Она с неожиданной силой толкнула дочь на постель:
– Молчи! Молчи! Да, он жив, он бежал! – Анжелика знала, что сейчас нужно лгать…
– Он не ранен? – тихо спросила девушка.
– Нет, нет, не ранен! Но ты должна рассказать мне все, слышишь, все!
Онорина невольно облизала кончиком воспаленного языка пересохшие запекшиеся губы.
– Говори! – приказала герцогиня. – Говори! Если ты сейчас же не заговоришь, я немедленно прикажу послать за ним погоню. Ты слышишь?! Слышишь?!.. – Она схватила дочь за плечи, нагнувшись над постелью, и сильно тряхнула.
– Я… я не могу жить без него!.. – прошептала Онорина.
– Это я уже поняла. Как он очутился здесь? Что вы задумали?
– Это не он! – Онорина помотала головой. Растрепанные волосы огнисто взвились. – Это не он придумал, это придумала я!
– Что, что ты придумала? Бежать?
– Нет… то есть да!.. Но сначала…
– Как он очутился здесь?!..
По лицу девушки змейкой скользнула странноватая усмешка.
– Вам ли не знать, матушка, как он очутился здесь! Ведь слабоумная девица Агата служила поломойкой с вашего позволения!
– Как он решился, зная, что его ищут повсюду!..
– Кто бы стал искать его здесь?
– Но каким образом он пробрался в твою комнату? Говори!
– Самым простым способом, матушка! Через вот это окно!
– Но ведь окно зарешечено!
– Подойди и посмотри…
Анжелика приблизилась к окну. Решетка была подпилена и потому легко поднималась и опускалась.
– Но ведь здесь высоко! – Анжелика глянула вниз. – Он так легко мог сорваться!
– Я сказала ему то же самое, когда он впервые спрыгнул ко мне с подоконника, но он ответил, что не может жить без меня! – В голосе Онорины зазвучала гордость. Еще бы! Ее любили! Она была так сильно любима!..
– Куда вы хотели бежать?
– В Голландию. Андре там вырос.
– Кто он? Кто его родители?
– Он не знает. И, возможно, что и никто не знает. Но он – человек непростой, думаю, и ты это понимаешь!
– Я понимаю, что ты губишь себя!
– Он не виноват. Все это придумала я, я одна!
– Ты пугаешь меня. Говори.
Теперь Онорина отстранилась от матери, но все же заговорила:
– Когда он влез в окно, это было так неожиданно. Ведь он так страшно рисковал своей жизнью, когда, удерживаясь на карнизе, подпиливал решетку! Я едва не закричала от неожиданности, но если бы вы знали, матушка, что это такое – очутиться внезапно, после мучительной разлуки, в объятиях человека, столь любимого!
– Не отвлекайся! – строго приказала Анжелика. – Продолжай!
– Он… он предложил мне бежать тотчас!.. Но я… я испугалась!.. Я сказала ему, что легко могу сорваться вниз, разбиться насмерть!.. И видя его отчаяние, я тотчас предложила ему свой план действий. Ведь я тоже не хотела разлучаться с ним. Но теперь я не знаю, как признаться тебе!..
– Что же ты предложила ему? Неужели убить меня?
– О! Нет, нет! Я решила убить Северину…
– Зачем? Ты чудовище! Что сделала тебе несчастная Северина? Она всегда была так добра и внимательна к тебе!..
– Я вовсе не желала ее смерти. Просто-напросто я не смогла придумать ничего лучше… Я даже не сказала Андре! Ведь он добрый человек, ему дорога любая человеческая жизнь. Он не виноват, что люди принуждали его к убийствам! Ему ведь не оставляли иного выхода!..
– Именно ему! Все прочие как-то обходятся без убийств на каждом шагу!..
– Я… я ничего не сказала ему, не открылась, не призналась. Я только попросила его раздобыть ртуть…
– Ртуть!.. – Анжелика побледнела.
– Да, ртуть! Ведь надо было отравить Северину для того, чтобы в замке, среди прислуги, в конце концов освободилось место поломойки!
– Но как ты могла отравить Северину? Как ты выбралась из комнаты?
– Я не выбиралась. То есть я бы выбралась, но Андре никак не мог открыть дверь, а если бы он сломал замок, ты бы сразу догадалась… Поэтому, когда он принес ртуть, я все-таки сказала ему, что он должен прибавлять ртуть в посуду, из которой она ела…
– И этот добрый человек, разумеется, согласился!
– Не смей говорить о чем с такой издевкой! Не смей!.. Он согласился далеко не сразу! Он долго убеждал меня, говорил, что довольно убийств, довольно смертей! Но я… я доказала ему, что иначе нельзя! И тогда он согласился!..
