На моих глазах он застрелил двух детей и старуху. Во время ликвидации гетто Шуллер мародерствовал. Он требовал, чтобы мы обыскивали квартиры самым тщательным образом. Однажды он появился с палисандровой тростью в руке. Говорили, будто он нашел ее в какой-то квартире. Стоило одному из нас остановиться хоть на минуту, как Шуллер вытаскивал из тросточки штык и больно колол им несчастного».
Трость со штыком!.. Несомненно, это та трость, которую Генрик купил в комиссионке!..
Генрик продолжал читать, а когда закончил, подошел к книжному шкафу и достал подшивку с последними номерами своей газеты. Нашел фрагменты из дневника доктора Крыжановского и пробежал их глазами, словно сравнивая с только что прочитанной рукописью.
«Мне приказали сортировать золотые и серебряные вещи, реквизированные у людей, брошенных в лагеря смерти. Война приучила меня ко многому, но по сей день не забуду потрясения, которое я перенес при виде вещей, принадлежавших моему ближайшему другу. Я сразу узнал их. Всякий раз, когда я навещал Морица, он с гордостью демонстрировал мне их. Золотая солонка с Ледой и лебедем была работы Челлини, а серебряный нож с вензелем „ЕМ“ был частью столового прибора Екатерины Медичи. Когда я со слезами на глазах смотрел на вещи дорогого мне человека, ко мне подскочил Шуллер. Обозвал меня ленивым животным, вырвал у меня солонку и нож. На следующий день меня отправили в Освенцим».
Теперь Генрик был уверен, что стоит ему сделать один решительный шаг, и он станет лицом к лицу с убийцей Бутылло и Кобылинского. Да, он может хоть завтра представить возомнившему о себе Пакуле разгадку тройного преступления.
13 июня, утро
Проснувшись, он с изумлением увидел занятую приготовлением завтрака Розанну.
– Я не пошла на работу, – заявила она беззаботно. – Не хотелось.
– Причина уважительная, что и говорить, – ворчал он, намыливая лицо кремом для бритья. – Ты, конечно, думаешь, Розанна, что все будут так снисходительны и великодушны к тебе, как я.
– Ты? Снисходительный? Это с твоей-то подозрительностью? А рыться в дамской сумочке в поисках воображаемого пистолета – великодушие? В убийстве четы Бутылло и Кобылинского ты подозреваешь весь мир, включая меня, Пакулу и себя самого.
– Я уже рассказывал тебе, Розанна, как я вел себя с Бромбергом. Что ни говори, он убийца Зазы, а я дал ему пятьсот злотых.
– Просто дал ему аванс за фотографии. Представляю себе: в начале статьи фотография Генрика с его тростью, на другом снимке – погибший в автомобильной катастрофе Рикерт, на третьем – дом Бутылло, на четвертом – Генрик, опирающийся на трость, стоит над обрывом в размышлении о трагической судьбе репортера Кобылинского. Далее снимок могилы Анели Порембской, фотография Бромберга над могилой своей жертвы. Тут же старинная фотография вольтижерки Зазы. Опять Бромберг, повествующий о преступлении…
– Хватит, хватит! – закричал Генрик, ибо именно так, а не иначе представлял он себе репортаж о трости. Некоторое время он молча брился, потом высунул голову из ванной и злорадно спросил: – Скажи, откуда у меня такое чувство, будто ты никогда не работала в доме моделей?
– Ты считаешь, что я чересчур интеллигентна для такой работы? – радостно воскликнула она.
Генрик укрылся в ванной. Тогда она сама пришла к нему.
– Ты действительно считаешь, что я обладаю чрезвычайно высоким интеллектом? – спросила она, прислонившись к косяку двери.
Генрик уклонился от дискуссии.
– Как тебе не стыдно! Ты еще раз продемонстрировал свою глупую подозрительность. Конечно, я не портниха из дома моделей. Я учусь на последнем курсе юридического факультета. А издеваться над такими олухами, как ты, – мое самое любимое занятие, – отомстила ему Розанна.
13 июня, день
– Во сколько ты кончаешь работу? – спросила Розанна, когда они остановились у Дома печати.
– Не знаю. Покажусь у главного и постараюсь поскорее улизнуть. Надо бы зайти к сестре Рикерта, а потом еще кое-куда. Скорее всего дома буду вечером.
– Я от тебя сегодня не отстану и целый день буду с тобой. Честное слово, я тебе не помешаю.
Рядом с ними остановилась темно-зеленая «сирена». Из машины вышла Юлия, молодой красивый мужчина остался за рулем.
