А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Так что скажи спасибо.– Ну что ж, – пожал я плечами. – Мне, собственно, все равно. Хочешь – поезжай с нами, хоть я и не понимаю, товарищ, чего это ты так бесишься.– А мне не нравится, как ты себя ведешь, – отрезал Рузский. – Смотри, как бы я не усомнился в твоей преданности делу революции.После этой реплики, как обычно, Рузский удалился.Мы ужинали с Кобылинским вдвоем. Полковник очень устал. Целый день он был занят сборами в дорогу. Тем не менее он почти ничего не ел, то и дело встревоженно поглядывая на меня. В конце концов я не выдержал и сказал:– Я верю, что с ними все будет в порядке.На глазах Кобылинского выступили слезы. Он смахнул их рукавом и печально сказал:– Всю жизнь я служил отечеству и императору, а теперь моя служба окончена.– Вы можете служить тем, кто остается здесь. Уже решено, кто задержится в Тобольске?Семейный совет решил, что здесь пока останется юный Алексей, бывший цесаревич, чье право на престолонаследие было аннулировано год назад, сразу же после отречения Николая. Таким образом, в Тобольске оставался не наследник престола а просто больной мальчик тринадцати лет. Ухаживать за ним будут три сестры – Анастасия, Татьяна и Ольга. С Николаем в Тюмень отправятся бывшая царица Александра и третья дочь Мария, девятнадцати лет.– А что будет, когда мальчик поправится? – спросил Кобылинский. – Вы вернетесь за ним?– Если смогу.Большего обещать я не имел права, но промолчать тоже не мог. Горестное положение императорской семьи угнетало меня все больше и больше. Я пообещал себе, что постараюсь сопровождать их вплоть до самого последнего момента, когда состоится обмен: Захаров получит свою бумагу и царскую семью, а Россия – средства для продолжения войны.– Тогда, может быть, вы не откажете в любезности отправиться вместе со мной к великим княжнам – прошу прощения, к дочерям Романова – и успокоить их, пообещать, что семья воссоединится, – попросил Кобылинский.У меня не было инструкций на этот счет, но я с радостью согласился. Всегда лучше, если у людей остается надежда. Я отправился следом за Кобылинским на второй этаж, в гостиную, где собралась вся царская семья, чтобы немного отдохнуть перед отбытием. В комнате чувствовалось напряжение, но в то же время я сразу ощутил сильные узы любви, связывавшие всех этих людей. Кровать мальчика тоже перенесли в гостиную, и он сидел, откинувшись на высокие подушки. Вокруг расположились его сестры. Я заметил, что девушки улыбались ребенку, нежно держа его за руки.Увидев меня, Николай поднялся и в знак приветствия снова склонил голову. Он был одет очень просто – в гимнастерку, подпоясанную ремнем. В кругу семьи он держался еще скромнее, чем обычно.Обсуждать, собственно, было нечего, да я и не хотел мешать родителям прощаться с детьми. Поэтому я лишь спросил, кто едет, а кто остается, и царь мне ответил.Я решил, что пора передать письмо. Лучше сделать это сейчас, да и мне будет спокойнее, если письмо будет не у меня, а у императора – меньше подозрений.– Ваше величество, могу ли я поговорить с вами наедине? – спросил я и отошел к окну, доставая из-за пазухи конверт.Император заколебался, однако последовал за мной.– В чем дело?Я протянул ему письмо.– Прочтите это, государь. Насколько я понимаю, вы должны это подписать.– Что такое?Николай не спешил взять конверт и смотрел не на него, а мне в глаза.Я покачал головой:– Я всего лишь посланец, не более. Однако из моих инструкций следует, что это непосредственно связано с вашим освобождением.Лишь после этого царь взял конверт и положил его на маленький столик.– Благодарю.Я повернулся, чтобы уйти, и увидел, что путь мне преграждает одна из великих княжон. Я был настолько поглощен наблюдением за Николаем, что почти не обратил внимания ни на девушек, ни на Алексея. Однако, раз взглянув на это девичье лицо, я уже не мог отвести от него глаз.– Я – Мария, – сказала княжна. – Я поеду с вами, комиссар.Я отдал честь.Она была очень бледна, глаза большие и темные. Лицо ее поражало правильностью черт и красотой. Мария была довольно высока, стройна. Я так и вижу ее сейчас перед собой как наяву: вот она стоит между мной и дверью, глядя на меня спокойным и мужественным взором.