— Тебе идет эта одежда, — заметил он. — Конечно, при своем первом появлении ты была еще красивее, но зато твой нынешний наряд больше подходит для полуночных прогулок по пляжу.
— Ты сумасшедший, если думаешь, что я отправлюсь с тобой на прогулку по пляжу.
— Это недалеко, — сказал он, не обратив внимания на мои слова. — Мы пройдем по берегу до кабаре. У них там подают мятный чай и исполняют танец живота. Тебе понравится, дорогая. В Алжире женщины ходят в паранджах, но танец живота исполняют мужчины!
Я покачала головой и поплелась следом за ним к двери. Соларин сам запер за нами номер — он отобрал у меня ключ и положил его в карман.
В ярком свете луны волосы Соларина отливали серебром, в глазах появился какой-то таинственный блеск. Мы брели по узкой полоске пляжа. Берег плавно изгибался, и нам были видны огни Алжира вдалеке. Волны тихо набегали на темный песок.
— Ты прочитала газету, которую я прислал тебе? — спросил Соларин.
— Ее прислал ты? Но почему?
— Мне хотелось, чтобы ты знала: то, что Фиске был убит, стало известно полиции. Как я тебе и обещал.
— Его смерть меня не касается, — заметила я и остановилась, чтобы вытряхнуть из тапок песок.
— Касается, я же говорил тебе. Ты что, думаешь, я пролетел шесть тысяч миль, чтобы залезть в окно твоей спальни? — Он начал проявлять нетерпение. — Я же предупреждал тебя об опасности. Мой английский, конечно, небезупречен, но, кажется, я говорю на твоем родном языке лучше, чем ты его понимаешь.
— Единственный человек, которого мне следует опасаться, — это ты, — фыркнула я. — Откуда мне знать, что это не ты убил Фиске? В последний раз, когда я тебя видела, если помнишь, ты украл мой портфель и оставил меня с телом шофера моих друзей. Может, ты и Сола тоже убил, а потом оставил меня, прихватив мой портфель?
— Ну да, я и убил его, — спокойно признался Соларин. Я застыла на месте, а он с любопытством смотрел мне в лицо. — Кто еще мог это сделать?
Мне казалось, я не могу произнести ни звука. Мои ноги увязли в песке, кровь в жилах застыла. Я прогуливалась по пустынному пляжу с убийцей!
— Могла бы сказать мне «спасибо», — заявил Соларин. — За то, что я унес твой портфель. Из-за него тебя могли заподозрить в убийстве. Черт, мне было ужасно трудно вернуть его.
От такой наглости я рассвирепела окончательно. Перед глазами у меня стояло белое лицо Сола, лежащего на каменной плите. Теперь я знала, что это Соларин положил его туда.
— Угу, спасибо тебе огромное! — зашипела я в ярости. — Какого черта, неужто ты в самом деле убил его? Ты притащил меня сюда и говоришь, что убил невинного человека?
— Потише, пожалуйста. — Соларин сердито схватил меня за руку и посмотрел мне в глаза. — По-твоему, было бы лучше, если б он убил меня?
— Сол?! — фыркнула я.
Я вырвала свою руку и повернулась, чтобы уйти, но Соларин снова схватил меня и повернул к себе лицом.
— Заниматься твоей безопасностью, как говорите вы, американцы, все равно что иметь занозу в заднице, — заявил он.
— Мне не нужна никакая защита, благодарю, — прошипела я. — И в последнюю очередь мне надо, чтобы меня защищал убийца. Словом, ступай и передай тому, кто тебя послал…
— Послушай!..
Соларин явно вышел из себя. Он положил руки мне на плечи и стиснул зубы, затем посмотрел на луну и сделал глубокий вдох. Без сомнения, досчитал до десяти.
— Послушай, — произнес он уже спокойней. — Что, если я скажу тебе, что это Сол убил Фиске? И что я единственный, кто знал об этом? Поэтому он и пытался прикончить меня. Когда ты начнешь меня слушать?
Его зеленые глаза изучающе уставились на меня, но я ни о чем не могла думать. Мой ум пребывал в смятении. Сол — убийца? Я закрыла глаза и попыталась сосредоточиться, однако в голову ничего не приходило.
— Ладно, выкладывай, — сказала я.
Соларин усмехнулся, глядя на меня. Даже при свете луны его улыбка казалась ослепительной.
— Пошли. — Его рука лежала у меня на плечах, и он снова развернул меня в обратную сторону. — Я не могу ни думать, ни говорить, ни играть в шахматы, когда у меня нет возможности двигаться.