– Не хочешь ли составить нам компанию? Мы собираемся за город, – сказала Юлия, поздоровавшись с Генриком. Розанну она словно не замечала. – Ко мне приехал брат из Познани. Он пробудет в Лодзи несколько дней. Ну как, согласен? Что же ты не отвечаешь? – взорвалась она.
– Генрик сейчас размышляет, уж не вы ли убийца. Ваша зеленая «сирена»… – вмешалась Розанна.
Юлия обиделась и ушла. Генрик принялся выговаривать Розанне:
– Я не понимаю, зачем ты постоянно подначиваешь Юлию. Кроме того, у убийцы была действительно темно-зеленая «сирена». Была, а не есть. До свидания, вечером увидимся.
Он догнал Юлию в коридоре редакции и стал перед ней оправдываться.
– Она действительно несносна, – заметил он.
– Поедешь с нами на прогулку?
– Сегодня не могу. Я как раз заканчиваю историю моей тросточки. – Он ловко подбросил и поймал трость. – Скоро у меня будет масса свободного времени. Тогда и съездим куда-нибудь. Вдвоем, без твоего брата. И на моей машине, – подчеркнул он.
Генрик явился к главному редактору, потом заглянул в свою комнату и выскользнул на улицу. Не прошло и получаса, как он стоял перед дверью квартиры Рикерта. Долго стучал, пока услышал голос старушки.
– Кто там?
– Я, Генрик, журналист.
Она осторожно приоткрыла дверь.
– Что с вами? Вы меня боитесь, дорогая пани?
– Я всех боюсь. Все время кого-то убивают, а убийцу так и не нашли. Может быть, это вы?
Он пожал плечами.
– Вам кто-нибудь угрожал?
– Убили Бутылло, который ко мне приходил. Убили репортера из «Эха», а он тоже был у меня. Даже два раза. Теперь, видно, моя очередь.
– Но ведь и я у вас бывал, а посмотрите: жив и здоров.
– Это-то и подозрительно.
Он понял, что она не впустит его. «Нагнали на нее страху», – подумал Генрик. Однако поведение старушки его не удивило: три убийства одно за другим хоть кого напугают.
– А милиционеров вы впускаете? – поинтересовался он.
– Пакула ко мне заходит почти каждый день. Сегодня тоже был.
– Вы не догадываетесь, кто этот Икс из записной книжки вашего брата?
– И слышать ничего не желаю. Кобылинский спрашивал, и вот что вышло… Ничего вам не скажу.
Ему не оставалось ничего другого, как попрощаться и уйти. На автовокзале он узнал, что автобус до Бжезин, где жил Скажинский, отправляется только через полчаса. Генрик купил билет и зашел в маленькое кафе. Настойчивость, с которой Скажинский искал золоченую солонку, свидетельствовала о его любви к старинным вещам. Возможно, ему приходилось встречаться с человеком, продававшим старинные вещи, который хотел остаться неизвестным.
В автобусе было душно. Генрик задремал и проснулся уже в Бжезинах. Киоскер сразу показал ему дом, где жил Скажинский. Увидев перед собой Генрика, Скажинский очень удивился.
– Я позволил себе потревожить вас, – объяснил Генрик, – чтобы взглянуть на солонку, купленную вами у Гневковского.
Скажинский провел пальцем по своим громадным усам.
– Сегодня утром у меня была милиция. Они тоже интересовались солонкой. Может быть, я зря ее купил у Гневковского?
– А кроме милиции, к вам никто не заезжал?
– Сегодня?
– Нет. Например, шестого июня?
Скажинский покраснел, погладил рукой по своей бритой голове.
– Я знаю, о ком вы говорите. О репортере Кобылинском, которого убили. Я прочел об этом в газете и знал, что рано или поздно милиция явится ко мне. Пришли сегодня рано утром, записали мои показания. Да, 6 июня, днем, у меня был пан Кобылинский. Он, как я уже говорил, просил показать солонку, интересовался, у кого ее купил Рикерт. Я не смог дать ему нужных сведений. Он ушел. Похоже было, что он спешил. Взглянув в окно, я увидел, как он бежал к автобусной остановке. Куда он поехал, я, конечно, не знаю. Люди видели, как пан репортер садился в автобус. Его запомнила женщина из книжного киоска: впервые в истории нашего города нашелся покупатель на журнал «Диалог». Она сама мне об этом сказала. Скажинский предложил Генрику сигарету.
– Боже мой! – вздохнул он. – Неужели милиция отберет у меня солонку? Я дал Гневковскому три с половиной тысячи. Она стоит немного больше, но он-то купил ее у Рикерта за три тысячи, так что он не внакладе.
