А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Андрейка заговорил! Андрейка живой будет! — быстро зашептала она и, взяв детей за плечи, повернула их к двери. — Бегите к деду скорее! Скажите: Андрейка заговорил!
Павлик схватил Наталку за руку, и оба, переваливаясь и толкаясь, заспешили к двери, перекатились на животах через высокий порог и бегом побежали выполнять задание.
Дед Никита и Саша были около дома — пристраивали к нему маленький сарайчик для скотины. Работа подвигалась медленно: то тот, то другой, бросив пилу или топор, шёл заглянуть в приотворённую дверь на больного.
Сейчас дед только взялся было за бревно, собираясь поднять его, как почувствовал, что его теребят и тянут маленькие руки.
— Уйдите, озорники, — крикнул он, — зашибу! — Но руки не отцеплялись.
— Баба! Андлейка за… — начал торопливо Павлик и даже не оглянулся на Наталку: ему захотелось договорить всё самому. — Андрейка за… — начал он сначала, но трудное слово никак не хотело выговариваться.
— Вивил! — вмешалась Наталка и ещё сильнее затеребила деда.
— Вот с вами и разберись, — ворчал дед, осторожно опуская бревно.
— Иду, иду! Ну, бабка, нашла кого посылать!
А Саша, бросив свой конец бревна, уже стоял на пороге хаты, взглядом спрашивая бабушку Ульяну.
— Заговорил! — повторила она и ему и радостно улыбнулась: — Жив будет и в уме не повредился.
Андрейка пошевелился.
— Уходите! — замахала рукой бабушка Ульяна. — Все уходите! Теперь у него разум, как у малого ребёнка. Пускай потихоньку подрастает.
Это был счастливый вечер. Ужинали на дворе, чтобы не утомить Андрейку. Но через каждые несколько минут кто-нибудь из ребят подбегал к дому и заглядывал в оконце.
— Глядит, — докладывал он, возвращаясь.
— Рукой пошевелил!
— На бок повернулся!
— Не мешайте ему, — сердилась бабушка Ульяна. — Ногу человек сломает, и то ему покой требуется. А тут чуток головы малый не лишился.
Андрейка встал с постели через неделю после того, как пришёл в себя. Он сильно вытянулся и похудел. В голубых глазах исчезли весёлые искорки. Самое тяжёлое было то, что он не спрашивал о матери, а молча, пристально смотрел на Сашу и на стариков. Он очень подружился с Гришакой, и они подолгу шептались о чём-то, когда Саша выводил Андрейку из хаты и усаживал его на сухом, пригретом солнцем пригорке.
— Вы о чём же это, ребятки, толкуете? — спросила как-то их бабушка Ульяна и ласково провела руками по светлым головёнкам.
— Так, — уклончиво ответил Андрейка, а Гришака молча отвернулся.
На следующий день Саша выждал, когда Гришака подошёл к Андрейке, и тихонько приблизился к ним сзади. Мальчуганы, увлечённые разговором, не заметили этого.
— Придёт! — убеждённо сказал Гришака. — Мать придёт к печке. И письмо увидит.
Андрейка внимательно слушал его, обхватив колени тонкими слабыми руками.
— А про меня как узнает? — с сомнением спросил он.
— Этакий ты непонятный, — нетерпеливо проговорил Гришака и хлопнул ладошкой по земле. — Печка-то ваша где стоит? Возле нашей, как хаты стояли. Твоя к печке придёт, а моя уж там. Письмо враз найдут. Понял? И узнают. Я потому и ушёл, что письмо там. А то разве бы ушёл? Потому она придёт, а мы где?
Саша повернулся и тихо отошёл, глаза защипало, к горлу подступил комок. Не сразу смог рассказать бабушке Ульяне. Она выслушала и вздохнула.
— Не мешай им, — посоветовала. — Они друг другу скорей помогут.
Глава 8
ОПЯТЬ ОНИ!
