А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Тушенка надоела, свежатинки захотелось!
— Такими темпами тебя скоро самого освежуют. Балбес! Все! По коням. Дома разберемся! — Разведчик махнул рукой, мы сели на броню, поехали.
Толпа расступилась под грозным взором Андрея. Я обернулся: толпа начала перебранку с боевым охранением. Ну-ну, ребята, митингуйте, в поле работать надо, а не воевать и не митинговать, тогда б и мы дома сидели, а не шлялись по Северному Кавказу, у меня дома работы невпроворот.
Ехали недолго, как-то незаметно меня потянуло в сон, я тряхнул головой. Закурил. Тоскливо на душе. Может, действительно стоит напиться сегодня? Свои же в Москве предали нас.
Тем временем добрались до окраины. Там стояли войска в оцеплении. Часть бойцов несла охранение, другая трудилась на земляных работах. Ох, и нелегкая эта работа!
Отрывались окопы в полный профиль, тут же землянки, закапывали по самую башню технику в капонирах. Рядом валялись мотки колючей проволоки, пустые консервные банки, привезенные с собой. Их нанижут на проволоку: кто-нибудь попытается перелезть, тронет — баночки пустые консервные зазвенят, загремят. Не мы придумали, еще в годы Великой Отечественной. Здесь же сновали собаки. Многие подбирали кавказских овчарок, тут они были матерые. Собаки, как и люди, обживали новое место службы, место жизни.
День зимний короткий, а к ночи надо много успеть. Только вот не знают мужики, что все это через несколько часов придется бросить и быстро-быстро, поджав хвост ретироваться. А все потому, что в войну вмешалась политика.
И политикам плевать, что здесь бандитское гнездо, кто-то им что-то сказал, и они снова предали своих солдат. И верят политики не своим солдатам и офицерам, что готовятся жить в землянках, и каждую секунду рискуют своими жизнями ради политических амбиций этих самых политиков.
Политики же сидят в больших теплых кабинетах, в удобных креслах, ездят на больших черных машинах, при этом рассуждая после сытного обеда о нарушении прав местного населения в Чечне. От этого у них ухудшается пищеварение, и они едут к своему персональному доктору. Тот, покачивая головой, сообщает, что сей государственный муж себя вообще не бережет, и прописывает дорогую пилюлю. После этого политик едет к себе домой. Все, рабочий день окончен. Жене он расскажет, что «эти военные» опять что-то там напортачили в Чечне. Толком никто не знает, что, но коли звонили из ПАСЕ, значит, что-то такое! И говорить за ужином я про это не хочу.
Вся эта картинка так живо предстала перед глазами, что я даже потряс головой, прогоняя ее.
Я смотрел на поджарых, прокопченных и просто грязных офицеров, прапорщиков, солдат, которые переговаривались сорванными голосами, на их шеи с торчащими кадыками, руки, все в ссадинах, на впавшие от усталости глаза.
И вновь представился политик, такой вальяжный, дорогой костюм за тысячи долларов, такие же туфли, шелковый галстук, белоснежная рубашка, толстая шея переваливается через воротник, золотая заколка. Брюшко свисает через ремень. Пальчики белые, аккуратные, маникюрчик. И ничего этот политик не сделал толкового в жизни, лишь шаркал по паркетам, да «шел по курсу партии», и ему плевать какая партия, главное, чтобы она его кормила. И денег у него хватит его внукам, и похоронят его на престижном кладбище. И вся страна будет умываться слезами, непонятно от радости или от горя.
А за каждым из тех, кто здесь, кроме своей семьи и России за спиной больше никого. И не пустят его в коридоры власти. Потому как допусти, так он все вещи назовет своими именами. А кому это надо? Никому.
Вот и солдаты, и офицеры, ломая лопаты, поминая всуе всех святых и их родителей, перемещают кубы чеченской жирной, липкой и крайне грязной земли. Кто знает, может, вот так же во времена Ермолова предки кого-то из них лопатили эту искалеченную землю.
Раздался шум подъезжающего БТРа. Обернулся, на броне сидели усталые Каргатов, Молодцов, Разин. Подъехали, спрыгнули.
— Что, эвакуация? — Каргатов как и все недоумевал.
— Скажи спасибо, что не ликвидация. — Я был мрачен.
— Спасибо, — буркнул Серега Каргатов.
— Пожалуйста, — ответил я. — Как там адвокат?
— Какой адвокат? — не понял Вадим Молодцов. — Мы у прокурора были.
— Это для нас с тобой — прокурор, а для духов — адвокат, — пояснил я.