– Что вы говорили милиции, меня не касается. Это – ваше дело. Прошу быть со мной откровенным. Ваша солонка стоит в десять раз больше, чем вы за нее заплатили. Для знатоков и коллекционеров – еще больше. Ведь вы купили ее не потому, что у вас есть кубок с таким же сюжетом. Да и вообще я не верю в существование такого кубка.
– Вы меня оскорбляете! – Скажинский потянул себя за ус, но на Генрика это не произвело никакого впечатления.
– Я не собираюсь вас оскорблять, я просто хочу услышать ответ на вопрос: откуда вы знаете, что золоченая солонка – творение рук Бенвенуто Челлини? Если вы не ответите мне, я постараюсь, чтобы тот же вопрос задала вам милиция.
– Я прочел в газете отрывок из дневника доктора Крыжановского. Там шла речь о солонке с Ледой и лебедем работы Челлини. Точно такую я видел у Рикерта и решил купить ее. Рикерт просил за нее три тысячи, но она стоит значительно дороже.
– Вы читали воспоминания Крыжановского, следовательно, знаете о происхождении солонки.
– Ну и что! – оскорбленно вскричал Скажинский. – Неужели я должен был отказаться от покупки только потому, что солонка когда-то принадлежала человеку, которого ныне нет в живых?
Генрик не знал, что возразить, но в нем появилось желание нагнать на Скажинского страху.
– Не знаю, известно ли вам, что этот гитлеровский преступник жив и спекулирует награбленными вещами?
– Чепуха! Быть не может!
– Однако это так, – удовлетворенно заметил. Генрик. И добавил, чтобы еще сильнее испугать Скажинского: – Мне не хватает лишь одной мелкой детали, чтобы назвать имя убийцы. Я уже знаю фамилию человека, продающего вещи, реквизированные во время ликвидации гетто. Преступник сядет на скамью подсудимых, а ваша солонка будет одним из вещественных доказательств. Тогда специалисты установят ее подлинную ценность. Государство, конечно, вернет вам ваши три с половиной тысячи, а солонка будет передана в музей.
– Это грабеж! – крикнул Скажинский.
– Разве только…
– Что? – подхватил Скажинский.
– Разве только вы поможете поймать преступника. В таком случае вам могут оставить солонку.
Скажинский встал.
– Что вы от меня хотите?
Генрик положил трость на колени, вынул сигарету.
– Вы интересуетесь стариной, знакомы со многими коллекционерами и торговцами. Не известно ли вам о человеке, продающем вещи исключительно через посредников?
Скажинский снова погладил лысину.
– Я понимаю, о чем вы говорите. Но это – очень ответственное дело.
– Значит, вы все-таки знаете его! – воскликнул Генрик.
– Назвать – значит обвинить его.
– Если он невиновен, ему ничего не сделают.
– О, неизвестно! – покачал головой Скажинский. – Столкновение с милицией никогда не доставляет особой радости.
– Вы говорите, как пани Бутылло. Она хранила в тайне имя этого типа. Может быть, поэтому-то ее и убили.
– Я не знаю, о ком думала пани Бутылло, но ведь вполне возможно, что какой-нибудь отпрыск аристократического рода сохранил часть фамильных драгоценностей и теперь понемногу распродает их.
– Меня интересует только человек, продающий предметы, отобранные гитлеровцами у жителей Лодзи. Обещаю, что сведения, полученные от вас, не станут известны милиции. Я постараюсь сам проанализировать создавшееся положение и поступить так, как подскажет мне совесть.
Скажинский надолго задумался.
– Я поступлю не совсем порядочно, но я укажу вам этого человека.
– Где он живет, как его фамилия? Скажинский взглянул на часы.
– Сейчас половина третьего. В три идет автобус. Вы должны доехать до остановки «Зернохранилище».
– Я знаю, где это.
– Потом пешком пройдете до леса и там свернете налево. Увидите маленькую деревеньку. Там отыщете домик лесничего. В соседнем доме живет тот человек, о котором я говорю. Не знаю, как его зовут, но вы узнаете его. Это маленький сорокалетний мужчина без двух передних зубов. Жаль, что не могу вас подвезти на своей машине.
– Вы ее продали? – поинтересовался Генрик.
– Нет еще. Она в ремонте. Должна быть сегодня готова.
– Я поеду автобусом… – сказал Генрик.
– А я загляну в ремонтную мастерскую. Если машина готова, я вас догоню.
Он потрогал трость Генрика.
– Очень красивая! На улице, наверное, на вас обращают внимание: молодой человек со старомодной тросточкой.
