Я не мог позволить ему уйти.
Он начал выводить мопед боком, держа по-прежнему ружье нацеленным на меня. Я надеялся, что он действовать будет так же нескладно, как выглядит. Когда он очутился на расстоянии двадцати ярдов, он оседлал мопед, перекинул ружье через плечо и отчаянно закрутил педалями. Я побежал за ним, держа камень, как мяч в регби. Его фигура в черном и хаки выделялась на фоне кустов. Я чувствовал запах бензина из выхлопной трубы мопеда. Когда я находился в шести футах, мотор у него завелся и заурчал. Я бросил ему в спину камень.
Удар пришелся между лопатками. Его голова дернулась от неожиданности как раз в тот момент, когда переднее колесо мопеда попало в глубокую выбоину на дороге, и он перелетел через руль. Я продолжал бежать к нему и два последних шага просто пролетел. Белки глаз мелькнули в прорезях шлема. Я вскочил обеими ногами ему на живот. Воздух вырвался у него изо рта со свистом, ружье отлетело в кусты. Я схватил оружие и прицелился. Мотор мопеда чихнул и остановился.
Он лежал, переломившись, как складной нож, и его тошнило. Мирная обстановка в лесу восстановилась, голуби ворковали, пятна солнечного света передвигались вокруг его разинутого рта. Одна из перчаток слетела во время падения. Странно искривленный палец был теперь виден. Полногтя сошло, видимо из-за несчастного случая с инструментом. Палец принадлежал Ленни Деннису, который водил меня по сборочному цеху на верфи Хегарти сегодня днем.
Через какое-то время он повернулся на спину и с трудом принял сидячее положение.
— Снимите шлем, мистер Деннис, — сказал я.
Он послушался. Лицо было красным и отечным, и глаза бегали, как у пойманного животного.
— Сколько времени вы являетесь членом военизированной организации?
В ответ он зло выругался.
— Ну, поедем в полицию и расскажем им, что произошло? — спросил я. — Я думаю, что там вам будет безопаснее, чем со своими. ИРА может обойтись сурово с вольноопределяющимся.
Он снова выругался.
— Или вы просто объясните мне, зачем устроили этот спектакль, и тогда я решу, что с вами делать.
На сей раз он не стал браниться, а просто смотрел на меня глазами, в которых были гнев и угрюмость.
— Собираетесь отвечать? — спросил я. — Или спустимся вниз и поговорим с Билли Хегарти?
— Хегарти? — Его лоб внезапно побелел, и на нем выступил пот.
— А затем с полицией. Подумайте об этом.
Он подумал. И наконец выдавил:
— А если я расскажу вам?
— Я не скажу никому ни слова, если будете делать, что прикажу.
Глаза Денниса бегали по моему лицу, ища гарантий. Не знаю, нашел ли он, что искал, но говорить начал:
— Какой-то тип позвонил и сказал, чтобы я отравил эту собаку.
— Кто это был?
— Никогда раньше его не слышал. Англичанин какой-то.
— А почему он решил, что вы согласитесь?
— Сказал, что знает, как мне нужны деньги, что видел оценку моей кредитоспособности.
— Вашей кредитоспособности? А как он до нее добрался?
— Бог знает. У меня выдался неудачный год с лошадьми, и жена взбесилась из-за кредитной карточки «Аксесс», — сказал он жалобно. — Звонивший пообещал дать две сотни монет, наличными. И еще, я сам терпеть не мог эту чертову собаку.
— А другая собака?
— У меня не осталось яда, и я дал ей снотворное своей жены.
— Как этот парень с английским произношением заплатил?
— Банкнотами. По почте.
— Вы убеждены, что не видели его? Почему я должен вам верить?
— Ради Бога, — взмолился он, — у меня и конверт здесь. — Он вытащил смятый конверт из кармана. На лице его читались глупость и безрассудство доведенного до отчаяния человека.
— Ладно, — сказал я. — Ну а теперь по поводу маскарада с ИРА.
— После ваших расспросов на верфи я захотел вас припугнуть.
— Самостоятельная мысль? — спросил я. — Без всяких указаний по телефону?
— Без. — Руки его беспомощно висели вдоль тела, и он смотрел себе под ноги. Деннис вполне походил на человека, который может поставить на трехногую лошадь и терпеть жену, взбесившуюся из-за кредитной карточки.
— Больше ничего не можете сказать?
Он покачал головой.
— Потому что, если вы что-то скрыли, я за вами приду.
