А-П

П-Я

 

— Значит мужик в фуфайке из другой соседней квартиры.— В другой соседней квартире живет женщина.— Ну и что? Что мешает женщине укрыть в своей квартире мужика в фуфайке?— То и мешает, что она на нюх не переносит никаких мужчин. Она старая дева.Вот этого не знала.— Надо же! — обрадовалась я. — Теперь у Любки будет своя Старая Дева. Вот когда моя Люба насладится по-настоящему “милым” общением. Так ей и надо. Будет знать, как мою Старую Деву защищать.Я бы с удовольствием и дальше развивала эту тему, но, наткнувшись на грозный взгляд полковника, вынуждена была вернуться к мужику в фуфайке.— А вы уверены, что старая дева не приютила того мужика? — спросила я. — Боюсь, вы неправильное представление имеете об этих самых старых девах. Они в девах остались вовсе не потому, что пожизненно испытывают отвращение к мужчинам, а вовсе наоборот: это мужчины пожизненно испытывают отвращение к тем, из которых и получаются эти самые старые девы. Если брать мою Старую Деву (я о своей соседке)…Боже, сколько я здесь имела сказать! И сказала бы, но не дал полковник — как много он потерял.— Старую деву оставьте в покое, — сказал он. — Мы тщательно осмотрели у нее каждый сантиметр. Мужиками там и не пахнет.— Тогда остается последняя квартира, — заключила я. — Насколько помню, на лестничной площадке было четыре двери.— Да, — согласился полковник, — но в четвертой квартире живет ваш покорный слуга.— Вы?!— Совершенно да.Это был удар, но я не сдалась и героически предположила:— Значит мужик в фуфайке убежал на другой этаж.— Мы обыскали весь дом и не нашли посторонних. Из дома никто не мог убежать. Здесь я дам любые гарантии.Услышанное озадачило меня, уже было собралась задуматься, да полковник не позволил: опять как завопит:— Признавайтесь, где взяли гранатомет?!Я подпрыгнула уже нешутейно — так и заикой случиться немудрено. Сильно испугалась, рассердилась, даже озлобилась и закричала.— Тьфу на вас! — завопила я. — Разве можно так внезапно реветь? Так недолго стать и припадочной. И сколько можно признаваться? Призналась уже: гранатомет мне подложил тот мужик. Он целился, я увидела и прыгнула на него. Своей жизнью, между прочим, рисковала. Только поэтому мужик и промахнулся.Полковник смотрел на меня без всякой веры, но все же успокоился и спросил:— И что было дальше?— Бабахнуло. Дальше не помню ничего. Скорей всего он дал мне по голове, если я раньше чувств не лишилась. Обычно так и случается, сначала лишаюсь чувств, а потом уже получаю по голове. Да, думаю было именно так. В общем, дал по голове, сунул гранатомет в мои руки и сбежал, подлец.Полковник снова начал выходить из берегов.— Куда?! Куда сбежал?! И вверху и внизу охрана, — завопил он.Я пожала плечами:— Ну уж не знаю. Не могу же я за вас работу выполнять. Это уж вы сами догадывайтесь, куда он, злодей, сбежал.— Вот мы и догадались, — обрадовал меня полковник. — Из гранатомета стреляли вы.— Я?!— Больше некому. Глава 4 Ха! На президента покушалась я!Я!!!И почему я?Только потому, что больше некому?! Мало ли ЧТО больше некому сделать в нашей стране, так и то, выходит, все сделала я! Только Я! Одна Я!!!Чепуха! Чушь! Андроны едут!Но с другой стороны полковник с такой уверенностью глупость свою сообщил, что мне сделалось дурно. Даже принялась память свою ворошить: кто знает, может по пьяни и в самом деле черт попутал?Да нет же. На новоселье я трезвая пришла, и никакого гранатомета со мной не было. Значит не приснился мне тот мужик в фуфайке. Теперь я даже вспомнила, что он в черной вязанной шапочке был.— Понимаю, — воскликнула я, — легче всего обвинить беззащитную женщину! Гораздо легче, чем найти сбежавшего преступника. Только вынуждена вас сразу огорчить: хоть убейте меня, на своем стоять буду: стреляла не я, а мужик. Зараза взял и растворился. Очень быстро, а я за него страдай.Полковник почему-то снова вскипел.— Да где же он? Где этот ваш быстрорастворимый мужик? В чем он растворился? В нашем доме каждый мужчина на учете. Я лично с каждым знаком и могу поручиться: никто из жильцов не стрелял. Проверены все квартиры: посторонних в доме не было. Кроме вас, — добавил он и устало попросил:— Софья Адамовна, давайте лучше по-доброму признавайтесь. Обещаю, добровольное признание вам зачтут.