Библиотека готова помочь вам, чем только сумеет.
– Я это знаю, Лас, и бесконечно благодарен вам. Мы действительно засучим рукава.
Он встал, но улыбнуться не сумел – так горько ему было от нечаянного напоминания о праздновании его дня рождения десять лет назад.
– Ну, я пойду, – сказал он. – Займусь своими делами.
Уходя, он ощутил угрызения совести. Вечно приходилось всех обманывать. Лас Зенов и понятия не имел о том, каковы были истинные планы Селдона.
3
Гэри Селдон вошел в удобный кабинет, в котором последние несколько лет работал, посещая Галактическую Библиотеку. Здесь, как и во всех остальных помещениях Библиотеки, чувствовался налет распада, что-то вроде накопившейся усталости – может быть, нечто, сродни состоянию любой вещи, слишком долго стоящей на одном и том же месте. И тем не менее Селдон знал, что все здесь может остаться по-прежнему еще много веков, а при условии вдумчивого переустройства – и тысячи лет.
Как же он здесь оказался?
Снова и снова он вспоминал прошедшее, пробегал мысленным взором всю свою жизнь. Конечно, это было связано со старостью. В прошлом у него осталось гораздо больше, чем ожидало в будущем, и потому разум безотчетно отворачивался от призрачного света, мерцающего впереди, и упорно возвращался назад – к тому, что уже прошло.
Однако из этого правила было исключение. Прошло больше тридцати лет, а за это время и психоистория наконец выбралась на прямую дорогу. Да, прогресс хоть со скрипом, но двигался все-таки вперед. А шесть лет назад произошел совершенно неожиданный поворот событий.
Селдон точно знал, как все соединилось и почему это стало возможно.
Дело, несомненно, заключалось в Ванде, внучке Селдона. Гэри закрыл глаза и углубился в воспоминания о событиях шестилетней давности.
Ванде тогда было двенадцать, и настроение у нее было печальное. У Манеллы родился еще один ребенок – крошка Беллис, и она целиком погрузилась в уход за младенцем.
Отец Ванды, Рейч, закончив наконец свою книгу, посвященную родине – сектору Даль – добился небольшого успеха и на короткое время стал чем-то вроде знаменитости. Его пригласили почитать лекции в связи с выходом книги, и он с готовностью согласился выступать, поскольку проблемы родного сектора его не переставали волновать. Как он сказал однажды Селдону: «Знаешь, когда я говорю про Даль, мне не приходится прятать свой далийский жаргон. Наоборот, от меня именно и ждут, что я буду болтать по-далийски».
В итоге Рейч почти все время куда-то уезжал, дома бывал редко, а когда бывал, то больше времени проводил с младшей дочкой.
А Дорс – Дорс больше не было, и эта рана никак не заживала в душе Селдона. И отреагировал он на смерть супруги жестоко, немилосердно: в его сознании эта смерть соединилась со сном Ванды, с которого все началось, вокруг которого закрутилась-завертелась нить событий, оборванная смертью Дорс.
Если поразмыслить, Ванда тут была ни при чем – и умом Селдон это прекрасно понимал. И все-таки он старался как можно реже встречаться с внучкой, из-за чего ей было еще печальнее – она осталась совсем одна.
Что делать? Ванда вынуждена была искать утешения у человека, который, похоже, всегда был рад ей, единственного, кому она могла всегда довериться. Это был Юго Амариль, правая рука Гэри Селдона в деле разработки психоистории и человек, не знающий себе равных в беззаветной преданности этой науке.
У Гэри были Дорс и Рейч, а у Амариля, кроме психоистории, никого и ничего не было – ни жены, ни детей. И все же, стоило появиться Ванде, как Юго менялся на глазах. Он радовался ее приходам, но вел себя так, словно она была совсем взрослая – и Ванде это очень нравилось.
И вот шесть лет назад, в один прекрасный день Ванда зашла в кабинет Юго. Он обернулся, поглядел на девочку, близоруко прищурившись, и, казалось, в первое мгновение не узнал ее.
– А, это ты, дорогая моя Ванда! – наконец, воскликнул он. – А что это ты такая печальная? Такая красивая девушка не должна грустить.
У Ванды задрожала нижняя губа.
– Меня никто не любит… – прошептала она.
– Ну что ты все выдумываешь.
– Все любят мою сестренку. На меня всем наплевать.
– Я тебя люблю, Ванда.