Он опять помотал головой. Я разгладил конверт на прикладе ружья и рассмотрел его. На нем был напечатан адрес Денниса и стоял почтовый штемпель Бандойля, графство Лонгфорд.
— Вам придется объясниться относительно машины в пункте проката, — сказал я. — Я возьму мопед. Если этот англичанин снова объявится, скажите ему, что позвоните позже, запишите номер и потом обязательно сообщите мне. — Я вынул патроны из ружья и забросил то и другое в заросли рододендронов. — И молитесь Богу, чтобы я нашел то, что ищу.
Какое-то время он пялился на меня, хлюпая носом. Глаза стали красными, и слезы побежали по лицу.
— Это ружье моего брата, — почти прорыдал он и бросился за ним в кусты.
Я сел на мопед.
Глава 18
На мопеде я проехал до самого Корка и оставил его на набережной Св. Патрика, где некий мистер Флинн неведомо почему оказался рад одолжить мне слегка пострадавший в аварии «опель-кадет». Было уже совсем темно, когда я пробирался по мрачным северным окраинам Корка, а «опель» едва слушался управления. Настроение мое было таким же светлым, как неприглушенные фары идущих навстречу машин. Появился еще один ключ к решению проблемы. Конечно, сведения довольно скудные. Но конверт подписан на компьютерном принтере, и человек, который организовал отравление собаки, имел доступ к данным о кредитоспособности.
Бандойль обозначен на карте как городок с населением от одной до двух тысяч жителей, вряд ли какое-либо предприятие в его пределах было настолько крупным, чтобы владеть компьютером такого типа или иметь данные о кредитоспособности.
Как выяснилось, Бандойль был расположен в нескольких милях к северо-востоку от Лонгфорда. По карте казалось, что потребуется часа четыре, чтобы туда добраться, но увечный «кадет» и дорога увеличили это время до шести. Лишь около двух часов пополуночи я съехал с дороги и часа три провел в беспокойном сне на стоянке.
В восемь я ехал через плоскую болотистую местность, а мелкий серый дождичек ограничивал поле видимости двумя сотнями ярдов. Из темноты выступил бетонный грот с бетонной же мадонной, затем двойной ряд серых, покрытых цементом домов, один из них с пластиковой вывеской «Гиннесс». Я был грязен и ужасно голоден. Забегаловка снаружи выглядела противно и вдобавок была закрыта. Но, с трудом расправив мышцы, я вылез из машины и постучал.
Через несколько минут толстая женщина в мужском клетчатом халате открыла дверь. Вскоре я сидел в баре с большой кружкой чая цвета красного дерева и ел поджаренный сандвич, который умудрился вместить не только сыр и ветчину, но и картофельное пюре.
Толстая женщина вернулась, на сей раз затянутая в корсет, чтобы забрать тарелки. Я показал ей конверт. Она сказала, что картинка славная, но не имела понятия, откуда могли отправить письмо.
— Мы спросим Томаса, — сказала она, наливая себе небольшой стакан пива из крана. Я собирался спросить, кто такой Томас и когда он появится, но в этот момент снаружи заскрипели тормоза, и в дверь просунулась голова в кепке с большим козырьком.
— Вам счет за телефон. Бог в помощь! — сказал почтальон.
— Входи, Томас! — закричала толстая леди. — У нас английский джентльмен, и у него некая загадка.
Я показал почтальону конверт. Он склонил голову набок, явно настраиваясь на беседу.
— Это один из них, компьютерных принтеров, ясное дело. Похоже, письмо из «Куррана».
— "Курран электрик", — пояснила хозяйка. — Они продают холодильники.
— Это милях в двух отсюда, — сказал почтальон.
— Кто там управляющий?
— Человек по фамилии Уайт.
— А мистер Курран?
— Нет никакого Куррана. Это только название.
— Хорошо. Думаю, я нанесу им визит.
— Уайта сейчас нет, — уверенно сказал почтальон. — Он в Англии, у дочери. Она сдает экзамены.
— А... — произнес я, слегка пораженный его осведомленностью. — Ну, в любом случае мне пора.
— Всего хорошего! — пожелал почтальон.
Компания «Курран электрик» находилась на окраине городка, ее здание было похоже на коробку из-под обуви, только из стекла и бетона. Я поставил машину на стоянке между двумя другими и толкнул вращающуюся дверь с надписью: «Приемная». В небольшом помещении имелись скамья, некоторое количество журналов и картина, изображавшая грузовик в горах. Секретарша подняла голову и вежливо улыбнулась. Она сидела за компьютером. Я подошел к столу.
— Здесь ли мистер Уайт? — спросил я, стараясь пробежаться глазами по письмам на столе.