– Эта трость с секретом, – усмехнулся Генрик. Он оглядел комнату Скажинского: – Вы холостяк или вдовец?
– Я жил с одной женщиной, но она бросила меня.
Генрик вышел на улицу, прошел мимо рынка и очутился на остановке автобуса. Неожиданно нос к носу столкнулся с Розанной. От злости у него потемнело в глазах.
– Следишь за мной, да?
– Мне было интересно, принял ли ты приглашение Юлии. Что, она приедет сюда?
– Не говори глупостей, Розанна. Если бы я захотел принять приглашение Юлии, я сделал бы это еще в редакции.
– А зачем ты сюда приехал? Почему ты не захотел весь день быть со мной?
– Я ищу убийцу. Разве ты не понимаешь?
– В этой дыре?
– Сейчас же садись в автобус и отправляйся в Лодзь.
– Значит, Юлия все-таки приедет сюда?
Он повернулся и зашагал прочь. Но Розанна догнала его и взяла под руку.
– Генрик! Если ты не договаривался с Юлией, почему ты хочешь отделаться от меня? Ведь я могу помочь в твоих поисках.
Генрик остановился. Он решил сказать ей всю правду, как бы неприятна она ни была.
– Мы приближаемся к развязке этих трех, а может быть, четырех убийств. Гибель Кобылинского убедила меня, что преступник пойдет на все. Я должен быть осторожным. Ведь в том, что гибнут люди, с которыми я вхожу в контакт, есть что-то подозрительное.
– Ты боишься за меня? – тихо спросила она.
– Убийца знает о каждом моем шаге, точно рядом со мной находится его информатор.
– Понимаю. – Она стиснула зубы.
– Ты прекрасно знаешь, что с некоторых пор я не верю ни одному твоему слову. Представления не имею, кто ты, что ты… Ты пытаешься уверить меня, будто в сумочке не было пистолета, хотя я видел его своими глазами. Я имею право не доверять тебе и не хочу, чтобы ты была в курсе моих дел. Я должен быть осторожен, ведь я не знаю, как выглядит убийца. Не знаю, когда и где он нанесет свой удар. В одном я уверен: на очереди я.
– Ты идиот! – крикнула она. – Думаешь, это я… убила Рикерта, Бутылло и Кобылинского?!
– Возвращайся в Лодзь!
– Нет! Ни за что! – топнула она ногой. – Поеду за тобой! Как тень! Ни на шаг не отойду, нравится тебе это или нет. Понял?
Он взглянул на часы. До отправления автобуса оставалось десять минут.
13 июня, вечер
Генрик думал, что ему удастся незаметно выскользнуть из автобуса, потому что крестьянки с мешками закрывали его от Розанны. Так оно и вышло, но Розанна оказалась настолько бесцеремонной, что остановила тронувшийся было автобус. Они были одни на пустом шоссе. Слева виднелось громадное здание зернохранилища, справа тянулись поля. Генрик медленно двинулся в сторону темневшего вдалеке леса. Злость на Розанну улеглась. Он понимал: все, что он ей наговорил, было сплошной ерундой. «Я не очень-то наблюдателен, – подумал он, – раз не заметил, что Розанна приехала со мной». Они дошли до леса, когда их догнал Скажинский в темно-зеленой «сирене».
«Это уже вторая зеленая „сирена“ сегодня», – подумалось Генрику. Скажинский остановился у обочины дороги и распахнул дверь.
– Садитесь, – пригласил он. – Я вас подвезу.
Генрик уселся рядом со Скажинским. Он хотел было захлопнуть дверцу, но Розанна схватилась за ручку.
– Без меня ты не поедешь, Генрик, – сказала она тоном, не терпящим возражения.
Скажинский расхохотался.
– Так вы не один? А почему же эта пани шла сзади?
– Мы поссорились, – объяснил Генрик. Розанна села сзади.
– Ваше общество сделает поездку гораздо приятнее, – галантно проговорил Скажинский.
– Не для всех, – возразила Розанна.
– Не для всех, – подтвердил Генрик.
Машина тронулась. Скажинский вел осторожно, стараясь не застрять в одной из многочисленных луж.
– Вы тоже выслеживаете преступника? – обратился он к Розанне.
– Нет! – отрезала она. – У меня нет таланта сыщика.
– Зато у тебя много других способностей, – не преминул ввернуть Генрик. – Ты умеешь шпионить, маскироваться, заметать следы, мистифицировать.
Скажинский объехал громадную лужу и обратился к Генрику:
– А почему, собственно, вы занялись розысками? Ведь это функция милиции. Сыщик-одиночка в нашей стране – это же анахронизм.
