Она пыталась понять, можно ли было его спасти. Судя по описаниям Али, у него была поражена аорта в том месте, где она разветвляется на две коронарные артерии. Саддина могла спасти операция с последующим переливанием крови. Но это было возможно лишь в XXI веке – в условиях современной медицины, в хорошо оснащенной клинике, с хорошими хирургами, анестезиологами и медсестрами. Здесь, в Казвине, это было вряд ли возможно.
– Ты не виноват в его смерти, – сказала Беатриче, но Али, казалось, ее не слышал. Стоя у двери, он неподвижно смотрел на каменный пол, словно там еще была кровь Саддина.
– Каждый день, каждую ночь я спрашиваю себя: правильно ли я поступил?
– Ты сделал все, что мог. – Она положила руку на его плечо. – Вероятно, удар меча поразил аорту. Даже у меня на родине, при огромных возможностях медицины, Саддин вряд ли бы выжил. Ему, скорее всего, пришлось бы ампутировать ногу. А такой участи я не пожелала бы Саддину.
– Но я бросил его одного! – воскликнул Али. – Как мужчина, я должен был бороться вместе с ним, а не оставлять его одного на произвол судьбы.
Беатриче обхватила руками его мокрое от слез лицо и заглянула в глаза.
– Саддин понимал, что вы бессильны перед фидави. Ты врач, Али, а не воин. Если бы ты остался с ним, тебя бы уже не было в живых. Кроме того… – Беатриче сжала губы. – Он понимал, что Мишель нуждается в отце.
Али в полной растерянности уставился на нее. Осознав смысл этих слов, он просиял.
– Беатриче! Ты хочешь сказать, что…
– Да, Али! Мишель твоя дочь.
Али остолбенел. Он смотрел на нее, как на призрак, и она на мгновение испугалась, что он потеряет сознание. Но вскоре он пришел в себя. Он заключил ее в объятия и так крепко прижал к себе, что Беатриче едва не задохнулась. Али смеялся и плакал одновременно, благодаря Аллаха за посланное ему счастье.
Они еще долго стояли в башне, любуясь звездами. Беатриче вздохнула. Как она мечтала об этой встрече! Как не хватало ей Али – его объятий, его тепла. Наконец это случилось. Но, несмотря на переполнявшие ее чувства, она не могла всецело отдаться им. Перед ней стояла еще одна жизненно важная задача. Она ни на минуту не забыла о Хасане и фидави.
– Мы должны найти Моше Бен Маймона, Али.
– Я знаю, – ответил он, и Беатриче поняла, что в этот миг он тоже думал о камнях Фатимы и нависшей над ними опасности. – Мы идем к нему завтра же.
XIX
Солнце уже взошло, когда Мустафа и Осман подъезжали к Казвину. Два дня назад они покинули Аламут верхом на лошадях и с тех пор не делали привалов, лишая себя сна и утоляя голод сухими лепешками. Лишь на время молитвы они спускались с лошадей и ступали на землю. Мустафа совершенно обессилел. Он изголодался, все его тело болело. Перед глазами маячили призраки. Ему чудились дымящиеся миски с горячей кашей и соломенный лежак.
Вздрогнув всем телом, Мустафа выпрямился. Невероятно, но он заснул в седле. Еще совсем немного – и он бы свалился с лошади. Мустафа бросил короткий взгляд на Османа: заметил ли хозяин? Кажется, нет. Его неподвижный взгляд был устремлен вперед. Мустафа облегченно вздохнул. Он восхищался Османом, который сидел в седле, как свеча, словно они только что отправились в дорогу. А ведь он до этого проделал немалый путь, прибыв из Газны. Мустафа встряхнулся и распрямил плечи. Если его учитель с таким усердием выполняет свой долг перед Аллахом, забыв про голод, жажду и усталость, то и ему, Мустафе, негоже спать на ходу. Надо быть сильным, достойным высокого звания фидави.
А быть сильным во имя Аллаха – значит, преодолевать собственные слабости. Так его учил Осман.
