— Никакого расхождения во времени нет.— Боюсь, что есть. Действия пятерых насильников весьма надежно зафиксированы. Например, нам известно, что в тридцать семь минут пополуночи они оказались участниками дорожного происшествия и драки, что и сделало их подозреваемыми номер один.— Я ушла из «Ала-Ваи Инн» в одиннадцать тридцать пять, мистер Геллер.— Очень точное время. Вы посмотрели на свои часы?— Я не ношу часов, но кто-то из моих друзей ушел, когда начался танец в одиннадцать тридцать, а я ушла минут через пять после них. Моя подруга сказала мне потом, что посмотрела на часы, когда они уходили, была половина двенадцатого.— Но ваше заявление, сделанное в ту ночь, гласит, что вы ушли между половиной первого и часом ночи.— Должно быть, я ошиблась.— А если вы действительно ушли между половиной первого и часом, у этих парней не было времени, чтобы добраться с пересечения Норт-Кинг-стрит и бульвара Диллингэм, где произошла авария и драка...— Я вам сказала, — произнесла она, поднимаясь, — что, должно быть, ошиблась сначала.— Вы хотите сказать, что затем ваша память освежилась.Она сорвала очки. Ее серо-голубые глаза, обычно выпуклые, сузились.— Мистер Геллер, когда в ту ночь и рано утром меня допрашивали, я была в состоянии шока, а потом находилась под действием успокаивающего. Что удивительного в том, что позднее я вспомнила все более ясно? Изабелла... идем. Беатрис.И Талия пошла прочь, а Изабелла испепелила меня взглядом, на две трети презрительным, на одну — разочарованным. Беатрис последовала за ними. Я заметил, что маленькая служанка оставила свою сумочку и хотел было сказать ей об этом, но едва заметным движением головы она попросила меня молчать.Когда они удалились, я сел, недоумевая и дожидаясь, когда Беатрис скажет хозяйке, что должна вернуться за забытой сумочкой.Она вскоре вернулась и, забирая ее, прошептала:— Сегодня вечером я свободна. Ждите меня у парка Вайкики в половине девятого.И ушла.Ну и ну. Ничего себе дела!Похоже, несмотря на то, что Изабелла на меня разозлилась, сегодня вечером у меня все-таки будет свидание. Глава 9 Нежный шорох пальм и экзотический запах раскрывающихся по ночам цветов кактуса отступил под натиском пронзительных автомобильных гудков и острого запаха китайского рагу, как только тихая жилая Калакауа-авеню внезапно превратилась в шумную и торговую улицу. И даже черный бархат неба, усеянный звездами, и золотистая луна померкли перед лицом ярко сверкающих и похожих на блестящую сыпь огней парка увеселений Вайкики, который раскинулся рядом с пересечением Калакауа и Джон-Эна-роуд.Чтобы попасть ко входу в парк, я по совету указателей свернул с Эна-роуд налево. Через дорогу я увидел смахивающие на хижины ресторанчики для посетителей парка увеселений, дешевые кафе, кабинет красоты и парикмахерскую. Местные жители, как туземцы, так и белые, прогуливались в желтом свете уличных фонарей, пары шли по дорожкам, держась за руки или жуя сандвичи и запивая их шипучкой прямо из бутылок, или облизывая брикетики мороженого. Совсем недалеко отсюда начинался пляж. Несколько туземных девчонок, которым еще не исполнилось и двадцати, прохаживались здесь, надеясь подцепить матросов или солдат. Место было сомнительное, но в то же время относительно безопасное, какое всегда бывает поблизости от любого увеселительного парка.Я закатил «дюран» миссис Фортескью на почти заполненную стоянку. Музыка здесь совсем не напоминала ленивое расслабляющее наигрывание гитары и укулеле в «Ройял Гавайен», призванное убаюкать богатых туристов и заставить их расстаться со своими деньгами. Тут звучала знакомая всей Америке песня — звенели колокольчики, визжали подростки, а мелодия каллиопы зазывала на карусель. Правда, этот мотивчик тоже был придуман для того, чтобы заставить дураков расстаться со своими денежками.Она ждала снаружи, прислонясь к колонне у арки входа, как раз под буквой "А" сложенного из лампочек названия «Парк Вайкики», и держа в пальчиках с кроваво-красным маникюром сигарету. На смену белой блузке и длинной темной юбке явилось обтягивающее платье без рукавов и длиной до колен, сшитое из японского шелка, белого с пугающе яркими красными цветами, которые, казалось, росли прямо из ткани. Чулок на ее красивых ногах не было, и сквозь ремешки белых сандалий виднелись тоже покрытые кроваво-красным лаком ногти. Губы она накрасила помадой в тон цветам на платье, а в черные волосы — над левым ухом — воткнула настоящий красный цветок. От утреннего светского наряда осталась только белая сумочка с защелкивающимся замочком.