Канал сгорел, а с ним сгорел и его приличный приработок, на который можно было баловать Дашку. Но нет худа без добра: в кармане лежали маратовские деньги, которые минуту назад стали его собственными.
Господин Чанг и другие неофициальные лица
Было первое сентября. Погода стояла теплая и сухая. По улицам с букетами гладиолусов и астр шагали школьники. Те, что постарше, сбивались в шумные стайки, кричали, смеялись, задирали друг друга, радуясь долгожданной встрече. Первоклашки были серьезными. Они шли за руки с родителями и несколько испуганно глазели по сторонам.
Около университетского крыльца тусовался загоревший за лето студенческий народ. Кто-то бренчал на гитаре, кто-то танцевал под магнитофон, кто-то орал веселую студенческую песню: “У бегемота морда чайником…” Совсем как школьники. Митя, поднимаясь по лестнице, с завистью смотрел на веселье. Отпуска у него, конечно, никакого не было — ведь он устроился на работу только в начале июня. Крошка Цахес строго-настрого наказала ему весь август являться в университет и сидеть на кафедре — готовиться к вступительным в аспирантуру. Был даже назначен человек, который должен был следить за его явкой — лаборантка с кафедры вычислительной техники. Митя, конечно, не являлся и к экзаменам совсем не готовился. Вел он себя ничуть не лучше студента — двоечника, оставившего все на последний день. А с лаборанткой он договорился просто — подарил коробку конфет “Вечерний звон”, за что она и обещала отмазать его от Крошки Цахеса.“Все успею”, — думал Митя, лежа с Настеной на пляже. Семья его вместе с тещей укатила в Испанию, как он и планировал. Тесть работал как проклятый, зарабатывая деньги, чтоб рассчитаться с долгами. Митя с ним попил пару раз дома, воспользовавшись свободой, но, честно сказать, ему было скучно бесконечно обсуждать футбольные матчи и “мыть кости” политикам из Кремля, поэтому, когда тот позвонил в третий раз со своим традиционным “мужским” предложением, он отказался, сославшись на предэкзаменационную горячку. Через день после отъезда родни Митя перебрался к Насте вместе с зубной щеткой и прочими “мыльно-пузырными” принадлежностями и теперь только иногда ненадолго заезжал домой проверить, все ли там нормально. Он был счастлив. С Настеной они дурачились, веселились, загорали, пели песни, смотрели телевизор, занимались любовью — все было легко и непринужденно. По отношению к жизни Настя чем-то очень походила на Митю. С Викой такой легкости никогда не возникало, с ней было все слишком серьезно, как во время партийного съезда. Серьезные ухаживания, серьезные разговоры, серьезная подготовка к свадьбе, серьезный, по научно-популярной книжке, секс.
— Здравствуйте, Дмитрий, — Игонина сидела за своим столом, загоревшая и сильно похудевшая. Она смотрела на него из-под очков. — Сразу видно — отдохнули. А через две недели специальность, и конкурс в этом году, между прочим, очень большой.
— Ольга Геннадьевна, я, честное слово, занимался, — пробормотал он, чувствуя, что краснеет от вранья.
— Ну вот и посмотрим. С первым учебным днем, дорогой коллега. Хотите поработать с тремя корейцами из Сеула? Забота вашего Виктора Андреевича. Логично будет, если вы ими займетесь.
— Конечно, с удовольствием, — кивнул Митя.
— Ну вот и прекрасно, а я не знала, кого в порт послать. Татьяна, протеже ваша, куда-то убежала. Почти час жду. Между прочим, я не довольна ее работой, так и передайте при случае, — Игонина взглянула на часы. — Сейчас идите в гараж, спросите шофера Мишу. Ректор распорядился дать нам машину до Шереметьева и обратно. Встретите наших корейских друзей и тут же везите их сюда. Калерий Самсонович их примет. Сначала оформим отношения, потом будут устраиваться в общежитие. Задача ясна, коллега?
Митя кивнул. Не успел войти на кафедру, сходу запрягли и поехали. Если бы на глаза Крошке Цахесу первым попался Рашид, поручение досталось бы ему. Такой уж у нее стиль: кого вижу, того и накажу; кого вижу, того и награжу. Но попался Митя, и теперь придется тащиться в Шереметьево, а он-то думал часа через два уже быть у Насти.
— А как же я их узнаю? — спросил Митя. — В сеульском самолете наверняка одни узкоглазые.