Мустафа улыбнулся, вспомнив, как два дня назад тот вызвал его к себе и в присутствии всех братьев прочел послание Великого Магистра, в котором он, Мустафа, посвящался в фидави. От радости и волнения у него дрожали колени, когда он подходил к трону, где сидел наместник Великого Магистра – Осман. С сильно бьющимся сердцем он принял обряд посвящения. Осман, засучив левый рукав его одежды, собственноручно раскаленным железом выжег на плече знак фидави – овал с надписью: «Нет Бога, кроме Аллаха». Когда раскаленное железо обожгло кожу, у Мустафы потекли слезы, но он не издал ни единого звука. По глазам Османа он видел, что учитель им доволен. Затем ему вручили изящный, слегка изогнутый кинжал с выгравированной на рукоятке надписью «Велик Аллах», удавку – для выполнения особых поручений и длинную острую саблю, которой можно расщепить волос. После обработки раны и пышной трапезы Осман отвел его в сторону. Они поднялись на башню, где тот раздавал всем фидави тайные приказы, и объявил, что настал его час. Мустафа получает свое первое задание – он должен оправдать высокое звание фидави перед Аллахом и членами братства. Вместе с Османом, которого Мустафа почитал наравне с Великим Магистром, ему следует направиться в Казвин. Здесь им предстоит найти безбожника, который замешан в преступлениях против Аллаха и его верных сынов. Мустафа до сих пор не верил своему счастью: теперь он входит в узкий крут избранных.
– Мы почти добрались, – сообщил Осман, не глядя на спутника. Он говорил мало, но каждое его слово для Мустафы было священно, как слово Корана. – Когда будем у ворот, веди себя потише. Неизвестно, что там за стража и как они отнесутся к чужим.
Мустафа набрался смелости, чтобы задать вопрос, мучивший его с тех пор, как они покинули Аламут.
– Осман, что мы будем делать в Казвине? Как нам искать этого неверного?
Тот недовольно поморщился.
– Прежде всего позаботься о том, чтобы не привлекать к себе внимания. Держи рот на замке и делай то, что я тебе скажу. Ты все узнаешь, когда придет время.
Мустафа потупил взгляд и покраснел. Он не хотел разозлить Османа. Наверное, тот и сам точно не знает, как им быть дальше и где искать преступника.
В голове Мустафы бродили мысли, от которых ему было страшно самому. Его бросало то в жар, то в холод. Такие мысли – большой грех. Он поклялся до конца жизни хранить верность фидави. Откуда эти греховные мысли? Не иначе как дьявол искушает его. Возможно, это и есть одно из тех испытаний, о которых говорил Осман при посвящении его в фидави? Он не единственный, кому приходится преодолевать сомнения и страх, выполняя страшную задачу. Главное испытание фидави, сказал тогда Осман, – одержать победу в борьбе с самим собой.
Тряхнув головой, Мустафа попытался отогнать греховные мысли. Осман доверил ему важное дело, и во имя Аллаха он должен его выполнить – чего бы это ни стоило, даже ценой собственной жизни. Мустафа снова распрямил плечи. Да, он будет сильным, он победит закравшиеся в душу сомнения. Он будет молиться, чтобы Аллах простил его, и сделает все, что потребует от него Осман.
При въезде в город оказалось, что опасения Османа в отношении стражи были совершенно напрасными. Городские ворота никем не охранялись. Они спокойно вошли в город. Никому до них не было дела.
От увиденного у Мустафы загорелись глаза. Он родился в небольшом горном поселении, все жители которого были пастухами и жили впроголодь. Никто не мог себе позволить поехать в город. Только однажды его отец вместе со старшим братом, который тяжело заболел, совершили длинный и трудный путь, чтобы найти в городе врача, молва о котором дошла даже до их глухого поселения. Позже отец часто рассказывал о городских красотах и щедрости врача, который вылечил его брата и в качестве вознаграждения за свой труд попросил лишь одного козленка. Однако сейчас, увидев все собственными глазами, Мустафа понял, что те описания были бледной тенью того, что было на самом деле.
Ему все было в диковинку. Узкие улицы, несмотря на раннее утро, кишели людьми: женщины несли на головах корзины и кувшины, дети гнали овец и коз, мужчины тащили тяжелые мешки; грохотали запряженные быками телеги, груженные углем и корзинами с камнями. Встречались и всадники в дорогих одеяниях. Повсюду – на площадях и улицах, на прилавках и крышках от бочек – торговцы раскладывали свой товар. Чего здесь только не было: овощи и фрукты, аппетитный золотистый мед, мешки с травами и специями, источавшими хоть и незнакомый, но дурманящий, соблазнительный аромат, изделия из тонкой кожи, медная посуда. Мустафа не мог наглядеться на эту красоту.