– Но как же он…
– Да, пробираться в кухню было очень трудно, очень рискованно. И все же он пробирался и постепенно отравлял Северину. А после ее смерти, когда его взяли в услужение, ему стало гораздо легче видеться со мной, хотя все-таки по-прежнему приходилось взбираться к окну по стене…
– А кто выдумал эту нелепую историю слабоумной Агаты? Неужели ты?
– Нет, он.
– С таким талантом выдумщика он мог бы писать книги, длинные романы, не хуже покойного господина Скаррона!
– Но он жив? Он бежал? Я сразу поняла, что за ним гонятся!
– А я не поняла, зачем он брился днем, а не ночью. Флоримон разоблачил его совершенно случайно.
– Что же теперь будет?
– С кем? С тобой? Я полагаю, что тебе лучше всего уйти в монастырь.
– Это придумала мадам де Ментенон? Гнусная ханжа!
– Считай, что это придумала я. Потому что я не решусь выдать тебя замуж за благородного человека, даже если бы за тебя сватались!
– Я не знаю другого такого благородного человека, как Андре! Я ни за что не пойду в монастырь. Я найду его. Нет, он сам найдет меня. Он ни за что не оставит меня! Мы будем вместе…
– Если бы ты знала…
– Матушка! Что я должна знать о поступках Андре? Что такого страшного вы намереваетесь мне открыть? Что вы сделаете? Состроите гримасу ужаса и снова скажете таким тоном, как будто доверяете мне страшную тайну, что Андре снова кого-то убил?! Во всяком случае, не вас, в этом убеждены мои глаза! Не вас, не Флоримона, не графа Жоффрея… Кого же?.. Его Величество, насколько мне известно, жив!
– Твоя наглость переходит все границы! Твой Андре убил испанского посла. И в этом убийстве обвинен твой брат Кантор, Кантор в тюрьме. Счастье твое, что твой Андре успел сбежать!..
Онорина вдруг подскочила к матери:
– Лжете! Вы лжете, матушка! Он ранен, он в плену! Пустите меня!
Анжелика ухватила дочь за руки. Онорина вырывалась, пытаясь вывернуться из крепких материнских рук, но Анжелика держала ее крепко.
– Не смей кричать! – проговорила Анжелика сквозь зубы. – Если ты издашь хоть звук своим поганым ртом, ты никогда больше не увидишь своего Андре!
Крепко прижимая дочь одной рукой к полу, Анжелика другой рукой схватила с пола крепкий крученый шнурок, которым прикреплялся полог на кровати. Полог рухнул. Онорина барахталась, накрытая скомканным пологом. Анжелика быстрыми движениями одновременно высвобождала дочь и связывала ей шнуром руки.
– Молчи, глупая! Ты должна молчать, глупая девчонка! Если Флоримон узнает, он примется допрашивать тебя и ничего хорошего из этого не выйдет!..
Тяжело переводя дыхание, Анжелика остановилась перед Онориной, лежащей на полу, протянула руки, помогла дочери подняться и усадила ее на всклокоченную постель.
– Сиди и молчи! Я что-нибудь придумаю! – С этими словами Анжелика вышла из комнаты и заперла дверь на ключ.
Она побежала в помещение, куда должны были отнести Андре. В самом помещении и в коридоре все еще теснились слуги и служанки, толкая друг друга. Они даже не сразу увидели госпожу, но услыхав ее властный голос, пропустили ее тотчас. Раненый лежал на полу. Лицо его было мокрым, его обливали холодной водой, чтобы вывести из беспамятства. Глаза молодого человека были открыты, он морщился и стонал. Флоримон стоял над лежащим, сложив руки на груди и глядя презрительно. Над лежащим также наклонился врач и щупал пульс. Двое помощников врача возились с ногой юноши, закрепляя кости таким образом, чтобы они не смещались. Голова юноши была перевязана.
Анжелика подошла к сыну и тихо сказала:
– Я сейчас пошлю кое-куда. Скоро за этим мерзавцем приедут. Ты допрашивал его?
– Он молчит, – бросил сквозь зубы Флоримон.
Анжелика резко повернулась на каблуках и вышла, слуги расступились. И прошло совсем немного времени, и к воротам резиденции мадам де Ментенон уже подъезжал всадник – посланный герцогини де Монбаррей. А когда уже совсем стемнело, к замку герцогини, бывшему жилищу опального министра Фуке, подъехала карета. Человек необычайно высокого роста побежал, перешагивая через две ступеньки зараз.