— Дмитрий! — строго зыркнула на него Крошка. — Чтобы про наших студентов я никогда таких слов не слышала! Вам с ними работать — извольте относиться уважительно.
— Извините, — смутился Митя.
— Напишите табличку на английском. Зовут их… — Игонина полезла в папку с бумагами, нашла факс, — мистер Чанг, мистер Пак и мистер Ян. Они к вам сами подойдут. Идите-идите, а то, не дай бог, пробки, опоздаете. Самолет через час двадцать.
Митя нашел на одном из шкафов пыльный лист ватмана, на котором было крупно написано гуашью: “Поздравляем Игонину Ольгу Геннадьевну с успешной защитой докторской диссертации”, — перевернул его, вывел фломастером на другой стороне фамилии корейцев. Побежал в гараж.
Игонина оказалась права: в районе Химок Ленинградка была плотно забита машинами, и они ползли из города черепашьим шагом. Когда Митя вбежал в зал прилета, корейский рейс на табло уже погас, а сами узкоглазые куда-то рассосались. Только двое корейских старичков с чемоданом на колесиках все еще топтались у киоска с сувенирами. Внутренне он похолодел, и по телу разлилась неприятная слабость — не дай бог, профукать долгожданных корейцев с валютой — Крошка Цахес с дерьмом съест. Хотя, с другой стороны — куда они денутся из столицы, если уж прилетели за тыщи верст? Митя заметался по залу, развернул плакат, поднял его над головой. Стал вертеться на месте, чтобы всем в зале было видна надпись.
— Вы… ты… мы… встретить, — услышал он за спиной и обернулся. Перед ним стоял высокий худой кореец в очках и улыбался, чуть поодаль — еще двое с большими сумками. — Мистэ Чанг, — представился кореец, поклонившись. Руку он протянуть не решился.
— Очень приятно, Дмитрий Залесов. Буду у вас преподавать русский язык, — по выражению лица улыбающегося мистера Чанга, Митя понял, что его слова отскочили от корейца как горох от стенки — ноль.
“Вот это называется “нулевики”, — подумал Митя. — Сколько же с ними придется потеть? Полгода, год? Хорошая задачка для преподавателя без опыта!” Он перешел на английский. С английским у мистера Чанга было намного проще. Услышав знакомые слова, он радостно закивал головой. Митя объяснил ему, что они должны ехать в университет для встречи с самим ректором.
Митя с корейцами ходил среди полок в супермаркете. Они таскались за ним с металлической тележкой. У каждого в руке был словарик и записная книжка. Корейцы поминутно заглядывали в словари, понятливо кивали, вносили в книжки новые слова и выражения.
Митя взял пакет соку, показал студентам. — Вот это пакет апельсинового сока. — Он показал на себя, потом на апельсин. — Я люблю апельсиновый сок. А какой сок ты любишь, Ян?
Толстенький Ян улыбнулся и пожал плечами, не поняв вопроса. Чанг сказал ему что-то по-корейски. А! — Ян ткнул в пакет с зеленым яблоком.
— Понятно, я люблю апельсиновый сок, а Ян любит яблочный сок, — почти по слогам проговорил Митя.
Они двинулись дальше.
— Водка! — худенький Пак тыкал пальцем в бутылку “Смирновской” на полке.
— А, русская водка, — кивнул Митя. — Это-то вы хорошо знаете, — пробормотал он.
Пак улыбнулся и поставил бутылку в тележку.
Они вышли из супермаркета и направились в общежитие, где Митя проводил первые занятия по речевой адаптации.
— Троллейбус. Троллейбусная остановка. На троллейбусе можно доехать до общежития, — Митя выставил три пальца. — Три остановки до общежития на троллейбусе.
Был вечер. Митя сидел за своим столом, склонившись над учебником, и конспектировал материал. Каждый вопрос — на отдельный лист, так называемые флаги, которые следует достать во время экзамена и сделать вид, что ты только что в диких мучениях написал ответы. До экзамена оставалось три дня, а у него еще конь не валялся: в голове пусто, как в водочной бутылке, и две трети вопросов не сделано. Таня уже ушла домой, и на кафедре было пусто.
Вошла Крошка Цахес. Вид у нее был странный: растрепанная прическа, глаза сияют, щеки покрыты густым румянцем, будто она много выпила или только что занималась чем-то неприличным.
— Что, Дмитрий Алексеевич, трудишься? — она склонилась над ним, и Митя почувствовал легкий запах коньяка. — Готов?