Некоторое время мы шли молча, пока он собирался с мыслями.
— Наверное, будет лучше, если я начну с самого начала, — наконец сказал Соларин.
Я кивнула, чтобы он продолжал.
— Во-первых, я хочу, чтобы ты знала: меня совершенно не интересовало участие в турнире, на котором ты меня видела. Существовала договоренность с моим правительством, своего рода прикрытие для того, чтобы я смог спокойно приехать в Нью-Йорк, где у меня было неотложное дело.
— Какое такое дело? — спросила я.
— Погоди, дойдем и до этого.
Мы шли у самой воды, волны едва не доставали до наших ног. Вдруг Соларин нагнулся и подобрал маленькую темную раковину, которая была почти полностью засыпана песком. При свете луны ее изнанка блестела перламутром.
— Жизнь существует везде, — пробормотал он и отдал мне ракушку. — Даже на дне моря. И везде ее пытается уничтожить человеческая глупость.
— Этот моллюск умер не оттого, что ему свернули шею, — заметила я. — Ты что, профессиональный убийца? Как ты мог, пробыв с человеком в комнате пять минут, убить его?
Я зашвырнула ракушку подальше в море. Соларин вздохнул, и мы снова побрели по пляжу.
— Когда я увидел, что Фиске жульничает, — произнес он, и в голосе его послышалось напряжение, — мне захотелось узнать, кто его направляет и зачем это понадобилось.
«Итак, Лили была права насчет этого», — подумала я, но ничего не сказала.
— Я прервал игру и пошел следом за ним. Фиске признался во всем. Более того, он даже сказал мне, кто стоит за всем. И почему.
— Кто же это?
— Фиске не назвал имени. Он и сам не знал. Но он сказал, что тот, кто ему угрожал, знал, что я буду участвовать в турнире. Существовал только один человек, которому это было известно, ведь именно с ним правительство договаривалось о моем участии. Спонсор турнира…
— Германолд! — воскликнула я. Соларин кивнул и продолжал:
— Фиске также сказал мне, что Германолд, вернее, те, кто работал на него, искали секретную формулу, про которую я в шутку упомянул в Испании. Я сказал тогда, что если меня кто-нибудь обыграет, то я отдам ему секретную формулу. Эти дураки решили, что мое предложение остается в силе, и выставили Фиске против меня. При этом они подстраховались, чтобы он не проиграл. Думаю, Германолд условился с Фиске в случае возникновения непредвиденных сложностей встретиться в туалете канадского клуба, где их никто не мог бы увидеть.
— Но Германолд вовсе не собирался встречаться с ним лично, — догадалась я. Все кусочки мозаики сложились воедино, но я еще не могла разглядеть всю картину. — По твоим словам выходит, что вместо Германолда с Фиске должен был встретиться кто-то другой. Кто-то, кого на турнире не хватятся…
— Точно, — согласился Соларин. — Однако они не ожидали, что я сяду англичанину на хвост. Я шел за ним по пятам, когда Фиске зашел в туалет. Его убийца, должно быть, притаился в коридоре и слышал все, о чем мы говорили. После того как Фиске все мне выложил, запугивать его уже не имело смысла. Игра перешла в другую стадию. Его надо было убрать немедленно.
— Беспощадная ликвидация, — произнесла я, глядя на море и обдумывая то, что только что узнала.
Картина складывалась вполне правдоподобная, по крайней мере с точки зрения тактики. И у меня было в запасе несколько фигур, о которых Соларин знать не мог. Например, Германолд не ожидал увидеть Лили на матче, так как она их никогда не посещает. Но, встретив нас в клубе, Германолд всеми силами старался уговорить ее остаться и очень забеспокоился, когда она пригрозила, что уедет (вместе с машиной и шофером). Его действия можно толковать по-разному. Не исключено, что Германолд поручил Солу сделать для него кое-что. Но почему Солу? Может быть, шофер Гарри знал о шахматах гораздо больше, чем я думала. Возможно, именно он сидел в лимузине и диктовал Фиске ходы. И если уж не то пошло, насколько хорошо на самом деле я знала Сола?
Соларин рассказал мне все по порядку: как он впервые обратил внимание на кольцо Фиске, как отправился за ним следом в туалет, как узнал о том, что англичанина шантажировали и с какой целью. Как выбежал из туалета, испугавшись взрыва, когда Фиске снял с пальца кольцо. Хотя Соларин точно знал, что за приездом Фиске стоял Германолд, спонсор турнира не мог убить англичанина и забрать кольцо. Германолд не покидал «Метрополитен», я была тому свидетелем.