– Я не ищу убийцу, – ответил Генрик, – и никогда не собирался отбивать хлеб у милиции. Просто я хочу узнать историю моей трости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Трость со штыком!.. Несомненно, это та трость, которую Генрик купил в комиссионке!..
Генрик продолжал читать, а когда закончил, подошел к книжному шкафу и достал подшивку с последними номерами своей газеты. Нашел фрагменты из дневника доктора Крыжановского и пробежал их глазами, словно сравнивая с только что прочитанной рукописью.
«Мне приказали сортировать золотые и серебряные вещи, реквизированные у людей, брошенных в лагеря смерти. Война приучила меня ко многому, но по сей день не забуду потрясения, которое я перенес при виде вещей, принадлежавших моему ближайшему другу. Я сразу узнал их. Всякий раз, когда я навещал Морица, он с гордостью демонстрировал мне их. Золотая солонка с Ледой и лебедем была работы Челлини, а серебряный нож с вензелем „ЕМ“ был частью столового прибора Екатерины Медичи. Когда я со слезами на глазах смотрел на вещи дорогого мне человека, ко мне подскочил Шуллер. Обозвал меня ленивым животным, вырвал у меня солонку и нож. На следующий день меня отправили в Освенцим».
Теперь Генрик был уверен, что стоит ему сделать один решительный шаг, и он станет лицом к лицу с убийцей Бутылло и Кобылинского. Да, он может хоть завтра представить возомнившему о себе Пакуле разгадку тройного преступления.
13 июня, утро
Проснувшись, он с изумлением увидел занятую приготовлением завтрака Розанну.
– Я не пошла на работу, – заявила она беззаботно. – Не хотелось.
– Причина уважительная, что и говорить, – ворчал он, намыливая лицо кремом для бритья. – Ты, конечно, думаешь, Розанна, что все будут так снисходительны и великодушны к тебе, как я.
– Ты? Снисходительный? Это с твоей-то подозрительностью? А рыться в дамской сумочке в поисках воображаемого пистолета – великодушие? В убийстве четы Бутылло и Кобылинского ты подозреваешь весь мир, включая меня, Пакулу и себя самого.
– Я уже рассказывал тебе, Розанна, как я вел себя с Бромбергом. Что ни говори, он убийца Зазы, а я дал ему пятьсот злотых.
– Просто дал ему аванс за фотографии. Представляю себе: в начале статьи фотография Генрика с его тростью, на другом снимке – погибший в автомобильной катастрофе Рикерт, на третьем – дом Бутылло, на четвертом – Генрик, опирающийся на трость, стоит над обрывом в размышлении о трагической судьбе репортера Кобылинского. Далее снимок могилы Анели Порембской, фотография Бромберга над могилой своей жертвы. Тут же старинная фотография вольтижерки Зазы. Опять Бромберг, повествующий о преступлении…
– Хватит, хватит! – закричал Генрик, ибо именно так, а не иначе представлял он себе репортаж о трости. Некоторое время он молча брился, потом высунул голову из ванной и злорадно спросил: – Скажи, откуда у меня такое чувство, будто ты никогда не работала в доме моделей?
– Ты считаешь, что я чересчур интеллигентна для такой работы? – радостно воскликнула она.
Генрик укрылся в ванной. Тогда она сама пришла к нему.
– Ты действительно считаешь, что я обладаю чрезвычайно высоким интеллектом? – спросила она, прислонившись к косяку двери.
Генрик уклонился от дискуссии.
– Как тебе не стыдно! Ты еще раз продемонстрировал свою глупую подозрительность. Конечно, я не портниха из дома моделей. Я учусь на последнем курсе юридического факультета. А издеваться над такими олухами, как ты, – мое самое любимое занятие, – отомстила ему Розанна.
13 июня, день
– Во сколько ты кончаешь работу? – спросила Розанна, когда они остановились у Дома печати.
– Не знаю. Покажусь у главного и постараюсь поскорее улизнуть. Надо бы зайти к сестре Рикерта, а потом еще кое-куда. Скорее всего дома буду вечером.
– Я от тебя сегодня не отстану и целый день буду с тобой. Честное слово, я тебе не помешаю.
Рядом с ними остановилась темно-зеленая «сирена». Из машины вышла Юлия, молодой красивый мужчина остался за рулем.
– Не хочешь ли составить нам компанию? Мы собираемся за город, – сказала Юлия, поздоровавшись с Генриком. Розанну она словно не замечала. – Ко мне приехал брат из Познани. Он пробудет в Лодзи несколько дней. Ну как, согласен? Что же ты не отвечаешь? – взорвалась она.
