Холмс беззвучно рассмеялся и поднял руку, собираясь возразить.— Я не сомневаюсь, что вы простите меня, доктор. Я говорю лишь на основании убеждения, отнюдь не знания. Вы не зря потратили сегодняшнее утро: то, что вы узнали, подтвердило мои подозрения. И все же я торжественно клянусь: говори я хорошо по-немецки, никогда не заставил бы вас пропустить осмотр больного. Доктор Ватсон подтвердит, что не в моих правилах отрывать его от практики без веской на то причины. Так вы прощаете меня? Вот и хорошо.Затем Холмс рассказал Фрейду о нашей поездке. Узнав, куда мы возили его пациентку, Фрейд неодобрительно нахмурился, но вздохнул с облегчением, когда я заверил его, что ни дом, ни его обитатели не произвели на нее ни малейшего впечатления.— Настало время, — продолжал Холмс, доставая видавшую виды глиняную трубку и продолжая облокачиваться на каминную доску, — трубить большой сбор и посмотреть все факты: сходятся ли они с нашими предположениями. — Он помолчал, доставая щипцами из огня уголек и раскуривая трубку. — Разрешите задать вам последний вопрос, прежде чем будем считать наше дело завершенным: что за человек новый кайзер Германии?— Он стал кайзером в 1888 году, — вставил я словечко. Холмс кивнул, не сводя глаз с Фрейда, в то время как тот задумался над вопросом.— Если определить одним словом, я бы назвал его незрелым, — сказал он наконец.— Какого вы мнения о его политике?— Она главным образом касается общественного законодательства. Смертельно боится социализма; что же касается международных пристрастий, то, насколько можно судить по газетам, склонен к жесткости, в особенности по отношению к России и в таких делах, как влияние на Балканах.— Каков у него нрав?— С этим сложнее. Он умен, видимо, очень вспыльчив и подвержен приступам нетерпимости по отношению к людям, окружающим его. Думаю, принц фон Бисмарк оказался не у дел из-за какой-нибудь ссоры. Кайзер обожает военные смотры, форму, шагистику — вообще любое проявление силы. Он... — тут Фрейд замялся и усмехнулся, слегка смущенный.— Так что же он?— По правде говоря, у меня уже давно сложилась своя теория относительно кайзера.— Было бы весьма любопытно услышать, в чем же она заключается, — вежливо, но настойчиво заметил Холмс.— Все это так, ерунда, — Фрейд даже вскочил, словно в досаде на самого себя за то, что упомянул о своей теории.— Уж пожалуйста, позвольте мне судить, в какой степени она имеет отношение к делу, — продолжал настаивать Холмс, облокотившись на каминную доску, не выпуская трубку изо рта и отчаянно дымя.Фрейд пожал плечами.— Вам должно быть известно по портретам или из письменных источников, что у кайзера сухорукость.— Сухорукость?— Это следствие какой-то детской болезни, возможно, полиомиелита. Не могу сказать точно. Во всяком случае, он физически ущербный человек, — Фрейд замолчал и вопросительно посмотрел на меня. — Вы первые, кому я решился высказать свои несколько необычные соображения.Холмс внимательно взглянул на него сквозь клубы табачного дыма.— Продолжайте, пожалуйста.— Ну так вот, мне пришла в голову мысль, что повышенное внимание кайзера к проявлениям силы, страсть к парадам и красивой форме, в особенности накидкам, скрывающим уродство, а также к медалям, которыми он себя увешивает, — все это так или иначе свидетельствует о присущем ему чувстве собственной неполноценности. Другими словами, его наклонности — своего рода возмещение ущербности, которую он ощущает из-за изуродованной руки. Обычный калека не так раним, как он, ведь кайзер — монарх, потомок древних, многочисленных и в высшей степени героических предков.Я был настолько поглощен этими словами, что совсем забыл о Холмсе. Когда Фрейд закончил, я, переведя взгляд на своего друга, обнаружил, что тот смотрит на доктора с огромным вниманием и удивлением.— Это весьма примечательно, — наконец вымолвил он. — Знаете, что вы сейчас сделали? С успехом использовали мой метод наблюдать и делать выводы, применив его к тому, что скрыто у каждого субъекта в голове.