Затем в помещении, где лежал раненый, уже переодетый в мужское платье, заимствованное у одного из слуг герцогини, раздались крики, поднялась возня. Великан топал ногами, черные усы его топорщились от гнева, он рвался к раненому и изрыгал какие-то грубо звучавшие слова; это были, по всей вероятности, проклятия, произносимые на непонятном присутствующим языке. Андре Рубо упорствовал в своем молчании. Великана едва удавалось сдерживать. Анжелика остановилась поодаль, затем сказала, обращаясь к великану:
– Успокойтесь, господин Пьер. Этот человек теперь – ваша собственность, вы увезете его с собой и сделаете с ним все, что только пожелаете.
Господин Пьер подвинул с грохотом стул и уселся.
– Будешь ты говорить? – спросил Флоримон, глядя сверху вниз на пленника.
Наконец-то Андре Рубо соизволил открыть рот.
– Я не знаю, кто этот крикун, – тихо сказал он. – Я не понимаю его языка…
Выражение крайнего гнева вновь исказило крупные черты господина Пьера.
– Ты меня не знаешь? – Господин Пьер выговаривал французские слова медленно, и в этой медлительности чувствовалась жуть. – Ты меня не знаешь?! Мерзавец! Зато я слишком хорошо знаю, кто ты такой!
Анжелика почувствовала невольную жалость к бедняге Андре Рубо.
– А вы, господин Пьер, уверены, что именно этого молодого человека вы ищете?
– Его, его я ищу, госпожа! Андре Рубо! Но при рождении он получил несколько иное имя! – Великан заскрежетал зубами. Зубы у него были очень большие и производили устрашающее впечатление.
Раненого уложили на носилки и отнесли в карету. Анжелика задумчиво слушала грохот колес. Без сомнения судьба Андре Рубо была решена, и решена не самым лучшим для него образом! Анжелика невольно представила себе какие-то мрачные застенки, жаровни с раскаленными углями, орудия пытки… Вероятнее всего, господин Пьер желал узнать от Андре Рубо нечто важное о заговорщиках, умышляющих на жизнь государя Московии. Но странно, ей показалось, что Андре Рубо говорил искренне, когда уверял, что не знает господина Пьера! Впрочем, сейчас Анжелику более всего занимала дальнейшая участь Кантора. Она надеялась на обещания господина Пьера и короля. Но исполнят ли они свои обещания? Завтра Анжелика узнает новости от мадам де Ментенон.
Герцогиня снова поднялась наверх. Приказала принести поднос с едой и сама отнесла Онорине поесть. Девушка молчала и казалась очень измученной. Мать развязала дочери руки. Онорина поела, не глядя на мать.
– Я что-нибудь придумаю… – пообещала Анжелика неопределенно.
Онорина по-прежнему молчала.
Анжелика попрощалась с сыном и невесткой. Теперь они все надеялись на скорое освобождение Кантора. Об Онорине Флоримон не спрашивал. Анжелика ушла в спальню. Новая камеристка переодела ее, расчесала волосы герцогини. Оставшись в одиночестве, Анжелика накинула шаль и присела у туалетного столика. Мысли ее невольно обратились к Онорине.
«Бедная девочка! В сущности, она права. Я искренне желала устроить ее судьбу, но ведь я так мало заботилась о ее устремлениях. Да, я люблю ее, но моя любовь требовательна и даже и сурова. А по-настоящему, истинно… да, истинно любит Онорину один лишь этот странный юноша… Андре Рубо!.. Что же мне делать? Их брак совершенно не возможен. Выдать Онорину замуж за кого-то… За кого же? Этот союз может быть только несчастным. Держать ее дома, взаперти, как пленницу? Нет, нет! Остается лишь один выход: монастырь! Спустя год или два она смирится, вечной любви не существует. Ведь она не примет пострига, она будет лишь послушницей, да, это единственный выход…»
Анжелику клонило в сон. Шаль соскользнула на паркет. Анжелика, чуть пошатываясь, подошла к широкой постели и прилегла. Она запомнила, что успела все же затушить свечи. И немедленно погрузилась в тяжелый, без сновидений, сон.
Глаза ее открылись внезапно. Еще никого не видя подле себя, она уже почувствовала, что в комнате кто-то есть! Ощущение неясной угрозы принудило ее поспешно сесть на кровати. В серебряном подсвечнике на столе горела свеча. У постели матери стояла Онорина, угрожающе занесшая над головой герцогини де Монбаррей другой серебряный подсвечник. Анжелика сама не понимала, почему это зрелище не испугало ее. Она окинула девушку внимательным материнским взглядом. Платье Онорины было испачкано и разорвано, руки изранены.
– Опусти подсвечник, дурочка, – бесстрашно проговорила мать. – Опусти на стол, а не на мою голову. Как ты выбралась из комнаты? Неужели я забыла запереть дверь?