Все они имели такой же вид, как и мой конверт.
— Мистер Уайт в Англии, — сказала секретарша. Она была хорошенькая, с темными волосами, римским носом и беспокойным взглядом породистой кобылицы. — А с чем связано ваше посещение?
— О, бизнес! — объяснил я несколько туманно. — Кредитный контроль.
— Мистер Уайт следит за этим, — заверила меня девушка.
— Ага. Не можете ли вы сказать мне, куда именно он поехал?
— Конечно. — Ее пальцы застучали по клавишам. Принтер заскрипел, и листок бумаги выполз из щели. — Вот.
— Благодарю.
Адрес был лондонский. Но что заставило мое сердце удариться о грудную клетку, когда я сел за руль «опеля», так это список директоров, напечатанный в конце листка. Его возглавлял Ф. Миллстоун (управляющий).
* * *
Я вернулся домой совершенно вымотанный и грязный. Единственным признаком жизни в доме был слабый запах детола, идущий с половины отца. На столе лежала записка, выведенная старинным паучьим почерком:
«Звонил Миллстоун. Он говорит, что не оставит попыток купить дом до тех пор, пока один из нас не согласится. Он ужасно мне надоедает. Не можешь ли ты поговорить с ним? Он меня очень утомил».
Не один отец утомился. Выпив чашку кофе, я набрал лондонский номер с фирменного бланка «Курран электрик». Мне ответили с ирландским акцентом.
— Мистер Уайт? — спросил я.
— У телефона.
— Я только что вернулся с «Курран электрик», — сказал я. — Меня зовут Чарли Эгаттер. Скажите, вы интересуетесь парусным спортом?
— Парусным? — удивился Уайт. — Нет. Наша компания выпускает электрические приборы. Что вы хотели?
— У вас в штате есть англичане? — спросил я.
— Нет. Мы все... Извините, кто вы такой? Почему вы меня об этом расспрашиваете?
— Потому что кто-то, имеющий доступ к данным о кредитоспособности, подкупает людей, чтобы они травили собак, и посылает деньги за услуги в конвертах «Курран Электрик». И это лицо говорит с английским акцентом. Что вы можете сказать, мистер Уайт?
— Это, надо понимать, какая-то шутка? — Голос Уайта был полон искреннего недоумения и раздражения. — Кто вы такой и что вам угодно?
— Я занимаюсь расследованием убийства.
— Убийства? — вконец изумился он.
— Скажите, — я постарался придать голосу угрожающую интонацию, — не припомните ли вы каких-нибудь неожиданных отлучек сотрудников вашего учреждения на последней неделе?
— Нет, — ответил он резко. — Мы только что провели заседание правления, все прошло как обычно.
— Понятно. — Я сделал паузу. — А мистер Миллстоун присутствовал?
— Да, — ответил Уайт.
— Я пошлю ему привет от вашего имени, — сказал я. — Спасибо за содействие.
Остальную часть утра я провел, стараясь сосредоточиться на огромном числе мелочей, связанных с подготовкой «Колдуна», а в половине первого пошел повидать Скотто и посмотреть новый киль. Там все оказалось в порядке. Посовещавшись, мы отправились перекусить в «Русалку».
— Обнаружил что-нибудь? — спросил Скотто.
— Да. — Я рассказал ему о «Курран электрик».
— Что это значит?
— Не знаю. Звонить Деннису могли и из Англии, а деньги переслал один из управляющих во время заседания правления, например Фрэнк Миллстоун.
Скотто одновременно засунул в рот два сандвича с крабами и нахмурился.
— Но зачем ему портить руль? Он ведь сам был на этой яхте. — Он не ожидал таких сложностей; могло быть что-то вроде обычной поломки руля, но не критическая ситуация. Когда мы там выделывались у маяка, Миллстоун сказал нечто весьма интересное. Он сказал следующее: «Я не думал, что ты захочешь все это проделать». Скотто обдумывал мои слова.
— Так ты считаешь, это сделал он?
— Не сам.
— По-твоему, он заставил Поллита? — Скотто запихнул в себя еще два сандвича и протолкнул их пивом. — Почему?
— Понятия не имею, — сказал я. В действительности у меня начали появляться некоторые соображения, но ни одно из них не имело достаточных оснований. — Мы не заскочим к Миллстоуну?
— Пошли.
Сначала я позвонил. Трубку взяла Джорджина, его секретарша. Я знал ее двадцать пять лет.
— Шеф на собрании, Чарли, — сказала она. — Но он хочет тебя видеть, во всяком случае, он тебе звонил.