В это утро дед Никита и Саша собрались в Малинку за картошкой, едва рассвело и стали видны зарубки на деревьях.
— Рысаков наших обоих заберём, — распорядился дед. — В паре им веселее.
Бабушка Ульяна насчёт Мишки не спорила, а Рыжуху отпустила неохотно:
— Ещё утопите нашу кормилицу, а я что с малышами делать буду? — говорила она.
— Не бойся, бабка, — успокаивал дед Никита. — Скотина, она человека приметливее, поди, каждый поворот лучше нашего затвердила. Зато картошки, сама понимаешь, на двух спинах привезём.
— Так-то оно так, — огорчённо соглашалась бабушка Ульяна. — Только вы больше не на них, а на свои приметы полагайтесь.
Рыжухе утренняя прогулка была не особенно по вкусу, она с шумом нюхала воздух и землю на тропинке, упиралась и жалобно мычала.
— Чует неладное, — тревожно проговорила бабушка Ульяна, стоя на пригорке.
Но пара варёных картошек улучшила настроение: Рыжуха вздохнула и пошла по тропинке. Мишка уверенно шагал сзади, и это её окончательно успокоило.
Саша, как всегда, шёл первый. Уговаривая и успокаивая Рыжуху, он почти не заметил, как кончилось болото и за рекой завиднелись огороды Малинки. Мальчик невольно остановился, взял за руку деда Никиту и тихонько к нему прижался.
Старик удивлённо покосился, но понял, неумело погладил его по голове.
— Как взгляну, самому сердце рвёт, — пробормотал он. — Лошадок наших, гляди, крепче привязывай, как бы налегке домой не подались. Теперь сюда, правее ступай, тут брод мелкий.
«Страшно, а всё равно нужно», — напомнил себе Саша, спускаясь к реке, и на душе у него стало как будто легче.
Копать начали в огороде у самой реки — носить на тот берег отсюда было близко.
— Как картошка быстро выросла! — удивлялся Саша. — Смотри, дедушка, несколько дней не копали, а она уж с кулак ростом!
— Уродилась на славу, да не на счастье людское, — отозвался старик. — Ну, мешок готов, бери верёвочку, завязывай, Сашок.
Саша не пошевельнулся. Он стоял, не отводя глаз от чего-то вдали, вздрогнул и схватил деда за рукав.
— Дедушка, — прошептал он. — Вон там, у самого леса, дом стоит. Не сожгли его. Как мы его раньше не видели?
— Где? Где? — заторопился дед и, уронив верёвочку, приставил руку козырьком к глазам. — У леса, говоришь? Так это же наша кузня. Отец мой ещё… Его руками ставлена. Не усмотрели её те, проклятые, не спалили. А ну, кидай мешок, бежим. Припас там кузнецкий весь покинут.
Продолжая говорить, дед поспешил на дорогу и почти бежал по ней, увлекая за собой Сашу.
Низенькая, крытая соломой кузница стояла на опушке леса, возле спуска к реке. Сквозь широко распахнутые ворота виднелся остывший горн. Тяжёлый молот прислонился к наковальне, на ней лежал маленький молоток-ручник рядом с клещами. В клещах зажата какая-то железка.
Дед Никита, тяжело дыша, остановился у входа.
— Полжизни молотом в этой кузне ковано, — проговорил он, будто самому себе. — Хорошо, хоть Николай-кузнец жив остался, — повернулся он к Саше. — Тот, за которым Федоска ушёл. Ему я кузнечный припас свой оставил. Золотые руки у парня.
Дед Никита вдруг поднял молот и с неожиданным проворством так сильно взмахнул им, что Саша невольно отскочил в сторону.
— Бывало, орешек расколю — ядрышка не попорчу, — усмехнулся дед. — Ну, Сашок, поворачивайся, кой-чего с собой заберём. Петли на дверь будет чем сделать. Опять и гвоздей наковать не лишнее.
