Платье Фатимы было очень дорогое; было оно сшито из темно-лилового бархата на подкладке из белой парчи. В дорогом ее головном уборе было всего лишь одно зеленое перо. И она была прекрасна. Наконец Коайда, Саррасина, Альборайя, Харифа и остальные состоявшие при королеве дамы – все точно так же облеклись в чудесные наряды и настолько были красивы, что в восхищение повергало собрание стольких красавиц вместе. На другом балконе находились все дамы из рода Абенсеррахов, и краса их и наряды не оставляли желать ничего лучшего. Особенно была прекрасна Линдараха, дочь Магомы Абенсерраха. В эту прекраснейшую даму Линдараху был влюблен отважный Гасул, и ради нее он совершил в бытность свою в Санлукаре великие подвиги, про что будет рассказано дальше.
Теперь возвратимся к нашей теме. Было уже два часа пополудни, когда рыцари и дамы окончили свой обед и когда на площадь выпустили черного быка, в высшей степени свирепого; нападая на человека, этот бык всякий раз запарывал его рогами – таково было его проворство, и ни один конь не мог от него умчаться – так он был скор.
– Стоило бы, – сказал король, – заколоть этого быка: очень он уж хорош.
Тут поднялся Малик Алабес и попросил у короля позволения выступить против могучего быка. Король ему позволил. Хотя Мусе тоже очень хотелось заколоть этого быка, но он, видя сильное желание Алабеса, смирил свое.
Алабес, откланявшись королю и придворным рыцарям, спустился с балкона и вышел на площадь. Здесь его слуги держали наготове красивого, в серых яблоках, коня. Этого коня прислал Алабесу в подарок его двоюродный брат, сын алькайда Велеса Алого и Белого, человек очень состоятельный. Отца этого алькайда предательски убили мавританские рыцари Алькифаи из зависти к его добродетели и к той любви, которую выказывал ему король. Но король хорошо отомстил за его убийство: из семи братьев-убийц ни один не ушел от секиры палача. А добрый алькайд Алабес, о ком здесь идет речь, получил алькайдию в Велесе Белом и всегда пользовался благосклонностью и любовью короля Аудалы, которого мы здесь называем Молодым королем. Так вот, от этого алькайда и был прислан конь, вскочив на которого Алабес сделал круг по площади, глядя на балконы и отыскивая глазами свою даму Коайду. И, нашедши ее, он заставил коня опуститься перед ее балконом на колени, сам же склонил голову до самой седельной луки, приветствуя свою даму. Затем он дал коню шпоры, и конь помчался, словно молния. Король и зрители восхитились ловкостью Алабеса; одним лишь Сегри не нравилось все это, так как они смотрели на него глазами, полными смертельной зависти.
В это время на площади раздались громкие крики; причиной их было то, что бык, промчавшись через всю площадь, опрокинул в своем беге свыше ста человек, причем шестерых из них забодал насмерть, и мчался, как орел, на Алабеса. Едва завидев его, Алабес легко соскочил с коня и, желая показать в этот день великую ловкость, пеший двинулся навстречу быку с плащом в левой руке. Бык бросился на него, чтобы забодать, но храбрый Алабес, положившись на мужество своего сердца, ждал его. И в ту минуту, когда бык опустил голову, чтобы боднуть его рогами, Алабес метнул ему в глаза левой рукой плащ и, отклонившись немного в сторону, правой рукой крепко ухватился за его правый рог, а затем с большой быстротой схватил другой рукой и левый рог и так крепко держал их, что бык не мог его ударить. Схваченный бык пытался высвободиться, выделывая дикие прыжки, поднимая каждый раз при этом Алабеса с земли. Храбрый мавр попал явно в немалую опасность и почти раскаивался в том, что начал эту сомнительную и рискованную затею. Но, будучи отважным и смелым, он не упал духом, а с удвоенной силой и отвагой боролся с быком, как подобало сыну доблестного алькайда Веры, павшего в Лорке в кровопролитной битве при Альпорчонах, как мы про то рассказывали в начале нашего повествования. Бык ревел и все старался поймать его на рога, но благодаря искусству мавра никак ему не удавалось осуществить свое намерение. Алабесу показалось неправильным бороться таким способом с разъяренным животным: он уперся быку в левый бок и, пустив в ход всю свою силу и ловкость, так повернул ему рога, что тот упал, и рога его воткнулись в землю. Удар от падения был так велик, что показалось, будто рухнула гора, и бык не был в состоянии подняться. Видя это, добрый Малик Алабес оставил его в покое, взял свой плащ из прекрасного шелка, вернулся к коню, которого держали его слуги и, не ставя ногу в стремя, легко вскочил в седло. Все присутствующие были восхищены его мужеством и силой. Спустя некоторое время бык поднялся на ноги, но весь его пыл исчез. Король велел позвать к себе Алабеса, который пришел на зов со скромным видом, словно он ничего и не совершил. Король же сказал ему:
– Поистине, Алабес, ты выказал себя смелым и стойким рыцарем. За это назначаю тебя начальником над сотней всадников, и будь алькайдом крепости Кантории; это хорошая и доходная алькайдия.
