— Нет. Я из ресторана раньше уехала. Они вдвоем ехали с Аней.— Яна, расскажите мне подробней, а? Честное слово, я прекрасно понимаю, что суюсь не в свое дело, но…— Да там и рассказывать-то нечего, — Яна на секунду задумалась. — Вот что, раз уж у меня в доме мужчина образовался, такой… — она окинула взглядом спортивную фигуру Адашева-Гурского, — мужчинский, то… давайте-ка мы с вами вот этот вот буфет передвинем. Не на месте он стоит, давно меня раздражает, а самой мне никак, я девушка слабая. Мне для этого все оттуда вытаскивать нужно, возиться. А вдвоем мы его запросто, я верх придерживать буду, а вы сдвинете. Давайте?— Легко. — Гурский поднялся из-за стола.— Вот тут беритесь. — Яна подошла к большому деревянному буфету резного дерева и подняла обе руки, придерживая его верхнюю часть.— Да это понятно. — Александр уперся руками в боковую стенку буфета, отставил одну ногу и напрягся всем телом.Буфет не шевельнулся.— Ничего себе, — сказал Гурский Яне. — Он у вас чем набит-то?— Ерунда, ничего там такого особенного нет. Прилип, наверно. — Она попыталась сдуть с лица непослушную прядь, встряхнула головой, и ее взметнувшиеся волосы коснулись лица Александра.«Господи, как они с сестрой похожи, — невольно подумал он. — Мистика какая-то. Чего только в природе не бывает».Наконец, они передвинули буфет, Гурский вернулся за стол, а Яна открыла холодильник и вынула початую бутылку коньяку.— Так и быть, — взглянула на Адашева, поставила бутылку на стол, раскрыла створки буфета и, достав оттуда одну рюмку, поставила рядом с бутылкой, — заработали.— Что ж я один-то? — Гурский взглянул на рюмку. — А вы?— Я не пью.— Совсем?— Ну… практически.— А что так?— Вы наркотики употребляете?— Нет, зачем же.— Ну вот. А я не пью. И не курю. Не получаю от этого никакого удовольствия. Я от собственного здоровья получаю удовольствие, — сказала она и гибко потянулась.«Ч-черт возьми, — Александр невольно скользнул глазами по линиям ее тела. — А где у нее, кстати, камера-то запрятана, на которой Петька погорел?»— Да я ведь тоже, в общем-то, не пропойца, — пожал он плечами.— Вот и выпейте.Адашев-Гурский взял в руки рюмку, дунул в нее, посмотрел на свет и поставил на место:— Ну… разве что попробовать.Попрощавшись с Яной, Гурский вышел из ее дома и неторопливо направился в сторону улицы Школьной, на которой располагалась охраняемая автостоянка.Он и сам толком не знал, зачем ему нужно было видеть машину Заславского, но тем не менее желание взглянуть на нее его не оставляло.— Добрый день, — сказал Гурский, поднявшись по железным ступенькам лестницы будки охранника и склонившись к окошку.— Да? — взглянул на него пожилой мужчина.— Извините, у вас тут «скорпио» стоит, черный, после аварии. Я только что от хозяйки, можно мне на него взглянуть? Он где?— А чего, купить хотите? — поднялся со своего места охранник.— Посмотреть сначала надо. А он сильно битый?— Да не то чтобы уж, но… всяко не новый.Мужик вышел из своей будки, запер дверь на замок и стал спускаться по лестнице. Адашев пошел вслед за ним.— Ну вот он. — Охранник подвел Александра к машине. — Так, с виду вроде бы и ничего, но кузовных работ тут до хрена. Вон, смотри: крыша, капот, крыло, стойки пошли, это же все еще и малярка. Ну движок, ходовая — это вроде ничего. Может, электрика… но это смотреть надо, кувыркался все-таки, может, и квакнула.— А салон?— Вот эта открыта, — охранник со скрипом распахнул правую заднюю дверь, — замок полетел. А остальные целы.— Тут вроде труп был, да?— Вот этого не знаю. Как нам ее приволокли, так и поставили. Ничего не рассказывали. Да это и вообще не в мою смену было. Но крови вроде нет, — он склонился к стеклу передней двери и заглянул в салон, — щитки, «торпеда» — все цело. Да и вообще, тут хозяйка приезжала, такая вся из себя… так она весь салон вылизала, все чехлы вытряхнула, коврики, сиденья двигала, даже заднее разбирала и все пылесосила.— А ты говоришь, электрика квакнула.— Нет. Она же с мужиком приезжала, на его тачке, они пылесос туда втыкали. Так что теперь тут — ни пылинки, ни сориночки.— Блондин такой, да? На синей «восьмерке»?— А что?— Да еще один покупатель вроде есть. Может, она с ним приезжала? А он как? Смотрел? Чего говорил?