– Берегись городских соблазнов, – тихо прошептал ему Осман, и Мустафа снова вздрогнул. Неужели тот прочитал его мысли? – Все, что ты здесь видишь, – сплошная мишура. Это дьявол расставляет невидимые сети. И только мудрец с чистым сердцем, преданным Аллаху, может их распознать. Остерегайся запутаться в этих сетях, иначе дьявол тебя одолеет. Мустафа кивнул и с этого момента глядел только вперед, не отвлекаясь по сторонам, чтобы не поддаться соблазнам и не ступить на ложный путь. Но какая-то часть его души неудержимо жаждала свободы: ему хотелось спокойно прогуляться по базару, погрызть хрустящих белых лепешек, попробовать арбуз, пощупать дивные блестящие ткани, купить ароматной колбасы, от запаха которой текли слюнки. Свобода? Но только Аллах мог дать истинную свободу. Мустафа глубоко вздохнул. Да, ему еще многому надо научиться, чтобы стать настоящим фидави. А может, дьявол уже завладел им?
– Ты еще хочешь знать, что мы тут делаем? – насмешливо спросил Осман.
Мустафа опустил голову. Щеки горели от стыда.
– Я не хотел… – Мустафа запнулся. Он уже дважды за это утро прогневил Османа. Как теперь ему искупить вину? – Простите меня.
– Не у меня надо просить прощения, а у Аллаха, – ответил Осман. – И все же я удовлетворю твое любопытство. Сейчас мы пойдем искать мечеть. А когда я буду заниматься всем остальным, у тебя будет возможность смыть со своей души позорное пятно.
– Да, господин. – Мустафа готов был сквозь землю провалиться или спрятаться в мешок, привязанный к его седлу.
– Тебе еще многому надо учиться, очень многому, – проговорил Осман, уставившись неподвижным взглядом куда-то вдаль. «Не рай ли он там видит, – подумал Мустафа, – от которого не может оторвать глаз?» – Ты пока совсем молод. Еще не все потеряно.
Как и положено, перед входом в мечеть Осман и Мустафа сняли обувь и вымыли ноги в бассейне из белого мрамора. Прохладная вода сняла боль и усталость. Теперь они могли переступить порог мечети.
Прекраснее этого здания Мустафа не видел в своей жизни. Онемев от восторга, он долго рассматривал убранство. Колонны из белого мрамора подпирали купол мечети, выложенный голубой и золотистой мозаикой. Он возвышался над их головами, как небо, усеянное сверкающими звездами. Мустафа с восхищением разглядывал яркие цветные изразцы, на которых золотыми буквами сияли строфы из Корана, великолепные светильники из меди и необычайно мягкие ковры на полу. Но самое большое впечатление на него произвел михраб – молельная ниша, направленная, как в любой мечети, в сторону Мекки – священного города пророка Мохаммеда.
В мечети не было никого, кроме молодого человека, стоящего на коленях около молельной ниши. Он молился, а пожилой служитель, наполняя маслом светильник, нашептывал ему какие-то наставления. Осман кивком дал знать Мустафе, чтобы тот следовал за ним, а затем обратился к человеку, который, судя по его одеянию и длинной бороде, был муэдзином.
– Простите, что я осмелился побеспокоить вас, – сказал Осман, почтительно поклонившись.
Окинув его быстрым взглядом, служитель кивнул.
– Я слушаю тебя, – сказал он, улыбаясь. – Какая нужда привела вас сюда?
– Мы прибыли издалека. Дело в том, что мой сын, – он указал на Мустафу, – тяжело болен. Мы прошли длинный путь до Казвина в надежде, что милостью Аллаха найдем хорошего врача, который бы излечил сына от тяжелого недуга.
Старец положил руку на голову Мустафы.
– Да услышит всемилостивейший Аллах вашу мольбу. Он позаботится о тех, кто ему предан. Однако богопослушного врача я назвать не могу. – Он на минуту задумался. – Насколько крепка твоя вера, сын мой?
Осман взглянул ему прямо в лицо.
– Я дважды посетил Каабу и готов умереть, будь на то воля Аллаха.
Эти слова произвели впечатление на старца.
– Тогда я назову имя врача, который поможет твоему сыну. Его зовут Али аль-Хусейн ибн Абдалла ибн Сина. Правда, он… Я уже просил эмира наказать его за образ жизни, недостойный правоверного мусульманина, и даже выслать из города. – Муэдзин с сочувствием посмотрел на Мустафу. – Он хоть и богохульник, но, думаю, поможет твоему сыну.
– Только Аллах может призывать неверных помогать его чадам, – ответил Осман. – В своей безмерной доброте и милосердии он охраняет нас от тлетворного влияния зла.