— Сола не было в лимузине, когда мы с Лили вышли на улицу, — неохотно призналась я. — У него была возможность, но не могу представить, какой у него был мотив. Если все было так, как ты говоришь, он не мог выйти из канадского клуба и вернуться к машине, поскольку ты с судьями блокировал единственный выход. Это объясняет, почему мы с Лили обнаружили лимузин пустым.
Это может объяснить и еще кое-что, подумала я. Выстрелы по машине!
Если Соларин прав и спонсор турнира нанял Сола, чтобы устранить Фиске, Германолд не мог допустить, чтобы мы с Лили вернулись в клуб, разыскивая шофера! Когда он поднялся на второй этаж и увидел, что мы топчемся рядом с машиной, ему пришлось припугнуть нас, чтобы мы убрались вон.
— Значит, это Германолд поднялся в комнату для игры, когда там никого не было, достал пистолет и выстрелил по нашей машине! — воскликнула я, хватая Соларина за руку.
Он уставился на меня в изумлении, не понимая, каким образом я пришла к такому заключению.
— Это также объясняет, зачем Германолд заявил прессе, что Фиске был наркоманом, — добавила я. — Он добился того, что журналисты и полиция переключили свое внимание с него на поиски какого-то безымянного дилера!
Соларин рассмеялся.
— Я знаю одного парня по имени Бродский, которому ты бы понравилась, — сказал он. — Ты прирожденная шпионка. Теперь, когда ты знаешь столько же, сколько и я, пойдем выпьем.
Вдали, там, где берег делал изгиб, виднелся большой шатер, раскинутый прямо на песке. Его форму повторяли многочисленные огни, привязанные к веревкам.
— Не так быстро, — сказала я, не отпустив руку Соларина. — Хорошо, допустим, что Фиске действительно убил Сол. Но несколько вопросов пока остаются без ответа. Что это за формула, про которую ты упомянул в Испании и за которой теперь все носятся? По какому делу ты приехал в Нью-Йорк? И каким образом Сол испарился из здания ООН?
Шатер в красно-белую полоску был огромным, в центральной части его высота доходила до тридцати футов. У входа стояли две огромные пальмы в латунных кадках и была расстелена длинная ковровая дорожка, тянувшаяся к воде. Над дорожкой хлопал на ветру легкий тент, синий с золотом.
— В здании ООН у меня была назначена встреча с моим агентом, — сказал Соларин. — Я не знал, что Сол следит за мной, пока мне на хвост не села еще и ты.
— Так это ты был тем велосипедистом! — воскликнула я. — Но ты был одет…
— Я встретился со своим агентом, — перебил меня Соларин, — и она заметила, что ты идешь за мной, а тебе на пятки наступает Сол…
Значит, эта старуха, которая кормила птиц, была его агентом.
— Мы вспугнули птиц, чтобы отвлечь ваше внимание, — продолжил Соларин. — Я спрятался под лестницей за зданием ООН и подождал, пока ты не прошла мимо. Вскоре я заметил Сола. Я видел, как он вошел в здание, но не знал, куда он направился, оказавшись внутри. Я зашел в лифт и переоделся, пока кабина спускалась на цокольный этаж: под спортивным костюмом на мне была обычная одежда. Когда я поднялся обратно в фойе, то увидел, как ты зашла в комнату для медитаций. Однако я не знал, что Сол опередил тебя. Он прятался там и слышал каждое наше слово.
— В комнате для медитаций? — воскликнула я.
До шатра нам оставалось пройти несколько ярдов. На нас обоих были основательно засаленные джинсы и свитера, но мы гордо шагали к кабаре, словно только что вылезли из лимузина.
— Моя дорогая, — сказал Соларин, поглаживая мои волосы, как иногда это делал Ним. — Ты такая наивная. Хотя ты и не вняла моим предупреждениям, Сол, без сомнения, к ним прислушался. Когда ты ушла, он появился из-за этой каменной плиты и набросился на меня. Я знал, что он слышал достаточно, чтобы твоя жизнь оказалась под угрозой. Я забрал твой портфель, чтобы его соучастники не узнали, что ты была там. Позже, в гостинице, мой агент передала мне записку, в которой говорилось, как лучше вернуть его тебе.
— Но откуда она знала…— начала я.
Он засмеялся и снова погладил меня по волосам. К нам подошел метрдотель. Соларин протянул ему банкноту в сто динаров. Мы с метрдотелем вытаращили глаза. В стране, где пять центов были прекрасными чаевыми, за такие деньги можно было получить самый лучший столик.
