Когда, наконец, это случилось, то было оно из разряда совершенно непредсказуемых.
Розали Пэттон была последней Козочкиной соседкой, которая «изнашивала» своих соседок по комнате так же быстро, как и свою обувь. Розали была обаятельной малышкой, олицетворением всего женственного. Вдовушка поселила их вдвоем в надежде, что благовоспитанный пример Розали сможет утихомирить буйный нрав Козочки. Но пока что Козочка пребывала в своем обычном настроении, тогда как Розали выглядела усталой.
Потом все изменилось.
Однажды вечером Розали ворвалась в комнату Пэтти Уайатт в состоянии крайнего изумления.
– Ты можешь себе представить? – воскликнула она. – Козочка Маккой говорит, что она хочет быть леди!
– Кем? – Пэтти вынырнула из своего банного полотенца, которым растирала лицо.
– Леди . Сейчас она сидит и украшает бледно-голубой ленточкой вышивку на своем вечернем платье.
– Что с ней случилось? – задала вопрос Пэтти.
– Она читает книгу, которую привезла обратно Мэй Мертель.
Розали по-турецки уселась на сиденье у окна, изящными волнами расположила на коленях складки розового кимоно и живописно распустила по плечам волнистые золотые волосы, уложенные в две косы. Она переоделась ко сну и могла растянуть свой визит до последнего удара колокола, возвещавшего об отбое.
– Какую книгу? – спросила Пэтти с несколько небрежной ноткой в голосе.
Розали могла ворваться в комнату с поразительным заявлением, после чего, завладев всеобщим вниманием, пускалась в бесконечное, запутанное изложение фактов, сопровождаемое антикульминационными точками.
– В ней говорится об очаровательной юной англичанке, чей отец владел чайной плантацией в Азии… или, кажется, в Африке. Во всяком случае, там, где жарко и где водится множество аборигенов, змей и сороконожек. Ее матушка умерла и ее отправили на родину, в школу-интернат, когда она была еще совсем крошкой. Ее отец был очень плохим человеком. Он пил, сквернословил и курил. Единственное, что удерживало его от падения на самое дно пропасти, была мысль о его милой златокудрой дочурке в Англии.
– Ну, и что из этого? – спросила Пэтти, вежливо подавляя зевок. У Розали была манера впадать в «златокудрую» сентиментальность, если кто-нибудь решительно не останавливал ее.
– Погоди! Я подхожу к этому. Когда ей исполнилось семнадцать лет, она вернулась в Индию, чтобы заботиться о своем отце, но вскоре после этого с ним случился солнечный удар, и он умер. И на смертном одре он препоручил Розамунду – так ее звали – своему лучшему другу, дабы он довершил ее воспитание. Итак, когда Розамунда стала жить у своего попечителя и присматривать за его хижиной, наведя в ней красоту, уют и комфорт, она больше не позволяла ему пить, курить или ругаться. И когда он оглянулся на свое прошлое…
– Его замучило раскаяние при мысли о потерянных годах, – бойко дополнила Пэтти, – и он пожалел, что раньше он был не так достоин того ласкового женского влияния, которое вошло в его грешную жизнь.
– Ты читала ее! – сказала Розали.
– Насколько мне известно, нет, – ответила Пэтти.
– В любом случае, – с вызовом произнесла Розали, – они полюбили друг друга и поженились…
– А ее папа с мамой, взирая с небес, с улыбкой благословили дорогую дочку, которая принесла столько счастья одинокому сердцу?
– М-мм… да, – подтвердила Розали в недоумении.
Не было не одной сентиментальной вещицы, которую бы она не проглотила, однако по своему унизительному опыту она знала, что Пэтти была не столь прожорлива.
– Очень трогательная история, – заметила Пэтти, – но при чем здесь Козочка Маккой?
– Ну как же, разве не ясно? – фиалковые глаза Розали заинтересованно расширились. – Это точь-в-точь собственная история Козочки! Я поняла это, как только увидела книгу, и я провела ужаснейшее время, пытаясь заставить ее прочитать. Вначале она насмехалась над ней, но после того, как вникла в содержание, она оценила сходство. Теперь она говорит, что это была Рука Судьбы.
– История Козочки? Что ты имеешь в виду? – Пэтти стало интересно.