– Ты верно сказал, сын мой, – кивнул муэдзин. – Если вера твоя слаба, то в доме врача тебя подстерегает угроза сбиться с истинного пути. Но я думаю, что вместе вы выдержите это испытание.
Старик описал дорогу к дому.
Преклонив колени перед муэдзином, Осман и Мустафа обратили взоры к михрабу, воздавая хвалу всемогущему Аллаху за то, что Он привел их в это место, и прося защиты Всевышнего в их предстоящем испытании.
Мустафа сильно волновался, приближаясь к дому врача. Не сомневаясь, что тот достоин всяческого осуждения, Мустафа думал над тем, как может человек, которому Аллах дал талант исцелять болезни, отвернуться от Него.
Когда они уже устали ждать, решив, что ошиблись адресом, дверь приоткрылась.
– Что вам надо? – раздался недовольный голос. Будь Мустафа один, он сразу бы сбежал отсюда. Но Осман не думал пугаться.
– Если это дом врача Али аль-Хусейна ибн Абдал-лы ибн Сины, то я прошу принять нас, – вежливо произнес Осман. – Мой сын тяжело болен, и я надеюсь, что твой хозяин может исцелить его.
– Верно, – последовал ответ. – Но его сейчас нет дома.
– Жаль, – сказал Осман. – А не позволишь ли ты нам дождаться его, чтобы изложить свою просьбу?
– Ждите, если вам так надо. Но он вернется не скоро.
– Нам все равно. Мы совершили долгий путь, чтобы попасть к нему, и готовы ждать сколько угодно.
Поскольку никто не предложил им войти в дом, Осман расстелил дорожный плащ прямо перед воротами и сел на него вместе с Мустафой.
– Вот увидишь, – шепнул он на ухо Мустафе. – Скоро нас позовут в дом. Зачем привлекать интерес прохожих? А тогда уж мы как-нибудь разберемся, здесь ли живет тот, кого мы ищем.
– Осман! – Мустафа наконец отважился открыть рот. – Ведь это врач! Как такой человек мог…
– Аллах создал человека не для того, чтобы он слепо следовал за его словом, как скот за пастухом. В своей безмерной доброте и милосердии он подарил людям свободу. И некоторые пользуются этой свободой, чтобы отречься от Аллаха, своего Творца.
Мустафа вздрогнул. Он был не в состоянии понять, как человек в трезвом уме может предпочесть ад раю.
В лавке торговца маслом Леви царили мир и покой. Теплый солнечный свет струился в дом через открытую дверь, окутывая его нехитрую обстановку пеленой таинственности. Если бы это было не в Казвине, а где-нибудь в Лондоне или Париже, Беатриче бы решила, что находится в художественной галерее или эксклюзивном парфюмерном бутике XXI века, оформленном в стиле минимализма, столь популярного в дизайнерской среде. Но Беатриче знала, что в сосудах, которыми были заполнены полки шкафов, хранились вовсе не дорогие кремы для ухода за кожей, духи или флаконы с мылом. Это были масла, приготовленные из всевозможных ароматических трав, и специальные мази, предназначенные для погребений по восточным обычаям. Сюда приходили не для того, чтобы любоваться красотой и наслаждаться роскошью. Людей приводил печальный повод: они хоронили своих близких.
Али и Беатриче были в лавке одни. За окном слышался грохот молотков – это работали каменотесы, изготовлявшие надгробия, – и стук ткацких станков, на которых ткали саваны. Беатриче поежилась, увидев за окном женщин, одетых во все белое. Они шли за гробом, который несли несколько молодых мужчин. Процессия двигалась всего в нескольких метрах от еврейской лавки. Большие черные ворота кладбища были открыты настежь. Вдалеке виднелись каменные надгробия на могилах богачей, возвышавшиеся над скромными могилами простых смертных. Даже на кладбище царила иерархия.
Прождав некоторое время в одиночестве, Али громко прокашлялся, и сразу же из глубины лавки послышались шаги.
– Простите, что заставил вас ждать, – сказал молодой человек с приветливой улыбкой на худощавом лице. На нем была белая одежда и круглая шапочка на макушке, из-под которой свисали две длинные косички. – Чем могу служить?
Беатриче почувствовала, что краснеет. Похожее чувство она испытала, случайно оказавшись в еврейском квартале Парижа. Возможно, в ней говорило чувство вины за преступления «коричневой орды». Хорошо, что Али был рядом. Он и будет говорить с раввином.