– Значит, только ты меня и любишь, дядя Юго.
Теперь Ванда не могла, как маленькая, забраться к Юго на колени. Она прижалась к его плечу и разрыдалась.
Амариль, не зная, что делать, обнял девчушку и принялся приговаривать:
– Ну-ну, не плачь, не надо плакать… – Из-за жалости к ребенку, из-за того, что в его жизни не было ничего такого, над чем он мог бы заплакать, у него на глаза навернулись горькие слезы и побежали по щекам.
– Слушай, Ванда, – взяв себя в руки, как мог весело предложил он, – хочешь я тебе покажу кое-что очень красивое?
– Ч-что? – всхлипнула Ванда.
Амариль в своей жизни знал красоту единственной вещи во всей Вселенной.
– Ты Главный Радиант когда-нибудь видела? – спросил он.
– Не-а. А это что?
– Это штука, которой твой дед и я пользуемся в работе. Видишь? Вот он.
Он указал на черный куб, стоявший на письменном столе.
– Ничего красивого, – фыркнула Ванда.
– Пока – да, – согласился Амариль. – Но ты погляди, что будет, когда я его включу.
И включил. В комнате погас свет, и она наполнилась разноцветными светящимися точками.
– Видишь? А сейчас я увеличу изображение, и все эти точки превратятся в разные математические значки.
Так он и сделал. Казалось, что-то прошелестело в воздухе, и кругом запестрели самые разнообразные знаки – буквы, цифры, стрелочки и линии; ничего подобного Ванда раньше не видела.
– Ну, разве не красиво? – спросил Амариль.
– Да, красиво, – проговорила Ванда, придирчиво разглядывая значки и уравнения, которые (она этого, конечно, не знала и знать не могла) обозначали возможные варианты будущего. – Только вот этот кусочек мне не нравится. Он какой-то неправильный, – и она ткнула пальцем в уравнение, расположенное слева от нее.
– Неправильное? Почему тебе кажется, что оно неправильное? – нахмурился Амариль.
– А потому что оно… некрасивое. Я бы его как-нибудь переделала.
Амариль нервно откашлялся.
– Ну-ка, дай-ка я его увеличу… – сказал он, и уравнение приблизилось. Юго, прищурившись, принялся разгадывать его.
– Спасибо тебе большое, дядя Юго, – сказала Ванда, – за эти красивые огоньки. Может быть, я когда-нибудь пойму, что они значат.
– Вот и хорошо. Надеюсь, ты немножко развеселилась?
– Чуть-чуть, спасибо, – пробормотала Ванда, и слегка улыбнувшись, вышла из кабинета.
Амариль был уязвлен в самое сердце. Он терпеть не мог, когда кто-либо высказывал критические замечания в адрес Главного Радианта – тем более двенадцатилетняя девочка… ничего в нем не смыслившая.
Он и помыслить не мог, что с этого мгновения началась революция в психоистории.
4
Ближе к вечеру Амариль зашел в кабинет Гэри Селдона. Это и само по себе было крайне необычно, поскольку Юго практически никогда не покидал своего кабинета – даже для того, чтобы поговорить с коллегами, работавшими у него за стеной.
– Гэри, – хмуро и обескураженно проговорил Амариль. – Случилось нечто странное. Странное, просто невероятное.
Селдон с грустью смотрел на Амариля. Тому было всего пятьдесят три, но выглядел он намного старше – сутулый, изможденный. Когда Гэри напирал, Юго неохотно отправлялся на медицинское обследование, и все врачи в один голос советовали ему на время оставить работу (кое-кто советовал вообще уйти на пенсию) и отдохнуть . «Только так, – говорили доктора, – он мог бы поправить здоровье. А не то…» Селдон слушал и обреченно качал головой. «Стоит отнять у него его работу, и он умрет еще скорее – умрет несчастным. Нет выбора».
Тут Селдон понял, что находился в забытьи и не расслышал о чем ему поведал Юго.
– Прости, Юго, – пробормотал он. – Я отвлекся. Повтори, пожалуйста.
– Я сказал, что случилось нечто из ряда вон выходящее.
– Что же, Юго?
– Дело в Ванде. Она заходила ко мне… знаешь, она, очень грустная.
– Почему?
– Наверное, из-за второго ребенка.
– Ах да… – виновато нахмурился Селдон.