Алабес поцеловал королю руку за оказанную милость.
Между тем уже было четыре часа пополудни, и король повелел трубить к посадке на коней. Услышав сигнал, все рыцари – участники игры – поспешно стали приготовляться к выезду.
Бой быков кончился, площадь опустела.
Но вот зазвучала музыка труб, атабалов , аньяфилов, и с улицы Сакатин выехал на площадь благородный Муса во главе своей квадрильи. Они ехали по четыре в ряд и с таким красивым видом и ловкостью, что можно было на них залюбоваться. Проехав в названном порядке, они затем смешались в одну толпу, легкие словно ветер. Тридцать рыцарей было в этой квадрилье, все славные рыцари Абенсеррахи, один только Алабес среди них происходил из другого рода, но они приняли его в свой отряд за его доблесть. Выше мы уже рассказали про их одежды и девизы. И так они были хороши, что не осталось ни одной дамы, не уязвленной любовью. И, правда, было на кого посмотреть в этой квадрилье Абенсеррахов, выехавших на кобылах, белых как снег.
И если прекрасны были Абенсеррахи, не менее нарядными и красивыми выступили Сегри, одетые в алое и зеленое, с голубым оперением шлемов, все на гнедых конях, и у каждого на щите находилась одна и та же эмблема: на голубой ленте закованный в цепи лев и девичья рука, держащая конец цепи. Девиз гласил: «Высшая сила – любовь». Они выехали на площадь по четыре в ряд, все вместе проделали изящную круговую фигуру, произвели шуточный бой, и настолько искусно, что понравились не меньше Абенсеррахов.
Но вот обе квадрильи заняли свои места, взялись за легкие копья, оставив тяжелые, и под звуки труб и гобоев начали с большим блеском игру, выступив восемь на восемь. Абенсеррахи, сразу заметившие голубые перья Сегри – известное отличие самих Абенсеррахов, – пытались, насколько могли, сбить их копьями, но Сегри настолько тщательно прикрывались своими щитами, что Абенсеррахам не удавалось исполнить свое намерение; игра протекала горячо и бурно, однако по всем правилам, так что смотреть на нее было одно удовольствие.
Праздник окончился бы очень мирно, если бы это оказалось угодным судьбе; но судьба коварна, и ей было угодно, чтобы взаимная вечная вражда родов Абенсеррахов и Сегри довела до гибели обе враждующие стороны, как мы про то расскажем в дальнейшем. Вражда особенно обострилась с этого несчастного празднества, и причиной всему злу явился Магома Сегри – глава рода Сегри, заранее замысливший со своими убить доблестного Алабеса за сказанные им слова или еще кого-нибудь из Абенсеррахов. И, как это было заранее условлено, Магома Сегри дал сигнал вызвать с противной стороны Алабеса и напасть на него и на его отряд. И, сломив уже шесть копий, Сегри сказал своим сторонникам: «Пора теперь игре разгореться». И, взяв из рук слуги копье с очень острым наконечником из тонкой дамасской стали, он дождался, пока Алабес и восемь рыцарей его квадрильи по всем правилам игры вступят в бой со своими противниками; и в то время, как Алабес, хорошо закрывшись щитом, устремился на его отряд, Сегри выехал к нему навстречу и, хорошенько прицелившись в место, куда, как ему казалось, всего легче было его ранить, с такой силой метнул в него копье, что пробил насквозь щит, пробил рукав крепкой кольчуги, и острие глубоко вонзилось в руку. Алабес ощутил жестокую боль от удара, вернулся на свое место, осмотрел руку и, увидав, что она ранена и залита кровью, закричал Мусе и Абенсеррахам: «Рыцари! Чудовищное предательство совершили Сегри. Видите, я изменнически ранен!»