— Почти, — соврал Митя. — Все выучу, — он подумал, что перед сдачей экзамена следует сунуть в стол учебник — вдруг получится списать, и еще подумал, что все как в студенческие годы: предэкзаменационный аврал, шпоры, “флаги”, мандраж.
— Учти, тебе нужна только пятерка. Да и неприлично получать по специальности ниже, — Игонина села рядом на стул, склонила голову в бок, пристально рассматривая его профиль. — Да, а ты парень ничего. Недаром девки любят, — неожиданно произнесла Крошка Цахес.
Митя посмотрел на нее удивленно — хорошенькое заявление на ночь глядя!
— Как твои корейцы?
— Да ничего, — Митя пожал плечами. — Учу потихоньку. Почти адаптировались.
— Ладно, некогда пока тебе ими заниматься. У тебя шесть часов в день? Оставь два часа страноведения, остальное: фонетику, грамматику, речь — отдай Маркову. Ему это сейчас важнее. У человека кризис сорока лет, можно понять. Карьеру делать неохота, молодая жена на сторону глядит, денег просит. Детей кормить надо. Старики из жизни уходят.
Митя с любопытством посмотрел на Крошку Цахеса — чего это она вдруг стала анализировать Маркушено поведение? Ей не нравится, что много пьет? Хочет дать ему испытательный срок с этими корейцами? Зачем ему это знать? Он друзей не продает.
— В общем, вместо того, чтобы спиваться, пускай на семью денег подзаработает, потрудится себе на благо, а потом ты в аспирантуре все сдашь и подхватишь половину.
— А что, за корейцев будут отдельно платить? — удивился Митя.
Игонина приблизилась к нему, пахнула жаром и коньяком:
— Только для избранных, Дмитрий, и ты об этом знай. Десять долларов за час. Ты и Марков, и никому ни слова об этой халтуре, понял?
Митя кивнул и подумал, что Маркуша-то обязательно всем разболтает, на то он и Маркуша! Если только его не припугнуть, что он из-за болтливости может потерять вообще всякую работу…
— А к специальности я тебе вопросы дам. Можешь тут не сидеть, не делать вид, что занимаешься. Знаю я все эти ваши детские штучки. Никакой ответственности! Вот мы раньше поступали так поступали: месяц готовились, спины не разгибали! Зоя Павловна как задаст какой-нибудь каверзный вопрос по поводу языковых парадигм, и сидишь, от ужаса холодеешь. Для нее все это как семечки, а для тебя — темный лес, ну что ты там — после университета! Пенек, а не ученый, — Ольга Геннадьевна вздохнула. — Ты Настю навещаешь? Как она там, не болеет?
Игонина прекрасно знала, что у него с Настеной роман. Вся кафедра давным — давно все знала. К чему лукавить?
— Да нет, вроде бы оправилась. У нее тут тетка долгое время жила — помогала. Отец навещает. Так что… Жить-то надо, несмотря ни на что. Ей еще год учиться.
— Да-да, я знаю — закивала Крошка. — Надо девочке за этот год какое-нибудь хорошее место подобрать. Жаль, у нас на кафедре свободных ставок нет. Вот если бы кому контракт за границу сделать. А ее на освободившееся место. Очень хорошо — на маминой кафедре начать.
— Хорошо бы, — кивнул Митя. “Смотри, стерва какая! Будто бы и не случилось ничего! Не понимает, что Настена ни за что не пойдет на ее кафедру, под нее? Все она прекрасно понимает, а специально трекает языком, чтобы он передал разговор. Хочет навести сожженные мосты. Поди еще и архив попросит посмотреть?! Поживем — увидим!…”
— Да, Дмитрий, я обязательно поучаствую в ее судьбе, — сказала Игонина. Она вдруг провела ладонью по его волосам.
Митя отстранился, испуганно посмотрел на заведующую, потом сообразил, что она слабо контролирует свои поступки. Крошка Цахес рассмеялась, заметив его испуг.
— Вы пугливы, как горная лань, Залесов, — сказала она, неожиданно посерьезнев. — Женщинам нужно иногда позволять маленькие слабости. Зарубите себе это на носу! Как у вас с философией и английским?
Митю всегда поражали эти ее неожиданные перескакивания с одного разговора на другой.
— С философией очень плохо. Больше трояка никогда не было. С английским полегче. Послушаю перед экзаменом “Би-би-си” — и вперед!