– То есть она так и сказала, и плакала, уткнувшись мне в плечо. Признаться, Гэри, я и сам расплакался. А потом решил ее утешить и развеселить. В общем, решил показать ей Главный Радиант.
Тут Амариль несколько растерялся – похоже было, он пытается подобрать слова, чтобы рассказать, что же случилось потом.
– Ну, Юго? И что дальше?
– Ну… она смотрела на разноцветные огоньки, и я увеличил один участок, а именно – 42Р254. Помнишь?
– Нет, Юго, – смущенно улыбнулся Селдон. – У меня не такая память на уравнения, как у тебя.
– А надо было бы запомнить, – покачал головой Амариль. – Как же можно работать, если… ну да ладно, не сердись. Хочу обрадовать тебя: Ванда указала на один участок и сказала, что он неправильный. По ее мнению, он… некрасив.
– Чему радоваться-то? Вкусы у нас у всех разные.
– Не спорю, но я потом, после ее ухода, долго думал… Гэри, с этим кусочком действительно не все в порядке. Программирование было с погрешностями, и именно тот кусочек, который не понравился Ванде, оказался неправильным. И скажу тебе честно, он-таки некрасивый.
Селдон выпрямился и нахмурил брови.
– Погоди, Юго, я хочу понять. Она ткнула куда-то пальцем, сказала, что это некрасиво и оказалась права .
– Да. Именно ткнула пальцем, но не просто куда-то . Она очень точно показала место.
– Но это просто невероятно.
– Но это произошло. Я же своими глазами видел.
– Я не говорю, что этого не было. Я говорю, что это просто какое-то удивительное совпадение.
– Да? А как ты думаешь, ты, со своим знанием психоистории, со своим многолетним опытом, мог бы бросить небрежный взгляд на новую систему уравнений и тут же объявить, что часть системы неверна?
Селдон пожал плечами.
– Юго, а почему ты увеличил именно эту, систему уравнений? Что заставило выбрать именно ее?
Амариль пожал плечами.
– Ну возможно… это совпадение, если хочешь. Просто нажал кнопки, и все.
– Не может быть, чтобы это было совпадение… – пробормотал Селдон, умолк, глубоко задумался и наконец задал тот вопрос, после которого начатая Вандой революция в психоистории набрала ход.
– Юго, – спросил Селдон, – а у тебя самого эти уравнения раньше не вызывали никаких сомнений? Была причина заподозрить, что с ними не все ладно?
Амариль сунул руки в карманы куртки, пожал плечами.
– Вроде бы была… Видишь ли…
– Так вроде бы или действительно была?
– Точно, была. Я когда вводил эту систему, засомневался – у меня даже рука потянулась к программирующему устройству. Вроде бы, ничего особенного, но было какое-то внутреннее беспокойство. Да дел было по горло, и я все оставил, как есть. А потом… Ванда показала на это самое место, и я решил окончательно все проверить. В противном случае я бы просто махнул на это рукой – мало ли чего скажет ребенок.
– И ты выбрал именно эту систему уравнений, чтобы показать Ванде? Словно она вытащила эту мысль наружу из твоего подсознания?
– Кто знает? – пожал плечами Амариль.
– А как раз перед тем как это случилось, вы, обнявшись, плакали? – Амариль еще более растерянно пожал плечами. – Похоже, я понимаю, что произошло, Юго, – сказал Селдон. – Ванда прочла твои мысли.
Амариль вскочил как ужаленный.
– Это невозможно! – воскликнул он.
Селдон медленно проговорил:
– Я знал когда-то человека, обладавшего такими способностями… Но он… – Селдон немного помолчал, вспоминая Эдо Демерзеля, известного ему под настоящим именем – Дэниел. – Он был больше , чем человек, и его способность читать мысли, направлять людей на те или иные поступки была ментальной способностью. Может быть, у Ванды такая способность тоже есть.
– Не могу поверить, – упрямо мотнул головой Амариль.
– Я – могу, – сказал Селдон и вздохнул, – но что с этим делать, ума не приложу.
Туманно, отдаленно почувствовал он поступь революции в психоистории – но только туманно…
5
– Папа, – сокрушенно обратился Рейч к отцу, – ты неважно выглядишь.
– Да, – кивнул Селдон. – Зверски устал. А ты как?