— И это тоже не в мою смену было. Мне ребята рассказывали. Так что…— Ага… — задумчиво сказал Гурский. — А можно я туда залезу, повнимательнее посмотрю?— А что ж… товар смотреть надо, — мужик повернулся и пошел к своей будке. — Только дверь потом… хлопнуть надо посильнее.— Да, хорошо. — Александр забрался на заднее сиденье, прикрыл дверь и задумался. Глава 12 Утром следующего дня Адашев-Гурский, прекрасно выспавшись, лежал в постели, курил и перебирал в памяти события вчерашнего дня, стараясь все систематизировать и хорошенько осмыслить.Все вроде бы укладывалось плотно, один к одному, но… было при всем при том какое-то неуловимое ощущение, которое постоянно ускользало и не давало покоя.Казалось, что если удастся ухватить его, то оно и станет тем самым ключом, используя который можно будет разложить по своим местам все разрозненные кусочки мозаики, составив из них целостную картину. И тогда, взглянув на нее, возможно, получится понять, какого черта эти хорошенькие двойняшки выплеснули ведро помоев на Петькину голову, лишив нормального мужика работы, которая была ему по душе, и вынудив запить «горькую».Из визита к Анне Гурский вынес одно, но немаловажное соображение: она очень обеспокоена возможностью публикации. интервью своего мужа.Яна относится к этому гораздо спокойнее, чем сестра. И даже мысли не допускает о том, что смерть Заславского была чем-то иным, нежели нелепой случайностью. Ну прихватывало у мужика серцце время от времени, ну и что? А тут вдруг инфаркт! Да еще за рулем. Досадно, но… что ж делать? И искать во всей этой истории чей-то злой умысел глупо. Вот и все. Далее.Что еще вчера было? Ах да! Встреча с профессором. И… почему-то кажется, что каким-то неуловимым образом эта встреча увязывается в общий расклад. Почему?Адашев-Гурский стал вспоминать, как долго бродил дворами старого здания и искал вход на кафедру. Потом хорошенькая студентка в туфельках на высоких каблучках привела его туда за руку. Затем он нашел нужный кабинет и вошел в него.Владислав Сергеевич Баранов оказался очень приятным мужиком. Умным, красивым и способным излагать очень непростые, казалось бы, вещи обыкновенными словами.— Видите ли, Александр Василич, — сказал он Гурскому, — все эти рассуждения о телегонии… в общем, все эти так называемые околонаучные штучки. В природе много загадочного, но что касается данного конкретного предмета, то, чтоб вам было понятно, я скажу, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.Что действительно иногда бывает, так это удивительные вещи по размножению у куньих и, отчасти, у кенгуру. У них оплодотворение может происходить один раз в несколько лет, а потом в течение последующих нескольких лет могут рождаться детеныши. Но они сохраняются не в виде половых клеток, а в виде дремлющих зародышей. Так называемое состояние менопаузы, когда вдруг зародыш прекращает развиваться, он находится в каком-то таком… дремотном состоянии и потом почему-то вдруг включается.В общем, так: самка кенгуру имеет половой контакт с черным самцом, рожает кенгуренка, потом в течение длительного времени не имеет вовсе никаких контактов, но спустя определенное время опять рожает. Черненького. А потом опять. И даже если она «вышла замуж» за беленького самца, сути дела на период менопаузы это не меняет.Но человек — не кенгуру. И если… наша дама имела контакт с представителем негроидной расы, то… никак не более девяти месяцев до рождения малыша. А телегония… нужно чаще перечитывать Бомарше, у него такие случаи еще забавнее описаны. И знаете… я бы вообще не стал на вашем месте обо всем этом в газете писать. Ну, успокоился ее муж на существовании телегонии, и слава Богу. Многие еще и в телепортацию верят. Главное — семья сохранилась. Как вы считаете?— Наверное, вы правы, — согласился Гурский и выключил, поднимаясь с кресла, диктофон.Затем он поблагодарил профессора, попрощался с ним, но прежде, попросив позволения, позвонил из его кабинета Яне, договорился о встрече и уточнил адрес.Так… а какая связь между беседой с Барановым и всей этой запуткой?Гурский выбрался из постели, взял с письменного стола диктофон и, перематывая пленку, несколько раз включил наугад воспроизведение, слушая ровный голос профессора генетики.