– Нет, не забыла, – Онорина поставила подсвечник на стол. – Но ты забыла, что Андре подпилил решетку!..
– Боже мой! – Анжелика наконец поняла, в чем дело. – Ты спустилась по стене и потом пробралась в замок?! Почему ты совсем не ценишь свою жизнь? Ведь ты так легко могла сорваться и разбиться насмерть!.. Почему ты не думаешь совершенно обо мне? Тебе и в голову не приходит, что я люблю тебя! Ты что же, хотела убить меня вот этим подсвечником?
– Простите, матушка! – Онорина упала на колени. – Простите, но я не могу жить без него. И я не верю вам! Я чувствую: с ним случилось несчастье!..
– И поэтому ты хотела убить меня?
– Матушка! Я всего лишь боялась, что если я не буду угрожать тебе, ты не скажешь мне, где Андре!
– А если будешь угрожать, тоже не скажу! Потому что я не знаю, где он!
– Неправда! Ты знаешь!
– Не знаю!
Нет, нет! Ты хоть что-то знаешь! Ты должна знать! – Онорина, не подымаясь с колен, припала грудью к изножью кровати. – Матушка! – Лицо Онорины приняло умоляющее выражение. – Ведь ты любишь меня. Ты всегда любила меня. Ты и Андре! Только вы двое любите меня! Неужели ты позволишь человеку, который любит меня, погибнуть?! Я не верю, не верю! Нет, нет!.. Я знаю, что ты поможешь мне! Вспомни, какою ты была в юности, сколько приключений ты пережила! Вспомни, как ты бросалась очертя голову в пучину самых немыслимых авантюр! Вспомни, как ты любила Жоффрея де Пейрака и Колена Патюреля! Я знаю о тебе…
– Не хватало еще, чтобы ты заявила, будто знаешь обо мне все! Встань с колен и приди в себя. Для начала оденься сама. Вернее, переоденься. Между прочим, в той самой пучине авантюр, куда ты столь неосмотрительно намереваешься кинуться, приходится в достаточной степени часто все делать самой! Ступай в мою туалетную комнату, умойся и переоденься. И не забудь причесаться! И не торопи меня! Дай мне возможность хоть немного подумать!
Онорина вскочила и побежала приводить себя в относительный порядок. Анжелика встала с постели и прошлась по комнате. Странное чувство охватило ее. Умом она понимала, что должна, обязана вести себя, как ведут себя обычно взрослые женщины, светские дамы знатного происхождения. Но ведь она никогда не вела себя, как все! И теперь она все более ясно сознавала, что если сейчас примется обдумывать ситуацию, это приведет лишь к новым сомнениям и колебаниям. Надо было решаться! Но ведь ей не впервой круто менять свою жизнь, бросать привычное ради нового, неизведанного, опасного! Сколько раз она решалась на это ради себя, ради своих желаний и стремлений! Неужели же она не решится сейчас, ради несчастной, запутавшейся девочки? Ведь, в сущности, эта девочка – самое близкое ей существо!..
Анжелика решительно вошла в гардеробную. Тотчас начала распоряжаться, помогать дочери. Онорина смотрела на мать восторженными глазами. Анжелика выбрала для себя и для дочери темные платья и теплые прочные плащи и головные накидки. Две женские фигуры проворно побежали по лестнице. Анжелика побежала в конюшню, сама растолкала кучера.
– Куда мы поедем ночью? – тихо спрашивала Онорина, прижимаясь к матери.
– К мадам де Ментенон, – коротко отвечала Анжелика.
Через час они сидели в спальне Франсуазы. Некоронованная королева Франции куталась в пеньюар и, позевывая мелкими зевками, оправляла тонкие, с легкой проседью, волосы. Анжелика объясняла:
– …Это очень серьезно! Мы беседуем, а его уже, быть может, нет в живых!..
Онорина судорожно сжала руки.
– Молчи! – кинула Анжелика, обернувшись к дочери, хотя Онорина и без того не произносила ни слова.
Мадам де Ментенон вдруг звонко расхохоталась и тряхнула волосами:
– Вы обе – необыкновенные смешные существа! Явиться в Париже внезапно, словно комета на ночном небосклоне, мгновенно сделать придворную карьеру, обрести титул герцогини! И решиться бросить все, что только возможно бросить!..
– Но погоди, Франсуаза! – Анжелика взмахнула рукой. – Я еще нечего не бросила! Я только поняла, что должна полагаться на себя и только на себя!