Абенсеррахи, пораженные этим случаем, тотчас же взялись за копья, дабы быть наготове.
Между тем Сегри и его квадрилья возвращались на свое место, когда разъяренный Алабес помчался им навстречу. И поскольку кобылица его была очень быстрой, он в одно мгновенье настиг их и ударил копьем его ранившего со словами: «Предатель! Ты здесь, на месте, заплатишь за нанесенную мне рану!» Копье пробило щит, пробило кольчугу и остановилось, лишь вонзившись на целую пядь в тело. Удар был настолько силен, что Сегри тотчас упал полумертвый со своего коня. Тогда обе стороны, увидевшие, что дело приняло серьезный оборот, вступили между собой в ожесточенную и кровопролитную битву. Перевес склонялся на сторону Сегри, так как они выступили более подготовленными, чем Абенсеррахи. Невзирая на это, отважные рыцари Абенсеррахи, Муса и храбрый Алабес наносили им существенный урон. Раздавались громкие крики, и возникло великое смятение. Король, увидевший кровопролитный бой и не знавший причины его возникновения, поспешно сошел с балкона, сел на красивую и хорошо разукрашенную кобылицу и, примчавшись на площадь, бросился между сражавшимися, разгоряченными боем рыцарями, размахивая своим жезлом и громко восклицая: «Прочь! Прочь!» Королю помогали восстанавливать мир не участвовавшие в распре знатные рыцари Гранады. Но на помощь Сегри подоспели Гомелы и Масы, а Абенсеррахам – Альморади и Венеги. Бой кипел ожесточенно, и не было средства остановить его. И тем не менее королю и рыцарям, не принадлежавшим к враждующим сторонам, удалось восстановить порядок. Доблестный Муса с Альморади и Венегами поднялся вверх по Сакатину, не останавливаясь до самой Альгамбры. Сегри отправились через ворота Бибаррамблы в замок Бильбатаубин, увозя с собой Магому Сегри, уже мертвого.
Все дамы и королева при виде резни и смятения с плачем отошли от окон: одни оплакивали братьев, другие – мужей, третьи – отцов, четвертые – возлюбленных, так что страшно и жалко было смотреть и слушать этих стенавших дам. Особенно предавалась горю прекрасная Фатима – дочь Магомы Сегри, убитого Алабесом. Ее всячески утешали, но плохо удавалось это, ибо не было для нее утешения.
Вот какой печальный конец имел этот праздник, повергший в великое смятение Гранаду. Про него сложили романс:
Разойдитесь, расступитесь,
Путь широкий дайте Мусе,
Кто в главе своей квадрильи
Едет в копья состязаться.
Тридцать рыцарей могучих
Вместе с ним Абенсеррахов,
Все одеты в голубые
И серебряные платья.
Буквы золотом и ленты
Покрывают их адарги.
Лебедей белее кони
С заплетенными хвостами.
Мчатся всадники, как ветер.
Через площадь Бибаррамблы.
Нет балкона, где б их видом
Не сражалось сердце дамы.
Рыцарей Сегри квадрилья
Выезжает с блеском равным;
Их одежды цвет зеленый
Вперемежку с цветом алым.
Аньяфилов звук певучий
Возвестил игры начало.
Завязалась битва в копья,
На игру похожа мало.
Закипел глухой враждою
Бой искусственный внезапно.
Из Сегри один пал мертвым;
Получил Алабес рану.
Молодой король увидел –
Из игры возникла распря;
На коня скорей вскочивши,
Поспешил на Бибаррамблу.
Разойдитесь, расступитесь,
Королю дорогу дайте!
Короля увидя с жезлом,
Бой враги свой прерывают.
Муса едет к Сакатину,
Вместе с ним Абенсеррахи.
Прочь Сегри с турнира едут
К Бильбатаубину замку.
Так игра сменилась в копья
Злою распрею в Гранаде.
Потрясена и взбудоражена была Гранада, ибо цвет рыцарства был вовлечен во вражду и распрю. Молодой король отягчен заботами и не знал, что предпринять против новых неприятностей, ежедневно возникающих при дворе. Он изо всех сил старался восстановить мир между враждующими рыцарями. Кроме того, он приказал произвести расследование: из-за чего возникла распря? И тогда выяснилось и стало очевидно, что зачинщиком явился Магома Сегри, павший в игре; стало известным и предательство, замышленное им против Абенсеррахов и Алабеса.