«Ага! — сказал он про себя, услышав наконец обрывок фразы, — „…двойни вот еще, если они однояйцевые. Но не нужно забывать, что это все-таки два разных человека, две личности“. Вот оно что. Ну, это-то понятно, кто же спорит. Но вот поэтому, видимо, чисто ассоциативно, у меня одно с другим и увязалось. Ну и Бог с ним».Он выключил диктофон, положил на стол и ушел в ванную.«А зачем, спрашивается, ей нужно было машину вылизывать? — думал он, стоя под душем. — Сиденья двигать, коврики вытряхивать… Что за приступ аккуратизма? Искала она там чего-то, что ли?»Позавтракав и надев чистую рубашку, он подошел к телефону и набрал номер Волкова.— Алло… — ответил хриплый голос.— Ну? Как вы там?— Гурский, ты, что ли?— Я-я, нихт шисен.— А чего ты вчера не приехал?— Здрас-сте… я заезжал, ключи у Андрей Иваныча забрал, мы с тобой даже по рюмке хлопнули. Потом уехал.— Ни хера не помню… Короче, ты где?— Дома.— Заедешь?— Да. Давай там, просыпайся, разговор есть. Пивка захватить?— Не надо, Лешка сюда уже едет, все привезет.— Ну ладно, пока. Глава 13 Дверь Петр Волков отпер уже без пароля. Он был одет в спортивный костюм, небрит и подавлен.— Давай, проходи, — мотнул он головой, не глядя на Гурского, пропустил его в прихожую и запер за ним дверь.— Привет, Андрей Иваныч, — кивнул Александр московскому гостю, который стоял в передней у зеркала и, оттянув пальцем веко, разглядывал красную склеру правого глаза.— Сосудик лопнул… — Андрей несколько отстранился от зеркала, взлохматил пятерней бороду и, все так же созерцая собственное отражение, констатировал: — Да… красота — это стр-рашная сила.— Жив, и хорошо. — Александр снял с себя куртку и повесил на вешалку.— Тоже верно, — пожал плечами Андрей Иваныч, — чего Бога-то гневить.— Доброе утро, — войдя на кухню, поздоровался Адашев-Гурский с Вероникой, которая была одета в черные брючки и яркую блузку. Она сидела за столом и отхлебывала из большой чашки кофе с молоком.— Здрасте, — кивнула Вероника.— Познакомься вот с Лешей. — Волков сел за стол, откупорил бутылку «Туборга» и, вылив ее содержимое в высокий стакан тонкого стекла, стал пить крупными глотками.— Александр, — Гурский протянул руку мужчине невысокого роста, но очень широкому в плечах, который, надев на себя кухонный фартук, готовил что-то у плиты.— Алексей, — обернулся тот, протянул широкую крепкую ладонь и бросил на Гурского цепкий взгляд.— Ты на него, Леш, так не зыркай, — глядя в стакан, негромко сказал Волков. — Саня — друг детства мой и человек хороший.— Слезать тебе с кочерги нужно, Сергеич, — вернулся Алексей к стряпне. — Дед со дня на день вернется, говорить с ним надо. Без перегара.— О! — со значением взглянув на Гурского, указал на Лешу пальцем Волков. — Обрати внимание — Леха Прапор. Три войны за спиной. Очень ответственный командир. У него не забалуешь.— Завтракать будете? — обернулся Леха к Гурскому.— Нет, спасибо. Я уже. — Александр присел к столу.— Я тоже сейчас не в состоянии. — Петр допил пиво и достал из-под стола еще бутылку. — Спасибо, Леш, ты оставь как есть, я потом сам.— Короче, Сергеич, — Алексей выключил плиту, повернулся и развязал за спиной тесемки фартука, — я тут кой-чего сделал, остальная жратва в холодильнике. Который день не ешь-то?— Да ну… — отмахнулся Волков.— Я прослежу, Леша, не волнуйтесь, — Адашев достал сигареты.— И это… я, в общем, полетел, — продолжил Леша, снимая фартук, — чуть погодя еще заскочу, а ты… давай, завязывай с пьянкой-то. Не дело ведь это.— Да… — обернулся он в дверях кухни. — Ребята там тебе приветы передают.— Ага, — кивнул Волков. — Аналогично и им.— А на тачке твоей я пока езжу. Осип хотел взять, я не дал. Засрет он ее всю, пока ты вернешься, неделю потом отмывать. И пепельницы он никогда не вытряхивает.— А что у тебя с рукой? — указал бутылкой Волков.— Это? — Алексей взглянул на свою опухшую левую кисть каким-то задумчивым и несколько удивленным взглядом. — Это меня беложопик тяпнул.— Кто? — не понял Петр.— Шмель такой, с белым хвостиком. Мы их в детстве голыми руками ловили, и они не кусались. А теперь кусаются. Все с ума посходили. Ладно… пошел я, короче.— Давай. Сань, проводи его, а? Гурский поднялся, вышел в переднюю, проводил Алексея и запер за. Ним дверь.