– Это прекрасно! Однако… Если Кантор совершит побег из тюрьмы, Его Величество никак не может нести ответственность за подобные действия заключенных!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
– Молчи! Молчи! Да, он жив, он бежал! – Анжелика знала, что сейчас нужно лгать…
– Он не ранен? – тихо спросила девушка.
– Нет, нет, не ранен! Но ты должна рассказать мне все, слышишь, все!
Онорина невольно облизала кончиком воспаленного языка пересохшие запекшиеся губы.
– Говори! – приказала герцогиня. – Говори! Если ты сейчас же не заговоришь, я немедленно прикажу послать за ним погоню. Ты слышишь?! Слышишь?!.. – Она схватила дочь за плечи, нагнувшись над постелью, и сильно тряхнула.
– Я… я не могу жить без него!.. – прошептала Онорина.
– Это я уже поняла. Как он очутился здесь? Что вы задумали?
– Это не он! – Онорина помотала головой. Растрепанные волосы огнисто взвились. – Это не он придумал, это придумала я!
– Что, что ты придумала? Бежать?
– Нет… то есть да!.. Но сначала…
– Как он очутился здесь?!..
По лицу девушки змейкой скользнула странноватая усмешка.
– Вам ли не знать, матушка, как он очутился здесь! Ведь слабоумная девица Агата служила поломойкой с вашего позволения!
– Как он решился, зная, что его ищут повсюду!..
– Кто бы стал искать его здесь?
– Но каким образом он пробрался в твою комнату? Говори!
– Самым простым способом, матушка! Через вот это окно!
– Но ведь окно зарешечено!
– Подойди и посмотри…
Анжелика приблизилась к окну. Решетка была подпилена и потому легко поднималась и опускалась.
– Но ведь здесь высоко! – Анжелика глянула вниз. – Он так легко мог сорваться!
– Я сказала ему то же самое, когда он впервые спрыгнул ко мне с подоконника, но он ответил, что не может жить без меня! – В голосе Онорины зазвучала гордость. Еще бы! Ее любили! Она была так сильно любима!..
– Куда вы хотели бежать?
– В Голландию. Андре там вырос.
– Кто он? Кто его родители?
– Он не знает. И, возможно, что и никто не знает. Но он – человек непростой, думаю, и ты это понимаешь!
– Я понимаю, что ты губишь себя!
– Он не виноват. Все это придумала я, я одна!
– Ты пугаешь меня. Говори.
Теперь Онорина отстранилась от матери, но все же заговорила:
– Когда он влез в окно, это было так неожиданно. Ведь он так страшно рисковал своей жизнью, когда, удерживаясь на карнизе, подпиливал решетку! Я едва не закричала от неожиданности, но если бы вы знали, матушка, что это такое – очутиться внезапно, после мучительной разлуки, в объятиях человека, столь любимого!
– Не отвлекайся! – строго приказала Анжелика. – Продолжай!
– Он… он предложил мне бежать тотчас!.. Но я… я испугалась!.. Я сказала ему, что легко могу сорваться вниз, разбиться насмерть!.. И видя его отчаяние, я тотчас предложила ему свой план действий. Ведь я тоже не хотела разлучаться с ним. Но теперь я не знаю, как признаться тебе!..
– Что же ты предложила ему? Неужели убить меня?
– О! Нет, нет! Я решила убить Северину…
– Зачем? Ты чудовище! Что сделала тебе несчастная Северина? Она всегда была так добра и внимательна к тебе!..
– Я вовсе не желала ее смерти. Просто-напросто я не смогла придумать ничего лучше… Я даже не сказала Андре! Ведь он добрый человек, ему дорога любая человеческая жизнь. Он не виноват, что люди принуждали его к убийствам! Ему ведь не оставляли иного выхода!..
– Именно ему! Все прочие как-то обходятся без убийств на каждом шагу!..
– Я… я ничего не сказала ему, не открылась, не призналась. Я только попросила его раздобыть ртуть…
– Ртуть!.. – Анжелика побледнела.
– Да, ртуть! Ведь надо было отравить Северину для того, чтобы в замке, среди прислуги, в конце концов освободилось место поломойки!
– Но как ты могла отравить Северину? Как ты выбралась из комнаты?
– Я не выбиралась. То есть я бы выбралась, но Андре никак не мог открыть дверь, а если бы он сломал замок, ты бы сразу догадалась… Поэтому, когда он принес ртуть, я все-таки сказала ему, что он должен прибавлять ртуть в посуду, из которой она ела…
– И этот добрый человек, разумеется, согласился!
– Не смей говорить о чем с такой издевкой! Не смей!.. Он согласился далеко не сразу! Он долго убеждал меня, говорил, что довольно убийств, довольно смертей! Но я… я доказала ему, что иначе нельзя! И тогда он согласился!..