Рейчу уже исполнилось сорок четыре, и в его волосах мелькала седина, но предмет его всегдашней гордости – усы – оставались густыми и черными. Настоящие далийские усы. Селдон порой подумывал, уж не красит ли Рейч их, однако понимал, что спрашивать об этом сына лучше не надо.
– Ну, ты на время освободился от лекций? – спросил Селдон.
– Да, ненадолго. Как я рад быть дома, видеть Манеллу, Ванду и тебя, па!
– Спасибо, сынок. Но у меня, Рейч, для тебя новости. Придется покончить с лекциями. Ты мне нужен здесь.
Рейч нахмурился:
– Зачем?
Отец дважды поручал ему трудные задания, но это было давно, во времена джоранумитской смуты. Насколько было известно Рейчу, теперь все было спокойно – особенно после свержения хунты и восхождения на престол нового, хотя и довольно невыразительного Императора.
– Речь о Ванде, – ответил Селдон.
– О Ванде? А что такое с ней?
– Ничего страшного, но ее нужно будет подвергнуть полному генетическому обследованию. И не только ее – и тебя, и Манеллу, и малышку.
– Как, и Беллис тоже? Да в чем дело-то?
Селдон растерялся.
– Рейч… ты же знаешь, что мы с мамой всегда находили, что ты человек исключительный – необыкновенно обаятельный, внушающий почти любому доверие и любовь к себе.
– Я знаю, ты так думал, и всегда мне это говорил, когда собирался дать мне какое-нибудь жуткое задание. Но я должен сказать тебе откровенно – сам я ничего подобного никогда не чувствовал.
– Нет-нет, ты покорил меня… и Дорс, – с трудом проговорил Селдон (имя жены до сих пор отзывалось в его душе болью, хотя уже четыре года прошло, как ее не стало). – В Сэтчеме ты покорил Рэчел. Ты и Джоранума покорил. И Манеллу. Чем ты все это объяснишь?
– Умом и красотой, – шутливо усмехнулся Рейч.
– А тебе никогда не казалось, что ты мог соприкасаться… как-то соприкасаться с сознанием людей, их мыслями и чувствами?
– Нет, я о таком и не думал. И честно говоря, мне это кажется глупым… при всем моем к тебе уважении, папа…
– А что ты скажешь, если я открою тебе… Рейч, Ванда прочла мысли Юго в один довольно драматический момент.
– Что я могу сказать? Совпадение или иллюзия.
– Рейч, я когда-то знавал кое-кого, кто умел обращаться с людским сознанием весьма ловко – для него это было все равно, что для нас с тобой разговаривать.
– Кто это был?
– Я не могу о нем говорить. Но поверь мне на слово.
– Ну… – с сомнением в голосе протянул Рейч.
– Я побывал в Галактической Библиотеке и специально изучил этот вопрос. Существует любопытная история – ей около двадцати тысяч лет. Речь в ней идет о девушке – она была ненамного старше Ванды и умела общаться с целой планетой, вращавшейся вокруг звезды под названием «Немезида».
– Сказка, конечно же.
– Безусловно. И вдобавок, целиком не сохранившаяся. Но сходство героини с Вандой просто потрясающее.
– Папа, что ты задумал? – нахмурился Рейч.
– Понимаешь, Рейч, я не до конца уверен… Мне нужно посмотреть на расшифровку генома и отыскать таких же людей, как Ванда. Я знаю, что время от времени на свет рождаются дети, наделенные такими ментальными способностями, но, как правило, ничего хорошего им эти способности не приносят, и потому, дабы не попасть в беду, дети приучаются скрывать их. А потом они вырастают, и их дар, их таланты лежат в их сознании как погребенный под землей клад. Нечто вроде инстинкта самосохранения. Безусловно, в Империи, и даже среди сорокамиллиардного населения Трентора обязательно должны найтись похожие на Ванду дети и взрослые, и, когда я буду знать ее геном, можно будет с помощью генетического обследования выявлять нужных людей.
– И что же ты станешь делать, если разыщешь таких людей?
– У меня такое ощущение, что именно они понадобятся мне для дальнейшего развития психоистории.
– Значит, – прищурился Рейч, – Ванда первая, кого ты нашел, и ты собираешься сделать из нее психоисторика?
– Может быть.
– Как Юго? Папа, нет!
– Почему нет?
– Потому, что я хочу, чтобы она росла как нормальная девочка и выросла нормальной женщиной. Я ни за что не позволю тебе засаживать ее за Главный Радиант и превращать в живой памятник психоисторической математике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Я это знаю, Лас, и бесконечно благодарен вам. Мы действительно засучим рукава.