— В самом деле?
— Можешь зайти десять минут третьего?
— Да.
* * *
Дом Миллстоуна стоял на южной стороне холма. Оттуда открывался прекрасный вид на Пултни. Дом был построен из бетона, стали и больших стеклянных панелей и прятался в саду размером в шесть акров, окруженном высокой стеной. Ворота заперты. Я ответил в переговорное устройство, и мы проехали мимо тщательно подстриженных лужаек к бетонированной стоянке. Я несколько раз бывал здесь, исключительно по делу, так как не принадлежал к кругу светских знакомых Фрэнка. И всегда у меня возникало какое-то дискомфортное чувство при виде этого невыразительного, как бы безглазого строения.
Человек, открывший дверь, был таким же крупным и крепким, как Скотто. Мы прошли в приемную. Джорджина Перн предложила нам кофе.
Точно в два часа десять минут Фрэнк Миллстоун подошел к двери своего кабинета с мокрыми волосами и в махровом халате. Улыбка его была широкой и жесткой. Он проигнорировал Скотто и сказал:
— Заходи, Чарли.
— Я ненадолго, подожди меня, — кивнул я Скотто.
Фрэнк погрузил свое крупное тело в кресло за большим письменным столом с четырьмя телефонами и экраном Рейтер.
— Давай для начала простим друг друга и забудем о приеме в яхт-клубе, — миролюбиво предложил он.
Я не отреагировал. Мой визит имел другую цель.
— Отец сказал мне, что ты пристаешь к нему насчет нашего дома.
— Я намерен добиваться этого, — сказал Фрэнк.
— Именно поэтому ты хотел меня видеть?
— Верно.
— Наш дом не продается. И не будет продаваться. Так сказал он, и гак говорю я.
— Чарли! — Он промурлыкал это слово, как большой кот, и глаза его как бы причмокнули. — Нам обоим не нужны какие-либо ссоры. Я сожалею, что у тебя не получилось с рулями. Я сожалею, что твой контракт с Арчером не удался. И я сожалею, если у тебя зародились мысли, что я не на твоей стороне. Я попросил тебя прийти, потому что хочу тебе помочь.
— Я не знал, что мне нужна помощь. Он подвинул к себе листок бумаги.
— У тебя большое превышение кредита, Чарли. Кроме того, ты должен выплатить два неприятных займа и еще содержать отца. И у тебя нет никакого дохода.
— Умно с твоей стороны все это выяснить. Как ты это делаешь? Он засмеялся и погладил поверхность стола большими крепкими руками.
— Мы называем это кредитным контролем.
— В самом деле? — сказал я мягко.
— Так что все, что ты имеешь, — это приглашение Алека Юрина провести свое летнее время на его старой лодке.
— Это хорошая лодка.
Он повернулся, все еще улыбаясь:
— Я делаю тебе предложение. Я хочу иметь твой дом для переоборудования в симпатичный отель, очень изысканный. Я заключу с тобой сделку. Ты получишь двести тысяч монет за него, а отец может оставаться там сколько угодно. Идет?
Соблазнительное предложение. Двести тысяч фунтов решили бы множество проблем. Но закавыка состояла в том, что, кажется, большинство моих проблем создал именно Миллстоун, а мне никогда не нравилось подвергаться шантажу.
— Дом не продается, — сказал я. — Еще в большей степени, чем раньше, так как я не заключаю сделок с людьми, которые пытаются запугать моего отца до полусмерти.
Глаза Миллстоуна стали серьезными.
— Послушай, — сказал он, — когда я появился в Пултни, это была маленькая грязная дыра. Запах рыбы разносился на мили. Я все изменил. Это дело моей жизни. Другие коллекционируют картины, я же пытался превратить Пултни в место, где люди получают удовольствие.
— Очень благородно, — сказал я. — Жаль только, что ты не спросил сначала тех, кто здесь живет.
— Будь практичнее, — посоветовал Миллстоун.
— Думаю, это мое дело, каким быть.
— Я беспокоюсь по поводу твоего разорения, — сказал Миллстоун серьезно. — Когда это случится, я все равно получу твой дом. Не лучше ли прийти сейчас к дружескому соглашению?
Я устал и очень разволновался. Лицемерие этого человека вызывало отвращение. Я потерял терпение.
— Ты называешь дружеским поступком организацию диверсий на моих лодках? — спросил я.
Улыбка сползла с его лица. Он нахмурился. Глаза перестали мерцать и стали жесткими, словно камушки.