– Но как же он…
– Да, пробираться в кухню было очень трудно, очень рискованно. И все же он пробирался и постепенно отравлял Северину. А после ее смерти, когда его взяли в услужение, ему стало гораздо легче видеться со мной, хотя все-таки по-прежнему приходилось взбираться к окну по стене…
– А кто выдумал эту нелепую историю слабоумной Агаты? Неужели ты?
– Нет, он.
– С таким талантом выдумщика он мог бы писать книги, длинные романы, не хуже покойного господина Скаррона!
– Но он жив? Он бежал? Я сразу поняла, что за ним гонятся!
– А я не поняла, зачем он брился днем, а не ночью. Флоримон разоблачил его совершенно случайно.
– Что же теперь будет?
– С кем? С тобой? Я полагаю, что тебе лучше всего уйти в монастырь.
– Это придумала мадам де Ментенон? Гнусная ханжа!
– Считай, что это придумала я. Потому что я не решусь выдать тебя замуж за благородного человека, даже если бы за тебя сватались!
– Я не знаю другого такого благородного человека, как Андре! Я ни за что не пойду в монастырь. Я найду его. Нет, он сам найдет меня. Он ни за что не оставит меня! Мы будем вместе…
– Если бы ты знала…
– Матушка! Что я должна знать о поступках Андре? Что такого страшного вы намереваетесь мне открыть? Что вы сделаете? Состроите гримасу ужаса и снова скажете таким тоном, как будто доверяете мне страшную тайну, что Андре снова кого-то убил?! Во всяком случае, не вас, в этом убеждены мои глаза! Не вас, не Флоримона, не графа Жоффрея… Кого же?.. Его Величество, насколько мне известно, жив!
– Твоя наглость переходит все границы! Твой Андре убил испанского посла. И в этом убийстве обвинен твой брат Кантор, Кантор в тюрьме. Счастье твое, что твой Андре успел сбежать!..
Онорина вдруг подскочила к матери:
– Лжете! Вы лжете, матушка! Он ранен, он в плену! Пустите меня!
Анжелика ухватила дочь за руки. Онорина вырывалась, пытаясь вывернуться из крепких материнских рук, но Анжелика держала ее крепко.
– Не смей кричать! – проговорила Анжелика сквозь зубы. – Если ты издашь хоть звук своим поганым ртом, ты никогда больше не увидишь своего Андре!
Крепко прижимая дочь одной рукой к полу, Анжелика другой рукой схватила с пола крепкий крученый шнурок, которым прикреплялся полог на кровати. Полог рухнул. Онорина барахталась, накрытая скомканным пологом. Анжелика быстрыми движениями одновременно высвобождала дочь и связывала ей шнуром руки.
– Молчи, глупая! Ты должна молчать, глупая девчонка! Если Флоримон узнает, он примется допрашивать тебя и ничего хорошего из этого не выйдет!..
Тяжело переводя дыхание, Анжелика остановилась перед Онориной, лежащей на полу, протянула руки, помогла дочери подняться и усадила ее на всклокоченную постель.
– Сиди и молчи! Я что-нибудь придумаю! – С этими словами Анжелика вышла из комнаты и заперла дверь на ключ.
Она побежала в помещение, куда должны были отнести Андре. В самом помещении и в коридоре все еще теснились слуги и служанки, толкая друг друга. Они даже не сразу увидели госпожу, но услыхав ее властный голос, пропустили ее тотчас. Раненый лежал на полу. Лицо его было мокрым, его обливали холодной водой, чтобы вывести из беспамятства. Глаза молодого человека были открыты, он морщился и стонал. Флоримон стоял над лежащим, сложив руки на груди и глядя презрительно. Над лежащим также наклонился врач и щупал пульс. Двое помощников врача возились с ногой юноши, закрепляя кости таким образом, чтобы они не смещались. Голова юноши была перевязана.
Анжелика подошла к сыну и тихо сказала:
– Я сейчас пошлю кое-куда. Скоро за этим мерзавцем приедут. Ты допрашивал его?
– Он молчит, – бросил сквозь зубы Флоримон.
Анжелика резко повернулась на каблуках и вышла, слуги расступились. И прошло совсем немного времени, и к воротам резиденции мадам де Ментенон уже подъезжал всадник – посланный герцогини де Монбаррей. А когда уже совсем стемнело, к замку герцогини, бывшему жилищу опального министра Фуке, подъехала карета. Человек необычайно высокого роста побежал, перешагивая через две ступеньки зараз.