– У Козочки есть безнравственный попечитель англичанин, прямо как у Розамунды в книге. Во всяком случае, он англичанин и она считает, что он, вероятно, безнравственен. Таково большинство фермеров-скотоводов. Он живет совсем один, если не считать его приятелей-погонщиков, и его дом нуждается в ласковом женском влиянии. Поэтому Козочка решила стать леди, вернуться, выйти замуж за Попи и осчастливить его на всю оставшуюся жизнь.
Пэтти упала на кровать и покатилась со смеху. Розали поднялась и взглянула на нее с некоторой суровостью.
– Не вижу ничего смешного, я считаю, это очень романтично.
– Козочка оказывает ласковое женское влияние! – захлебываясь, сказала Пэтти. – Она даже одного часа не может изображать из себя леди. Если ты думаешь, что она способна побыть один…
– Любовь, – изрекла Розали, – совершала еще не такие чудеса, – поживем – увидим.
И школа действительно увидела. Исправление Козочки Маккой стало сенсацией года. Учителя приписали радостную перемену в ее поведении доброму влиянию Розали и, несмотря на то, что почувствовали невыразимое облегчение, они не надеялись, что это надолго. Но неделя проходила за неделей, а это все продолжалось.
Козочка Маккой больше не откликалась на «Козочку». Она попросила своих подруг называть ее Маргаритой. Она перестала употреблять сленг и научилась вышивать; ночи напролет она сидела с восхитительно грустным видом, в отчаянии ломая руки над «Европейскими путешествиями» и «Историей искусств», тогда как раньше, ерзая битый час, приводила своих соседок в бешенство. По собственному почину она засела за гаммы. Причину она сообщила по секрету Розали, а Розали – всей остальной школе.
Им на ранчо требовалось благотворное воздействие музыки. Одноглазый Джо играл на аккордеоне, и это была единственная музыка. Вся школа представляла себе обновленную Маргариту в белом платье, в сумерках сидящей за пианино и нежно напевающей «Розарий», в то время как Попи наблюдает за ней, скрестив руки; а ковбои, чьи длинные охотничьи ножи вложены в сапоги, как в ножны, и свернутые кольцами арканы покоятся на плечах, собрались у открытого окна.
В этом году на великопостные богослужения, которые мятежная Козочка сносила по принуждению, явилась восхитительно благоговейная Маргарита. При виде мисс Маккой, которая, потупя взор и кротко сжимая в руках свой молитвенник, шла по проходу между рядами в церкви, вся школа испытала волнующую нервную дрожь. Обычно в атмосфере витражных стекол Троицкой капеллы она была так же не к месту, как необъезженный мустанг.
Это удивительное преображение продолжалось семь недель. Школа почти начала забывать о том, что было время, когда Козочка Маккой не была леди.
И вот однажды от Попи пришло письмо с новостью, что он едет в восточные штаты проведать свою маленькую девочку. В Южном Коридоре царило приглушенное волнение. Розали, Маргарита и группа соседей серьезно совещались относительно того, что она должна надеть и как должна себя вести. Наконец пришли к согласию насчет белого муслина и голубых лент. Они долго размышляли, стоит ли ей его целовать, но Розали решила, что не стоит.
– Когда он тебя увидит, – объяснила она, – на него должно нахлынуть осознание того, что ты больше не ребенок. За прошедшие три года ты стала взрослой девушкой. И он почувствует безотчетное смущение в твоем присутствии.
– М-мм, – проговорила Маргарита в некотором сомнении. – Я на это надеюсь.
Попи приехал в воскресный день. Школа – вся как один – прильнула носами к окнам, наблюдая за его приближением. Они, пожалуй, рассчитывали на фланелевую рубашку и сапоги со шпорами, ну, во всяком случае, на сомбреро. Но следует произнести ужасную правду. Он носил сюртук самого безукоризненного покроя, шелковую шляпу и трость, а также белую гардению в петлице. Глядя на него, можно было поклясться, что он в жизни не видел ни пистолета, ни аркана. Ему на роду было написано передавать блюдо в церкви.
Однако самое худшее было впереди.