– Вы можете ответить на вопрос, который занимает нас всех в первую очередь? – спросила она.– Не знаю, но попытаюсь, – ответил я.– Нашу семью разделяют впервые. Правда ли, что в скором времени мы воссоединимся вновь?Как я уже говорил, легче жить с надеждой, чем в отчаянии. Поэтому я сказал:– Да, таковы наши намерения.Мне и в самом деле казалось невозможным, что Николая освободят, а его дочерей оставят в заточении.Мария тут же освободила мне дорогу.– Спасибо за обнадеживающие слова.Я снова отдал ей честь и вышел. Пока я спускался по лестнице, мысли мои были всецело заняты этой девушкой. Иной раз нам приходится в жизни встретить человека, который разительным образом выделяется из людской массы. Именно такой и была Мария – я сразу это понял, невзирая на всю мимолетность нашей встречи.Внизу меня ждал Рузский.– Ну что еще? – спросил я.Рузский по-прежнему ухмылялся. С каким наслаждением я стер бы с его физиономии эту мерзкую гримасу!– Я одолжил вашего коня, – заявил Рузский и выдержал паузу, явно ожидая, что я накинусь на него с расспросами.Однако я молчал, и он был вынужден продолжить сам:– Отправляю посыльного в Екатеринбург. Членам Совета будет интересно узнать о вашей затее.– Путь неблизкий, – заметил я.И в самом деле, всаднику пришлось бы проскакать четыреста миль!– Из Тюмени он поедет поездом, – улыбнулся Рузский. – Как и вы.– Очень хорошо, – со спокойным видом ответил я, хотя внутренне весь клокотал – замысел этого мерзавца был мне совершенно ясен. После того как я посажу императорское семейство на поезд в Тюмени и мы тронемся по направлению к Москве, нам придется ехать через Екатеринбург. Янкель Свердлов предупредил меня, чего можно ожидать от представителей Советской власти в этом городе. Рузский своим поведением подтвердил мнение председателя ВЦИК. Этот тип явно замышлял что-то недоброе. Следовало обдумать ситуацию как можно обстоятельнее, но у меня не было на это времени – слишком много навалилось дел. Расторопный Кознов и его люди делали все, что могли, однако организовать целый караван из саней и кошев – дело непростое, поэтому вокруг губернаторского дома царил настоящий хаос. Понадобилось немало усилий, чтобы упорядочить сборы. Тем не менее к трем часам ночи поклажа была погружена в сани, и я наконец мог сообщить царю и его домашним, что пришло время трогаться в путь. Они собрались в зале; бывшая царица и Мария, одетые в меха, и Николай в коротком полушубке.Поняв, что настал час расставания, они попрощались и поцеловали тех, кто оставался в Тобольске. Потом все мы вышли наружу, где вовсю разыгралась снежная метель. Никто из членов императорской фамилии не плакал.– Комиссар? – раздался сзади женский голос. Я обернулся. – Я поеду со своим мужем.Я отдал бывшей императрице честь:– Сожалею, но это невозможно. С ним должен ехать я. Вы же поедете в кошеве с вашей дочерью.Императрица, кажется, хотела запротестовать, но вмешалась Мария:– Пойдемте, мама, все уже устроено. Комиссар не может оставить отца без присмотра!Императрица была по происхождению немкой, и я увидел в ее лице черты чисто тевтонского упрямства, однако влияние дочери было велико, и царица безропотно уселась в отведенные ей сани.Мы были готовы трогаться в путь. Однако меня тревожило, что Николай Романов так легко одет, невзирая на сильный мороз. Я послал еще за одним полушубком.– Я всегда в этом хожу, не беспокойтесь, – сказал царь.На это я заявил, что вопрос не обсуждается. Я должен доставить Николая Романова в Тюмень живым. Николай усмехнулся и заметил, что подобное намерение его радует.Таким образом, в четыре часа утра, после еще нескольких досадных задержек – то порвется сбруя, то сломается санный полоз, – мы отправились в дорогу. До Тюмени и железной дороги предстояло преодолеть сто тридцать миль. Караван двигался быстро. Нельзя было терять времени – тем более что посланец Рузского опередил нас и успеет предупредить екатеринбургские власти.Несмотря на весну, снег валил вовсю, а днем ударила оттепель, и дорога раскисла. Продвижение стало более медленным. Не стану описывать тяготы пути, скажу лишь, что мы не теряли ни единой минуты. По дороге нас ждали конные подставы, и, как я и рассчитывал, дорога заняла ровно сутки.