Он встал, но улыбнуться не сумел – так горько ему было от нечаянного напоминания о праздновании его дня рождения десять лет назад.
– Ну, я пойду, – сказал он. – Займусь своими делами.
Уходя, он ощутил угрызения совести. Вечно приходилось всех обманывать. Лас Зенов и понятия не имел о том, каковы были истинные планы Селдона.
3
Гэри Селдон вошел в удобный кабинет, в котором последние несколько лет работал, посещая Галактическую Библиотеку. Здесь, как и во всех остальных помещениях Библиотеки, чувствовался налет распада, что-то вроде накопившейся усталости – может быть, нечто, сродни состоянию любой вещи, слишком долго стоящей на одном и том же месте. И тем не менее Селдон знал, что все здесь может остаться по-прежнему еще много веков, а при условии вдумчивого переустройства – и тысячи лет.
Как же он здесь оказался?
Снова и снова он вспоминал прошедшее, пробегал мысленным взором всю свою жизнь. Конечно, это было связано со старостью. В прошлом у него осталось гораздо больше, чем ожидало в будущем, и потому разум безотчетно отворачивался от призрачного света, мерцающего впереди, и упорно возвращался назад – к тому, что уже прошло.
Однако из этого правила было исключение. Прошло больше тридцати лет, а за это время и психоистория наконец выбралась на прямую дорогу. Да, прогресс хоть со скрипом, но двигался все-таки вперед. А шесть лет назад произошел совершенно неожиданный поворот событий.
Селдон точно знал, как все соединилось и почему это стало возможно.
Дело, несомненно, заключалось в Ванде, внучке Селдона. Гэри закрыл глаза и углубился в воспоминания о событиях шестилетней давности.
Ванде тогда было двенадцать, и настроение у нее было печальное. У Манеллы родился еще один ребенок – крошка Беллис, и она целиком погрузилась в уход за младенцем.
Отец Ванды, Рейч, закончив наконец свою книгу, посвященную родине – сектору Даль – добился небольшого успеха и на короткое время стал чем-то вроде знаменитости. Его пригласили почитать лекции в связи с выходом книги, и он с готовностью согласился выступать, поскольку проблемы родного сектора его не переставали волновать. Как он сказал однажды Селдону: «Знаешь, когда я говорю про Даль, мне не приходится прятать свой далийский жаргон. Наоборот, от меня именно и ждут, что я буду болтать по-далийски».
В итоге Рейч почти все время куда-то уезжал, дома бывал редко, а когда бывал, то больше времени проводил с младшей дочкой.
А Дорс – Дорс больше не было, и эта рана никак не заживала в душе Селдона. И отреагировал он на смерть супруги жестоко, немилосердно: в его сознании эта смерть соединилась со сном Ванды, с которого все началось, вокруг которого закрутилась-завертелась нить событий, оборванная смертью Дорс.
Если поразмыслить, Ванда тут была ни при чем – и умом Селдон это прекрасно понимал. И все-таки он старался как можно реже встречаться с внучкой, из-за чего ей было еще печальнее – она осталась совсем одна.
Что делать? Ванда вынуждена была искать утешения у человека, который, похоже, всегда был рад ей, единственного, кому она могла всегда довериться. Это был Юго Амариль, правая рука Гэри Селдона в деле разработки психоистории и человек, не знающий себе равных в беззаветной преданности этой науке.
У Гэри были Дорс и Рейч, а у Амариля, кроме психоистории, никого и ничего не было – ни жены, ни детей. И все же, стоило появиться Ванде, как Юго менялся на глазах. Он радовался ее приходам, но вел себя так, словно она была совсем взрослая – и Ванде это очень нравилось.
И вот шесть лет назад, в один прекрасный день Ванда зашла в кабинет Юго. Он обернулся, поглядел на девочку, близоруко прищурившись, и, казалось, в первое мгновение не узнал ее.
– А, это ты, дорогая моя Ванда! – наконец, воскликнул он. – А что это ты такая печальная? Такая красивая девушка не должна грустить.
У Ванды задрожала нижняя губа.
– Меня никто не любит… – прошептала она.
– Ну что ты все выдумываешь.
– Все любят мою сестренку. На меня всем наплевать.
– Я тебя люблю, Ванда.