Он подготовил сюрприз для своей маленькой подопечной. Когда придет время возвращаться на ранчо, она должна будет прийти в настоящий дом. Ласковое женское влияние должно было превратить его в подобающее молодой девушке жилище. Попи был не один. Его сопровождала невеста – высокая, белокурая, красивая женщина с низким голосом и изящными манерами. После обеда она пела для девочек и, когда шестьдесят четыре пары глаз изучали прекрасное явление, шестьдесят четыре, нет, шестьдесят три ее слушательницы решили, когда вырастут, стать такими же, как она. Маргарита исполняла обязанности хозяйки дома в состоянии ошеломленного непонимания. Ее придуманный за семь недель мир рассыпался за один час, и у нее не было времени к этому приспособиться. Никогда – она отлично это поняла – не смогла бы она состязаться в женственности с женой Попи. Дело было не в ней, даже если бы она начала тренироваться с колыбели.
Они вернулись в город вечером, и в присутствии всей школы Попи погладил ее по голове и велел ей быть хорошей маленькой Козочкой и слушаться учителей. Его жена, чьи плечи обнимала охраняющая рука, поцеловала ее в лоб и назвала «милой доченькой».
После воскресной вечерни следовало два свободных часа. Учительницы собирались во Вдовушкином кабинете, чтобы выпить кофе и побеседовать, а девочки, вероятно, писали домой письма. Но в этот вечер Южному Коридору было не до таких мирных занятий. Маргарита Маккой переживала атавизм. Выражаясь ее собственным колоритным языком, она «открыла стрельбу по городу».
Отголоски оргии достигли, наконец, первого этажа, где проходил kaffee klatsch. Мисс Лорд на цыпочках отправилась на разведку.
Мисс Маккой, вырядившись в некогда живописную шляпу, нахлобученную на ухо, короткую спортивную юбочку, розовые чулки и розовый же кушак, взобралась на стол и изображала, как танцуют клогданс на руднике, а ее аудитория исполняла на расческах рэгтайм и хлопала в ладоши.
– Маргарита! Слезай! – вдруг испуганно крикнул кто-то, перекрывая шум.
– Не нужно называть меня Маргаритой. Я Козочка Маккой из Крипл-Крик.
Заметив мисс Лорд, возвышавшуюся поверх голов столпившихся в дверях зрителей, она неожиданно слезла со стола. В кои-то веки у мисс Лорд не нашлось слов. Она смотрела во все глаза в течение трех минут, наконец, ей удалось выговорить:
– Воскресный вечер проведете в церковной школе!
Зрители разошлись, а мисс Лорд и мисс Маккой остались наедине. Розали сбежала в самые дальние пределы досягаемости Райской Аллеи и, трепеща, целый час обсуждала с Пэтти и Конни возможные виды наказания. Прозвучал отбой, и только тогда она осмелилась прокрасться назад, в неосвещенный Южный Коридор. С постели Маргариты доносились глухие рыдания. Розали опустилась на колени и одной рукой обняла свою соседку по комнате. Рыдания прекратились, и Маргарита неподвижно затаила дыхание.
– Козочка, – произнесла она утешительно, – не обращай внимания на Лорди – она противная старуха, которая сует нос в чужие дела! Что она сказала?
– Мне нельзя покидать территорию школы целый месяц, я должна выучить наизусть пять псалмов и принять п-пятьдесят взысканий.
– Пятьдесят! Но это чудовищно! Ты же их никогда не отработаешь. Она не имела права поднимать шум, когда ты так долго вела себя хорошо.
– Мне все равно! – свирепо сказала Козочка, силясь высвободиться из объятий Розали. – Больше у нее не будет возможности назвать меня своей милой доченькой.
X. Лук и орхидеи
«Периметры подобных многоугольников равняются сумме их гомологичных сторон.»
Устроившись возле раскрытого классного окна и не сводя глаз с лавины белых лепестков на вишневом дереве, которое внезапно расцвело, Пэтти в двадцатый раз мечтательно заверила себя в этой важной истине.
Ей было особенно необходимо закончить учить уроки как можно скорее, поскольку была суббота и она собиралась в город с группой Мадмуазель, чтобы провести часок в кресле зубного врача. Однако погода не располагала к сосредоточенному усилию. По прошествии часа вялой учебы она закрыла учебник геометрии и пошла наверх одеваться, тогда как те, кто оставались дома, должны были заниматься еще целый час.
Наверх-то она пошла, но успела пройти совсем немного. Проходя мимо открытой двери, ведущей к черному ходу, она вышла на улицу, чтобы поближе рассмотреть вишневое дерево; после чего не спеша пошла по аллее из вьющихся растений, чтобы проверить, как там глициния; оттуда был всего один шаг до тропинки, на которой в два ряда росли яблони с розовыми макушками. Не успев опомниться, Пэтти оказалась верхом на каменной стене в конце нижнего пастбища. Позади нее простирались владения «Святой Урсулы». Перед нею был весь мир.