Я растерялась. Зачтут? Что они мне тут зачтут? И в чем я должна признаваться?Короче, ураганно нарастал гнев, а в злобе я страшна: сама, порой, пугаюсь. Пришлось брать себя в руки. Было сложно, но я взяла.— Послушайте, — начала я терпеливо уговаривать полковника, — вы ведете себя неразумно. Даже странно, что так вцепились в меня. Задумайтесь, это же по-ку-ше-ние! Целое покушение, да еще на кого! На целого президента! Я же совершенно негодный для такого ответственного дела человек. Да ни для какого дела я человек негодный. Неужели вы не могли найти кого-нибудь более подходящего на эту роль?— Кого?! — заорал полковник.К тому времени он, в отличие от меня, уже очень плохо себя в руках держал, да просто был не в себе — будто не мне, а ему пожизненное светило.— Кого я могу найти?! — гремел он. — Русским языком вам говорю: в доме охрана, мимо которой не проскочит и мышь. Вы же не зря завалились под стол: пальнули из гранатомета, а через три минуты мои ребята уже дверь квартиры выламывали. Уже одно то, что вы лежали под столом, говорит не в вашу пользу.“Еще бы, — подумала я, — лежание под столом не в пользу любому человеку, тем более женщине.”Я так подумала, но промолчала, полковник же, пользуясь этим, вдохновенно продолжил:— К покушению вы готовились два месяца.Тут уж не выдержала я и закричала:— Два месяца, как дура, помогала Любке обустраиваться: шила шторы и прочее. Бог свидетель — меня губит доброта. Любка, видите ли, любит детей, а я теперь расплачивайся за ее плодовитость.— При чем здесь дети? — опешил полковник.— Да при том, что Марусе или Тамарке я никогда не стала бы шторы шить; сами обойдутся, а Любка многодетная, ее все жалеют, и я туда же, а теперь вот она, расплата. Я ей шторы, а она мне гранатомет! Кстати, если вы подозреваете меня, так может скажете, как смогла я в набитый охраной дом пронести гранатомет? Это же нонсенс!— По частям. Для этого вы и шили шторы, а сами по частям проносили гранатомет.Вспомнив, как в дом заносился шкаф, в который никто и носа не сунул, я рассмеялась:— Стала бы я проносить гранатомет по частям, когда бог подарил мне такой невообразимый ум.— Про ум ваш вы очень невовремя, — попытался перебить меня полковник, но я уже была в ударе.— Еще как вовремя! — с пафосом воскликнула я. — С помощью этого ума уж нашла бы как и что пронести, тем более (полезно вам знать) в квартире Любки вряд ли можно гранатомет собрать. Вы не знаете мою Любку. Фиг бы она дала собирать гранатомет. Не смешите. Любого, кто попадает в ее орбиту, Любка сразу же пристраивает к делу, а тут вдруг я сижу себе и бездельничаю: собираю гранатомет, который детям Любки никак не может быть полезен.Я подумала и добавила:— Пока они маленькие. Потом-то, скорей всего, когда они осознают в каком живут мире, гранатомет им очень даже пригодиться, но речь-то идет о настоящем времени.— Послушайте, — снова попытался перебить меня полковник.Это просто возмутительно — кого они в спецслужбы берут? Никакого воспитания.— Нет уж, это вы теперь послушайте, раз рискнули обвинения мне странные выдвигать. Гранатомет, видите ли, я по частям занесла. И если уж заговорили вы о гранатомете, то прямо скажу: в Любкиной квартире его даже спрятать негде.— Послушайте…— Да что там слушать! Эти Любкины отпрыски, эти, простите за выражение, дети, они же хуже варваров: с утра до вечера обыскивают гостей, ищут “Сникерсы”. Нет, спрятать в Любкиной квартире гранатомет, это нереально, — заключила я и добровольно замолчала.Полковник обрадовался и открыл было рот, но тут же был мною перебит — новая мысль пришла в мою голову.— Если, конечно, не предположить, что из гранатомета стреляла сама Любка, за что лично я ее никак не осудила бы. Дюжина детей! От такой жизни сподвигнешься еще и не на то, но Любки в комнате не было, зато я ясно видела кто стрелял — мужик в фуфайке. Кстати, что б вы знали, на нем еще черная шапочка с прорезями для глаз была. Может то меня и спасло, что я лица злодея не видела.На мой взгляд, вполне рассудительная получилась речь, но полковника она просто взбесила. Бедняга пошел красными пятнами, выскочил из-за стола и… сделав пару кругов по кабинету, так и не тронув меня, уселся на место.