Игонина достала из сумочки записную книжку, на последней страничке написала его фамилию и напротив поставила букву “Ф”. Там значилось еще несколько фамилий, напротив которых тоже стояли буквы. “Совсем как у меня на приемке”, — подумал Митя.
— Пиши вопросы к экзамену. Потом напомнишь мне их. И не дай бог, через три дня они не будут отскакивать у тебя от зубов!
Дул сильный ветер, мелкие капли дождя летели почти горизонтально земле. По раскисшей дороге к вышке наблюдательного пункта ползла колонна “Уазиков” Надрывно ревели моторы.
Колонна остановились, из “Уазиков” выбрались полковники, генералы и люди в штатском, среди них был и Александр Антонович. На нем было пальто с заляпанными грязью полами. Он поднял воротник и поежился. По широкой железной лестнице все поднялись на вышку.
Несмотря на широкий козырек, который прикрывал большие смотровые окна от дождя, все они были густо усыпаны мелкими каплями. Сквозь капли проглядывали пожелтевшие склоны холмов и ложбин, на которых там и сям зияли чернотой большие ямы и рытвины. На панели перед окнами лежали мощные армейские бинокли. Люди взяли их, приставили к глазам и стали вглядываться в размытое дождем пространство. В ложбине спрятался небольшой ангар, замаскированный желтой сеткой.
Генерал-лейтенант авиации поднял телефонную трубку и скомандовал не по уставу: — Поехали!
Скоро небо наполнилось самолетным гулом, который с каждой секундой становился все громче. Из-за низкой облачности самолетов не было видно, но было такое чувство, будто они сейчас вынырнут из облаков, страшными птицами пронесутся над вышкой, снесут крышу, мелкими осколками рассыплют смотровые окна.
Из облаков вынырнуло что-то едва приметное, крохотная огненная точка, полетела к земле, исчезла в скрытой пеленой дождя ложбине. Огромный огненный столб взметнулся в небо. На мгновение всем показалось, что дождь прекратился: густые клубы черного дыма заволокли окрестные холмы, наблюдательную вышку тряхнуло так, что даже стекла с резиновыми прокладками нервно задрожали в пазах. Самолетный гул стих. Когда через несколько минут дым рассеялся, все увидели в бинокли, что на месте замаскированного ангара зияла черная яма, как две капли воды похожая на те, которыми были усеяны холмы.
Раздались громкие аплодисменты. Люди зашумели, загалдели, стали оборачиваться к Александру Антоновичу, поздравлять. Генерал-лейтенант поднял руку, призывая к тишине.
— Товарищи, это все, так сказать, закуска. Экспериментальная база технического университета, с которой мы так давно и плодотворно сотрудничаем, приготовила для вас новую разработку. Мы провели совместные испытания стрельбы по движущимся целям оптическими ракетами класса “воздух — земля” и предлагаем эти системы для серийного производства. Наибольшая эффективность может быть достигнута при стрельбе по зенитным и ракетным комплексам противника. Думаю, лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать, — генерал взял трубку и приказал: — Пускайте технику!
Все опять приставили бинокли к глазам, вглядываясь в пелену дождя. Скоро послышалось урчание, вдали на холмах показалась неуправляемая техника: по дороге с неплохой скоростью ехала зенитная установка “Шилка”, на большом расстоянии от нее двигался тягач с огромной железной трубой, имитирующей ракету, с другой стороны показался бронетранспортер. Он с ревом взобрался на холм и пополз по склону. Раздались очереди — на технике заработали управляемые автоматикой пулеметы, заставляя людей на вышке вздрагивать и ежиться.
— Поехали! — опять приказал генерал в трубку.
Раздался самолетный рев. На этот раз из-за туч одна за другой вылетели сразу четыре крохотных точки, они устремились к технике, лавируя и приникая к земле, будто ими кто-то управлял из поднебесья. Одна точка впилась в бок бронетранспортера. Грохнул гулкий взрыв. Ракета словно столкнула бронетранспортер с холма. Он накренился, перевернулся и, набирая скорость пополз вниз по склону. Одно из колес отвалилось и самостоятельно поскакало в ложбину. Вторая ракета разорвала “шилку”. В разные стороны полетели куски искореженного металла. Третья и четвертая угодили в тягач с трубой. Многотонный тягач завалился на бок. Из него повалил густой черный дым. Все видели, как рваные куски трубы, имитирующей ракету, взлетали высоко в воздух и втыкались в землю. Все четыре ракеты попали в цель. Гул смолкал. Самолеты ушли, так и не показавшись из-за туч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Господин Чанг и другие неофициальные лица
Было первое сентября. Погода стояла теплая и сухая. По улицам с букетами гладиолусов и астр шагали школьники. Те, что постарше, сбивались в шумные стайки, кричали, смеялись, задирали друг друга, радуясь долгожданной встрече. Первоклашки были серьезными. Они шли за руки с родителями и несколько испуганно глазели по сторонам.