Она сидела на вершине стены и болтала ногами по ту сторону школьных границ. Самым поистине возмутительным преступлением в «Святой Урсуле» считалось выйти без разрешения за пределы территории школы. Пэтти сидела и глядела во все глаза на запретную землю. Она знала, что у нее нет времени для праздного сидения, если она хочет поспеть на «катафалк», поезд и кресло стоматолога. Но она продолжала сидеть и мечтать. В конце концов, вдалеке, через поля на шоссе, она заметила «катафалк», весело кативший на станцию. Тогда ее осенило, что она забыла доложиться Мадмуазель о том, что едет, и что Мадмуазель, соответственно, не станет ее искать. В школе, разумеется, будут думать, что она поехала, и тоже не станут ее разыскивать. Так, без какого-либо заранее продуманного нарушения закона, она оказалась на свободе!
Она посидела еще несколько мгновений, дабы свыкнуться с этим ощущением. Потом соскользнула со стены и бросилась бежать подобно радостному, молодому мятежнику в поисках приключений. Последовав за веселым течением ручья, она нырнула в овраг, густо опутанный растениями, в лесистую местность, помчалась вниз по склону холма и через болотистый луг, весело перескакивая с кочки на кочку, но иногда не попадая и шлепая мимо. Она громко смеялась над этими неприятностями, махала руками и бежала наперегонки с ветром. К восхитительному ощущению свободы примешивалось восхитительное ощущение непослушания. Это сочетание одурманивало.
И так, неизменно следуя за ручьем, она попала, наконец, в другой лес – не в девственный, как вначале, но в лес окультуренный, прирученный. Высохшие ветки были срезаны, под деревьями – тщательно убрано. Ручей плавно тек меж окаймленными папоротником берегами, под грубыми деревянными мостиками, изредка образуя пруды, поверхность которых устилали водяные лилии. Мшистые тропки, усеянные камнями, уводили в таинственные чащи, куда не мог проникнуть глаз: листья выросли ровно настолько, чтобы наполовину скрывать и манить. Трава была усыпана звездчатыми крокусами. Это напоминало заколдованный лес из сказки.
Однако этот второй лес окаймляла прочная каменная стена, по верху которой были пущены четыре ряда колючей проволоки. Через определенные промежутки появлялись знаки, – три из которых были видны с места, где стояла Пэтти, – указывающие на то, что это частные владения и что вторгшиеся лица будут наказаны по всей строгости закона.
Пэтти отлично знала, кому это принадлежит: она часто проходила мимо выходящих на другую дорогу парадных ворот. Поместье славилось на всю округу и, коли на то пошло, на все Соединенные Штаты. Оно охватывало территорию размером в 500 акров и принадлежало известному – или печально известному – мультимиллионеру. Звали его Сайлас Уэзерби, и он был основателем множества Мерзких Корпораций. У него имелись прекрасные оранжереи, изобилующие тропическими растениями, подземный итальянский сад, коллекция произведений искусства и картинная галерея. Он был раздражительным, чудаковатым старикашкой, вечно замешанным в полудюжине судебных тяжб. Он ненавидел газеты, и газеты ненавидели его. Особенно дурной репутацией он пользовался в «Святой Урсуле», поскольку в ответ на вежливо составленное директрисой письмо с просьбой о том, чтобы класс по искусству смог посмотреть его Боттичелли, а класс по ботанике – его орхидеи, он неучтиво ответил, что не позволит такому количеству школьниц носиться по его дому: стоит ему разрешить им прийти в этом году, как ему придется это сделать и в следующем, а он не желает создавать прецедента.
Пэтти посмотрела на знаки с надписью «Не вторгаться» и колючую проволоку и взглянула на лес по ту сторону. Если ее поймают, рассудила она, то ничего ей не сделают, разве что выгонят вон. В наши дни людей не сажают в тюрьму за мирную прогулку в чужом лесу. Кроме того, миллионер находился на каком-то собрании директоров в Чикаго. Эту соседскую сплетню она почерпнула сегодня утром из ежедневной прессы, которую внимательно просматривала раз в неделю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18