— В душе я капиталист, — прошептал Соларин мне на ухо, когда мы последовали за метрдотелем в огромный шатер.
Пол внутри был устлан матами, набитыми соломой, которые лежали прямо на песке. Маты были покрыты большими и яркими персидскими коврами, по ним было разбросано множество подушек, расшитых бисером и стразами. Между столиками, чтобы посетители чувствовали себя уютнее, располагались оазисы — небольшие скопления пальм в кадках. В те же кадки были воткнуты павлиньи и страусовые перья, переливающиеся всеми цветами радуги. На столбах, поддерживающих шатер, висели фонари, свет лился сквозь отверстия, пробитые в их латунных корпусах, и играл причудливыми бликами на мишуре подушек. Я словно оказалась внутри детского калейдоскопа.
В центре располагалась большая круглая сцена, освещенная театральными прожекторами. Оркестр играл какую-то варварскую музыку, непохожую ни на что, что мне доводилось слышать. Среди инструментов я заметила продолговатые овальные барабаны, окованные медью, большие волынки, сделанные из меха животных, флейты, кларнеты и трубы всех форм и размеров.
Мы с Солариным устроились на груде подушек у медного столика перед самой сценой. Музыка звучала так громко, что продолжать разговор было почти невозможно. Соларин остановил официанта и на ухо прокричал ему заказ, а я молча размышляла над вопросами, на которые так и не услышала ответов.
Что за формулу так хотел заполучить Германолд? Кто была женщина, кормившая птиц, и откуда она знала, где Соларин мог найти меня, чтобы вернуть портфель? Какие дела были у Соларина в Нью-Йорке? Как Сол, которого я в последний раз видела лежащим на каменной плите, оказался в Ист-Ривер? И наконец, какое отношение все это имеет ко мне?
Когда музыканты решили сделать небольшой перерыв, нам принесли напитки: два больших бокала амаретто, подогретого, это обычно делают с бренди, и чайник с длинным носиком.
Официант, держа на весу крошечное блюдечко с невысоким стаканом, поднял чайник повыше и наклонил его. Струя душистого напитка устремилась прямо в подставленный сосуд, мимо не пролилось ни капли. То же повторилось и со вторым стаканом. Когда официант отошел от столика, Соларин торжественно поднял свой стакан с мятным чаем.
— За игру, — провозгласил он с таинственной улыбкой. Кровь застыла у меня в жилах.
— Понятия не имею, о чем ты,—солгала я.
Что там говорил Ним насчет того, чтобы извлекать преимущество из каждой атаки? Что было ему известно об этой проклятой игре?
— Конечно имеешь, моя дорогая, — мягким голосом произнес Соларин. Он поднял второй стакан и поднес его к моим губам. — Если бы ты не имела понятия, я бы не сидел сейчас перед тобой.
Янтарная жидкость полилась мне в рот, немного чая попало на подбородок. Соларин улыбнулся, вытер капли пальцем и поставил мой стакан на поднос. Он не смотрел на меня, но так близко наклонился, что я могла слышать каждое слово, которое он шептал мне.
— Это самая опасная игра, какую можно себе представить, — тихо пробормотал он, чтобы никто не смог нас услышать. — И каждый из нас избран играть в ней свою роль…
— Что значит «избран»? — спросила я, но прежде, чем он ответил, раздался грохот цимбал: музыканты снова вернулись на сцену.
За ними следовали танцоры, на них были надеты бархатные голубые рубахи и свободные штаны, заправленные в высокие сапоги. Танцоры двигались по сцене в медленном экзотическом ритме, и кисточки их поясов, свисающих до бедер, раскачивались в такт. Музыка становилась громче, к мелодии присоединились звуки кларнетов и труб. Мелодия была похожа на ту, под которую из корзины индийского факира поднимается и принимает стойку кобра.
— Тебе нравится?
Я кивнула, не в силах отвести глаз от сцены.
— Это музыка кабилов, — сказал он под мелодию, которая продолжала плести вокруг нас свои узоры. — Кабилы живут в горах Высокого Атласа, который находится на границе между Алжиром и Марокко. Видишь танцора, что стоит в центре? Обрати внимание, у него светлые волосы и глаза, а его нос напоминает клюв хищной птицы. Такой профиль, как у него, встречается на старинных римских монетах. Это отличительные черты кабилов, они совсем не похожи на бедуинов…
Вдруг пожилая женщина, сидевшая за столиком, вышла на сцену и стала танцевать — к всеобщему удивлению собравшихся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76