Около университетского крыльца тусовался загоревший за лето студенческий народ. Кто-то бренчал на гитаре, кто-то танцевал под магнитофон, кто-то орал веселую студенческую песню: “У бегемота морда чайником…” Совсем как школьники. Митя, поднимаясь по лестнице, с завистью смотрел на веселье. Отпуска у него, конечно, никакого не было — ведь он устроился на работу только в начале июня. Крошка Цахес строго-настрого наказала ему весь август являться в университет и сидеть на кафедре — готовиться к вступительным в аспирантуру. Был даже назначен человек, который должен был следить за его явкой — лаборантка с кафедры вычислительной техники. Митя, конечно, не являлся и к экзаменам совсем не готовился. Вел он себя ничуть не лучше студента — двоечника, оставившего все на последний день. А с лаборанткой он договорился просто — подарил коробку конфет “Вечерний звон”, за что она и обещала отмазать его от Крошки Цахеса.“Все успею”, — думал Митя, лежа с Настеной на пляже. Семья его вместе с тещей укатила в Испанию, как он и планировал. Тесть работал как проклятый, зарабатывая деньги, чтоб рассчитаться с долгами. Митя с ним попил пару раз дома, воспользовавшись свободой, но, честно сказать, ему было скучно бесконечно обсуждать футбольные матчи и “мыть кости” политикам из Кремля, поэтому, когда тот позвонил в третий раз со своим традиционным “мужским” предложением, он отказался, сославшись на предэкзаменационную горячку. Через день после отъезда родни Митя перебрался к Насте вместе с зубной щеткой и прочими “мыльно-пузырными” принадлежностями и теперь только иногда ненадолго заезжал домой проверить, все ли там нормально. Он был счастлив. С Настеной они дурачились, веселились, загорали, пели песни, смотрели телевизор, занимались любовью — все было легко и непринужденно. По отношению к жизни Настя чем-то очень походила на Митю. С Викой такой легкости никогда не возникало, с ней было все слишком серьезно, как во время партийного съезда. Серьезные ухаживания, серьезные разговоры, серьезная подготовка к свадьбе, серьезный, по научно-популярной книжке, секс.
— Здравствуйте, Дмитрий, — Игонина сидела за своим столом, загоревшая и сильно похудевшая. Она смотрела на него из-под очков. — Сразу видно — отдохнули. А через две недели специальность, и конкурс в этом году, между прочим, очень большой.
— Ольга Геннадьевна, я, честное слово, занимался, — пробормотал он, чувствуя, что краснеет от вранья.
— Ну вот и посмотрим. С первым учебным днем, дорогой коллега. Хотите поработать с тремя корейцами из Сеула? Забота вашего Виктора Андреевича. Логично будет, если вы ими займетесь.
— Конечно, с удовольствием, — кивнул Митя.
— Ну вот и прекрасно, а я не знала, кого в порт послать. Татьяна, протеже ваша, куда-то убежала. Почти час жду. Между прочим, я не довольна ее работой, так и передайте при случае, — Игонина взглянула на часы. — Сейчас идите в гараж, спросите шофера Мишу. Ректор распорядился дать нам машину до Шереметьева и обратно. Встретите наших корейских друзей и тут же везите их сюда. Калерий Самсонович их примет. Сначала оформим отношения, потом будут устраиваться в общежитие. Задача ясна, коллега?
Митя кивнул. Не успел войти на кафедру, сходу запрягли и поехали. Если бы на глаза Крошке Цахесу первым попался Рашид, поручение досталось бы ему. Такой уж у нее стиль: кого вижу, того и накажу; кого вижу, того и награжу. Но попался Митя, и теперь придется тащиться в Шереметьево, а он-то думал часа через два уже быть у Насти.
— А как же я их узнаю? — спросил Митя. — В сеульском самолете наверняка одни узкоглазые.
— Дмитрий! — строго зыркнула на него Крошка. — Чтобы про наших студентов я никогда таких слов не слышала! Вам с ними работать — извольте относиться уважительно.