Все это время я почти не разговаривал с Николаем. Может показаться странным, что двое людей, оказавшихся, хоть и вынужденно, в столь тесном соседстве, не обмолвились почти ни единым словом, но так оно и было. Сани, скачущие по снежной степи, не самое лучшее место для обмена светскими любезностями. И все же молчание иногда нарушалось. Один раз Николай спросил:– Какова истинная цель переезда?Момент показался мне удачным, чтобы спросить о документе Захарова.Царь улыбнулся:– Кажется, требуется моя подпись. Ее хотели получить от меня и в марте, в Брест-Литовске. Большевики отдали немцам почти все и хотели, чтобы я санкционировал этот позор. Очевидно, чтобы впоследствии свалить всю вину на меня. Разумеется, я отказался. – Николай взглянул на меня. – Что же до вашего документа, то здесь требуется поразмыслить. Вы дадите мне несколько часов?Я кивнул:– Ну конечно.В конце концов мы оказались в Тюмени. Люди и лошади совсем выбились из сил, но зато обошлось без травм и обморожений.Больше всего меня интересовал вопрос, исполнены ли указания, которые я заранее оставил у железнодорожного начальства. Я прямиком отправился к вокзалу и с удовлетворением отметил, что все сделано в наилучшем виде. У перрона стоял поезд, выделенный мне по приказу Свердлова. Более того, паровоз уже вовсю пыхтел, готовый к отправлению. Погрузка заняла не много времени. Я поручил Кознову следить за переносом багажа из саней в два товарных вагона, а сам отправился к начальнику вокзала, чтобы сообщить ему: поезд будет отправлен лишь после того, как я получу из Москвы новые инструкции. Затем я пошел в комнату телеграфиста, прихватив с собой одного из козновских солдат, который, к счастью, умел обращаться с аппаратом. Я говорю «к счастью», потому что вид местного телеграфиста мне совсем не понравился. Это был юркий человечек с бегающими глазками. Я приказал ему выйти из комнаты и занялся составлением телеграммы Свердлову.Телеграмма получилась длинной, ибо мне было о чем доложить. Я сообщал председателю ВЦИК не только о нашем прибытии в Тюмень, но и о том, что Екатеринбургский Совет вот-вот узнает о переезде бывшего царя из Тобольска. Можно ожидать любых неприятностей. Мне был нужен хороший совет. И поддержка, если Свердлов сумеет ее оказать.Большую часть дня и половину ночи я прождал ответа из Москвы. Когда телеграмма пришла, ее содержание меня не порадовало. Как я и думал, Свердлов приказывал мне немедленно доставить моих подопечных в Москву. Однако было ясно, что воля Москвы для Екатеринбурга ничего не значит – Свердлов велел мне двигаться долгим кружным путем, чтобы объехать мятежный город. Москва находилась на западе, но железная дорога проходила через Екатеринбург, поэтому мне предписывалось двигаться на восток, к Омску. В Омске Транссибирская магистраль разветвлялась, и южная ее ветвь обходила Екатеринбург, в конце концов тоже сворачивая к Москве.Я сидел в жарко натопленной комнате телеграфа, курил и обдумывал ситуацию. Возможно, Свердлову в его московском кабинете план казался удачным: раз екатеринбуржцы опасны, город нужно объехать стороной. Но как мне одурачить Рузского который не отстает от меня ни на шаг и уж как-нибудь сумеет отличить восточное направление от западного?Может быть, убить его? Я всерьез размышлял над этим. Прошло много лет, но не было ни единого дня в моей жизни, когда бы я не сожалел, что не осуществил это свое намерение. Однако в тот день, когда я находился на тюменском вокзале, невозможно было предвидеть грядущие события. Мне же хотелось по возможности избежать кровопролития. Если Рузский умрет, серьезных последствий не избежать, думал я. Этот человек слишком заметен.Поэтому я разработал хитроумный план. Я знал, что Рузский пьяница. Если суметь его как следует напоить...Я приказал открыть вокзальный буфет и купил там две бутылки спиртного – лимонной настойки и сливянки. Обе бутылки исчезли в глубоких карманах моей гвардейской шинели. Затем я отправился к поезду, стоявшему на запасном пути, и вошел в спальный вагон, исполнявший функцию моего штаба. Бутылки я спрятал под умывальник и отправился разыскивать Рузского. Задача оказалась несложной. Депутат дежурил в тамбуре вагона, в котором расположился Николай с женой и дочерью. У ног Рузского валялась пустая бутылка. – Ну что, получил свои приказы? – нетрезвым голосом спросил Рузский.