– Генрик сейчас размышляет, уж не вы ли убийца. Ваша зеленая «сирена»… – вмешалась Розанна.
Юлия обиделась и ушла. Генрик принялся выговаривать Розанне:
– Я не понимаю, зачем ты постоянно подначиваешь Юлию. Кроме того, у убийцы была действительно темно-зеленая «сирена». Была, а не есть. До свидания, вечером увидимся.
Он догнал Юлию в коридоре редакции и стал перед ней оправдываться.
– Она действительно несносна, – заметил он.
– Поедешь с нами на прогулку?
– Сегодня не могу. Я как раз заканчиваю историю моей тросточки. – Он ловко подбросил и поймал трость. – Скоро у меня будет масса свободного времени. Тогда и съездим куда-нибудь. Вдвоем, без твоего брата. И на моей машине, – подчеркнул он.
Генрик явился к главному редактору, потом заглянул в свою комнату и выскользнул на улицу. Не прошло и получаса, как он стоял перед дверью квартиры Рикерта. Долго стучал, пока услышал голос старушки.
– Кто там?
– Я, Генрик, журналист.
Она осторожно приоткрыла дверь.
– Что с вами? Вы меня боитесь, дорогая пани?
– Я всех боюсь. Все время кого-то убивают, а убийцу так и не нашли. Может быть, это вы?
Он пожал плечами.
– Вам кто-нибудь угрожал?
– Убили Бутылло, который ко мне приходил. Убили репортера из «Эха», а он тоже был у меня. Даже два раза. Теперь, видно, моя очередь.
– Но ведь и я у вас бывал, а посмотрите: жив и здоров.
– Это-то и подозрительно.
Он понял, что она не впустит его. «Нагнали на нее страху», – подумал Генрик. Однако поведение старушки его не удивило: три убийства одно за другим хоть кого напугают.
– А милиционеров вы впускаете? – поинтересовался он.
– Пакула ко мне заходит почти каждый день. Сегодня тоже был.
– Вы не догадываетесь, кто этот Икс из записной книжки вашего брата?
– И слышать ничего не желаю. Кобылинский спрашивал, и вот что вышло… Ничего вам не скажу.
Ему не оставалось ничего другого, как попрощаться и уйти. На автовокзале он узнал, что автобус до Бжезин, где жил Скажинский, отправляется только через полчаса. Генрик купил билет и зашел в маленькое кафе. Настойчивость, с которой Скажинский искал золоченую солонку, свидетельствовала о его любви к старинным вещам. Возможно, ему приходилось встречаться с человеком, продававшим старинные вещи, который хотел остаться неизвестным.
В автобусе было душно. Генрик задремал и проснулся уже в Бжезинах. Киоскер сразу показал ему дом, где жил Скажинский. Увидев перед собой Генрика, Скажинский очень удивился.
– Я позволил себе потревожить вас, – объяснил Генрик, – чтобы взглянуть на солонку, купленную вами у Гневковского.
Скажинский провел пальцем по своим громадным усам.
– Сегодня утром у меня была милиция. Они тоже интересовались солонкой. Может быть, я зря ее купил у Гневковского?
– А кроме милиции, к вам никто не заезжал?
– Сегодня?
– Нет. Например, шестого июня?
Скажинский покраснел, погладил рукой по своей бритой голове.
– Я знаю, о ком вы говорите. О репортере Кобылинском, которого убили. Я прочел об этом в газете и знал, что рано или поздно милиция явится ко мне. Пришли сегодня рано утром, записали мои показания. Да, 6 июня, днем, у меня был пан Кобылинский. Он, как я уже говорил, просил показать солонку, интересовался, у кого ее купил Рикерт. Я не смог дать ему нужных сведений. Он ушел. Похоже было, что он спешил. Взглянув в окно, я увидел, как он бежал к автобусной остановке. Куда он поехал, я, конечно, не знаю. Люди видели, как пан репортер садился в автобус. Его запомнила женщина из книжного киоска: впервые в истории нашего города нашелся покупатель на журнал «Диалог». Она сама мне об этом сказала. Скажинский предложил Генрику сигарету.
– Боже мой! – вздохнул он. – Неужели милиция отберет у меня солонку? Я дал Гневковскому три с половиной тысячи. Она стоит немного больше, но он-то купил ее у Рикерта за три тысячи, так что он не внакладе.