— Прекратите строить из себя дурочку! — удивительно тоненьким голоском взвизгнул он и снова хватил по столу кулаком.Ну как тут и мне не возмутиться?— А я и не строю, я вполне искренна.— Молча-ать! — рявкнул полковник, на что у меня (ясное дело) появилась не одна тысяча слов, но, увы, дверь кабинета распахнулась, и на пороге показался мужчина в штатском.Все в нем было мило: дорогой костюм соперничал с приятной наружностью и манерами, что со всех сторон чрезвычайно радовало глаз, но, к сожалению, радость свою не смогла обнаружить — вынуждена была потупиться, демонстрируя кротость.— Что здесь за крик? — с достоинством поинтересовался мужчина.Я подумала: “Ах, какой важный, какой спокойный, какой волнующий у него голос.”Подумала и опустила голову еще ниже, для пущей убедительности капнув слезами пару раз, мол вот, посмотрите как тут на меня, знаменитость, кричат.Мужчина в штатском (от его глаз не скрылась моя слеза) строго уставился на полковника.— Совершенно невозможно вести допрос, — искренне пожаловался тот. — Эта дама хуже сатаны. Измотала меня так, как и стаду диких кабанов не под силу.— Как вы можете? — рассердился мой защитник. — Софья Адамовна очень милая женщина. Она и мухи не обидит.— Но задолбёт эту муху так, что та сама на нее накинется, — бесстрашно возразил полковник.Думаю, я действительно его достала, раз он бросается на свое начальство почище той мухи.“Кстати о мухах,” — подумала я и обратилась к мужчине в штатском.— Представляете, меня обвиняют в том, что я стреляла из “Мухи”, — робко поведала я.Мужчина в штатском огорчился и ласково попросил:— Софья Адамовна, потерпите еще немного и постарайтесь максимально нам помочь. Я же со своей стороны постараюсь в ближайшие дни избавить вас от неприятного собеседника.Он выразительно посмотрел на полковника и покинул кабинет.Я остолбенела: “В ближайшие дни? Не хочет ли он сказать, что дней этих будет много? Невероятно!”Полковник, вот молодчина, пока я страдала, окончательно взял себя в руки и со всею вежливостью ко мне обратился:— Софья Адамовна, продолжим беседу.— Продолжим, — сомнамбулически откликнулась я, не выходя из транса.— Софья Адамовна, очень прошу, сосредоточьтесь. Постарайтесь не касаться ничего, кроме гранатомета и покушения на президента.Грустить долго не могу, так уж устроена.“Черт с ними, — подумала я, — буду жить здесь. Они же живут, и им это нравится. И я привыкну. Да и не так здесь плохо, раз имеются такие приятные мужчины, как тот в штатском. Ах, какой у него голос…”— Софья Адамовна, — тем временем не отставал от меня полковник, — со всем уважением вас прошу, давайте продолжим разговор, но только о самом главном будем поминать.Я кивнула, давая понять, что приветствую хороший тон, и сказала:— Понимаю, вы хотите сократить нашу беседу, но темы заданы уж слишком плодородные — об одном гранатомете могу часами рассказывать, не говоря уже о президенте. Вот некоторые, к примеру, считают, что президент наш недостаточно хорош. Как правило это те, которые на себя давно в зеркало глядели, я же в зеркало каждый день смотрюсь и…Громкий хлопок по столу оборвал мою речь. Вместе с хлопком раздался и выразительный…Впрочем, не стоит об этом. Клялась же себе не употреблять плохих слов. Впрочем, я и не употребляю, чего нельзя сказать о полковнике — как он меня обозвал!Боже, как он меня обозвал! И всех! И весь мир! И начальство! Правда, не совсем поняла чье: его или мое? Но обозвал крепко.Скромная сидела и только дивилась: “И это человек в погонах! А я, между прочим, люблю военных…”Конечно же расстроилась, слезы навернулись на глаза, застучало в висках. Спрашивается, зачем мне все это нужно? Лежала бы себе под столом…Полковник снова взял себя в руки, устыдился даже своего поведения.— Софья Адамовна, простите, — смущенно хмурясь, буркнул он. — Сам не знаю, как так получается.В этом месте его голос снова начал набирать силу и высоту, зазвучали сварливые нотки.— И до этого мне приходилось подозреваемых допрашивать, но чтобы вот так вот — впервые, — пробубнил он уже совсем бранчливо. — Топчемся на одном месте как ч-черт знает кто! А все вы! Куда вас все время уводит?Мне стало его жалко.