— На твоих лодках не случилось никаких диверсии, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Он начал выводить мопед боком, держа по-прежнему ружье нацеленным на меня. Я надеялся, что он действовать будет так же нескладно, как выглядит. Когда он очутился на расстоянии двадцати ярдов, он оседлал мопед, перекинул ружье через плечо и отчаянно закрутил педалями. Я побежал за ним, держа камень, как мяч в регби. Его фигура в черном и хаки выделялась на фоне кустов. Я чувствовал запах бензина из выхлопной трубы мопеда. Когда я находился в шести футах, мотор у него завелся и заурчал. Я бросил ему в спину камень.
Удар пришелся между лопатками. Его голова дернулась от неожиданности как раз в тот момент, когда переднее колесо мопеда попало в глубокую выбоину на дороге, и он перелетел через руль. Я продолжал бежать к нему и два последних шага просто пролетел. Белки глаз мелькнули в прорезях шлема. Я вскочил обеими ногами ему на живот. Воздух вырвался у него изо рта со свистом, ружье отлетело в кусты. Я схватил оружие и прицелился. Мотор мопеда чихнул и остановился.
Он лежал, переломившись, как складной нож, и его тошнило. Мирная обстановка в лесу восстановилась, голуби ворковали, пятна солнечного света передвигались вокруг его разинутого рта. Одна из перчаток слетела во время падения. Странно искривленный палец был теперь виден. Полногтя сошло, видимо из-за несчастного случая с инструментом. Палец принадлежал Ленни Деннису, который водил меня по сборочному цеху на верфи Хегарти сегодня днем.
Через какое-то время он повернулся на спину и с трудом принял сидячее положение.
— Снимите шлем, мистер Деннис, — сказал я.
Он послушался. Лицо было красным и отечным, и глаза бегали, как у пойманного животного.
— Сколько времени вы являетесь членом военизированной организации?
В ответ он зло выругался.
— Ну, поедем в полицию и расскажем им, что произошло? — спросил я. — Я думаю, что там вам будет безопаснее, чем со своими. ИРА может обойтись сурово с вольноопределяющимся.
Он снова выругался.
— Или вы просто объясните мне, зачем устроили этот спектакль, и тогда я решу, что с вами делать.
На сей раз он не стал браниться, а просто смотрел на меня глазами, в которых были гнев и угрюмость.
— Собираетесь отвечать? — спросил я. — Или спустимся вниз и поговорим с Билли Хегарти?
— Хегарти? — Его лоб внезапно побелел, и на нем выступил пот.
— А затем с полицией. Подумайте об этом.
Он подумал. И наконец выдавил:
— А если я расскажу вам?
— Я не скажу никому ни слова, если будете делать, что прикажу.
Глаза Денниса бегали по моему лицу, ища гарантий. Не знаю, нашел ли он, что искал, но говорить начал:
— Какой-то тип позвонил и сказал, чтобы я отравил эту собаку.
— Кто это был?
— Никогда раньше его не слышал. Англичанин какой-то.
— А почему он решил, что вы согласитесь?
— Сказал, что знает, как мне нужны деньги, что видел оценку моей кредитоспособности.
— Вашей кредитоспособности? А как он до нее добрался?
— Бог знает. У меня выдался неудачный год с лошадьми, и жена взбесилась из-за кредитной карточки «Аксесс», — сказал он жалобно. — Звонивший пообещал дать две сотни монет, наличными. И еще, я сам терпеть не мог эту чертову собаку.
— А другая собака?
— У меня не осталось яда, и я дал ей снотворное своей жены.
— Как этот парень с английским произношением заплатил?
— Банкнотами. По почте.
— Вы убеждены, что не видели его? Почему я должен вам верить?
— Ради Бога, — взмолился он, — у меня и конверт здесь. — Он вытащил смятый конверт из кармана. На лице его читались глупость и безрассудство доведенного до отчаяния человека.
— Ладно, — сказал я. — Ну а теперь по поводу маскарада с ИРА.
— После ваших расспросов на верфи я захотел вас припугнуть.
— Самостоятельная мысль? — спросил я. — Без всяких указаний по телефону?
— Без. — Руки его беспомощно висели вдоль тела, и он смотрел себе под ноги. Деннис вполне походил на человека, который может поставить на трехногую лошадь и терпеть жену, взбесившуюся из-за кредитной карточки.
— Больше ничего не можете сказать?
Он покачал головой.
— Потому что, если вы что-то скрыли, я за вами приду.
Он опять помотал головой. Я разгладил конверт на прикладе ружья и рассмотрел его. На нем был напечатан адрес Денниса и стоял почтовый штемпель Бандойля, графство Лонгфорд.