Король решил тогда судить Сегри и Гомелов; но рыцари Гранады сделали все возможное, чтобы он этого не делал. И потому враждующие стороны помирились друг с другом, и в Гранаде воцарился прежний мир.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Повествующая про горестное оплакивание прекрасной Фатимой смерти отца; а также про то, как прелестная Галиана вернулась бы в Альмерию, если бы не приехал ее отец; про то, как она была побеждена любовью храброго Саррасина и про столкновение последнего с Абенамаром под окнами королевского дворца
Обильные и безутешные слезы проливала прекрасная Фатима из-за смерти Магомы Сегри, своего отца; так сильна была ее скорбь, что ни королева и никто из дам двора не были в состоянии ее утешить. И от непрестанного и столь скорбного плача она исхудала и утратила большую часть своей красоты. Тогда решили увезти ее из Гранады, где она предавалась такой безграничной печали, в Альгаму, алькайдом которой был ее родственник, имевший прекрасную дочь, в чьем обществе Фатима могла бы несколько утишить свое горе .
Прекрасная Галиана, до той поры всегда остававшаяся свободной от любовной страсти, теперь настолько пленилась обаянием и красотой Амета Саррасина, что не знала, как ей быть. И так как уже истекал срок ее пребывания в Гранаде, то она решилась тайно послать своего верного пажа с приглашением к могучему Саррасину. Получив приглашение, храбрый мавр ни минуты не задержался и вместе с пажем отправился во дворец. Войдя в покои прекрасной Галианы, он нашел ее там совершенно одну. При виде его дама поднялась, вся изменившись в лице, а могучий Саррасин с величайшим почтением сказал ей, что он готов исполнить все, что она прикажет.
Красавица велела ему сесть на возвышении, устланном шелковым ковром, причудливым образом сделанным и разукрашенным. Сама села неподалеку от него. Они заговорили о минувших празднествах, о смерти Сегри и о вновь вспыхнувшей из-за этого вражде. Саррасин, свободно любовавшийся великой красотой Галианы, отвечал на все ее вопросы, а затем обратился к ней со следующими словами:
– Прекрасная сеньора! великим мужеством преисполняется счастливец, удостоившийся вблизи созерцать вашу чрезмерную красу. Да будет угодно аллаху, чтобы я смог совершить ради вас что-либо, вам угодное. Ибо – клянусь Магометом – я отдал бы всю мою жизнь только за то, чтобы доставить вам радость. Вы позвали меня, как знать, может быть, лишь затем, чтобы одним взглядом ваших прекрасных глаз даровать мне смерть; и если это так, то я рад моей смерти, раз мне ее дарует столь главная принцесса.
И, говоря эти слова, он не мог скрыть страсти, какую испытывал в душе; глубоко вздохнул и умолк.
Галиана очень обрадовалась, увидя эти доказательства и признаки вспыхнувшей любви у Саррасина, ибо она его уже любила всем сердцем за его изящество и благородство.
И так, сияя от радости, она ответила ему:
– Не следует удивляться тому, что мужчины покоряются при первом взгляде на даму и тотчас же открываются в своих чувствах. Но более удивительно, что позже они нарушают обеты верности, данные ими в первые дни любви. Поэтому нельзя верить словам и клятвам мужчин.
Саррасин ответил:
– Пусть лишит меня Магомет своего неба, если я не принадлежу вам всем сердцем и не желаю отдать всю свою жизнь только за вас, что было бы для меня величайшей честью. Клянусь вам как рыцарь и сын рыцаря: до самой смерти я не нарушу ничего из обещанного мною.
– Я очень хорошо знаю, что вы настолько добродетельный рыцарь, – возразила Галиана, – что выполните все вами обещанное, и потому я рада принять вас в свои рыцари. Но вам уже известно, что завтра я должна уехать в Альмерию, куда меня призывает мой отец, еще раньше оставивший Гранаду. Сейчас мы не можем больше здесь разговаривать, дабы не узнал про то король Гранады. Но сегодняшней ночью приходите под балкон этого зала в час, когда вас никто не сможет увидеть, и мы сможем поговорить с вами подробнее. А пока идите, и да хранит вас аллах.