– Мир вашему дому, – громко сказал Али. Беатриче удивилась его тону. Наверное, он тоже испытывал чувство неловкости, как и она. – Мы бы хотели видеть раввина Моше Бен Маймона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Ты не виноват в его смерти, – сказала Беатриче, но Али, казалось, ее не слышал. Стоя у двери, он неподвижно смотрел на каменный пол, словно там еще была кровь Саддина.
– Каждый день, каждую ночь я спрашиваю себя: правильно ли я поступил?
– Ты сделал все, что мог. – Она положила руку на его плечо. – Вероятно, удар меча поразил аорту. Даже у меня на родине, при огромных возможностях медицины, Саддин вряд ли бы выжил. Ему, скорее всего, пришлось бы ампутировать ногу. А такой участи я не пожелала бы Саддину.
– Но я бросил его одного! – воскликнул Али. – Как мужчина, я должен был бороться вместе с ним, а не оставлять его одного на произвол судьбы.
Беатриче обхватила руками его мокрое от слез лицо и заглянула в глаза.
– Саддин понимал, что вы бессильны перед фидави. Ты врач, Али, а не воин. Если бы ты остался с ним, тебя бы уже не было в живых. Кроме того… – Беатриче сжала губы. – Он понимал, что Мишель нуждается в отце.
Али в полной растерянности уставился на нее. Осознав смысл этих слов, он просиял.
– Беатриче! Ты хочешь сказать, что…
– Да, Али! Мишель твоя дочь.
Али остолбенел. Он смотрел на нее, как на призрак, и она на мгновение испугалась, что он потеряет сознание. Но вскоре он пришел в себя. Он заключил ее в объятия и так крепко прижал к себе, что Беатриче едва не задохнулась. Али смеялся и плакал одновременно, благодаря Аллаха за посланное ему счастье.
Они еще долго стояли в башне, любуясь звездами. Беатриче вздохнула. Как она мечтала об этой встрече! Как не хватало ей Али – его объятий, его тепла. Наконец это случилось. Но, несмотря на переполнявшие ее чувства, она не могла всецело отдаться им. Перед ней стояла еще одна жизненно важная задача. Она ни на минуту не забыла о Хасане и фидави.
– Мы должны найти Моше Бен Маймона, Али.
– Я знаю, – ответил он, и Беатриче поняла, что в этот миг он тоже думал о камнях Фатимы и нависшей над ними опасности. – Мы идем к нему завтра же.
XIX
Солнце уже взошло, когда Мустафа и Осман подъезжали к Казвину. Два дня назад они покинули Аламут верхом на лошадях и с тех пор не делали привалов, лишая себя сна и утоляя голод сухими лепешками. Лишь на время молитвы они спускались с лошадей и ступали на землю. Мустафа совершенно обессилел. Он изголодался, все его тело болело. Перед глазами маячили призраки. Ему чудились дымящиеся миски с горячей кашей и соломенный лежак.
Вздрогнув всем телом, Мустафа выпрямился. Невероятно, но он заснул в седле. Еще совсем немного – и он бы свалился с лошади. Мустафа бросил короткий взгляд на Османа: заметил ли хозяин? Кажется, нет. Его неподвижный взгляд был устремлен вперед. Мустафа облегченно вздохнул. Он восхищался Османом, который сидел в седле, как свеча, словно они только что отправились в дорогу. А ведь он до этого проделал немалый путь, прибыв из Газны. Мустафа встряхнулся и распрямил плечи. Если его учитель с таким усердием выполняет свой долг перед Аллахом, забыв про голод, жажду и усталость, то и ему, Мустафе, негоже спать на ходу. Надо быть сильным, достойным высокого звания фидави.
А быть сильным во имя Аллаха – значит, преодолевать собственные слабости. Так его учил Осман.