— Насчет каждого субъекта — это уж слишком, — Фрейд усмехнулся. — В любом случае ваши методы — как хотите назовите, — они ведь не запатентованы, я полагаю? — Доктор говорил мягко, и по всему было видно, что он доволен. Как и Холмсу, тщеславие не было ему чуждо. — И все же мои предположения могут оказаться в корне ошибочными. Вы же сами обратили внимание на то, как вредно строить догадки, не имея перед собой фактов.— Превосходно, — откликнулся Холмс. — В этом есть не только доля правды, или правдоподобия, если хотите, но все согласуется с некоторыми фактами и предположениями, которые теперь изложу я. — Он снова поднялся на ноги и помолчал в задумчивости, прежде чем начать. — Это просто замечательно. Знаете, доктор, я не удивлюсь, если ваш способ применения моих методов даст в конечном счете более важные результаты, чем мои собственные. Только всегда помните о вещественных доказательствах. Независимо от того, в какие глубокие тайны мозга вам нужно проникнуть, именно вещественные доказательства представляют особую ценность.Зигмунд Фрейд согласно кивнул и поклонился, слегка сбитый с толку, как мне показалось, неожиданно щедрой похвалой.— Итак, — начал Холмс, собираясь с мыслями, — сейчас я поведаю вам одну историю. — Он снова зажег трубку, в то время как доктор весь обратился в слух.Как и Холмс, Зигмунд Фрейд умел слушать. Однако эти два человека выказывали свое внимание к тому, что им говорилось, совершенно по-разному. Фрейд не прикрывал глаз и не соединял кончики пальцев. Напротив, подперев бородатую щеку рукой и поставив локоть на подлокотник, он наблюдал за собеседником, кем бы тот ни был, широко открытыми, печально-пристальными глазами. Он даже не щурился от дыма сигары, которую держал в другой руке. В такие минуты казалось, что он смотрит прямо в душу, и, разумеется, Холмс, будучи весьма внимательным, не мог не отметить того же, начиная свой рассказ.— Богатый вдовец, имеющий единственного сына, которого он не слишком любит (а сыночек платит отцу тем же), отправляется в путешествие по Соединенным Штатам. Там он встречает молодую женщину, вдвое моложе его, и, несмотря на разницу в возрасте (а может быть, благодаря ей), они влюбляются друг в друга. Зная, что его годы уходят, они женятся без промедления. Невеста родом из богатой семьи квакеров, и их сочетают браком в квакерской церкви, называемой молельным домом. Именно это слово, невнятно произнесенное нашей подопечной, было понято нами как «мясная лавка». Отсюда и предположение, что она имела в виду не то магазин, не то склад, а это на какое-то время сбило нас со следа.Новобрачные возвращаются в уединенный дом мужа в Баварии, где тот первым делом изменяет завещание в пользу молодой супруги. Ее религия, а также его собственные взгляды, меняющиеся со временем, не позволяют ему и дальше заниматься производством оружия. Не имея ни сил, ни желания тратить последние годы жизни на ликвидацию своей огромной промышленной империи, он просто передает власть в руки жены, предоставляя право в случае его смерти распорядиться всем по ее усмотрению.Старик, однако, не принял во внимание или же недооценил гнев, который навлекает на себя со стороны своего беспутного сына. Обнаружив, что дорога к бессчетным миллионам ему, по сути дела, отрезана, этот юный дьявол предпринимает отчаянные шаги, чтобы вернуть себе состояние. Консерватор в политике, взращенный в новой Германии, он обладает определенными связями и использует их, обратившись к людям, которые не намерены позволить иностранке, простолюдинке и, что еще хуже, женщине разрушить опору кайзеровской военной машины. Юнец получает свободу действий и, несомненно, определенную помощь. Нам еще предстоит выяснить, как все было подстроено, но уже ясно теперь, что он каким-то образом убивает своего отца...— Но, Холмс!— Затем похищает свою мачеху из Германии и прячет ее здесь, в Вене, в каком-то складе возле Дунайского канала. Завещание отца хранится в архивах двух стран, где тот имел собственность, и вдову принуждают отказаться от наследства в пользу пасынка. Она храбро сопротивляется. Любовь к покойному и вера дают ей силы вынести голод и другие лишения, на которые ее обрекают. В заточении, в одиночестве, бедняжка начинает терять рассудок. В минуту прозрения она осуществляет дерзкий побег. Но на свободе ее охватывает чувство полной безнадежности. Она не говорит по-немецки, никого здесь не знает и слишком слаба, чтобы что-то предпринять. Мост подсказывает самый простой* и доступный выход, но вмешиваются полицейские, после чего она погружается в то состояние, которое вы, доктор, так хорошо нам описали.