Саррасин взял ее руки в свои и с силой сжал их; простившись, вышел из ее покоев самым счастливым мавром на свете. Он желал, чтобы поскорее наступила ночь, и каждый час ему казался годом, он проклинал солнце, медлившее в своем движении; ему казалось, будто оно нарочно задерживает свой ход по небу в этот день. Так он пробродил весь остаток дня, не будучи в состоянии найти себе место, где бы отдохнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Теперь возвратимся к нашей теме. Было уже два часа пополудни, когда рыцари и дамы окончили свой обед и когда на площадь выпустили черного быка, в высшей степени свирепого; нападая на человека, этот бык всякий раз запарывал его рогами – таково было его проворство, и ни один конь не мог от него умчаться – так он был скор.
– Стоило бы, – сказал король, – заколоть этого быка: очень он уж хорош.
Тут поднялся Малик Алабес и попросил у короля позволения выступить против могучего быка. Король ему позволил. Хотя Мусе тоже очень хотелось заколоть этого быка, но он, видя сильное желание Алабеса, смирил свое.
Алабес, откланявшись королю и придворным рыцарям, спустился с балкона и вышел на площадь. Здесь его слуги держали наготове красивого, в серых яблоках, коня. Этого коня прислал Алабесу в подарок его двоюродный брат, сын алькайда Велеса Алого и Белого, человек очень состоятельный. Отца этого алькайда предательски убили мавританские рыцари Алькифаи из зависти к его добродетели и к той любви, которую выказывал ему король. Но король хорошо отомстил за его убийство: из семи братьев-убийц ни один не ушел от секиры палача. А добрый алькайд Алабес, о ком здесь идет речь, получил алькайдию в Велесе Белом и всегда пользовался благосклонностью и любовью короля Аудалы, которого мы здесь называем Молодым королем. Так вот, от этого алькайда и был прислан конь, вскочив на которого Алабес сделал круг по площади, глядя на балконы и отыскивая глазами свою даму Коайду. И, нашедши ее, он заставил коня опуститься перед ее балконом на колени, сам же склонил голову до самой седельной луки, приветствуя свою даму. Затем он дал коню шпоры, и конь помчался, словно молния. Король и зрители восхитились ловкостью Алабеса; одним лишь Сегри не нравилось все это, так как они смотрели на него глазами, полными смертельной зависти.
В это время на площади раздались громкие крики; причиной их было то, что бык, промчавшись через всю площадь, опрокинул в своем беге свыше ста человек, причем шестерых из них забодал насмерть, и мчался, как орел, на Алабеса. Едва завидев его, Алабес легко соскочил с коня и, желая показать в этот день великую ловкость, пеший двинулся навстречу быку с плащом в левой руке. Бык бросился на него, чтобы забодать, но храбрый Алабес, положившись на мужество своего сердца, ждал его. И в ту минуту, когда бык опустил голову, чтобы боднуть его рогами, Алабес метнул ему в глаза левой рукой плащ и, отклонившись немного в сторону, правой рукой крепко ухватился за его правый рог, а затем с большой быстротой схватил другой рукой и левый рог и так крепко держал их, что бык не мог его ударить. Схваченный бык пытался высвободиться, выделывая дикие прыжки, поднимая каждый раз при этом Алабеса с земли. Храбрый мавр попал явно в немалую опасность и почти раскаивался в том, что начал эту сомнительную и рискованную затею. Но, будучи отважным и смелым, он не упал духом, а с удвоенной силой и отвагой боролся с быком, как подобало сыну доблестного алькайда Веры, павшего в Лорке в кровопролитной битве при Альпорчонах, как мы про то рассказывали в начале нашего повествования. Бык ревел и все старался поймать его на рога, но благодаря искусству мавра никак ему не удавалось осуществить свое намерение. Алабесу показалось неправильным бороться таким способом с разъяренным животным: он уперся быку в левый бок и, пустив в ход всю свою силу и ловкость, так повернул ему рога, что тот упал, и рога его воткнулись в землю. Удар от падения был так велик, что показалось, будто рухнула гора, и бык не был в состоянии подняться. Видя это, добрый Малик Алабес оставил его в покое, взял свой плащ из прекрасного шелка, вернулся к коню, которого держали его слуги и, не ставя ногу в стремя, легко вскочил в седло. Все присутствующие были восхищены его мужеством и силой. Спустя некоторое время бык поднялся на ноги, но весь его пыл исчез. Король велел позвать к себе Алабеса, который пришел на зов со скромным видом, словно он ничего и не совершил. Король же сказал ему:
– Поистине, Алабес, ты выказал себя смелым и стойким рыцарем. За это назначаю тебя начальником над сотней всадников, и будь алькайдом крепости Кантории; это хорошая и доходная алькайдия.