В углу кузницы почти до потолка возвышалась груда мешков с углём. Саша повернулся, собираясь отыскать пустой мешок, и случайно взглянул в окно. Тихо охнув, он тут же отскочил в глубь кузницы.
— Дедушка, — зашептал взволнованно. — Опять! Сюда идут!
По дороге, хорошо видные в лучах утреннего солнца, шагали три фигуры в защитных комбинезонах. Они ещё были далеко, но выйти из кузницы на дорогу, было уже невозможно. Ближе, ближе… и вот ветер донёс до кузницы обрывки немецкой речи.
Дед Никита не успел ещё сообразить, что делать, как Саша схватил его за руку.
— Сюда, дедушка, сюда, прячься!
Они едва протиснулись между стеной и мешками, как шаги и голоса послышались у самого входа.
— Ну что? Разве не моя правда? — говорил один по-немецки. — Чистая работа, никого не осталось. Можем сразу отправляться обратно.
Голос показался Саше знакомым, он не выдержал: приподнявшись, осторожно выглянул в просвет между мешками и тут же быстро присел. Тот, который у дуба с филином был. Шрам стягивал левую щеку немца, казалось, что на лице его застыла зловещая кривая улыбка.
— Поворачиваем обратно, — продолжал тот же голос. — Путь не близкий, а эта глушь мне больше не нравится. Что ты делаешь, Куно? Стой!
— Маленький фейерверк, — со смехом отозвался другой голос, — чтобы старая развалина не портила вида.
— Глупее ничего не придумал! — раздражённо крикнул третий.
— На всю округу иллюминацию устроил. Здравствуйте, мы тут! Теперь уходите и побыстрее. Всё равно эту чёртову зажигалку уже не затушишь.
Голоса и шаги немцев зазвучали глуше и наконец смолкли вдали. В кузнице послышалось какое-то странное шипение, треск, и воздух сразу сделался нестерпимо горячим и душным.
Дед Никита осторожно выглянул из-за мешков и схватил Сашу за руку.
— Выбирайся! — крикнул он. — Горим!
Глотая дым, они выбрались из укрытия и бросились в другой угол кузницы. Мешки пылали. Дым клубами тянулся в открытые двери, в них ещё можно было выскочить, но немцы шли по дороге, непрестанно оборачиваясь.
— Окошко! — крикнул Саша. — К лесу вылезем, не увидят!
— Стой! — закашлялся дед. — Припас кузнечный выкину, не дам ему погореть! — И, закрываясь рукой от огня, он шагнул к наковальне, размахнулся. Тяжёлый молот с грохотом вылетел в окошко, унося за собой осколки рамы и стекла.
— Лезь! — приказал дед и, схватив неподвижно стоявшего Сашу, просунул его до пояса в окно. Мальчик вскрикнул от неожиданности и вывалился из окна головой в высокую прохладную траву, но тут же проворно вскочил на ноги.
— Дедушка! Сам лезь! Сгоришь! — отчаянно крикнул он, не думая, что его могут услышать немцы.
— Отступись! — послышался в ответ хриплый голос деда, и Саша еле успел уклониться от стремительно вылетевшего в окно ручника.
В густом дыму мелькала фигура старика. Закрываясь от наступающего огня большим кожаным фартуком, он хватал и выбрасывал в окно какие-то предметы. Они падали в густую траву, заглушавшую железный лязг.
— Дедушка! — со слезами кричал Саша, то подбегая к окну, то отскакивая. — Дедушка, сгоришь!
Наконец в окно просунулась багровая от жары и кашля голова деда Никиты.
— Не пролезу, — захрипел он.