— Вам придется объясниться относительно машины в пункте проката, — сказал я. — Я возьму мопед. Если этот англичанин снова объявится, скажите ему, что позвоните позже, запишите номер и потом обязательно сообщите мне. — Я вынул патроны из ружья и забросил то и другое в заросли рододендронов. — И молитесь Богу, чтобы я нашел то, что ищу.
Какое-то время он пялился на меня, хлюпая носом. Глаза стали красными, и слезы побежали по лицу.
— Это ружье моего брата, — почти прорыдал он и бросился за ним в кусты.
Я сел на мопед.
Глава 18
На мопеде я проехал до самого Корка и оставил его на набережной Св. Патрика, где некий мистер Флинн неведомо почему оказался рад одолжить мне слегка пострадавший в аварии «опель-кадет». Было уже совсем темно, когда я пробирался по мрачным северным окраинам Корка, а «опель» едва слушался управления. Настроение мое было таким же светлым, как неприглушенные фары идущих навстречу машин. Появился еще один ключ к решению проблемы. Конечно, сведения довольно скудные. Но конверт подписан на компьютерном принтере, и человек, который организовал отравление собаки, имел доступ к данным о кредитоспособности.
Бандойль обозначен на карте как городок с населением от одной до двух тысяч жителей, вряд ли какое-либо предприятие в его пределах было настолько крупным, чтобы владеть компьютером такого типа или иметь данные о кредитоспособности.
Как выяснилось, Бандойль был расположен в нескольких милях к северо-востоку от Лонгфорда. По карте казалось, что потребуется часа четыре, чтобы туда добраться, но увечный «кадет» и дорога увеличили это время до шести. Лишь около двух часов пополуночи я съехал с дороги и часа три провел в беспокойном сне на стоянке.
В восемь я ехал через плоскую болотистую местность, а мелкий серый дождичек ограничивал поле видимости двумя сотнями ярдов. Из темноты выступил бетонный грот с бетонной же мадонной, затем двойной ряд серых, покрытых цементом домов, один из них с пластиковой вывеской «Гиннесс». Я был грязен и ужасно голоден. Забегаловка снаружи выглядела противно и вдобавок была закрыта. Но, с трудом расправив мышцы, я вылез из машины и постучал.
Через несколько минут толстая женщина в мужском клетчатом халате открыла дверь. Вскоре я сидел в баре с большой кружкой чая цвета красного дерева и ел поджаренный сандвич, который умудрился вместить не только сыр и ветчину, но и картофельное пюре.
Толстая женщина вернулась, на сей раз затянутая в корсет, чтобы забрать тарелки. Я показал ей конверт. Она сказала, что картинка славная, но не имела понятия, откуда могли отправить письмо.
— Мы спросим Томаса, — сказала она, наливая себе небольшой стакан пива из крана. Я собирался спросить, кто такой Томас и когда он появится, но в этот момент снаружи заскрипели тормоза, и в дверь просунулась голова в кепке с большим козырьком.
— Вам счет за телефон. Бог в помощь! — сказал почтальон.
— Входи, Томас! — закричала толстая леди. — У нас английский джентльмен, и у него некая загадка.
Я показал почтальону конверт. Он склонил голову набок, явно настраиваясь на беседу.
— Это один из них, компьютерных принтеров, ясное дело. Похоже, письмо из «Куррана».
— "Курран электрик", — пояснила хозяйка. — Они продают холодильники.
— Это милях в двух отсюда, — сказал почтальон.
— Кто там управляющий?
— Человек по фамилии Уайт.
— А мистер Курран?
— Нет никакого Куррана. Это только название.
— Хорошо. Думаю, я нанесу им визит.
— Уайта сейчас нет, — уверенно сказал почтальон. — Он в Англии, у дочери. Она сдает экзамены.
— А... — произнес я, слегка пораженный его осведомленностью. — Ну, в любом случае мне пора.
— Всего хорошего! — пожелал почтальон.
Компания «Курран электрик» находилась на окраине городка, ее здание было похоже на коробку из-под обуви, только из стекла и бетона. Я поставил машину на стоянке между двумя другими и толкнул вращающуюся дверь с надписью: «Приемная». В небольшом помещении имелись скамья, некоторое количество журналов и картина, изображавшая грузовик в горах. Секретарша подняла голову и вежливо улыбнулась. Она сидела за компьютером. Я подошел к столу.
— Здесь ли мистер Уайт? — спросил я, стараясь пробежаться глазами по письмам на столе.
