
– Кусается? – спросил Мдинарадзе.
– Ест с костями! – ответил Щербина и тут же крикнул Пархоменко:– Убери собаку!
С большим трудом Пархоменко удалось справиться с Танго. На вышке наступило неловкое молчание. Мдинарадзе не знал, с чего начать разговор. Он достал из кармана и протянул нам коробку сигарет «Кент>:
– Угощайтесь!
Я бы с удовольствием взял две сигареты, но не посмел. Мдинарадзе, угадав, улыбнулся:
– Бери, бери! Впрочем, я возьму пару, остальные оставьте себе. У меня их много…
– Что вы, не надо… – смутился я.
– Бери, говорю! И подай-ка, пожалуйста, бинокль.
С минуту он всматривался в село, потом опустил бинокль.
– Ничего не вижу!
– Вы посмотрите через стереотрубу. Вот сюда, пожалуйста! Мдинарадзе пристроился к стереотрубе.
– О, это другое дело! – воскликнул он. – Объясни-ка, пожалуйста, что там у них…
– Вправо деревянное здание – это их застава. Видите? Идут занятия. Это аскеры. А вот офицер.
– Вижу, в зеленых брюках навыпуск… А что это за примитивные винтовки?
– Американские, десятизарядные.
– И это хваленое американское оружие?
– Нет. Туркам они дают старые винтовки… У самих-то гораздо лучше…
– Понятно!
– Вон там, слева – дом старосты.
– Какой же он староста, не мог даже застеклить окна! Я пожал плечами.
– Дальше стоит дом под черепицей. Там живет учитель.
– А школа?
– Есть. Начальная.
– Чему же там учат?
Я не знал программу начальных школ в Турции и поэтому промолчал.
– А что там, на берегу?
– Кофейня. Чуть дальше – школа.
– Где же люди?
– На работе. У лих посевы вон за той горой.
– Электричества нет?
– Мда-а, плохо живут…
– Плохо, – согласился я.
– Не переходят к нам?
– Не знаю… Я второй год здесь служу, пока никто не переходил…
– Наверно, боятся…
– Кого?
– Ну, как их, аскеров своих!
– Наверно…
– А село красивое!
– Красивое!
– Смотри-ка, какой пляж, какое побережье! А скалы! Стоят, словно корабли! Красота! Как твоя фамилия?
– Джакели, товарищ лейтенант!
– Так вот, Джакели, все это когда-то было нашим – отсюда и во-о-н до тех пор!.. И лазы – наши братья, они по-мегрельски говорят. Ты слышишь их?
– Иногда, когда они спускаются к ручью.
– Понимаешь?
Я отрицательно покачал головой.
– Сколько тебе лет?
– Девятнадцатый.
– А тебе? – обратился Мдинарадзе к Щербине.
– Столько же, товарищ лейтенант!
– Женаты?
– Пархоменко женат, – ответил Петро.
– Кто такой Пархоменко?
– А вот, который с Танго…
– А Танго кто?
– Танго – собака.
– Кто ей дал такое имя?
– Зудов.
– Кто же это – Зудов?
– Товарищ лейтенант, список нашей заставы хранится у майора Чхартишвили! – улыбнулся Щербина.
– А ты чего улыбаешься?
– Так просто, товарищ лейтенант! Радуюсь я!
– Чему ты радуешься?
– Впервые вижу живого писателя, как не обрадоваться! – Откуда сам?
– Из Харькова.
– И что, в Харькове нет писателей?
– Писателей сколько угодно, да мне не приходилось видеться с ними.
– Ты тоже не видел живых писателей? – спросил Мдинарадзе меня.
– Видел. И живых, и мертвых.
– А приходилось ли тебе видеть писателя полуживого-полумертвого?
«Вот же вы передо мной!» – хотелось мне ответить, но я промолчал.
– Какое у тебя образование? – продолжал расспрашивать Мдинарадзе.
– Среднее.
– Почему не поступил в институт?
– Не впустили, товарищ лейтенант!
– Ради бога, не зови меня лейтенантом, мне все кажется, что это к кому-то другому обращаются.
– Постараюсь, уважаемый писатель!
– Мое имя – Владимир… Так почему тебя не приняли…
– Срезался я, уважаемый Владимир.
– Куда поступал?
– На медицинский.
– О, это дело трудное… А в другой институт не пытался?
– Нет.
– Когда кончаешь службу?
– Через год.
– Вернешься – приходи ко мне. Помогу подготовиться.
– Спасибо!
Мдинарадзе опять вооружился биноклем. – Уважаемый лейтенант, – заговорил вдруг Щербина, – вы добровольно пошли в армию?
Мдинарадзе внимательно взглянул на Щербину, словно хотел убедиться, не шутит ли он. Но Щербина выглядел вполне серьезно.
– Да, добровольно. А что, стар я для армии, да?
– Да нет, я не потому… А зачем вы пошли в армию, хотите написать про нас?
– Хочу, дорогой Щербина, если получится…
– В том-то и дело, товарищ лейтенант, что не о чем писать! Здесь каждый день похож на предыдущий… Второй год я служу, и хоть бы один выстрел с той стороны раздался!.. В газете пограничной пишут – там поймали кого-то, там сбежал кто-то… А у нас что? Молла орет, офицер солдат муштрует, рыбаки ловят рыбу, учитель возится со своими птенчиками, да глупый аскер сидит в своей яме… Одно и то же, одно и то же… Вот только девка тут красивая, учительская жена, да и на нее смотреть Джакели не разрешает!.. Скука…
– Да ты, брат, оказывается, вояка! Что может быть лучше мира, тишины да спокойствия?!
– Что вы, при чем вояка! Просто, раз человек служит на границе, должен же он хоть краешком глаза увидеть живого нарушителя? Я уж не говорю – задержать!
– Успеешь, успеешь, Щербина! И увидишь, и задержишь!
– Куда там…
– Поверь мне! Вот увидишь, за эти два месяца поймаем мы с вами не меньше четырех шпионов! А потом я напишу книгу про вас – про тебя и Джакели.
– И про Пархоменко тоже, прошу вас! Извелся парень со своей Танго! Шутка ли, возиться с таким страшилищем! Вот уж чья жизнь действительно висит на волоске, так это бедного Пархоменко!
– Обязательно напишу и про Пархоменко!
– Уважаемый писатель, – продолжал Щербина, – вот мы вчера поспорили… в казарме… – Он замялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19