— А, ничего особенного. Нога целая. — Каргатов огладил усы и закурил. — Когда его водила дал по газам назад, то инстинктивно вывернул руль и подставил сторону пассажира.
— Не хрен на переднем сиденье сидеть! Все начальники сзади ездят. — Молодцов нервно подернул правой стороной щеки, это у него после контузии.
— Теперь он только в багажнике будет передвигаться. — Разин тоже устал, черные круги залегли под глазами.
— Жить-то будет? — Гаух тер руку.
— Он нас с тобой переживет. Башкой долбанулся то ли о панель, то ли о стекло. Мы водилу, пока тот в шоке от происшедшего был, допросили под протокол. — Каргатов понимал, что это слабое доказательство нашей невиновности, но, тем не менее, надо же чем-то прикрыть свой зад.
— Он потом заявит, что вы ему ствол в ухо вставили и заставили подписать чистую бумагу. Или что в шоке был. Чеченец?
— Он самый.
— Лажа все это. Валим?
— Поехали!
Мы расселись на броне и двинулись в обратный путь. Теоретически не должно быть засады, но кто знает, может, Хачукаев или его люди захотят отбить своих.
Доехали назад без приключений.

Каргатов
Я не склонен к пессимизму, только вот порой, а особенно здесь — в Чечне, складывается впечатление, что моя работа никому не нужна.
Весь труд, все усилия, которые мы всем коллективом потратили на подготовку и проведение операции по Старым Атагам, полетели в тартарары.
Ну, везем в нутре БТРа восемь человек, но нет полной уверенности в том, что сейчас не поступит команда отпустить их с извинениями, с расшаркиванием и полным политесом.
Мне не нравится насилие, в принципе. Схватка ума, схватка интеллектов — это мое. И поэтому с удовольствием работал дома — в Красноярске, по противодействию разведывательных служб иностранных государств. Уж поверьте мне на слово, в России еще есть много чего интересного, что неизвестно западным державам, и в экономическом плане, и в военном.
И вот, когда ты на острие этой борьбы, идет схватка умов. С одной стороны ты и Россия, с другой — противник и вся мощь того государства, на которое он работает. Кто кого. Но я на своей земле, а они — нет. И вот тогда все мне помогают, и никто не дает приказа, чтобы я со своими коллегами не мешал иностранным разведчикам, их агентам собирать информацию.
В Чечне тоже моя земля. Но отчего-то здесь мне и моим товарищам не дают в полной мере бороться с бандитами. Жаль, что политики — не саперы. Те ошибаются всего один раз, и расплата всегда одинакова — жизнь, в лучшем случае — здоровье. У политиков же — ошибки прощаются, а расплачиваются за них тысячи людей.
Отчего так все несправедливо устроено? Не знаю. Знал бы — исправил.
И разведчики, что едут сейчас со мной на броне, получили урок в жизни, который не забудут: государству, политикам веры нет. Верить можно лишь своему товарищу, который воюет с тобой. А зачем тогда государство, которое подставляет своих солдат? Слава богу, что пока все обошлось без потерь с нашей стороны. А если бы был бой, и погибли наши солдаты? Страшно.
Не хотелось думать, что нас предали. Но получалось именно так. Боюсь, что начнут нас обвинять в некомпетентности. Для всех очевидно, что в Старых Атагах находится банда, и у нас есть члены этой банды и пособники. Но, полагаю, что прокуратуре не докажешь. Они жаждут нашей крови. Действительно прав был Ступников, когда говорил, что они — адвокаты боевиков. А как же закон?
Тем временем добрались до окраины Чечен Аула. Оставшиеся там солдаты постепенно сворачивали блок-посты, готовились к передислокации в Старые Атаги.
Разведчики им быстро и популярно — с использованием междометий, местоимений, идиоматических, сленговых выражений и популярных жестов объяснили, чтобы те не торопились. Те были крайне удивлены и возмущены, и так же с помощью аналогичных выражений и жестов сказали все, что думают по этому поводу. Особенно много говорилось в адрес московских политиков и чиновников.
Я сидел и слушал. От усталости или оттого, что все надоело, и я устал, вспомнился курс лингвистики и фонетики, который проходил в институте. Как же все-таки богат русский язык! Смешно. Старый профессор для наглядности нам приводил два примера.
Так, английское слово «Fuck» говоришь отрывисто, а вот русское «Бля» можно орать и тянуть до бесконечности.