Затем в помещении, где лежал раненый, уже переодетый в мужское платье, заимствованное у одного из слуг герцогини, раздались крики, поднялась возня. Великан топал ногами, черные усы его топорщились от гнева, он рвался к раненому и изрыгал какие-то грубо звучавшие слова; это были, по всей вероятности, проклятия, произносимые на непонятном присутствующим языке. Андре Рубо упорствовал в своем молчании. Великана едва удавалось сдерживать. Анжелика остановилась поодаль, затем сказала, обращаясь к великану:
– Успокойтесь, господин Пьер. Этот человек теперь – ваша собственность, вы увезете его с собой и сделаете с ним все, что только пожелаете.
Господин Пьер подвинул с грохотом стул и уселся.
– Будешь ты говорить? – спросил Флоримон, глядя сверху вниз на пленника.
Наконец-то Андре Рубо соизволил открыть рот.
– Я не знаю, кто этот крикун, – тихо сказал он. – Я не понимаю его языка…
Выражение крайнего гнева вновь исказило крупные черты господина Пьера.
– Ты меня не знаешь? – Господин Пьер выговаривал французские слова медленно, и в этой медлительности чувствовалась жуть. – Ты меня не знаешь?! Мерзавец! Зато я слишком хорошо знаю, кто ты такой!
Анжелика почувствовала невольную жалость к бедняге Андре Рубо.
– А вы, господин Пьер, уверены, что именно этого молодого человека вы ищете?
– Его, его я ищу, госпожа! Андре Рубо! Но при рождении он получил несколько иное имя! – Великан заскрежетал зубами. Зубы у него были очень большие и производили устрашающее впечатление.
Раненого уложили на носилки и отнесли в карету. Анжелика задумчиво слушала грохот колес. Без сомнения судьба Андре Рубо была решена, и решена не самым лучшим для него образом! Анжелика невольно представила себе какие-то мрачные застенки, жаровни с раскаленными углями, орудия пытки… Вероятнее всего, господин Пьер желал узнать от Андре Рубо нечто важное о заговорщиках, умышляющих на жизнь государя Московии. Но странно, ей показалось, что Андре Рубо говорил искренне, когда уверял, что не знает господина Пьера! Впрочем, сейчас Анжелику более всего занимала дальнейшая участь Кантора. Она надеялась на обещания господина Пьера и короля. Но исполнят ли они свои обещания? Завтра Анжелика узнает новости от мадам де Ментенон.
Герцогиня снова поднялась наверх. Приказала принести поднос с едой и сама отнесла Онорине поесть. Девушка молчала и казалась очень измученной. Мать развязала дочери руки. Онорина поела, не глядя на мать.
– Я что-нибудь придумаю… – пообещала Анжелика неопределенно.
Онорина по-прежнему молчала.
Анжелика попрощалась с сыном и невесткой. Теперь они все надеялись на скорое освобождение Кантора. Об Онорине Флоримон не спрашивал. Анжелика ушла в спальню. Новая камеристка переодела ее, расчесала волосы герцогини. Оставшись в одиночестве, Анжелика накинула шаль и присела у туалетного столика. Мысли ее невольно обратились к Онорине.
«Бедная девочка! В сущности, она права. Я искренне желала устроить ее судьбу, но ведь я так мало заботилась о ее устремлениях. Да, я люблю ее, но моя любовь требовательна и даже и сурова. А по-настоящему, истинно… да, истинно любит Онорину один лишь этот странный юноша… Андре Рубо!.. Что же мне делать? Их брак совершенно не возможен. Выдать Онорину замуж за кого-то… За кого же? Этот союз может быть только несчастным. Держать ее дома, взаперти, как пленницу? Нет, нет! Остается лишь один выход: монастырь! Спустя год или два она смирится, вечной любви не существует. Ведь она не примет пострига, она будет лишь послушницей, да, это единственный выход…»
Анжелику клонило в сон. Шаль соскользнула на паркет. Анжелика, чуть пошатываясь, подошла к широкой постели и прилегла. Она запомнила, что успела все же затушить свечи. И немедленно погрузилась в тяжелый, без сновидений, сон.
Глаза ее открылись внезапно. Еще никого не видя подле себя, она уже почувствовала, что в комнате кто-то есть! Ощущение неясной угрозы принудило ее поспешно сесть на кровати. В серебряном подсвечнике на столе горела свеча. У постели матери стояла Онорина, угрожающе занесшая над головой герцогини де Монбаррей другой серебряный подсвечник. Анжелика сама не понимала, почему это зрелище не испугало ее. Она окинула девушку внимательным материнским взглядом. Платье Онорины было испачкано и разорвано, руки изранены.
– Опусти подсвечник, дурочка, – бесстрашно проговорила мать. – Опусти на стол, а не на мою голову. Как ты выбралась из комнаты? Неужели я забыла запереть дверь?