– Значит, только ты меня и любишь, дядя Юго.
Теперь Ванда не могла, как маленькая, забраться к Юго на колени. Она прижалась к его плечу и разрыдалась.
Амариль, не зная, что делать, обнял девчушку и принялся приговаривать:
– Ну-ну, не плачь, не надо плакать… – Из-за жалости к ребенку, из-за того, что в его жизни не было ничего такого, над чем он мог бы заплакать, у него на глаза навернулись горькие слезы и побежали по щекам.
– Слушай, Ванда, – взяв себя в руки, как мог весело предложил он, – хочешь я тебе покажу кое-что очень красивое?
– Ч-что? – всхлипнула Ванда.
Амариль в своей жизни знал красоту единственной вещи во всей Вселенной.
– Ты Главный Радиант когда-нибудь видела? – спросил он.
– Не-а. А это что?
– Это штука, которой твой дед и я пользуемся в работе. Видишь? Вот он.
Он указал на черный куб, стоявший на письменном столе.
– Ничего красивого, – фыркнула Ванда.
– Пока – да, – согласился Амариль. – Но ты погляди, что будет, когда я его включу.
И включил. В комнате погас свет, и она наполнилась разноцветными светящимися точками.
– Видишь? А сейчас я увеличу изображение, и все эти точки превратятся в разные математические значки.
Так он и сделал. Казалось, что-то прошелестело в воздухе, и кругом запестрели самые разнообразные знаки – буквы, цифры, стрелочки и линии; ничего подобного Ванда раньше не видела.
– Ну, разве не красиво? – спросил Амариль.
– Да, красиво, – проговорила Ванда, придирчиво разглядывая значки и уравнения, которые (она этого, конечно, не знала и знать не могла) обозначали возможные варианты будущего. – Только вот этот кусочек мне не нравится. Он какой-то неправильный, – и она ткнула пальцем в уравнение, расположенное слева от нее.
– Неправильное? Почему тебе кажется, что оно неправильное? – нахмурился Амариль.
– А потому что оно… некрасивое. Я бы его как-нибудь переделала.
Амариль нервно откашлялся.
– Ну-ка, дай-ка я его увеличу… – сказал он, и уравнение приблизилось. Юго, прищурившись, принялся разгадывать его.
– Спасибо тебе большое, дядя Юго, – сказала Ванда, – за эти красивые огоньки. Может быть, я когда-нибудь пойму, что они значат.
– Вот и хорошо. Надеюсь, ты немножко развеселилась?
– Чуть-чуть, спасибо, – пробормотала Ванда, и слегка улыбнувшись, вышла из кабинета.
Амариль был уязвлен в самое сердце. Он терпеть не мог, когда кто-либо высказывал критические замечания в адрес Главного Радианта – тем более двенадцатилетняя девочка… ничего в нем не смыслившая.
Он и помыслить не мог, что с этого мгновения началась революция в психоистории.
4
Ближе к вечеру Амариль зашел в кабинет Гэри Селдона. Это и само по себе было крайне необычно, поскольку Юго практически никогда не покидал своего кабинета – даже для того, чтобы поговорить с коллегами, работавшими у него за стеной.
– Гэри, – хмуро и обескураженно проговорил Амариль. – Случилось нечто странное. Странное, просто невероятное.
Селдон с грустью смотрел на Амариля. Тому было всего пятьдесят три, но выглядел он намного старше – сутулый, изможденный. Когда Гэри напирал, Юго неохотно отправлялся на медицинское обследование, и все врачи в один голос советовали ему на время оставить работу (кое-кто советовал вообще уйти на пенсию) и отдохнуть . «Только так, – говорили доктора, – он мог бы поправить здоровье. А не то…» Селдон слушал и обреченно качал головой. «Стоит отнять у него его работу, и он умрет еще скорее – умрет несчастным. Нет выбора».
Тут Селдон понял, что находился в забытьи и не расслышал о чем ему поведал Юго.
– Прости, Юго, – пробормотал он. – Я отвлекся. Повтори, пожалуйста.
– Я сказал, что случилось нечто из ряда вон выходящее.
– Что же, Юго?
– Дело в Ванде. Она заходила ко мне… знаешь, она, очень грустная.
– Почему?
– Наверное, из-за второго ребенка.
– Ах да… – виновато нахмурился Селдон.