— Извините, — смутился Митя.
— Напишите табличку на английском. Зовут их… — Игонина полезла в папку с бумагами, нашла факс, — мистер Чанг, мистер Пак и мистер Ян. Они к вам сами подойдут. Идите-идите, а то, не дай бог, пробки, опоздаете. Самолет через час двадцать.
Митя нашел на одном из шкафов пыльный лист ватмана, на котором было крупно написано гуашью: “Поздравляем Игонину Ольгу Геннадьевну с успешной защитой докторской диссертации”, — перевернул его, вывел фломастером на другой стороне фамилии корейцев. Побежал в гараж.
Игонина оказалась права: в районе Химок Ленинградка была плотно забита машинами, и они ползли из города черепашьим шагом. Когда Митя вбежал в зал прилета, корейский рейс на табло уже погас, а сами узкоглазые куда-то рассосались. Только двое корейских старичков с чемоданом на колесиках все еще топтались у киоска с сувенирами. Внутренне он похолодел, и по телу разлилась неприятная слабость — не дай бог, профукать долгожданных корейцев с валютой — Крошка Цахес с дерьмом съест. Хотя, с другой стороны — куда они денутся из столицы, если уж прилетели за тыщи верст? Митя заметался по залу, развернул плакат, поднял его над головой. Стал вертеться на месте, чтобы всем в зале было видна надпись.
— Вы… ты… мы… встретить, — услышал он за спиной и обернулся. Перед ним стоял высокий худой кореец в очках и улыбался, чуть поодаль — еще двое с большими сумками. — Мистэ Чанг, — представился кореец, поклонившись. Руку он протянуть не решился.
— Очень приятно, Дмитрий Залесов. Буду у вас преподавать русский язык, — по выражению лица улыбающегося мистера Чанга, Митя понял, что его слова отскочили от корейца как горох от стенки — ноль.
“Вот это называется “нулевики”, — подумал Митя. — Сколько же с ними придется потеть? Полгода, год? Хорошая задачка для преподавателя без опыта!” Он перешел на английский. С английским у мистера Чанга было намного проще. Услышав знакомые слова, он радостно закивал головой. Митя объяснил ему, что они должны ехать в университет для встречи с самим ректором.
Митя с корейцами ходил среди полок в супермаркете. Они таскались за ним с металлической тележкой. У каждого в руке был словарик и записная книжка. Корейцы поминутно заглядывали в словари, понятливо кивали, вносили в книжки новые слова и выражения.
Митя взял пакет соку, показал студентам. — Вот это пакет апельсинового сока. — Он показал на себя, потом на апельсин. — Я люблю апельсиновый сок. А какой сок ты любишь, Ян?
Толстенький Ян улыбнулся и пожал плечами, не поняв вопроса. Чанг сказал ему что-то по-корейски. А! — Ян ткнул в пакет с зеленым яблоком.
— Понятно, я люблю апельсиновый сок, а Ян любит яблочный сок, — почти по слогам проговорил Митя.
Они двинулись дальше.
— Водка! — худенький Пак тыкал пальцем в бутылку “Смирновской” на полке.
— А, русская водка, — кивнул Митя. — Это-то вы хорошо знаете, — пробормотал он.
Пак улыбнулся и поставил бутылку в тележку.
Они вышли из супермаркета и направились в общежитие, где Митя проводил первые занятия по речевой адаптации.
— Троллейбус. Троллейбусная остановка. На троллейбусе можно доехать до общежития, — Митя выставил три пальца. — Три остановки до общежития на троллейбусе.
Был вечер. Митя сидел за своим столом, склонившись над учебником, и конспектировал материал. Каждый вопрос — на отдельный лист, так называемые флаги, которые следует достать во время экзамена и сделать вид, что ты только что в диких мучениях написал ответы. До экзамена оставалось три дня, а у него еще конь не валялся: в голове пусто, как в водочной бутылке, и две трети вопросов не сделано. Таня уже ушла домой, и на кафедре было пусто.
Вошла Крошка Цахес. Вид у нее был странный: растрепанная прическа, глаза сияют, щеки покрыты густым румянцем, будто она много выпила или только что занималась чем-то неприличным.
— Что, Дмитрий Алексеевич, трудишься? — она склонилась над ним, и Митя почувствовал легкий запах коньяка. — Готов?