Алабес поцеловал королю руку за оказанную милость.
Между тем уже было четыре часа пополудни, и король повелел трубить к посадке на коней. Услышав сигнал, все рыцари – участники игры – поспешно стали приготовляться к выезду.
Бой быков кончился, площадь опустела.
Но вот зазвучала музыка труб, атабалов , аньяфилов, и с улицы Сакатин выехал на площадь благородный Муса во главе своей квадрильи. Они ехали по четыре в ряд и с таким красивым видом и ловкостью, что можно было на них залюбоваться. Проехав в названном порядке, они затем смешались в одну толпу, легкие словно ветер. Тридцать рыцарей было в этой квадрилье, все славные рыцари Абенсеррахи, один только Алабес среди них происходил из другого рода, но они приняли его в свой отряд за его доблесть. Выше мы уже рассказали про их одежды и девизы. И так они были хороши, что не осталось ни одной дамы, не уязвленной любовью. И, правда, было на кого посмотреть в этой квадрилье Абенсеррахов, выехавших на кобылах, белых как снег.
И если прекрасны были Абенсеррахи, не менее нарядными и красивыми выступили Сегри, одетые в алое и зеленое, с голубым оперением шлемов, все на гнедых конях, и у каждого на щите находилась одна и та же эмблема: на голубой ленте закованный в цепи лев и девичья рука, держащая конец цепи. Девиз гласил: «Высшая сила – любовь». Они выехали на площадь по четыре в ряд, все вместе проделали изящную круговую фигуру, произвели шуточный бой, и настолько искусно, что понравились не меньше Абенсеррахов.
Но вот обе квадрильи заняли свои места, взялись за легкие копья, оставив тяжелые, и под звуки труб и гобоев начали с большим блеском игру, выступив восемь на восемь. Абенсеррахи, сразу заметившие голубые перья Сегри – известное отличие самих Абенсеррахов, – пытались, насколько могли, сбить их копьями, но Сегри настолько тщательно прикрывались своими щитами, что Абенсеррахам не удавалось исполнить свое намерение; игра протекала горячо и бурно, однако по всем правилам, так что смотреть на нее было одно удовольствие.
Праздник окончился бы очень мирно, если бы это оказалось угодным судьбе; но судьба коварна, и ей было угодно, чтобы взаимная вечная вражда родов Абенсеррахов и Сегри довела до гибели обе враждующие стороны, как мы про то расскажем в дальнейшем. Вражда особенно обострилась с этого несчастного празднества, и причиной всему злу явился Магома Сегри – глава рода Сегри, заранее замысливший со своими убить доблестного Алабеса за сказанные им слова или еще кого-нибудь из Абенсеррахов. И, как это было заранее условлено, Магома Сегри дал сигнал вызвать с противной стороны Алабеса и напасть на него и на его отряд. И, сломив уже шесть копий, Сегри сказал своим сторонникам: «Пора теперь игре разгореться». И, взяв из рук слуги копье с очень острым наконечником из тонкой дамасской стали, он дождался, пока Алабес и восемь рыцарей его квадрильи по всем правилам игры вступят в бой со своими противниками; и в то время, как Алабес, хорошо закрывшись щитом, устремился на его отряд, Сегри выехал к нему навстречу и, хорошенько прицелившись в место, куда, как ему казалось, всего легче было его ранить, с такой силой метнул в него копье, что пробил насквозь щит, пробил рукав крепкой кольчуги, и острие глубоко вонзилось в руку. Алабес ощутил жестокую боль от удара, вернулся на свое место, осмотрел руку и, увидав, что она ранена и залита кровью, закричал Мусе и Абенсеррахам: «Рыцари! Чудовищное предательство совершили Сегри. Видите, я изменнически ранен!»
Абенсеррахи, пораженные этим случаем, тотчас же взялись за копья, дабы быть наготове.