– То есть она так и сказала, и плакала, уткнувшись мне в плечо. Признаться, Гэри, я и сам расплакался. А потом решил ее утешить и развеселить. В общем, решил показать ей Главный Радиант.
Тут Амариль несколько растерялся – похоже было, он пытается подобрать слова, чтобы рассказать, что же случилось потом.
– Ну, Юго? И что дальше?
– Ну… она смотрела на разноцветные огоньки, и я увеличил один участок, а именно – 42Р254. Помнишь?
– Нет, Юго, – смущенно улыбнулся Селдон. – У меня не такая память на уравнения, как у тебя.
– А надо было бы запомнить, – покачал головой Амариль. – Как же можно работать, если… ну да ладно, не сердись. Хочу обрадовать тебя: Ванда указала на один участок и сказала, что он неправильный. По ее мнению, он… некрасив.
– Чему радоваться-то? Вкусы у нас у всех разные.
– Не спорю, но я потом, после ее ухода, долго думал… Гэри, с этим кусочком действительно не все в порядке. Программирование было с погрешностями, и именно тот кусочек, который не понравился Ванде, оказался неправильным. И скажу тебе честно, он-таки некрасивый.
Селдон выпрямился и нахмурил брови.
– Погоди, Юго, я хочу понять. Она ткнула куда-то пальцем, сказала, что это некрасиво и оказалась права .
– Да. Именно ткнула пальцем, но не просто куда-то . Она очень точно показала место.
– Но это просто невероятно.
– Но это произошло. Я же своими глазами видел.
– Я не говорю, что этого не было. Я говорю, что это просто какое-то удивительное совпадение.
– Да? А как ты думаешь, ты, со своим знанием психоистории, со своим многолетним опытом, мог бы бросить небрежный взгляд на новую систему уравнений и тут же объявить, что часть системы неверна?
Селдон пожал плечами.
– Юго, а почему ты увеличил именно эту, систему уравнений? Что заставило выбрать именно ее?
Амариль пожал плечами.
– Ну возможно… это совпадение, если хочешь. Просто нажал кнопки, и все.
– Не может быть, чтобы это было совпадение… – пробормотал Селдон, умолк, глубоко задумался и наконец задал тот вопрос, после которого начатая Вандой революция в психоистории набрала ход.
– Юго, – спросил Селдон, – а у тебя самого эти уравнения раньше не вызывали никаких сомнений? Была причина заподозрить, что с ними не все ладно?
Амариль сунул руки в карманы куртки, пожал плечами.
– Вроде бы была… Видишь ли…
– Так вроде бы или действительно была?
– Точно, была. Я когда вводил эту систему, засомневался – у меня даже рука потянулась к программирующему устройству. Вроде бы, ничего особенного, но было какое-то внутреннее беспокойство. Да дел было по горло, и я все оставил, как есть. А потом… Ванда показала на это самое место, и я решил окончательно все проверить. В противном случае я бы просто махнул на это рукой – мало ли чего скажет ребенок.
– И ты выбрал именно эту систему уравнений, чтобы показать Ванде? Словно она вытащила эту мысль наружу из твоего подсознания?
– Кто знает? – пожал плечами Амариль.
– А как раз перед тем как это случилось, вы, обнявшись, плакали? – Амариль еще более растерянно пожал плечами. – Похоже, я понимаю, что произошло, Юго, – сказал Селдон. – Ванда прочла твои мысли.
Амариль вскочил как ужаленный.
– Это невозможно! – воскликнул он.
Селдон медленно проговорил:
– Я знал когда-то человека, обладавшего такими способностями… Но он… – Селдон немного помолчал, вспоминая Эдо Демерзеля, известного ему под настоящим именем – Дэниел. – Он был больше , чем человек, и его способность читать мысли, направлять людей на те или иные поступки была ментальной способностью. Может быть, у Ванды такая способность тоже есть.
– Не могу поверить, – упрямо мотнул головой Амариль.
– Я – могу, – сказал Селдон и вздохнул, – но что с этим делать, ума не приложу.
Туманно, отдаленно почувствовал он поступь революции в психоистории – но только туманно…
5
– Папа, – сокрушенно обратился Рейч к отцу, – ты неважно выглядишь.
– Да, – кивнул Селдон. – Зверски устал. А ты как?
Рейчу уже исполнилось сорок четыре, и в его волосах мелькала седина, но предмет его всегдашней гордости – усы – оставались густыми и черными. Настоящие далийские усы. Селдон порой подумывал, уж не красит ли Рейч их, однако понимал, что спрашивать об этом сына лучше не надо.