– Нет, не забыла, – Онорина поставила подсвечник на стол. – Но ты забыла, что Андре подпилил решетку!..
– Боже мой! – Анжелика наконец поняла, в чем дело. – Ты спустилась по стене и потом пробралась в замок?! Почему ты совсем не ценишь свою жизнь? Ведь ты так легко могла сорваться и разбиться насмерть!.. Почему ты не думаешь совершенно обо мне? Тебе и в голову не приходит, что я люблю тебя! Ты что же, хотела убить меня вот этим подсвечником?
– Простите, матушка! – Онорина упала на колени. – Простите, но я не могу жить без него. И я не верю вам! Я чувствую: с ним случилось несчастье!..
– И поэтому ты хотела убить меня?
– Матушка! Я всего лишь боялась, что если я не буду угрожать тебе, ты не скажешь мне, где Андре!
– А если будешь угрожать, тоже не скажу! Потому что я не знаю, где он!
– Неправда! Ты знаешь!
– Не знаю!
Нет, нет! Ты хоть что-то знаешь! Ты должна знать! – Онорина, не подымаясь с колен, припала грудью к изножью кровати. – Матушка! – Лицо Онорины приняло умоляющее выражение. – Ведь ты любишь меня. Ты всегда любила меня. Ты и Андре! Только вы двое любите меня! Неужели ты позволишь человеку, который любит меня, погибнуть?! Я не верю, не верю! Нет, нет!.. Я знаю, что ты поможешь мне! Вспомни, какою ты была в юности, сколько приключений ты пережила! Вспомни, как ты бросалась очертя голову в пучину самых немыслимых авантюр! Вспомни, как ты любила Жоффрея де Пейрака и Колена Патюреля! Я знаю о тебе…
– Не хватало еще, чтобы ты заявила, будто знаешь обо мне все! Встань с колен и приди в себя. Для начала оденься сама. Вернее, переоденься. Между прочим, в той самой пучине авантюр, куда ты столь неосмотрительно намереваешься кинуться, приходится в достаточной степени часто все делать самой! Ступай в мою туалетную комнату, умойся и переоденься. И не забудь причесаться! И не торопи меня! Дай мне возможность хоть немного подумать!
Онорина вскочила и побежала приводить себя в относительный порядок. Анжелика встала с постели и прошлась по комнате. Странное чувство охватило ее. Умом она понимала, что должна, обязана вести себя, как ведут себя обычно взрослые женщины, светские дамы знатного происхождения. Но ведь она никогда не вела себя, как все! И теперь она все более ясно сознавала, что если сейчас примется обдумывать ситуацию, это приведет лишь к новым сомнениям и колебаниям. Надо было решаться! Но ведь ей не впервой круто менять свою жизнь, бросать привычное ради нового, неизведанного, опасного! Сколько раз она решалась на это ради себя, ради своих желаний и стремлений! Неужели же она не решится сейчас, ради несчастной, запутавшейся девочки? Ведь, в сущности, эта девочка – самое близкое ей существо!..
Анжелика решительно вошла в гардеробную. Тотчас начала распоряжаться, помогать дочери. Онорина смотрела на мать восторженными глазами. Анжелика выбрала для себя и для дочери темные платья и теплые прочные плащи и головные накидки. Две женские фигуры проворно побежали по лестнице. Анжелика побежала в конюшню, сама растолкала кучера.
– Куда мы поедем ночью? – тихо спрашивала Онорина, прижимаясь к матери.
– К мадам де Ментенон, – коротко отвечала Анжелика.
Через час они сидели в спальне Франсуазы. Некоронованная королева Франции куталась в пеньюар и, позевывая мелкими зевками, оправляла тонкие, с легкой проседью, волосы. Анжелика объясняла:
– …Это очень серьезно! Мы беседуем, а его уже, быть может, нет в живых!..
Онорина судорожно сжала руки.
– Молчи! – кинула Анжелика, обернувшись к дочери, хотя Онорина и без того не произносила ни слова.
Мадам де Ментенон вдруг звонко расхохоталась и тряхнула волосами:
– Вы обе – необыкновенные смешные существа! Явиться в Париже внезапно, словно комета на ночном небосклоне, мгновенно сделать придворную карьеру, обрести титул герцогини! И решиться бросить все, что только возможно бросить!..
– Но погоди, Франсуаза! – Анжелика взмахнула рукой. – Я еще нечего не бросила! Я только поняла, что должна полагаться на себя и только на себя!
– Это прекрасно! Однако… Если Кантор совершит побег из тюрьмы, Его Величество никак не может нести ответственность за подобные действия заключенных!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23