Холмс молчал, попыхивая трубкой и давая нам время уяснить его доводы.— А кто же тогда та дама, что мы видели в опере? — спросил Фрейд, откинувшись назад в задумчивости и пуская сигарный дым прямо перед собой.— Молодой человек, с которым нам приходится сражаться, столь же смел, сколь и коварен. Узнав, что его мачеха бежала, и так же отчетливо, как и она сама, понимая всю безнадежность ее положения, он решает просто не обращать на нее внимания. Пусть себе рассказывает о том, что с ней случилось, кому и сколько угодно — мысль об этом его наверняка позабавила; ему же не стоит разыскивать ее или просить кого-нибудь сделать это, чтобы не выдать себя. Надо просто найти женщину, которая согласится занять ее место, и провернуть дельце с отказом от наследства, подделав подпись. Кому придет в голову обсуждать решение вдовы после того, как дело сделано? Уж не знаю, где он отыскал такую способную ученицу — то ли это та самая служанка, которую она якобы опознала, то ли американская актрисочка, которой изменила удача вдали от дома. Кем бы она ни была, совершенно очевидно, что ее хорошо обучили, а заплатили еще лучше — в этом не может быть сомнений.На тот случай, если мачеху все-таки обнаружат, он даже сочинил для особы, занявшей ее место, убедительную историю, зная, разумеется, о том, что незадолго до побега бедная женщина помутилась рассудком. Он уверен, что она не скоро придет в себя настолько, чтобы привлечь чье-то внимание. Если помните, Ватсон, дама, с которой мы беседовали сегодня, называла свою служанку Норой Симмонс. Это довольно хитроумный ход со стороны молодого барона. Хотя уж слишком хитроумный, поэтому сразу вызвал у меня подозрения. То, что и у служанки, и у хозяйки одни и те же инициалы, могло, конечно, показаться случайным совпадением, если бы на некоторых предметах одежды, что была на беглянке в заточении, не оказалось монограмм Нэнси Слейтер. Было бы вполне разумным предположить, что служанка сбежала, прихватив с собой кое-что из хозяйской одежды, — продолжал Холмс, перебирая в уме различные варианты. — Но нет, конечно же, нет. По-видимому, мнимая баронесса не стала рассказывать об этом баварской полиции.— В таком случае о побеге «служанки» заявили в тот же вечер, когда барон умер? — спросил я.— Или на следующее утро. Я бы не удивился, узнав, что все именно так и было, — отвечал мой друг. — Молодой человек, с которым мы имеем дело, похоже, учился играть в карты у американцев.— То есть?— У него всегда туз в рукаве. Весь вопрос в том... — Тут его перебил стук в дверь кабинета. Приоткрыв ее, Паула сообщила нам, что прибыл посыльный из «Аллгемайнес Кранкенхаус» с запиской для доктора Фрейда.Не успела она договорить, как Шерлок Холмс сорвался с места, хлопнув себя ладонью по лбу.— Они похитили ее! — крикнул он. — Какой же я дурак: сижу здесь и думаю, что они будут ждать, пока я разглагольствую. — Холмс выскочил из комнаты, бесцеремонно оттолкнув ошарашенную служанку, и набросился в прихожей на ничего не подозревающего посыльного, схватив его обеими руками за лацканы.— Она пропала, исчезла, ведь так? Та пациентка доктора Фрейда, где она?Посыльный молча кивнул, онемев от изумления; он не мог и предполагать, как все обернется. Его всего лишь послали с коротенькой записочкой от доктора Шульца. В ней тот спрашивал, что стало с женщиной, которую он препоручил заботам доктора Фрейда, и выражал недовольство тем, что во второй половине дня ее против всех правил забрали из больницы, прежде чем он смог лично осмотреть ее и выяснить, как у нее идут дела. В записке содержалась глухая угроза сообщить обо всем Мейнерту.— Вы ведь были там, когда ее увозили, — потребовал Холмс ответа от посыльного, который поспешно натянул куртку и накинул плащ. Тот покачал головой и сказал, что не был.