— Почти, — соврал Митя. — Все выучу, — он подумал, что перед сдачей экзамена следует сунуть в стол учебник — вдруг получится списать, и еще подумал, что все как в студенческие годы: предэкзаменационный аврал, шпоры, “флаги”, мандраж.
— Учти, тебе нужна только пятерка. Да и неприлично получать по специальности ниже, — Игонина села рядом на стул, склонила голову в бок, пристально рассматривая его профиль. — Да, а ты парень ничего. Недаром девки любят, — неожиданно произнесла Крошка Цахес.
Митя посмотрел на нее удивленно — хорошенькое заявление на ночь глядя!
— Как твои корейцы?
— Да ничего, — Митя пожал плечами. — Учу потихоньку. Почти адаптировались.
— Ладно, некогда пока тебе ими заниматься. У тебя шесть часов в день? Оставь два часа страноведения, остальное: фонетику, грамматику, речь — отдай Маркову. Ему это сейчас важнее. У человека кризис сорока лет, можно понять. Карьеру делать неохота, молодая жена на сторону глядит, денег просит. Детей кормить надо. Старики из жизни уходят.
Митя с любопытством посмотрел на Крошку Цахеса — чего это она вдруг стала анализировать Маркушено поведение? Ей не нравится, что много пьет? Хочет дать ему испытательный срок с этими корейцами? Зачем ему это знать? Он друзей не продает.
— В общем, вместо того, чтобы спиваться, пускай на семью денег подзаработает, потрудится себе на благо, а потом ты в аспирантуре все сдашь и подхватишь половину.
— А что, за корейцев будут отдельно платить? — удивился Митя.
Игонина приблизилась к нему, пахнула жаром и коньяком:
— Только для избранных, Дмитрий, и ты об этом знай. Десять долларов за час. Ты и Марков, и никому ни слова об этой халтуре, понял?
Митя кивнул и подумал, что Маркуша-то обязательно всем разболтает, на то он и Маркуша! Если только его не припугнуть, что он из-за болтливости может потерять вообще всякую работу…
— А к специальности я тебе вопросы дам. Можешь тут не сидеть, не делать вид, что занимаешься. Знаю я все эти ваши детские штучки. Никакой ответственности! Вот мы раньше поступали так поступали: месяц готовились, спины не разгибали! Зоя Павловна как задаст какой-нибудь каверзный вопрос по поводу языковых парадигм, и сидишь, от ужаса холодеешь. Для нее все это как семечки, а для тебя — темный лес, ну что ты там — после университета! Пенек, а не ученый, — Ольга Геннадьевна вздохнула. — Ты Настю навещаешь? Как она там, не болеет?
Игонина прекрасно знала, что у него с Настеной роман. Вся кафедра давным — давно все знала. К чему лукавить?
— Да нет, вроде бы оправилась. У нее тут тетка долгое время жила — помогала. Отец навещает. Так что… Жить-то надо, несмотря ни на что. Ей еще год учиться.
— Да-да, я знаю — закивала Крошка. — Надо девочке за этот год какое-нибудь хорошее место подобрать. Жаль, у нас на кафедре свободных ставок нет. Вот если бы кому контракт за границу сделать. А ее на освободившееся место. Очень хорошо — на маминой кафедре начать.
— Хорошо бы, — кивнул Митя. “Смотри, стерва какая! Будто бы и не случилось ничего! Не понимает, что Настена ни за что не пойдет на ее кафедру, под нее? Все она прекрасно понимает, а специально трекает языком, чтобы он передал разговор. Хочет навести сожженные мосты. Поди еще и архив попросит посмотреть?! Поживем — увидим!…”
— Да, Дмитрий, я обязательно поучаствую в ее судьбе, — сказала Игонина. Она вдруг провела ладонью по его волосам.
Митя отстранился, испуганно посмотрел на заведующую, потом сообразил, что она слабо контролирует свои поступки. Крошка Цахес рассмеялась, заметив его испуг.
— Вы пугливы, как горная лань, Залесов, — сказала она, неожиданно посерьезнев. — Женщинам нужно иногда позволять маленькие слабости. Зарубите себе это на носу! Как у вас с философией и английским?
Митю всегда поражали эти ее неожиданные перескакивания с одного разговора на другой.
— С философией очень плохо. Больше трояка никогда не было. С английским полегче. Послушаю перед экзаменом “Би-би-си” — и вперед!
Игонина достала из сумочки записную книжку, на последней страничке написала его фамилию и напротив поставила букву “Ф”. Там значилось еще несколько фамилий, напротив которых тоже стояли буквы. “Совсем как у меня на приемке”, — подумал Митя.