– Что вы говорили милиции, меня не касается. Это – ваше дело. Прошу быть со мной откровенным. Ваша солонка стоит в десять раз больше, чем вы за нее заплатили. Для знатоков и коллекционеров – еще больше. Ведь вы купили ее не потому, что у вас есть кубок с таким же сюжетом. Да и вообще я не верю в существование такого кубка.
– Вы меня оскорбляете! – Скажинский потянул себя за ус, но на Генрика это не произвело никакого впечатления.
– Я не собираюсь вас оскорблять, я просто хочу услышать ответ на вопрос: откуда вы знаете, что золоченая солонка – творение рук Бенвенуто Челлини? Если вы не ответите мне, я постараюсь, чтобы тот же вопрос задала вам милиция.
– Я прочел в газете отрывок из дневника доктора Крыжановского. Там шла речь о солонке с Ледой и лебедем работы Челлини. Точно такую я видел у Рикерта и решил купить ее. Рикерт просил за нее три тысячи, но она стоит значительно дороже.
– Вы читали воспоминания Крыжановского, следовательно, знаете о происхождении солонки.
– Ну и что! – оскорбленно вскричал Скажинский. – Неужели я должен был отказаться от покупки только потому, что солонка когда-то принадлежала человеку, которого ныне нет в живых?
Генрик не знал, что возразить, но в нем появилось желание нагнать на Скажинского страху.
– Не знаю, известно ли вам, что этот гитлеровский преступник жив и спекулирует награбленными вещами?
– Чепуха! Быть не может!
– Однако это так, – удовлетворенно заметил. Генрик. И добавил, чтобы еще сильнее испугать Скажинского: – Мне не хватает лишь одной мелкой детали, чтобы назвать имя убийцы. Я уже знаю фамилию человека, продающего вещи, реквизированные во время ликвидации гетто. Преступник сядет на скамью подсудимых, а ваша солонка будет одним из вещественных доказательств. Тогда специалисты установят ее подлинную ценность. Государство, конечно, вернет вам ваши три с половиной тысячи, а солонка будет передана в музей.
– Это грабеж! – крикнул Скажинский.
– Разве только…
– Что? – подхватил Скажинский.
– Разве только вы поможете поймать преступника. В таком случае вам могут оставить солонку.
Скажинский встал.
– Что вы от меня хотите?
Генрик положил трость на колени, вынул сигарету.
– Вы интересуетесь стариной, знакомы со многими коллекционерами и торговцами. Не известно ли вам о человеке, продающем вещи исключительно через посредников?
Скажинский снова погладил лысину.
– Я понимаю, о чем вы говорите. Но это – очень ответственное дело.
– Значит, вы все-таки знаете его! – воскликнул Генрик.
– Назвать – значит обвинить его.
– Если он невиновен, ему ничего не сделают.
– О, неизвестно! – покачал головой Скажинский. – Столкновение с милицией никогда не доставляет особой радости.
– Вы говорите, как пани Бутылло. Она хранила в тайне имя этого типа. Может быть, поэтому-то ее и убили.
– Я не знаю, о ком думала пани Бутылло, но ведь вполне возможно, что какой-нибудь отпрыск аристократического рода сохранил часть фамильных драгоценностей и теперь понемногу распродает их.
– Меня интересует только человек, продающий предметы, отобранные гитлеровцами у жителей Лодзи. Обещаю, что сведения, полученные от вас, не станут известны милиции. Я постараюсь сам проанализировать создавшееся положение и поступить так, как подскажет мне совесть.
Скажинский надолго задумался.
– Я поступлю не совсем порядочно, но я укажу вам этого человека.
– Где он живет, как его фамилия? Скажинский взглянул на часы.
– Сейчас половина третьего. В три идет автобус. Вы должны доехать до остановки «Зернохранилище».
– Я знаю, где это.
– Потом пешком пройдете до леса и там свернете налево. Увидите маленькую деревеньку. Там отыщете домик лесничего. В соседнем доме живет тот человек, о котором я говорю. Не знаю, как его зовут, но вы узнаете его. Это маленький сорокалетний мужчина без двух передних зубов. Жаль, что не могу вас подвезти на своей машине.
– Вы ее продали? – поинтересовался Генрик.
– Нет еще. Она в ремонте. Должна быть сегодня готова.
– Я поеду автобусом… – сказал Генрик.
– А я загляну в ремонтную мастерскую. Если машина готова, я вас догоню.
Он потрогал трость Генрика.
– Очень красивая! На улице, наверное, на вас обращают внимание: молодой человек со старомодной тросточкой.
– Эта трость с секретом, – усмехнулся Генрик. Он оглядел комнату Скажинского: – Вы холостяк или вдовец?
– Я жил с одной женщиной, но она бросила меня.