– Ох уж эта Москва, – пожал я плечами и потянулся. – Господи, как же я устал! – Я взглянул на бутылку. – Пустая?– Пустая, – ответил он.– Я бы выпил. А ты? У меня там есть кое-какой запас, – сказал я.Рузский взглянул на меня с некоторым удивлением, как бы спрашивая: «Чего это ты вдруг решил со мной пить?» Однако он был уже сильно пьян, а потому последовал за мной без дальнейших разговоров.Сливянку я отдал ему – меня от нее тошнит. Лимонная настойка куда чище, да и меньше дурманит мозги. Я знал это с детских лет, когда втихомолку прикладывался к бутылке, стоявшей в баре у отца. Рузский уселся на постель, держа в одной руке бутылку, а в другой стакан. Мы быстренько выпили сначала за Россию, потом за Маркса, потом за революцию, и после этого екатеринбургский депутат, и до того достаточно хмельной, стал клевать носом. Когда он совсем скис, я уложил его на постель. Он немедленно захрапел, а я погасил свет и вышел в коридор. Первым делом я отправился на паровоз и отдал машинисту соответствующие указания. Мы вместе спустились к путям, чтобы перевести стрелку.Несколько минут спустя залитый огнями поезд выехал с вокзала в сторону Екатеринбурга.Должно быть, вас, читающего эти строки, это ставит в недоумение. Почему в Екатеринбург? Ведь он собирался ехать в противоположном направлении, думаете вы. Все так.Когда поезд проехал несколько миль, паровоз остановился. Я прошел по всему составу, гася повсюду свет. Теперь вы понимаете? Обратно к Тюмени двинулся совершенно темный поезд. Мы ехали на небольшой скорости, ибо я надеялся, что случайные наблюдатели на тюменском вокзале примут наш поезд за обычный. Когда состав поравнялся с вокзалом, я затаил дыхание. Все было тихо, и мы миновали опасный участок без проблем. Когда. Тюмень осталась позади, я вздохнул с облегчением. Теперь предстояло преодолеть триста миль до Омска, а затем совершить относительно безопасное путешествие по южной ветви к Москве. Екатеринбургская угроза осталась позади – во всяком случае, так я считал.Хоть я и очень устал, но внутренне торжествовал, чувствуя, что теперь моя миссия движется к благополучному исходу. Я улегся в постель и, как полный идиот, считал цыплят, пока не уснул. Во сне меня благодарил и поздравлял его величество король. Откуда мне было знать, что построенный мной карточный домик вот-вот рассыплется?Казалось, что все устроилось наилучшим образом. Утром я проснулся, умылся и отправился в плацкартный вагон, где ехал царь с семьей. Меня встретили довольно дружелюбно.Николай весело поздоровался со мной и спросил:– Мы едем в Омск?Я кивнул:– Так, конечно, дольше добираться до Москвы, но зато...– Значит, все-таки в Москву?– Да. Ночью я получил приказ.– Хорошо.Как и я, Николай был полон оптимизма. Как и мой, его оптимизм был необоснован. Мы оба жили в мире грез.– Как с документом, государь? – тихо спросил я. – Было ли у вас время для того, чтобы...Николай взглянул на меня как-то по-новому, словно пытаясь прочесть мои мысли. Я терпеливо ждал. В конце концов он с серьезным видом сказал:– Я подписал.– Хорошо, – улыбнулся я. – Могу ли я?..Николай не сводил с меня глаз.– Но документа здесь нет.Я нахмурился.– Как нет? А где же он?– В Тобольске. Я подписал его еще перед отъездом.– Но вчера в санях вы говорили, что вам понадобится время на обдумывание, – напомнил я.Царь кивнул:– Сожалею, но я счел необходимым прибегнуть к обману.Я почувствовал, как во мне закипает гнев, но сдержался.– Но зачем, государь? Какая в этом была необходимость? Документ – важнейшее условие вашего освобождения.Он положил руку мне на плечо.– Комиссар, у меня не было намерения отвечать на вашу корректность неблагодарностью. Но я обязан сохранить семью. Письмо осталось у моего сына. Когда Алексей присоединится к нам, вы получите свой документ.Я мысленно выругался. Впрочем, поступок царя был вполне понятен – я ведь обещал, что семья в конце концов воссоединится. Более того, я говорил, что сам вернусь в Тобольск за Алексеем и великими княжнами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30