– Ну, ты на время освободился от лекций? – спросил Селдон.
– Да, ненадолго. Как я рад быть дома, видеть Манеллу, Ванду и тебя, па!
– Спасибо, сынок. Но у меня, Рейч, для тебя новости. Придется покончить с лекциями. Ты мне нужен здесь.
Рейч нахмурился:
– Зачем?
Отец дважды поручал ему трудные задания, но это было давно, во времена джоранумитской смуты. Насколько было известно Рейчу, теперь все было спокойно – особенно после свержения хунты и восхождения на престол нового, хотя и довольно невыразительного Императора.
– Речь о Ванде, – ответил Селдон.
– О Ванде? А что такое с ней?
– Ничего страшного, но ее нужно будет подвергнуть полному генетическому обследованию. И не только ее – и тебя, и Манеллу, и малышку.
– Как, и Беллис тоже? Да в чем дело-то?
Селдон растерялся.
– Рейч… ты же знаешь, что мы с мамой всегда находили, что ты человек исключительный – необыкновенно обаятельный, внушающий почти любому доверие и любовь к себе.
– Я знаю, ты так думал, и всегда мне это говорил, когда собирался дать мне какое-нибудь жуткое задание. Но я должен сказать тебе откровенно – сам я ничего подобного никогда не чувствовал.
– Нет-нет, ты покорил меня… и Дорс, – с трудом проговорил Селдон (имя жены до сих пор отзывалось в его душе болью, хотя уже четыре года прошло, как ее не стало). – В Сэтчеме ты покорил Рэчел. Ты и Джоранума покорил. И Манеллу. Чем ты все это объяснишь?
– Умом и красотой, – шутливо усмехнулся Рейч.
– А тебе никогда не казалось, что ты мог соприкасаться… как-то соприкасаться с сознанием людей, их мыслями и чувствами?
– Нет, я о таком и не думал. И честно говоря, мне это кажется глупым… при всем моем к тебе уважении, папа…
– А что ты скажешь, если я открою тебе… Рейч, Ванда прочла мысли Юго в один довольно драматический момент.
– Что я могу сказать? Совпадение или иллюзия.
– Рейч, я когда-то знавал кое-кого, кто умел обращаться с людским сознанием весьма ловко – для него это было все равно, что для нас с тобой разговаривать.
– Кто это был?
– Я не могу о нем говорить. Но поверь мне на слово.
– Ну… – с сомнением в голосе протянул Рейч.
– Я побывал в Галактической Библиотеке и специально изучил этот вопрос. Существует любопытная история – ей около двадцати тысяч лет. Речь в ней идет о девушке – она была ненамного старше Ванды и умела общаться с целой планетой, вращавшейся вокруг звезды под названием «Немезида».
– Сказка, конечно же.
– Безусловно. И вдобавок, целиком не сохранившаяся. Но сходство героини с Вандой просто потрясающее.
– Папа, что ты задумал? – нахмурился Рейч.
– Понимаешь, Рейч, я не до конца уверен… Мне нужно посмотреть на расшифровку генома и отыскать таких же людей, как Ванда. Я знаю, что время от времени на свет рождаются дети, наделенные такими ментальными способностями, но, как правило, ничего хорошего им эти способности не приносят, и потому, дабы не попасть в беду, дети приучаются скрывать их. А потом они вырастают, и их дар, их таланты лежат в их сознании как погребенный под землей клад. Нечто вроде инстинкта самосохранения. Безусловно, в Империи, и даже среди сорокамиллиардного населения Трентора обязательно должны найтись похожие на Ванду дети и взрослые, и, когда я буду знать ее геном, можно будет с помощью генетического обследования выявлять нужных людей.
– И что же ты станешь делать, если разыщешь таких людей?
– У меня такое ощущение, что именно они понадобятся мне для дальнейшего развития психоистории.
– Значит, – прищурился Рейч, – Ванда первая, кого ты нашел, и ты собираешься сделать из нее психоисторика?
– Может быть.
– Как Юго? Папа, нет!
– Почему нет?
– Потому, что я хочу, чтобы она росла как нормальная девочка и выросла нормальной женщиной. Я ни за что не позволю тебе засаживать ее за Главный Радиант и превращать в живой памятник психоисторической математике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45