И еще. Когда русский заходит в помещение, а там никого нет, он говорит: «Ни души», а англоговорящий гражданин скажет фразу, которая переводится «Ни одного тела». Получается, что для русского важнее душа, и человек обязательно отождествляется с душой, чего не скажешь про английскую речь.
Хотя, читая Шекспира в подлиннике, понимаешь, что он был близок русскому по духу. У него тоже душа стояла на первом месте, особенно это видно в «Короле Лире» и «Сонетах».
БТР подъехал к школе, в подвал которой и спустили пленных. Так как готовились к перемещению, охраны уже не было, и командир разведчиков, или, как его называл Ступников — командир гоблинов или предводитель команчей, назначил двух часовых из своих подчиненных.
Он разъяснил им на недавнем примере, что курение на посту и отвлечение от несения службы заканчивается перерезанным горлом.
Мы же напомнили им, что за жизнь каждого задержанного они отвечают лично своей головой. Молодцов пообещал, что если кто-нибудь из духов вдруг помрет, то часовые в обязательно-принудительном порядке сделают себе харакири штык-ножом.
А потом поехали к нам в отдел. По дороге заскочили к особистам, они прихватили бутылку водки.
Расположились у Ступникова. Говорить особо не хотелось. Выпили несколько стопок, и я ушел. Лег спать. А что делать? Допрашивать пленных? А зачем? Снова могут предать. Приедет Мячиков, пусть расскажет, что дальше нам делать. Наши фото есть у правозащитников, не исключено, что они потребуют через прокуратуру наши головы. После того, что произошло, я уже ни чему не удивлюсь.
Было слышно, как Ступников бушевал, посылая всевозможные проклятия на головы тех, кто дал команду отступать. Но что толку. Проклятия не сбудутся, все это лишь сотрясание воздуха. Не умрут, не заболеют эти люди, и не пойдут туда, куда Саша отправляет их, и не вырастут у них на лбу и в других места те части тела, которые он хотел, чтобы выросли. Ждать. Только ждать. А ожидать свою судьбу лучше во сне. Разделся, духи далеко, начальство тоже.
Я проспал долго. Проснулся сам. Оделся, за окном темно. Зима, темнеет рано, глянул на светящийся циферблат «командирских» часов — 21.30. М-да уж. Если бы проводили конкурс, кто больше проспит, то все, кто воевал в Чечне, наверняка одержали бы убедительную победу с огромным отрывом. Я не выспался, просто надо иметь совесть.
В коридоре дневальный читал книгу под тусклой мерцающей лампочкой.
— Начальник здесь? — я потянулся, эх, хорошо!
— Начальник звонил Ступникову, сказал, что поехал на Ханкалу, там большие разборки учинили.
— Ясно. — Я умылся из рукомойника, что висел в коридоре. — А где сам Ступников?
— Он и все остальные уехали в школу, пленных «потрошить».
— Давно?
— Да как вы спать ушли, так они минут через двадцать и двинули. — Помолчал и добавил: — Связисты говорят, что про Старые Атаги Америка по радио говорит.
— Вся Америка? — я удивился.
— Да нет, или «Голос Америки» или «Свобода».
— Эти наговорят, — я махнул рукой. — Поменьше слушай «вражеские голоса». И что болтают?
— Что согнали все мужское население. И всех пытали электротоком. А кого подозревали в сотрудничестве с бандитами, ставили на два табурета, к хулю привязывали кирпич, он болтался между ног, а военные били по нему ногой. По кирпичу, — уточнил дневальный. — Тут же интервью брали у тех, кто чудом спасся. Говорят, что пропало без вести человек пятьдесят. Благодаря правозащитникам и иностранным журналистам прибыла прокуратура и прекратила все это безобразие. А про этого придавленного говорили…
— Какого придавленного? Не понял.
— Ну, того, которого БТРом переехало.
— А. Ну, и?
— Он, оказывается, вообще герой, пытался воспрепятствовать зачистке и арестовать военных преступников.
— Так и сказали, что военные преступники? Или сам сочинил?
— Связисты сказали, они даже записали на память передачу.
— Надо будет тоже послушать, да потом к отчету приложить. Потом посмеемся, лет через десять. Прокурор-то жив? Не слышал?
— Жив. Его на «вертушке» вывезли. Ну, не только его, всех, что с Ханкалы. Одна «восьмерка» села, а еще штуки три, что сопровождали, «карусель» крутили, прикрывали.
— Не сбили?
— Да кто же своих сбивать-то будет. Они же их адвокаты, — увидев мой взгляд, пояснил: — Я слышал, как вы их называли.
— Понятно. На чем офицеры уехали в школу?