Мустафа улыбнулся, вспомнив, как два дня назад тот вызвал его к себе и в присутствии всех братьев прочел послание Великого Магистра, в котором он, Мустафа, посвящался в фидави. От радости и волнения у него дрожали колени, когда он подходил к трону, где сидел наместник Великого Магистра – Осман. С сильно бьющимся сердцем он принял обряд посвящения. Осман, засучив левый рукав его одежды, собственноручно раскаленным железом выжег на плече знак фидави – овал с надписью: «Нет Бога, кроме Аллаха». Когда раскаленное железо обожгло кожу, у Мустафы потекли слезы, но он не издал ни единого звука. По глазам Османа он видел, что учитель им доволен. Затем ему вручили изящный, слегка изогнутый кинжал с выгравированной на рукоятке надписью «Велик Аллах», удавку – для выполнения особых поручений и длинную острую саблю, которой можно расщепить волос. После обработки раны и пышной трапезы Осман отвел его в сторону. Они поднялись на башню, где тот раздавал всем фидави тайные приказы, и объявил, что настал его час. Мустафа получает свое первое задание – он должен оправдать высокое звание фидави перед Аллахом и членами братства. Вместе с Османом, которого Мустафа почитал наравне с Великим Магистром, ему следует направиться в Казвин. Здесь им предстоит найти безбожника, который замешан в преступлениях против Аллаха и его верных сынов. Мустафа до сих пор не верил своему счастью: теперь он входит в узкий крут избранных.
– Мы почти добрались, – сообщил Осман, не глядя на спутника. Он говорил мало, но каждое его слово для Мустафы было священно, как слово Корана. – Когда будем у ворот, веди себя потише. Неизвестно, что там за стража и как они отнесутся к чужим.
Мустафа набрался смелости, чтобы задать вопрос, мучивший его с тех пор, как они покинули Аламут.
– Осман, что мы будем делать в Казвине? Как нам искать этого неверного?
Тот недовольно поморщился.
– Прежде всего позаботься о том, чтобы не привлекать к себе внимания. Держи рот на замке и делай то, что я тебе скажу. Ты все узнаешь, когда придет время.
Мустафа потупил взгляд и покраснел. Он не хотел разозлить Османа. Наверное, тот и сам точно не знает, как им быть дальше и где искать преступника.
В голове Мустафы бродили мысли, от которых ему было страшно самому. Его бросало то в жар, то в холод. Такие мысли – большой грех. Он поклялся до конца жизни хранить верность фидави. Откуда эти греховные мысли? Не иначе как дьявол искушает его. Возможно, это и есть одно из тех испытаний, о которых говорил Осман при посвящении его в фидави? Он не единственный, кому приходится преодолевать сомнения и страх, выполняя страшную задачу. Главное испытание фидави, сказал тогда Осман, – одержать победу в борьбе с самим собой.
Тряхнув головой, Мустафа попытался отогнать греховные мысли. Осман доверил ему важное дело, и во имя Аллаха он должен его выполнить – чего бы это ни стоило, даже ценой собственной жизни. Мустафа снова распрямил плечи. Да, он будет сильным, он победит закравшиеся в душу сомнения. Он будет молиться, чтобы Аллах простил его, и сделает все, что потребует от него Осман.
При въезде в город оказалось, что опасения Османа в отношении стражи были совершенно напрасными. Городские ворота никем не охранялись. Они спокойно вошли в город. Никому до них не было дела.
От увиденного у Мустафы загорелись глаза. Он родился в небольшом горном поселении, все жители которого были пастухами и жили впроголодь. Никто не мог себе позволить поехать в город. Только однажды его отец вместе со старшим братом, который тяжело заболел, совершили длинный и трудный путь, чтобы найти в городе врача, молва о котором дошла даже до их глухого поселения. Позже отец часто рассказывал о городских красотах и щедрости врача, который вылечил его брата и в качестве вознаграждения за свой труд попросил лишь одного козленка. Однако сейчас, увидев все собственными глазами, Мустафа понял, что те описания были бледной тенью того, что было на самом деле.
Ему все было в диковинку. Узкие улицы, несмотря на раннее утро, кишели людьми: женщины несли на головах корзины и кувшины, дети гнали овец и коз, мужчины тащили тяжелые мешки; грохотали запряженные быками телеги, груженные углем и корзинами с камнями. Встречались и всадники в дорогих одеяниях. Повсюду – на площадях и улицах, на прилавках и крышках от бочек – торговцы раскладывали свой товар. Чего здесь только не было: овощи и фрукты, аппетитный золотистый мед, мешки с травами и специями, источавшими хоть и незнакомый, но дурманящий, соблазнительный аромат, изделия из тонкой кожи, медная посуда. Мустафа не мог наглядеться на эту красоту.