— В таком случае вы сейчас же отведете нас к тому, кто был на дежурстве, — твердо сказал ему сыщик, натягивая на голову дорожное кепи с ушами. — Поторопитесь, джентльмены, — бросил он через плечо, — нельзя терять ни минуты. С одной стороны, мы, быть может, спасаем всего-навсего несчастную женщину с помутненным рассудком, но, с другой стороны, вполне вероятно, что от успеха погони зависит, разразится или нет гроза в Европе. Мы присутствуем на похоронах Кэб понесся назад к больнице, с трудом пробираясь по запруженным транспортом улицам. День клонился к вечеру. Все молчали, лишь Холмс время от времени поторапливал кучера. Каждый был занят своими мыслями. Посыльный переводил взгляд с одного на другого, не понимая, что происходит, и только зажмуривался, когда наш экипаж проскакивал под самым носом у конок или заставлял велосипедистов спешиваться и отскакивать на тротуар, давая нам дорогу. Зигмунд Фрейд сосредоточенно хмурил густые брови, Холмс же то сидел, весь подавшись вперед и храня унылое молчание, то вскакивал, чтобы поторопить возчика.И все же нам пришлось остановиться. Улицу пересекала колонна венгерских гвардейцев, направлявшихся к своим постам вокруг дворца Хофбург. Холмс мрачно оценил препятствие и со вздохом откинулся назад.— Все, — отрезал он, — она пропала. Мы проиграли. — Он даже скрипнул зубами с досады. В серых глазах затаилась боль.— Ну почему же? — спросил Фрейд.— Потому что он убьет ее при первой же возможности. — Холмс достал часы и печально посмотрел на них, я же, взглянув на посыльного, заметил, что он вытаращил глаза от страха. — Между тем им уже представилась такая возможность. Ватсон, — сказал он, обращаясь ко мне, — лучше бы вы позволили кокаину сделать свое дело. Я бы выжил из ума.— Позвольте мне не согласиться с вами по обоим пунктам, — ответил Фрейд, прежде чем я смог что-либо возразить. — Я далек от мысли, что жизнь этой дамы в опасности. Возчик, пошел! — крикнул он, едва гвардейцы освободили дорогу. Холмс взглянул на него, но промолчал. Кэб тронулся и покатил дальше.— Теперь попробуем порассуждать, — продолжил Фрейд, решив, что ему не следует дожидаться особого приглашения. — С помощью тех же методов, какие я уже применил по отношению к кайзеру, прихожу к выводу, что, хотя баронесса и попала в ужасный переплет, что пасынок вовсе не собирается разделаться с ней именно теперь, когда она снова в его руках.— Как так? — изумился Холмс. — Ведь это был бы самый разумный шаг с его стороны.— Гораздо разумнее было бы отделаться от мачехи еще тогда, когда он подстроил смерть своего отца, вы не находите?Этот вопрос совершенно сбил Холмса с толку. Фрейд не преминул этим воспользоваться и продолжал:— Несомненно, это был бы самый простой выход. Стоило сделать так, чтобы оба погибли в результате несчастного случая, — сынуля сразу же и без всяких помех унаследовал бы все состояние. Так сказано в завещании, и, уж конечно, он знает об этом.Холмс нахмурился.— Но почему же он этого не сделал? — громко спросил он.— Вы согласны выслушать меня?Холмс кивнул. Он сгорал от любопытства, так как доктор подал ему надежду на благоприятный исход дела.— Чтобы рассказать подробно, как я пришел к такому выводу, потребуется слишком много времени, — начал Фрейд, — суть же в том, что, по моему мнению, молодой человек, который нас интересует, ненавидит мачеху такой лютой ненавистью, что это чувство нельзя целиком связывать с тем обстоятельством, что она стоит на пути его политических или финансовых замыслов.— Это почему же? — невольно перебил я. — Он едва с ней знаком, а раз так, откуда в нем эта ненависть, о которой вы говорите?Фрейд повернулся ко мне.— Вы согласны, что поведение пасынка по отношению к мачехе похоже на ненависть?— Еще как похоже.— Он так сильно ее ненавидит... — Тут кэб качнуло, Фрейд запнулся, и все мы напряглись, чтобы не вывалиться.— Хотя ему и было бы намного проще избавиться от нее раз и навсегда, он все же предпочел сохранить ей жизнь, несмотря на то что это оказалось и небезопасным. Он ненавидит ее так сильно, что не лишил себя удовольствия держать ее в заточении и замучить до потери сознания.Холмс кивнул и, поджав губы, задумался над только что услышанным.— Поэтому, — продолжал Фрейд, когда мы уже подъезжали к больнице, — используя ваши же методы, мы должны предположить еще один мотив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22