— Мистер Геллер, — произнесла она, и улыбка осветила ее лицо. — Рада вас видеть.— И я рад вас видеть, — сказал я. — Это платье прекрасно почти, как вы.— Я не знала, придете ли вы, — сказала Беатрис.— Я никогда не подвожу милую девушку, которая предлагает мне встретиться.Она затянулась и выпустила идеально ровное колечко дыма из сложенных идеальным колечком губ. Затем, чуть улыбнувшись, сказала:— Вы заигрываете со мной, мистер Геллер?— Нат, — уточнил я. — При виде вас в этом платье любой мужчина, у которого в жилах течет кровь, станет с вами заигрывать.Ей это понравилось. Сделала жест рукой, в которой держала сигарету:— Хотите закурить?— Нет. Может остановить мой рост.— А вы еще не до конца выросли, Нат?— Еще нет. Но тянусь.Белая вспышка ее улыбки затмила мерцающие огни и неон рекламы парка Вайкики. Я предложил ей руку, и она, отбросив сигарету, пролетевшую вспыхнувшей дугой, прижалась ко мне — слишком тесно для первого свидания. Маленькую служанку миссис Мэсси привлекли мои мужские чары или она играет в какую-то свою игру?Мне отчаянно хотелось думать, что я действительно безумно понравился этой фигуристой милашке-малышке. Мысль о том, что она может оказаться всего лишь проституткой, почуявшей прибывшего с материка любителя развлечься, была мне очень не по душе. Она-то мне безумно понравилась... ее пьянящий аромат — духов или цветка в волосах, заострившиеся кончики грудей, торчавшие сквозь шелк платья — для этого было достаточно прохладно, — и, естественно, соблазн неизведанного, очарование Дальнего Востока, невысказанные обещания запретных удовольствий и невыразимого наслаждения...Какое-то время мы почти не разговаривали. Просто шли за руку сквозь толпу в основном местных жителей, для которых нет ничего удивительного в том, что желтая женщина идет с белым мужчиной. Если бы не дикая смесь рас, могло показаться, что вы гуляете на ярмарке где-нибудь в Иллинойсе — ничего особо гавайского в этом парке не было. На близость океана скромно указывали морские коньки вместо обычных лошадок на карусели, огромный дощатый Ноев ковчег, в котором размещался скромный зоопарк, да предлагаемые в награду за стрельбу по мишеням куколки в юбочках из травы, бумажные «леи» и игрушечные укулеле. Но в остальном это был обычный мир опилок и интермедий, который любой американец признает чужим только в том смысле, что он отражает обычную суету жизни.Мы съели сахарной ваты — один на двоих большой розовый ком, — пока она вела меня к неуклюжему двухэтажному дощатому строению.— Не могу поверить, — сказал я.— Чему?— Тому, что нет насекомых. Ни мошек, ни москитов, ничего.Она пожала плечами.— Они исчезли, когда осушили болото.— Какое болото?— Где сейчас Вайкики.— На месте Вайкики было болото?Она кивнула.— Если вам нужны насекомые, пройдите вниз по каналу Ала-Ваи.— Да нет, мне и так хорошо...— Много лет назад осушили Вайкики, чтобы получить землю под сахарный тростник. Исчезли болотца и пруды, маленькие фермеры и рыболовы. Пляжи и туризм появились по счастливой случайности.— Как и исчезли насекомые.Она кивнула.— Змей на Гавайях тоже нет. Даже дальше по Ала-Ваи.— Они тоже ушли отсюда?— Нет. Их никогда здесь не было.Я усмехнулся.— Не было змей в раю? В это трудно поверить.Она изогнула бровь.— Только в человеческом обличий. Они повсюду.Она была права. Здание, к которому мы шли, сотрясалось от музыки и возни юной поросли. Чем ближе мы подходили, тем слышнее становилась исполняемая настоящим американским джаз-бандом мелодия «Чарли, мой мальчик», разбавляемая гитарными переборами, чтобы придать ей хотя бы видимость гавайского стиля. Желтые, белые и коричневые подростки болтались перед входом и бегали вдоль дощатого сооружения, прикладывались к фляжкам со спиртным, курили и целовались. В своем костюме и при галстуке я определенно был здесь самым одетым — ребята щеголяли в шелковых рубашках и синих джинсах, а девочки — в хлопчатобумажных свитерках и коротких юбках.