Все они имели такой же вид, как и мой конверт.
— Мистер Уайт в Англии, — сказала секретарша. Она была хорошенькая, с темными волосами, римским носом и беспокойным взглядом породистой кобылицы. — А с чем связано ваше посещение?
— О, бизнес! — объяснил я несколько туманно. — Кредитный контроль.
— Мистер Уайт следит за этим, — заверила меня девушка.
— Ага. Не можете ли вы сказать мне, куда именно он поехал?
— Конечно. — Ее пальцы застучали по клавишам. Принтер заскрипел, и листок бумаги выполз из щели. — Вот.
— Благодарю.
Адрес был лондонский. Но что заставило мое сердце удариться о грудную клетку, когда я сел за руль «опеля», так это список директоров, напечатанный в конце листка. Его возглавлял Ф. Миллстоун (управляющий).
* * *
Я вернулся домой совершенно вымотанный и грязный. Единственным признаком жизни в доме был слабый запах детола, идущий с половины отца. На столе лежала записка, выведенная старинным паучьим почерком:
«Звонил Миллстоун. Он говорит, что не оставит попыток купить дом до тех пор, пока один из нас не согласится. Он ужасно мне надоедает. Не можешь ли ты поговорить с ним? Он меня очень утомил».
Не один отец утомился. Выпив чашку кофе, я набрал лондонский номер с фирменного бланка «Курран электрик». Мне ответили с ирландским акцентом.
— Мистер Уайт? — спросил я.
— У телефона.
— Я только что вернулся с «Курран электрик», — сказал я. — Меня зовут Чарли Эгаттер. Скажите, вы интересуетесь парусным спортом?
— Парусным? — удивился Уайт. — Нет. Наша компания выпускает электрические приборы. Что вы хотели?
— У вас в штате есть англичане? — спросил я.
— Нет. Мы все... Извините, кто вы такой? Почему вы меня об этом расспрашиваете?
— Потому что кто-то, имеющий доступ к данным о кредитоспособности, подкупает людей, чтобы они травили собак, и посылает деньги за услуги в конвертах «Курран Электрик». И это лицо говорит с английским акцентом. Что вы можете сказать, мистер Уайт?
— Это, надо понимать, какая-то шутка? — Голос Уайта был полон искреннего недоумения и раздражения. — Кто вы такой и что вам угодно?
— Я занимаюсь расследованием убийства.
— Убийства? — вконец изумился он.
— Скажите, — я постарался придать голосу угрожающую интонацию, — не припомните ли вы каких-нибудь неожиданных отлучек сотрудников вашего учреждения на последней неделе?
— Нет, — ответил он резко. — Мы только что провели заседание правления, все прошло как обычно.
— Понятно. — Я сделал паузу. — А мистер Миллстоун присутствовал?
— Да, — ответил Уайт.
— Я пошлю ему привет от вашего имени, — сказал я. — Спасибо за содействие.
Остальную часть утра я провел, стараясь сосредоточиться на огромном числе мелочей, связанных с подготовкой «Колдуна», а в половине первого пошел повидать Скотто и посмотреть новый киль. Там все оказалось в порядке. Посовещавшись, мы отправились перекусить в «Русалку».
— Обнаружил что-нибудь? — спросил Скотто.
— Да. — Я рассказал ему о «Курран электрик».
— Что это значит?
— Не знаю. Звонить Деннису могли и из Англии, а деньги переслал один из управляющих во время заседания правления, например Фрэнк Миллстоун.
Скотто одновременно засунул в рот два сандвича с крабами и нахмурился.
— Но зачем ему портить руль? Он ведь сам был на этой яхте. — Он не ожидал таких сложностей; могло быть что-то вроде обычной поломки руля, но не критическая ситуация. Когда мы там выделывались у маяка, Миллстоун сказал нечто весьма интересное. Он сказал следующее: «Я не думал, что ты захочешь все это проделать». Скотто обдумывал мои слова.
— Так ты считаешь, это сделал он?
— Не сам.
— По-твоему, он заставил Поллита? — Скотто запихнул в себя еще два сандвича и протолкнул их пивом. — Почему?
— Понятия не имею, — сказал я. В действительности у меня начали появляться некоторые соображения, но ни одно из них не имело достаточных оснований. — Мы не заскочим к Миллстоуну?
— Пошли.
Сначала я позвонил. Трубку взяла Джорджина, его секретарша. Я знал ее двадцать пять лет.
— Шеф на собрании, Чарли, — сказала она. — Но он хочет тебя видеть, во всяком случае, он тебе звонил.