Между тем Сегри и его квадрилья возвращались на свое место, когда разъяренный Алабес помчался им навстречу. И поскольку кобылица его была очень быстрой, он в одно мгновенье настиг их и ударил копьем его ранившего со словами: «Предатель! Ты здесь, на месте, заплатишь за нанесенную мне рану!» Копье пробило щит, пробило кольчугу и остановилось, лишь вонзившись на целую пядь в тело. Удар был настолько силен, что Сегри тотчас упал полумертвый со своего коня. Тогда обе стороны, увидевшие, что дело приняло серьезный оборот, вступили между собой в ожесточенную и кровопролитную битву. Перевес склонялся на сторону Сегри, так как они выступили более подготовленными, чем Абенсеррахи. Невзирая на это, отважные рыцари Абенсеррахи, Муса и храбрый Алабес наносили им существенный урон. Раздавались громкие крики, и возникло великое смятение. Король, увидевший кровопролитный бой и не знавший причины его возникновения, поспешно сошел с балкона, сел на красивую и хорошо разукрашенную кобылицу и, примчавшись на площадь, бросился между сражавшимися, разгоряченными боем рыцарями, размахивая своим жезлом и громко восклицая: «Прочь! Прочь!» Королю помогали восстанавливать мир не участвовавшие в распре знатные рыцари Гранады. Но на помощь Сегри подоспели Гомелы и Масы, а Абенсеррахам – Альморади и Венеги. Бой кипел ожесточенно, и не было средства остановить его. И тем не менее королю и рыцарям, не принадлежавшим к враждующим сторонам, удалось восстановить порядок. Доблестный Муса с Альморади и Венегами поднялся вверх по Сакатину, не останавливаясь до самой Альгамбры. Сегри отправились через ворота Бибаррамблы в замок Бильбатаубин, увозя с собой Магому Сегри, уже мертвого.
Все дамы и королева при виде резни и смятения с плачем отошли от окон: одни оплакивали братьев, другие – мужей, третьи – отцов, четвертые – возлюбленных, так что страшно и жалко было смотреть и слушать этих стенавших дам. Особенно предавалась горю прекрасная Фатима – дочь Магомы Сегри, убитого Алабесом. Ее всячески утешали, но плохо удавалось это, ибо не было для нее утешения.
Вот какой печальный конец имел этот праздник, повергший в великое смятение Гранаду. Про него сложили романс:
Разойдитесь, расступитесь,
Путь широкий дайте Мусе,
Кто в главе своей квадрильи
Едет в копья состязаться.
Тридцать рыцарей могучих
Вместе с ним Абенсеррахов,
Все одеты в голубые
И серебряные платья.
Буквы золотом и ленты
Покрывают их адарги.
Лебедей белее кони
С заплетенными хвостами.
Мчатся всадники, как ветер.
Через площадь Бибаррамблы.
Нет балкона, где б их видом
Не сражалось сердце дамы.
Рыцарей Сегри квадрилья
Выезжает с блеском равным;
Их одежды цвет зеленый
Вперемежку с цветом алым.
Аньяфилов звук певучий
Возвестил игры начало.
Завязалась битва в копья,
На игру похожа мало.
Закипел глухой враждою
Бой искусственный внезапно.
Из Сегри один пал мертвым;
Получил Алабес рану.
Молодой король увидел –
Из игры возникла распря;
На коня скорей вскочивши,
Поспешил на Бибаррамблу.
Разойдитесь, расступитесь,
Королю дорогу дайте!
Короля увидя с жезлом,
Бой враги свой прерывают.
Муса едет к Сакатину,
Вместе с ним Абенсеррахи.
Прочь Сегри с турнира едут
К Бильбатаубину замку.
Так игра сменилась в копья
Злою распрею в Гранаде.
Потрясена и взбудоражена была Гранада, ибо цвет рыцарства был вовлечен во вражду и распрю. Молодой король отягчен заботами и не знал, что предпринять против новых неприятностей, ежедневно возникающих при дворе. Он изо всех сил старался восстановить мир между враждующими рыцарями. Кроме того, он приказал произвести расследование: из-за чего возникла распря? И тогда выяснилось и стало очевидно, что зачинщиком явился Магома Сегри, павший в игре; стало известным и предательство, замышленное им против Абенсеррахов и Алабеса.