– Берегись городских соблазнов, – тихо прошептал ему Осман, и Мустафа снова вздрогнул. Неужели тот прочитал его мысли? – Все, что ты здесь видишь, – сплошная мишура. Это дьявол расставляет невидимые сети. И только мудрец с чистым сердцем, преданным Аллаху, может их распознать. Остерегайся запутаться в этих сетях, иначе дьявол тебя одолеет. Мустафа кивнул и с этого момента глядел только вперед, не отвлекаясь по сторонам, чтобы не поддаться соблазнам и не ступить на ложный путь. Но какая-то часть его души неудержимо жаждала свободы: ему хотелось спокойно прогуляться по базару, погрызть хрустящих белых лепешек, попробовать арбуз, пощупать дивные блестящие ткани, купить ароматной колбасы, от запаха которой текли слюнки. Свобода? Но только Аллах мог дать истинную свободу. Мустафа глубоко вздохнул. Да, ему еще многому надо научиться, чтобы стать настоящим фидави. А может, дьявол уже завладел им?
– Ты еще хочешь знать, что мы тут делаем? – насмешливо спросил Осман.
Мустафа опустил голову. Щеки горели от стыда.
– Я не хотел… – Мустафа запнулся. Он уже дважды за это утро прогневил Османа. Как теперь ему искупить вину? – Простите меня.
– Не у меня надо просить прощения, а у Аллаха, – ответил Осман. – И все же я удовлетворю твое любопытство. Сейчас мы пойдем искать мечеть. А когда я буду заниматься всем остальным, у тебя будет возможность смыть со своей души позорное пятно.
– Да, господин. – Мустафа готов был сквозь землю провалиться или спрятаться в мешок, привязанный к его седлу.
– Тебе еще многому надо учиться, очень многому, – проговорил Осман, уставившись неподвижным взглядом куда-то вдаль. «Не рай ли он там видит, – подумал Мустафа, – от которого не может оторвать глаз?» – Ты пока совсем молод. Еще не все потеряно.
Как и положено, перед входом в мечеть Осман и Мустафа сняли обувь и вымыли ноги в бассейне из белого мрамора. Прохладная вода сняла боль и усталость. Теперь они могли переступить порог мечети.
Прекраснее этого здания Мустафа не видел в своей жизни. Онемев от восторга, он долго рассматривал убранство. Колонны из белого мрамора подпирали купол мечети, выложенный голубой и золотистой мозаикой. Он возвышался над их головами, как небо, усеянное сверкающими звездами. Мустафа с восхищением разглядывал яркие цветные изразцы, на которых золотыми буквами сияли строфы из Корана, великолепные светильники из меди и необычайно мягкие ковры на полу. Но самое большое впечатление на него произвел михраб – молельная ниша, направленная, как в любой мечети, в сторону Мекки – священного города пророка Мохаммеда.
В мечети не было никого, кроме молодого человека, стоящего на коленях около молельной ниши. Он молился, а пожилой служитель, наполняя маслом светильник, нашептывал ему какие-то наставления. Осман кивком дал знать Мустафе, чтобы тот следовал за ним, а затем обратился к человеку, который, судя по его одеянию и длинной бороде, был муэдзином.
– Простите, что я осмелился побеспокоить вас, – сказал Осман, почтительно поклонившись.
Окинув его быстрым взглядом, служитель кивнул.
– Я слушаю тебя, – сказал он, улыбаясь. – Какая нужда привела вас сюда?
– Мы прибыли издалека. Дело в том, что мой сын, – он указал на Мустафу, – тяжело болен. Мы прошли длинный путь до Казвина в надежде, что милостью Аллаха найдем хорошего врача, который бы излечил сына от тяжелого недуга.
Старец положил руку на голову Мустафы.
– Да услышит всемилостивейший Аллах вашу мольбу. Он позаботится о тех, кто ему предан. Однако богопослушного врача я назвать не могу. – Он на минуту задумался. – Насколько крепка твоя вера, сын мой?
Осман взглянул ему прямо в лицо.
– Я дважды посетил Каабу и готов умереть, будь на то воля Аллаха.
Эти слова произвели впечатление на старца.
– Тогда я назову имя врача, который поможет твоему сыну. Его зовут Али аль-Хусейн ибн Абдалла ибн Сина. Правда, он… Я уже просил эмира наказать его за образ жизни, недостойный правоверного мусульманина, и даже выслать из города. – Муэдзин с сочувствием посмотрел на Мустафу. – Он хоть и богохульник, но, думаю, поможет твоему сыну.
– Только Аллах может призывать неверных помогать его чадам, – ответил Осман. – В своей безмерной доброте и милосердии он охраняет нас от тлетворного влияния зла.
– Ты верно сказал, сын мой, – кивнул муэдзин. – Если вера твоя слаба, то в доме врача тебя подстерегает угроза сбиться с истинного пути. Но я думаю, что вместе вы выдержите это испытание.