— На БТРе, «шестерка» стоит там, где оставили. Ужинать будете?
— А есть?
— Каша с тушенкой. Мы на всех оставили.
— Спасибо.
— Вернулись с зачистки?
— Все. Матерятся, да вы сами все знаете.
— Нас матерят? Ну, чекистов?
— Нет. Москву да Ханкалу. Все в «цвет» шло. Вон и духов повязали, значит, и банда недалеко ушла. Деревню перевернули, а потом бы окрестности из минометов прошарили. Никто бы не ушел… Не впервой же!
— Что читаешь?
— «Шамиль». Это не про Басаева, а того, что при царе здесь шуровал.
— Ну, как тебе? — я ее прочел еще дома.
— Надо денег за голову Басаева и многих других объявить, сами в мешке башку притащат. Они же продажные.
— Не все так просто, как хотелось бы. Давай поедим, да поеду на подмогу.
— Там все нормально. «Зверя» выпустили, он пару табуретов зубами поломал, арматуру на шее завязал у одного из душар, те и «поплыли».
— Откуда такие подробности? — усмехнулся, на что Зерщиков способен — знаю, даже представил, как это все было.
— Сам Зерщиков прибегал, у товарища подполковника сигареты кончились. Вот и рассказал. Потом «Зверюга» собирается кирпич крошить пальцами.
— Его энергию, да в мирное русло — цены бы ему не было.
— Не получится, — убежденно сказал боец. — Он слишком ленив, чтобы чем-то полезным заниматься. — Тем временем он из-под одеял достал котелок с кашей, ложку, налил чаю, все протянул мне. — Кушайте. Приятного аппетита.
— Спасибо. — Я не пошел к себе в комнату, а тут же принялся есть.
— Товарищ капитан, а можно я потом возьму у вас что-нибудь почитать? Мне ночь дневалить, а тут немного читать. — Он кивнул на книгу.
— Бери, только потом верни. До армии много читал?
— Нет. Я тут много понял.
Мне уже стало интересно.
— А что понял?
— Жизнь понял. — Голос уверенный, убежденный.
— Ну, хорошо! Спасибо за ужин. Посуду уберешь?
— Идите, я все приберу.
Вот и «Жигули». Завел, включил фары и поехал. Нет, чтобы не говорили, а самый лучший свет фар именно у «шестерки». Ездил я в Красноярске и на иномарках, но все равно, не тот свет, а здесь — прекрасно видно.
Колонна проехала два раза по разбитой дороге. Туда-сюда. И размесила эта длинная колонна все дорогу вдрызг. Я лавировал между гребнями и ямами.
Возле школы стоял БТР Калины, разведчики-бойцы курили рядом, главного гоблина не было видно.
— Где ваш командир? — спросил я у бойцов.
— В подвале, там работы много.
— Трупы не выносили?
— Не-а, все живы. Не дают нам, — хохотнул кто-то из темноты. — Они бы у нас быстро сознались во всем. Но командир сам там нас не пускает, приказал, если прокуратура появится, не пускать их ни под каким соусом.
— Да уж вряд ли они сунутся. Ночь на дворе.
— Они сейчас пьют на Ханкале, победу празднуют.
— Откуда знаете?
— Разведка знает все!
— Логично. Меня пропустите?
— Так вы же не из прокуратуры, с нами были. Конечно, проходите, тут аккуратно, ступенька сломалась. Придурок «Зверь» вытащил кирпич.
— Зачем, вон их сколько в округе валяется. — Я удивился, чего-чего, а строительного хлама и мусора везде было полно.
— Вот и мы спрашиваем — «Зачем»? А ему лень идти куда. Он его пальцами раскрошил. Придурок. Но духи полные штаны наделали, когда он завязал арматурины на шее узлом, и стал этот узел у каждого по очереди затягивать.
— Тут каждый в штаны от страха наделает.
— Ну да. Они же просто люди, хоть и духи. А жить все хотят.
— Ну, давайте, провожайте, чтобы шею не сломать в потемках. — Я шагнул в темноту подвала.
Боец быстро проводил меня вниз. От незнания действительно можно было кувырком упасть.
Пленных развели по углам, тихо вели допрос. Ступников, Молодцов, Гаух допрашивали по двое пленных, а Калина и Разин — по одному.
Подошел к Ступникову, тронул за плечо.
— Не помешаю, товарищ подполковник?
— Нет, конечно. Да почти закончили.
— Понятливые?
— Хорошие ребята. Сначала дурака включали. Мол, мирные беженцы. И ранения получены при уборке снега и расчистке грязи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35