— Плечом, плечом лезь! — крикнул Саша. — За руки меня хватай! Вот! — Уцепившись за руки старика, мальчик потянул, что было сил, упираясь ногами в стену…
Несколько минут борьба за жизнь шла в полном молчании, слышался лишь треск и гул огня в кузнице. Саше казалось, что его руки вот-вот оторвутся. Ещё, ещё… Вдруг дед Никита двинулся и, увлекая за собой мальчика, грузно вывалился на траву. Завивающийся язык пламени, смешанного с дымом, вырвался из окна, словно в погоне за ускользнувшей добычей.
— Вниз, к речке, ползи, — прохрипел дед Никита. Они скатились с откоса прямо в реку и окунули пылающие лица в прохладную воду Малинки. Она освежала обожжённую кожу, тушила тлеющую одежду. Задыхаясь, они поднимали головы и, глубоко вдохнув свежий воздух, опять опускали лица в воду.
Но вот дед Никита выпрямился, расстегнул воротник рубашки и, — Саша даже глаза вытаращил от удивления, — заботливо вытянул из-под неё бороду и перекинул её на плечо. Затем он погрозил кулаком в сторону, куда скрылись немцы, и произнёс:
— Не добрались до моей бороды, чёртовы дети! Чуть сам не сгорел, а её сберёг. — Дед Никита ещё раз окунул опалённое лицо в воду и, поднимаясь на ноги, сказал уже озабоченно: — Гляди в оба, Сашок, не вернулись бы те разбойники. Наше дело с огорода мешки забрать, пока они их не приметили, и домой подаваться. А за кузнечным припасом ужо другой раз придём, никуда он не денется, в траве полежит. Эх, жалко кузни, отцова память… Да людей тут сколько погублено, где уж об стенах печалиться.
— Они не вернутся больше, дедушка, — Саша подошёл к мешкам. — Старший очень бранил того, что зажигалку кинул. Говорил, дым покажет, где они находятся, а им надо было потихоньку. Наверно, партизан боятся.
— Может, и так, — согласился дед Никита. — А всё-таки от беды подальше.
Переносить мешки на другой берег было трудно: хотя Сашина курточка и дедова рубаха уцелели, но кожа на спине и плечах воспалилась и болела.
Дед Никита быстро перекинул мешок Саши на свои плечи.
— Иди, Сашок, вперёд, брод указывай, — сказал он твёрдо.
Саша ничего не посмел возразить.
Домой по знакомой дорожке Мишка с Рыжухой шагали охотно и проворно, точно не их вели, а они показывали дорогу.
Вот и конец тропинки. У самого берега острова стоит бабушка Ульяна и напряжённо всматривается вдаль.
— Слава богу! — только и вымолвила она, всплеснув руками. — Где же вы их встретили? Да как спаслись?
— От тебя, бабка, не скроешься, — опустил на землю мешки дед Никита и, пошатнувшись, присел сам.
— Не видали они нас, счастье наше. И ушли. Говорили, будто совсем. Сашок их клятую речь понимает. А что было, — дай передохнуть, всё расскажу. — И, прислонившись к дереву, дед опустил голову и закрыл глаза.
— Ложись, ложись и ты, Сашок, — заторопилась бабушка Ульяна и потянула Рыжуху за верёвку. — Счастье наше, живые добрались, и на том вам великое спасибо.
Глава 9
ВОЙНА ВОКРУГ НАС КРУЖИТ…
Подготовка к зиме шла своим чередом, и в дружной семье никто не оставался без дела. Бабушка Ульяна с Андрейкой ухитрилась выкопать погреб для картошки, пока дед Никита с Сашей её ежедневно копали в огородах Малинки, а Мишка и Рыжуха перетаскивали на остров мешок за мешком.
— Вот, добро, — сказал как-то дед Никита, привязывая на широкую спину быка перекидной мешок, — отработается бычок, а как станут морозы, зарежем и мяса наморозим на целую зиму.
Саша даже лопату из рук выронил. Что? Съесть Мишку? Нет уж, этого не будет!
— Дедушка, — заговорил он дрожащим голосом. — Дедушка, я сена сам наготовлю много. Только Мишку нельзя есть, дедушка. Мишка нам друг.