Старик описал дорогу к дому.
Преклонив колени перед муэдзином, Осман и Мустафа обратили взоры к михрабу, воздавая хвалу всемогущему Аллаху за то, что Он привел их в это место, и прося защиты Всевышнего в их предстоящем испытании.
Мустафа сильно волновался, приближаясь к дому врача. Не сомневаясь, что тот достоин всяческого осуждения, Мустафа думал над тем, как может человек, которому Аллах дал талант исцелять болезни, отвернуться от Него.
Когда они уже устали ждать, решив, что ошиблись адресом, дверь приоткрылась.
– Что вам надо? – раздался недовольный голос. Будь Мустафа один, он сразу бы сбежал отсюда. Но Осман не думал пугаться.
– Если это дом врача Али аль-Хусейна ибн Абдал-лы ибн Сины, то я прошу принять нас, – вежливо произнес Осман. – Мой сын тяжело болен, и я надеюсь, что твой хозяин может исцелить его.
– Верно, – последовал ответ. – Но его сейчас нет дома.
– Жаль, – сказал Осман. – А не позволишь ли ты нам дождаться его, чтобы изложить свою просьбу?
– Ждите, если вам так надо. Но он вернется не скоро.
– Нам все равно. Мы совершили долгий путь, чтобы попасть к нему, и готовы ждать сколько угодно.
Поскольку никто не предложил им войти в дом, Осман расстелил дорожный плащ прямо перед воротами и сел на него вместе с Мустафой.
– Вот увидишь, – шепнул он на ухо Мустафе. – Скоро нас позовут в дом. Зачем привлекать интерес прохожих? А тогда уж мы как-нибудь разберемся, здесь ли живет тот, кого мы ищем.
– Осман! – Мустафа наконец отважился открыть рот. – Ведь это врач! Как такой человек мог…
– Аллах создал человека не для того, чтобы он слепо следовал за его словом, как скот за пастухом. В своей безмерной доброте и милосердии он подарил людям свободу. И некоторые пользуются этой свободой, чтобы отречься от Аллаха, своего Творца.
Мустафа вздрогнул. Он был не в состоянии понять, как человек в трезвом уме может предпочесть ад раю.
В лавке торговца маслом Леви царили мир и покой. Теплый солнечный свет струился в дом через открытую дверь, окутывая его нехитрую обстановку пеленой таинственности. Если бы это было не в Казвине, а где-нибудь в Лондоне или Париже, Беатриче бы решила, что находится в художественной галерее или эксклюзивном парфюмерном бутике XXI века, оформленном в стиле минимализма, столь популярного в дизайнерской среде. Но Беатриче знала, что в сосудах, которыми были заполнены полки шкафов, хранились вовсе не дорогие кремы для ухода за кожей, духи или флаконы с мылом. Это были масла, приготовленные из всевозможных ароматических трав, и специальные мази, предназначенные для погребений по восточным обычаям. Сюда приходили не для того, чтобы любоваться красотой и наслаждаться роскошью. Людей приводил печальный повод: они хоронили своих близких.
Али и Беатриче были в лавке одни. За окном слышался грохот молотков – это работали каменотесы, изготовлявшие надгробия, – и стук ткацких станков, на которых ткали саваны. Беатриче поежилась, увидев за окном женщин, одетых во все белое. Они шли за гробом, который несли несколько молодых мужчин. Процессия двигалась всего в нескольких метрах от еврейской лавки. Большие черные ворота кладбища были открыты настежь. Вдалеке виднелись каменные надгробия на могилах богачей, возвышавшиеся над скромными могилами простых смертных. Даже на кладбище царила иерархия.
Прождав некоторое время в одиночестве, Али громко прокашлялся, и сразу же из глубины лавки послышались шаги.
– Простите, что заставил вас ждать, – сказал молодой человек с приветливой улыбкой на худощавом лице. На нем была белая одежда и круглая шапочка на макушке, из-под которой свисали две длинные косички. – Чем могу служить?
Беатриче почувствовала, что краснеет. Похожее чувство она испытала, случайно оказавшись в еврейском квартале Парижа. Возможно, в ней говорило чувство вины за преступления «коричневой орды». Хорошо, что Али был рядом. Он и будет говорить с раввином.
– Мир вашему дому, – громко сказал Али. Беатриче удивилась его тону. Наверное, он тоже испытывал чувство неловкости, как и она. – Мы бы хотели видеть раввина Моше Бен Маймона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33