— Андрей Иваныч! — крикнул из кухни Волков. — Ты там где?— Да здесь я, — приглаживая бороду, вошел на кухню Андрей, — где мне, собственно, быть-то?— Давай-ка по пивку, там коробка под столом.— Ага… это с удовольствием. Саша, ты про телегонию выяснил?— Херня это все. Человек не кенгуру.— Сла-ава Тебе, Господи… — облегченно вздохнул Андрей Иваныч и наклонился за бутылкой пива.— Сейчас, Сань, мозги немножко на место встанут, — Петр посмотрел на Гурского, — и поговорим. Был ты вчера у сестренки-то?— И у одной, и у другой, — Александр закурил сигарету.— Иди ты? И они обе тебя приняли?— И беседовали весьма охотно. И коньяком угощали. Что одна, что другая. Только у старшей бодяга какая-то «левая», а у младшей ничего.— И тебя, значит, тоже коньяком потчевала? А эксцессов потом не было?— Я все ждал, надеялся, но… не выгорело.— Нет, выходит дело, желания на тебя «компру» лепить.— А куда эту «компру» потом девать? Ее же даже менты засмеют, если она к ним сунется, а мы им еще и твою кассету присовокупим, до кучи. Кто ж поверит, что ее чуть не по два раза на неделе изнасиловать пытаются, а она все это дело на пленку пишет. Она не дура.— Кто?— Ну, в смысле обе они. — Гурский потер ладонью лоб. — Какое-то странное ощущение меня преследует, но… ухватить никак не могу.— А в чем дело?— Сам не пойму. — Александр сделал затяжку и задумчиво стряхнул с сигареты пепел. — Ускользает.— А ты изложи вслух, помогает. Новое узнал что-нибудь?— Как сказать… в общем, нет. Все, что ты мне рассказывал, я от них и услышал. Сидели они в тот вечер в «Фортеции», вчетвером. Ты говоришь, старшая набулдыкалась?— Ну… мне Игорек этот, Дугин так сказал. А потом они с младшей разругались.— Ну да. Младшая-то не пьет.— Да?— Говорит, что не пьет. И не курит. Похоже, правду говорит, чего ей врать-то? Могли и поэтому разругаться. Двойняшки очень ревностно друг к другу относятся. Одна напилась, а другой за нее как за саму себя стыдно. Как будто это она сама ведет себя по-свински.— Кстати! — подал голос Андрей Ива-ныч. — Если кому интересно, то я мог бы сообщить любопытный факт касаемый… как бы это сказать… короче, типа близняшек.— Докладывай, — кивнул Волков.— Вот вы же не знаете, и вообще мало кто знает, но тем не менее существует исторический факт, который описан в специальной литературе. Дело в том, что один из Сиамских близнецов, ну, тех самых, которые собственно сиамские, они из Сиама родом, это потом всех подобных так называть стали, так он…— Короче можешь? — взглянул на него Волков.— Я многое могу. Практически все. Так вот, если угодно «короче», буквально в двух словах, то история такая: один из этих близнецов был убежденный трезвенник, а другой, как это ни смешно — горький пьяница.— Да? — взглянул на него Петр.— Да. А система кровообращения-то у них общая. Типа — один поел, оба покакали.— Да-а? — удивилась Вероника.— Натюрлих, мамзель. Представляете? Пьяница хлебал каждый день, а другой ему морали читал, неуклонно, тем не менее, при этом пьянея. И это еще ладно, это полбеды, но ведь у него же на следующий день еще и похмелье чудовищное, а? Каково? И это не брамши ни капли в рот! А?! О!!! Вот это история так история, а вы тут говорите… — Андрей налил в стакан пиво.— И тем более ей обидно, — продолжал Гурский, — что вот, мол, сидит она такая же, как и сестра, даже еще и лучше, поскольку трезвая, а колечеко-то тем не менее ей как бы за компанию подарили. И в жены нормальный такой упакованный мужик не ее взял, а сестру. Вот она и психанула. Взяла тачку и уехала домой.— Это ты к тому, что она скорее бы сестрицу грохнула, чем Заславского?— Ну… в общем, наверное. Она мне вообще гораздо больше понравилась. Какая-то… более настоящая. Не убивала она Заславского. Отвечаю.— А старшая?— Нет. Категорически. Вообще, считается, что старшие у двойняшек, пусть они даже старше на каких-то несколько минут, все равно лидеры по жизни. Ну… в их тандеме. А младшие — ведомые, во всем старшим подчиняются. А тут, мне так показалось, дело наоборот обстоит. Старшая, она какая-то… нет, не может она человека убить.— Ну? И что у нас остается? Дугин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12