— В самом деле?
— Можешь зайти десять минут третьего?
— Да.
* * *
Дом Миллстоуна стоял на южной стороне холма. Оттуда открывался прекрасный вид на Пултни. Дом был построен из бетона, стали и больших стеклянных панелей и прятался в саду размером в шесть акров, окруженном высокой стеной. Ворота заперты. Я ответил в переговорное устройство, и мы проехали мимо тщательно подстриженных лужаек к бетонированной стоянке. Я несколько раз бывал здесь, исключительно по делу, так как не принадлежал к кругу светских знакомых Фрэнка. И всегда у меня возникало какое-то дискомфортное чувство при виде этого невыразительного, как бы безглазого строения.
Человек, открывший дверь, был таким же крупным и крепким, как Скотто. Мы прошли в приемную. Джорджина Перн предложила нам кофе.
Точно в два часа десять минут Фрэнк Миллстоун подошел к двери своего кабинета с мокрыми волосами и в махровом халате. Улыбка его была широкой и жесткой. Он проигнорировал Скотто и сказал:
— Заходи, Чарли.
— Я ненадолго, подожди меня, — кивнул я Скотто.
Фрэнк погрузил свое крупное тело в кресло за большим письменным столом с четырьмя телефонами и экраном Рейтер.
— Давай для начала простим друг друга и забудем о приеме в яхт-клубе, — миролюбиво предложил он.
Я не отреагировал. Мой визит имел другую цель.
— Отец сказал мне, что ты пристаешь к нему насчет нашего дома.
— Я намерен добиваться этого, — сказал Фрэнк.
— Именно поэтому ты хотел меня видеть?
— Верно.
— Наш дом не продается. И не будет продаваться. Так сказал он, и гак говорю я.
— Чарли! — Он промурлыкал это слово, как большой кот, и глаза его как бы причмокнули. — Нам обоим не нужны какие-либо ссоры. Я сожалею, что у тебя не получилось с рулями. Я сожалею, что твой контракт с Арчером не удался. И я сожалею, если у тебя зародились мысли, что я не на твоей стороне. Я попросил тебя прийти, потому что хочу тебе помочь.
— Я не знал, что мне нужна помощь. Он подвинул к себе листок бумаги.
— У тебя большое превышение кредита, Чарли. Кроме того, ты должен выплатить два неприятных займа и еще содержать отца. И у тебя нет никакого дохода.
— Умно с твоей стороны все это выяснить. Как ты это делаешь? Он засмеялся и погладил поверхность стола большими крепкими руками.
— Мы называем это кредитным контролем.
— В самом деле? — сказал я мягко.
— Так что все, что ты имеешь, — это приглашение Алека Юрина провести свое летнее время на его старой лодке.
— Это хорошая лодка.
Он повернулся, все еще улыбаясь:
— Я делаю тебе предложение. Я хочу иметь твой дом для переоборудования в симпатичный отель, очень изысканный. Я заключу с тобой сделку. Ты получишь двести тысяч монет за него, а отец может оставаться там сколько угодно. Идет?
Соблазнительное предложение. Двести тысяч фунтов решили бы множество проблем. Но закавыка состояла в том, что, кажется, большинство моих проблем создал именно Миллстоун, а мне никогда не нравилось подвергаться шантажу.
— Дом не продается, — сказал я. — Еще в большей степени, чем раньше, так как я не заключаю сделок с людьми, которые пытаются запугать моего отца до полусмерти.
Глаза Миллстоуна стали серьезными.
— Послушай, — сказал он, — когда я появился в Пултни, это была маленькая грязная дыра. Запах рыбы разносился на мили. Я все изменил. Это дело моей жизни. Другие коллекционируют картины, я же пытался превратить Пултни в место, где люди получают удовольствие.
— Очень благородно, — сказал я. — Жаль только, что ты не спросил сначала тех, кто здесь живет.
— Будь практичнее, — посоветовал Миллстоун.
— Думаю, это мое дело, каким быть.
— Я беспокоюсь по поводу твоего разорения, — сказал Миллстоун серьезно. — Когда это случится, я все равно получу твой дом. Не лучше ли прийти сейчас к дружескому соглашению?
Я устал и очень разволновался. Лицемерие этого человека вызывало отвращение. Я потерял терпение.
— Ты называешь дружеским поступком организацию диверсий на моих лодках? — спросил я.
Улыбка сползла с его лица. Он нахмурился. Глаза перестали мерцать и стали жесткими, словно камушки.
— На твоих лодках не случилось никаких диверсии, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23