Я заплатил при входе — 35 центов, но для пар — за полцены, получил взамен корешки билетов, и, протиснувшись сквозь толпу танцующих, мы отыскали столик на двоих. На открытой эстраде сидел оркестр, который, судя по надписи на барабане, назывался «Счастливый фермер». Музыканты в рубашках кричащих расцветок затянули медленную мелодию «Лунный свет и розы». При виде всех этих пар — там желтый парень с белой девушкой, здесь коричневая девушка с белым парнем, — слившихся в потных объятиях под вращающимся зеркальным шаром, который отбрасывал красные, синие и зеленые огоньки, член ку-клукс-клана получил бы разрыв сердца.— Хотите кока-колы? — спросил я. Она воодушевленно закивала.Я пошел к бару, который торговал безалкогольными напитками и кое-какими закусками, взял две холодные, запотевшие бутылки коки и пару стаканов и вернулся к своему восточному цветку, который усердно жевал резинку.Усаживаясь, я достал из кармана фляжку с ромом и спросил:— Обойдемся этим?— Конечно, — сказала она, наливая себе кока-колы. — Думаете, что лоси не любят «оке»?«Оке», как предположил я, означало какою-то местную гавайскую выпивку.Я налил ей в кока-колу рому.— Это клуб лосей?Она прилепила резинку к обратной стороне столешницы.— Нет. Но местные братские ордена по очереди устраивают танцы. В ту ночь были орлы.Под «той ночью» она подразумевала ночь, когда напали на Талию Мэсси.— Перед тем, как напасть на Талию, — сказал я, смешивая в своем стакане коку и ром, — насильники пришли потанцевать в это заведение.Она внимательно посмотрела на меня.— Вы действительно так думаете?Я убрал фляжку.— Что вы имеете в виду?— Почему, по-вашему, я пригласила вас сюда?— Из-за моих прекрасных глаз?Она не улыбнулась.— Вы очень жестко обошлись сегодня с миссис Мэсси.— Это моя работа.— Жестко обходиться с ней?Я покачал головой.— Нет, пытаться добиться от нее правды.— Вы думаете, она лжет?— Нет.— Вы думаете, она говорит правду?— Нет.Она нахмурилась.— А что тогда?— Я ничего не думаю... пока. Я только начинаю разбираться в фактах. Я детектив. Вот этим я и занимаюсь.— Вы еще не пришли ни к какому мнению?— Нет. Но кто-то действительно что-то сделал с вашей хозяйкой. Я хочу сказать, что она не сама сломала себе челюсть. И не сама себя изнасиловала.Она обдумала эти слова, потягивая напиток.— Таких преступлений здесь не бывает. Насилие — это не для гавайцев. Они миролюбивая раса. Ручные, как домашние собаки или кошки.— Что ж, только две из этих собак были гавайскими. А японская кошка — только одна.Что-то промелькнуло в ее глазах, как огонек, который тут же погас.— Двое — гавайцы. Тот парень-китаец, он наполовину гаваец. Здесь такое преступление не имеет смысла. Изнасилование.— Почему?— Потому что девушек здесь... — она передернула плечами, — ... не приходится принуждать.— То есть вы хотите сказать, что достаточно купить им кока-колы? Может, еще плеснуть туда немного рому? И дело в шляпе?На это она улыбнулась, чуть-чуть, как если бы я пощекотал ей пятки. Потом, как и огонек в глазах, улыбка исчезла.— Нет, Нат. Не совсем так... это трудно объяснить человеку с материка.— Я понятливый.— До прихода миссионеров это была мирная земля. Даже теперь единственные изнасилования, о которых становится известно — это... как вы называете, когда девушка несовершеннолетняя?— Половая связь с лицом, не достигшим совершеннолетия?Она кивнула.— Молоденькая девушка уступает парню постарше, потом об этом узнают родители или должен появиться ребенок... тогда и говорят об «изнасиловании». Но чтобы цветные мужчины набросились на белую женщину? Здесь такого не бывает.— Всегда что-то бывает в первый раз, — сказал я. — Вы что, хотите сказать, что расы смешиваются не в постели? — Я кивнул в сторону разномастного парада вожделения на танцевальной площадке. — Это что, мираж?— Они смешиваются, — сказала она. — Пляжные мальчики... гавайские мальчики, которые обучают серфингу на гостиничных пляжах... их ученицы — это, как правило, женщины-туристки или одинокие жены моряков... но этот секс... как это называется?— По взаимному согласию.Она кивнула.