Король решил тогда судить Сегри и Гомелов; но рыцари Гранады сделали все возможное, чтобы он этого не делал. И потому враждующие стороны помирились друг с другом, и в Гранаде воцарился прежний мир.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Повествующая про горестное оплакивание прекрасной Фатимой смерти отца; а также про то, как прелестная Галиана вернулась бы в Альмерию, если бы не приехал ее отец; про то, как она была побеждена любовью храброго Саррасина и про столкновение последнего с Абенамаром под окнами королевского дворца
Обильные и безутешные слезы проливала прекрасная Фатима из-за смерти Магомы Сегри, своего отца; так сильна была ее скорбь, что ни королева и никто из дам двора не были в состоянии ее утешить. И от непрестанного и столь скорбного плача она исхудала и утратила большую часть своей красоты. Тогда решили увезти ее из Гранады, где она предавалась такой безграничной печали, в Альгаму, алькайдом которой был ее родственник, имевший прекрасную дочь, в чьем обществе Фатима могла бы несколько утишить свое горе .
Прекрасная Галиана, до той поры всегда остававшаяся свободной от любовной страсти, теперь настолько пленилась обаянием и красотой Амета Саррасина, что не знала, как ей быть. И так как уже истекал срок ее пребывания в Гранаде, то она решилась тайно послать своего верного пажа с приглашением к могучему Саррасину. Получив приглашение, храбрый мавр ни минуты не задержался и вместе с пажем отправился во дворец. Войдя в покои прекрасной Галианы, он нашел ее там совершенно одну. При виде его дама поднялась, вся изменившись в лице, а могучий Саррасин с величайшим почтением сказал ей, что он готов исполнить все, что она прикажет.
Красавица велела ему сесть на возвышении, устланном шелковым ковром, причудливым образом сделанным и разукрашенным. Сама села неподалеку от него. Они заговорили о минувших празднествах, о смерти Сегри и о вновь вспыхнувшей из-за этого вражде. Саррасин, свободно любовавшийся великой красотой Галианы, отвечал на все ее вопросы, а затем обратился к ней со следующими словами:
– Прекрасная сеньора! великим мужеством преисполняется счастливец, удостоившийся вблизи созерцать вашу чрезмерную красу. Да будет угодно аллаху, чтобы я смог совершить ради вас что-либо, вам угодное. Ибо – клянусь Магометом – я отдал бы всю мою жизнь только за то, чтобы доставить вам радость. Вы позвали меня, как знать, может быть, лишь затем, чтобы одним взглядом ваших прекрасных глаз даровать мне смерть; и если это так, то я рад моей смерти, раз мне ее дарует столь главная принцесса.
И, говоря эти слова, он не мог скрыть страсти, какую испытывал в душе; глубоко вздохнул и умолк.
Галиана очень обрадовалась, увидя эти доказательства и признаки вспыхнувшей любви у Саррасина, ибо она его уже любила всем сердцем за его изящество и благородство.
И так, сияя от радости, она ответила ему:
– Не следует удивляться тому, что мужчины покоряются при первом взгляде на даму и тотчас же открываются в своих чувствах. Но более удивительно, что позже они нарушают обеты верности, данные ими в первые дни любви. Поэтому нельзя верить словам и клятвам мужчин.
Саррасин ответил:
– Пусть лишит меня Магомет своего неба, если я не принадлежу вам всем сердцем и не желаю отдать всю свою жизнь только за вас, что было бы для меня величайшей честью. Клянусь вам как рыцарь и сын рыцаря: до самой смерти я не нарушу ничего из обещанного мною.
– Я очень хорошо знаю, что вы настолько добродетельный рыцарь, – возразила Галиана, – что выполните все вами обещанное, и потому я рада принять вас в свои рыцари. Но вам уже известно, что завтра я должна уехать в Альмерию, куда меня призывает мой отец, еще раньше оставивший Гранаду. Сейчас мы не можем больше здесь разговаривать, дабы не узнал про то король Гранады. Но сегодняшней ночью приходите под балкон этого зала в час, когда вас никто не сможет увидеть, и мы сможем поговорить с вами подробнее. А пока идите, и да хранит вас аллах.
Саррасин взял ее руки в свои и с силой сжал их; простившись, вышел из ее покоев самым счастливым мавром на свете. Он желал, чтобы поскорее наступила ночь, и каждый час ему казался годом, он проклинал солнце, медлившее в своем движении; ему казалось, будто оно нарочно задерживает свой ход по небу в этот день. Так он пробродил весь остаток дня, не будучи в состоянии найти себе место, где бы отдохнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44