— Пиши вопросы к экзамену. Потом напомнишь мне их. И не дай бог, через три дня они не будут отскакивать у тебя от зубов!
Дул сильный ветер, мелкие капли дождя летели почти горизонтально земле. По раскисшей дороге к вышке наблюдательного пункта ползла колонна “Уазиков” Надрывно ревели моторы.
Колонна остановились, из “Уазиков” выбрались полковники, генералы и люди в штатском, среди них был и Александр Антонович. На нем было пальто с заляпанными грязью полами. Он поднял воротник и поежился. По широкой железной лестнице все поднялись на вышку.
Несмотря на широкий козырек, который прикрывал большие смотровые окна от дождя, все они были густо усыпаны мелкими каплями. Сквозь капли проглядывали пожелтевшие склоны холмов и ложбин, на которых там и сям зияли чернотой большие ямы и рытвины. На панели перед окнами лежали мощные армейские бинокли. Люди взяли их, приставили к глазам и стали вглядываться в размытое дождем пространство. В ложбине спрятался небольшой ангар, замаскированный желтой сеткой.
Генерал-лейтенант авиации поднял телефонную трубку и скомандовал не по уставу: — Поехали!
Скоро небо наполнилось самолетным гулом, который с каждой секундой становился все громче. Из-за низкой облачности самолетов не было видно, но было такое чувство, будто они сейчас вынырнут из облаков, страшными птицами пронесутся над вышкой, снесут крышу, мелкими осколками рассыплют смотровые окна.
Из облаков вынырнуло что-то едва приметное, крохотная огненная точка, полетела к земле, исчезла в скрытой пеленой дождя ложбине. Огромный огненный столб взметнулся в небо. На мгновение всем показалось, что дождь прекратился: густые клубы черного дыма заволокли окрестные холмы, наблюдательную вышку тряхнуло так, что даже стекла с резиновыми прокладками нервно задрожали в пазах. Самолетный гул стих. Когда через несколько минут дым рассеялся, все увидели в бинокли, что на месте замаскированного ангара зияла черная яма, как две капли воды похожая на те, которыми были усеяны холмы.
Раздались громкие аплодисменты. Люди зашумели, загалдели, стали оборачиваться к Александру Антоновичу, поздравлять. Генерал-лейтенант поднял руку, призывая к тишине.
— Товарищи, это все, так сказать, закуска. Экспериментальная база технического университета, с которой мы так давно и плодотворно сотрудничаем, приготовила для вас новую разработку. Мы провели совместные испытания стрельбы по движущимся целям оптическими ракетами класса “воздух — земля” и предлагаем эти системы для серийного производства. Наибольшая эффективность может быть достигнута при стрельбе по зенитным и ракетным комплексам противника. Думаю, лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать, — генерал взял трубку и приказал: — Пускайте технику!
Все опять приставили бинокли к глазам, вглядываясь в пелену дождя. Скоро послышалось урчание, вдали на холмах показалась неуправляемая техника: по дороге с неплохой скоростью ехала зенитная установка “Шилка”, на большом расстоянии от нее двигался тягач с огромной железной трубой, имитирующей ракету, с другой стороны показался бронетранспортер. Он с ревом взобрался на холм и пополз по склону. Раздались очереди — на технике заработали управляемые автоматикой пулеметы, заставляя людей на вышке вздрагивать и ежиться.
— Поехали! — опять приказал генерал в трубку.
Раздался самолетный рев. На этот раз из-за туч одна за другой вылетели сразу четыре крохотных точки, они устремились к технике, лавируя и приникая к земле, будто ими кто-то управлял из поднебесья. Одна точка впилась в бок бронетранспортера. Грохнул гулкий взрыв. Ракета словно столкнула бронетранспортер с холма. Он накренился, перевернулся и, набирая скорость пополз вниз по склону. Одно из колес отвалилось и самостоятельно поскакало в ложбину. Вторая ракета разорвала “шилку”. В разные стороны полетели куски искореженного металла. Третья и четвертая угодили в тягач с трубой. Многотонный тягач завалился на бок. Из него повалил густой черный дым. Все видели, как рваные куски трубы, имитирующей ракету, взлетали высоко в воздух и втыкались в землю. Все четыре ракеты попали в цель. Гул смолкал. Самолеты ушли, так и не показавшись из-за туч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31