— Значит, вот что вы думаете? Что ваша хозяйка завела роман с пляжным мальчиком, а он вышел из-под контроля? И она придумала историю...— Я этого не говорила. Я должна... я должна казаться вам ужасной.— Вы кажетесь мне ожившей куклой.Она опустила глаза под моим восхищенным взглядом.— Но ужасным человеком. Предавшим работодателя.Я поднял брови, отпил сдобренной ромом кока-колы.— Я не думаю, что богатый человек, который платит слуге несколько баксов в неделю, покупает тем самым хоть какую-то лояльность. Будь это так, парни вроде меня никогда ни о ком не раскопали бы никакой грязи.— Вы честный человек.Я чуть не подавился кокой.— Что?— Вы говорите, что думаете. Вы ничего не скрываете.Частенько я скрывал все, но сказал:— Это верно.— Вы потанцуете со мной?— Конечно.«Счастливые фермеры» как раз начали «Письма любви на песке», гитара вступила с особым старанием, и когда я прижал к себе Беатрис, от аромата ее цветка у меня закружилась голова... или в этом был виноват ром?— Я не была уверена, что вы придете, — сказала она, — из-за мисс Белл.— Мы с Изабеллой только друзья.— Она сказала своей кузине, что вы возлюбленные.— Это... э... преувеличение. Мы познакомились только на пароходе. Кроме того, она зла на меня.— Потому что вы так обошлись сегодня с миссис Мэсси.— Это уж точно.— Нат.— Да.— Теперь ты до конца подрос?— Почти совсем.Следующий танец был быстрым. Я как мог поправил брюки, и мы вернулись к столику. Но не успели мы сесть, как Беатрис спросила:— У тебя есть машина?— Разумеется.— Мы можем поехать ко мне. Я живу с мамой, двумя сестрами и двумя братьями. На Капалама-вэй.— Я остановился в «Ройял Гавайен».— Нет. Не туда. Может увидеть мисс Белл. Верно замечено.Она коснулась моей ладони. Тихо, застенчиво проговорила:— Я знаю место, куда ездят пары. Вниз по дороге вдоль пляжа.— Показывай, — сказал я.Скоро мы уже выруливали с парковки Вайкики.— Видишь эту парикмахерскую? — спросила она, указывая на ряд захудалого вида заведений через дорогу. — Видишь ту закусочную?Я пригляделся. В обветшалом двухэтажном здании — на втором этаже были жилые помещения — размещалась парикмахерская, с традиционным навесом и окном с надписью «Парикмахерская на Эна-роуд». Через окно была видна женщина-парикмахер, подстригавшая белого мужчину. Дальше, по направлению к пляжу, стояла палатка с вывеской «Японская лапша, горячие сосиски», а вокруг, на свободном участке земли, за беспорядочно расставленными столиками сидели пары и ели из мисочек горячую лапшу. Тут же неподалеку стояло несколько автомобилей, их пассажиров обносили азиатского вида официанты в белых фартуках на манер «обслуживания не выходя из автомобиля».— Вот здесь свидетели видели миссис Мэсси? — сказала Беатрис. — Она шла мимо, а за ней следом шел белый мужчина.— А это, — сказал я, кивнув в сторону большого двухэтажного белого магазина с вывеской «Бакалея — Холодные напитки — Табак», который стоял дальше, на углу Хоброн-лейн и Эна-роуд, — то здание, которое не позволило свидетелям увидеть, как схватили Талию.— Если это правда, — спросила Беатрис, — что случилось с белым мужчиной, который шел за ней? Он исчез за углом?Я посмотрел на нее.— Беатрис... а чего, между прочим, ты добиваешься?— До своей смерти в прошлом году мой отец работал на том же консервном заводе, что и отец Коротышки.— Коротышки?— Сумицу Ида. Хорас Ида. Сверни здесь.Я по-прежнему хотел попасть в прибежище влюбленных. Когда я свернул на дорогу, идущую вдоль пляжа, антураж Эна-роуд несколько изменился — вместо забегаловок и магазинчиков появились бунгало размером чуть больше деревянных хижин и тесно стоящие обшарпанные двухэтажные жилые дома.Она заметила, что я быстро осмотрел окружающую местность.— Здесь снимают жилье холостые офицеры из Форта де Рассей.Я фыркнул.— Я думал они предпочитают что-нибудь получше.— В стороне от любопытных глаз, поэтому можно спокойно привести местную девушку. Недалеко от пляжа, где можно познакомиться с женщинами-туристками. И женами моряков. Только, говорят, не все офицеры холостяки.Мы двигались дальше, и пейзаж снова изменился. Теперь мы ехали вдоль пляжа, и в этот момент наш автомобиль был здесь единственным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34