Генрик вышел на улицу, прошел мимо рынка и очутился на остановке автобуса. Неожиданно нос к носу столкнулся с Розанной. От злости у него потемнело в глазах.
– Следишь за мной, да?
– Мне было интересно, принял ли ты приглашение Юлии. Что, она приедет сюда?
– Не говори глупостей, Розанна. Если бы я захотел принять приглашение Юлии, я сделал бы это еще в редакции.
– А зачем ты сюда приехал? Почему ты не захотел весь день быть со мной?
– Я ищу убийцу. Разве ты не понимаешь?
– В этой дыре?
– Сейчас же садись в автобус и отправляйся в Лодзь.
– Значит, Юлия все-таки приедет сюда?
Он повернулся и зашагал прочь. Но Розанна догнала его и взяла под руку.
– Генрик! Если ты не договаривался с Юлией, почему ты хочешь отделаться от меня? Ведь я могу помочь в твоих поисках.
Генрик остановился. Он решил сказать ей всю правду, как бы неприятна она ни была.
– Мы приближаемся к развязке этих трех, а может быть, четырех убийств. Гибель Кобылинского убедила меня, что преступник пойдет на все. Я должен быть осторожным. Ведь в том, что гибнут люди, с которыми я вхожу в контакт, есть что-то подозрительное.
– Ты боишься за меня? – тихо спросила она.
– Убийца знает о каждом моем шаге, точно рядом со мной находится его информатор.
– Понимаю. – Она стиснула зубы.
– Ты прекрасно знаешь, что с некоторых пор я не верю ни одному твоему слову. Представления не имею, кто ты, что ты… Ты пытаешься уверить меня, будто в сумочке не было пистолета, хотя я видел его своими глазами. Я имею право не доверять тебе и не хочу, чтобы ты была в курсе моих дел. Я должен быть осторожен, ведь я не знаю, как выглядит убийца. Не знаю, когда и где он нанесет свой удар. В одном я уверен: на очереди я.
– Ты идиот! – крикнула она. – Думаешь, это я… убила Рикерта, Бутылло и Кобылинского?!
– Возвращайся в Лодзь!
– Нет! Ни за что! – топнула она ногой. – Поеду за тобой! Как тень! Ни на шаг не отойду, нравится тебе это или нет. Понял?
Он взглянул на часы. До отправления автобуса оставалось десять минут.
13 июня, вечер
Генрик думал, что ему удастся незаметно выскользнуть из автобуса, потому что крестьянки с мешками закрывали его от Розанны. Так оно и вышло, но Розанна оказалась настолько бесцеремонной, что остановила тронувшийся было автобус. Они были одни на пустом шоссе. Слева виднелось громадное здание зернохранилища, справа тянулись поля. Генрик медленно двинулся в сторону темневшего вдалеке леса. Злость на Розанну улеглась. Он понимал: все, что он ей наговорил, было сплошной ерундой. «Я не очень-то наблюдателен, – подумал он, – раз не заметил, что Розанна приехала со мной». Они дошли до леса, когда их догнал Скажинский в темно-зеленой «сирене».
«Это уже вторая зеленая „сирена“ сегодня», – подумалось Генрику. Скажинский остановился у обочины дороги и распахнул дверь.
– Садитесь, – пригласил он. – Я вас подвезу.
Генрик уселся рядом со Скажинским. Он хотел было захлопнуть дверцу, но Розанна схватилась за ручку.
– Без меня ты не поедешь, Генрик, – сказала она тоном, не терпящим возражения.
Скажинский расхохотался.
– Так вы не один? А почему же эта пани шла сзади?
– Мы поссорились, – объяснил Генрик. Розанна села сзади.
– Ваше общество сделает поездку гораздо приятнее, – галантно проговорил Скажинский.
– Не для всех, – возразила Розанна.
– Не для всех, – подтвердил Генрик.
Машина тронулась. Скажинский вел осторожно, стараясь не застрять в одной из многочисленных луж.
– Вы тоже выслеживаете преступника? – обратился он к Розанне.
– Нет! – отрезала она. – У меня нет таланта сыщика.
– Зато у тебя много других способностей, – не преминул ввернуть Генрик. – Ты умеешь шпионить, маскироваться, заметать следы, мистифицировать.
Скажинский объехал громадную лужу и обратился к Генрику:
– А почему, собственно, вы занялись розысками? Ведь это функция милиции. Сыщик-одиночка в нашей стране – это же анахронизм.
– Я не ищу убийцу, – ответил Генрик, – и никогда не собирался отбивать хлеб у милиции. Просто я хочу узнать историю моей трости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17