— Это бык-то друг? — удивился дед Никита. — Никогда такого не слыхал. Ну ладно, наготовишь сена, — сбережёшь своего друга.
— Спасибо, дедушка, — обрадовался Саша и, обхватив руками Мишкину шею, прижался щекой к его блестящей чёрной щеке. Он поцеловал бы его, да боялся дедовой насмешки. Мишка принял ласку благосклонно: наклонив тяжёлую голову, дружески подтолкнул Сашу широким лбом так, что тот отлетел шага на три в сторону и едва устоял на ногах.
— Не балуй! — строго крикнул дед Никита Саше и, размахнувшись лопатой, стукнул Мишку по широкой спине. — Где это видано — с быком в игрушки играть? Он тебе так наиграет, что костей не соберёшь. Скотина страх должна понимать!
Глухой рокот прервал их разговор. Ближе, ближе… Из-за леса вдруг выплыли две чёрные точки, они быстро увеличивались, рокот тоже нарастал.
— Самолёт! — закричал Саша. — Дедушка, самолёт! Как бы узнать — наш это или немецкий?
Самолёты промелькнули над их головами, шум моторов быстро замер вдали. Дед Никита подошёл к быку и взялся за верёвку, привязанную к его рогам.
— Идём, Сашок, — поторопился он. — Как бы ещё немцы к нам на головы не посыпались.
Уже подходя к острову, Саша вдруг остановился и прислушался.
— Дедушка, дети кричат, — проговорил он удивлённо, — слышишь?
Дед Никита приложил руку не к глазам, как обычно, а к уху.
— Ну и что? — проворчал он, продолжая идти за Рыжухой. — Им больше и делать нечего. Не плачут и то ладно.
— Слово какое-то повторяют, — вслушивался Саша. — А что — не разберу.
— Коска, коска! — донеслось уже отчётливее из-за поворота. — Ой, коска!
Саша обогнал Рыжуху и проворно взбежал вверх по тропинке.
— Дедушка, смотри! — крикнул он.
Гришака, Маринка и близнецы тесной кучкой столпились на лужайке перед домом вокруг чего-то маленького, пёстрого. Гришака присел на корточки, протянул руку.
— Живая, — проговорил он, — ишь, глядит!
— Мя-у, — тихонько послышалось в ответ.
Кошка сидела не шевелясь, прижавшись к кустику травы. На чёрной мордочке, казалось, жили только золотые испуганные глаза.
— Вот здорово! — воскликнул Саша. — Сама, через лес, через топь пришла! Голодная, наверно.
Маринка подняла кошку и ласково прижала к груди.
— Домой снесу, — сказала она серьёзно, как взрослая. — Молока дам. Куда ей деваться-то.
— Домой! — радостно запищали близнецы и, по привычке взявшись за руки, затопали за Маринкой.
Дед Никита и Саша убрали картофель, привязали Рыжуху и Мишку. Наконец Саша открыл дверь и остановился на пороге.
Близнецы, взгромоздившись на нары, с восторгом наблюдали, как кошка, давясь и захлёбываясь, лакала молоко из глиняного черепка. Маринка, сидя на корточках, осторожно гладила пёструю спинку.
— Не мешай ей, — сказала бабушка Ульяна. — Самая это нам удача, что кошка к дому прибилась. Чья она — не припомню, только примета верная: кошка на три цвета — дому прибыль. Как она болотом-то пройти сумела?
А кошка, вылизав черепок насухо, оглянулась, прыгнула на печку и, поджав лапки, замурлыкала, точно и век тут сидела.
К вечеру всегда дружные ребята чуть не перессорились: кому спать с кошкой.
— Я её первый увидел, — доказывал Гришака и даже раскраснелся.
— А я её в избу принесла, — спорила всегда тихая Маринка.
Бабушка Ульяна с трудом заставила малышей выпустить кошку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11