— Согласна, — ответила я. — Хоть допрашиваюсь и не впервые, но опыта никакого. А раз надлежащего опыта нет, так и спросу никакого, потому и съезжаю все время на частности. Но с другой стороны, нам и говорить-то не о чем. Я пришла на новоселье, гуляли всей компанией, очнулась на полу. Кстати, почему вы меня одну подозреваете?— Потому что гранатомет в руках держали вы одна, а муж вашей подруги выпил столько, что только восьмым чудом света можно назвать тот факт, что он до сих пор жив.В этом месте я страшно пожалела, что не выпила столько же.— А не мог тот мужик в фуфайке проскочить на крышу и по ней уйти через другой дом? — спросила я, вспоминая, что сама так неоднократно делала, слава богу, по другому поводу.Полковник меня огорчил:— Нет, не мог. Этажом выше располагалась охрана, этажом ниже тоже. Ваш мужик никуда уйти не мог.— Значит он и по сей момент в доме! — радостно заключила я. — Ищите среди жильцов. Только не говорите, что вы их хорошо знаете.— Послушайте…— Людям свойственно заблуждаться. К тому же покушались на самого президента, следовательно сумма предложена была внушительная. За такую сумму и сама бы…Глянула на полковника и испуганно поспешила заверить:— Но мне никто не предлагал. К тому же, с тех пор как Люба получила наследство, мне было не до президента — шторы шила.— Послушайте…— Шторки, скатерочки, занавесочки! Кошмар! Тем более, что я шить не умею. Я так перетрудилась, потому и напилась. Только представьте, пока я шила, мой муж… Впрочем, не будем о неприличном. Ах, он негодяй! А потом и вовсе меня бросил. И теперь вы хотите усилить мое горе? Нет уж, ищите в самом доме. Мужик в фуфайке там.Бедный полковник снова хватил по столу кулаком и завопил:— Да послушайте, черт вас побери!Я испуганно зажала уши и закричала:— Я контужена, но вас слушаю! Слушаю!— Вот и слушайте, — тяжело дыша, сказал он. — Слушайте. Стреляли из квартиры вашей подруги.— Я знаю.— Из окна комнаты, в которой вас нашли.— Да знаю я, знаю, видела своими глазами. Зачем вы мне это рассказываете?Полковник схватился за голову:— Да за тем, чтобы до вас наконец дошло: отпираться глупо и бесполезно. Мои ребята ворвались в квартиру через четыре минуты — минута ушла на то, чтобы выбить дверь. Этажом выше и этажом ниже была охрана. Ваш мужик что, невидимка?Я растерялась:— Он в фуфайке был.— Тем более, — грустно усмехнулся полковник. — Еще вам скажу: уже готовы результаты экспертизы. Ни у кого из жильцов на поверхности кожи оружейных выхлопов не найдено. Все чисты, как стеклышко.— Понятно, — промямлила я, — меня-то засыпало с головы до ног сразу же, как тот, в фуфайке, жахнул из “Мухи”. Всю комнату можно на экспертизу тащить, думаю хорошо припорошило.— Рад, что хоть это вы понимаете. Софья Адамовна, давайте подытожим: посторонняя в доме вы одна, нашли вас в той комнате, из которой было совершено покушение, в руках у вас был гранатомет, на этаже мужчины в фуфайке не обнаружено. Что из этого следует?— Что вы плохо искали.Он грустно покачал головой:— Нет. Из этого следует, что хватит глупенькой прикидываться. На президента покушались вы — больше некому. Сейчас вас отведут в камеру, где вы хорошенько и подумаете, а после этого мы с вами поговорим. И помните, чем раньше мы приступим к серьезному разговору, тем лучше будет для вас. Глава 5 ПИРУШКА Деревянный минка, двухэтажный, крытый соломой, спрятал друзей от нескромных взоров. Хозяин — гнусный продавец девочек — встретил молодых господ, непрерывно кланяясь.— Минеральные воды для ванн… — брезгливо отводя взгляд, бросил Абэ Кусоноки.— Да, господин, привезли, — торопливо прошелестел хозяин, не смея распрямиться. — Все готово. Уже подогрели. Раскалили камни. Бочонок саке доставлен. И сосновые кадушки для питья… Лучшие девочки одеты в лучшие кимоно. Молодая красавица-гейся Итумэ приняла предложение несравненного господина Сумитомо. Она здесь…Торговец удовольствиями гнусно осклабился.— Прикажи наполнять ванны и вели женщинам наливать саке, — распорядился Абэ.— Да, господин, — непрерывно кланяясь и пятясь, прошептал хозяин.Закипела пирушка.Приятная истома.Спокойная беседа.Молодые самураи, младшие сыновья прославленных родов согревались минеральными ваннами, освежались саке, охлажденным в ручье.
1 2 3 4 5