А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


К Стукало впервые попало такое сложное и запутанное уголовное дело, но его расследование доставляло ему удовлетворение как профессиональному следователю. Он был доволен проделанной работой и уверен, что сможет успешно завершить расследование.
На другое утро после задержания Нежданова и Кернова, в начале рабочего дня, прокурор Голубенко позвонил по телефону Стукало и пригласил его к себе в кабинет для беседы, попросив захватить с собой уголовное дело в отношении задержанных Кернова и Нежданова.
Предложив Стукало сесть в кресло рядом со своим столом, Голубенко взял у следователя уголовное дело и стал просматривать материал, собранный за последнюю неделю.
— Значит, вчера, Алексей Михайлович, ты задержал Нежданова и Кернова?
— Задержал, — подтвердил коротко Стукало.
— А у тебя есть доказательства их вины в преступлениях, в которых ты их подозреваешь?
Стукало сообщил Голубенко, какими доказательствами вины Нежданова и Кернова он располагает.
Выслушав Стукало, Голубенко после некоторого раздумья заметил:
— Доказательства их вины у тебя сейчас существенны и весомы. Но ты уверен в том, что Провоторов и Тараканов в суде не откажутся от данных тебе показаний? Или хуже того: доживут ли они до суда? Ведь их может постичь участь Загорулько.
— Загорулько до суда я не задерживал и не арестовывал, она была на свободе, а эти парни до суда уже арестованы.
— Разница в их положении, конечно, существенная, но ты помни и знай, что у Кернова очень большие связи в преступном мире и он может сделать заказ в СИЗО, чтобы торпеды убили твоих важных свидетелей.
— Я о наших с вами опасениях сообщу Коцареву. Его оперативники постараются не допустить в камере расправы ни над Провоторовым, ни над Таракановым, тем более что они и сами за себя могут постоять.
— Когда ты намерен предъявлять обвинение Нежданову и Кернову?
— Сегодня, — сказал Стукало.
— Какую меру пресечения до суда будешь им избирать?
— Арест.
— Когда ты мне их на санкцию приведёшь?
— Завтра!
— А может быть, ты их до суда отпустишь домой под денежный залог?
— Таких крупных китов нельзя до суда не арестовывать. Находясь на свободе, они могут и будут мешать мне в работе.
— Понятно, — завершая беседу со Стукало, задумчиво произнёс Голубенко.
Смотря вслед Стукало, покидающему кабинет, Голубенко сожалел, что у него с подчинённым не получилось откровенного разговора.
Он был чиновником старой закалки, ещё доперестроечного периода, когда телефонное право фактически было узаконено; когда у «четвёртой власти» глаза, уши и рот были закрыты; когда журналисты могли говорить только то, что устраивало коммунистов; когда можно было не бояться собственных злоупотреблений. И знал, что за оказанную услугу сильные мира сего его одного в беде не оставят, выручат.
В настоящее время телефонное право продолжает жить, но чиновники боятся огласки своих незаконных действий, так как это автоматически приведёт или к привлечению к уголовной ответственности, или к потере занимаемой должности.
Вчера ночью ему домой позвонил друг, работающий в областной прокуратуре, которому он был обязан своим продвижением по службе. Друг попросил его не только не арестовывать до суда Нежданова и Кернова, но и постараться вообще прекратить уголовное дело в их отношении.
Просьба была изложена в наивной форме, как будто речь шла о людях, совершивших мелкое хулиганство, которых следовало простить. Говорить другу, что тот злоупотребляет своим положением и просит пойти на преступление ради выполнения его просьбы, было бесполезной тратой времени, поэтому Голубенко пообещал принять все возможные и невозможные меры, но попытаться просьбу исполнить.
В беседе со Стукало прокурор понял, что тот не согласится ни отпускать Кернова и Нежданова до суда домой, ни тем более прекращать их уголовное дело. Значит, придётся все делать не по правилам и бесчеловечно жестоко. Правда, ему часто приходилось в корыстных целях, и притом yже длительное время, попирать закон. К этому он привык. Теперь он думал, как практически приступить к выполнению своего обещания. Друг заверил его, что, как только окажутся на свободе, Нежданов и Кернов сразу же сумеют их обоих отблагодарить. Голубенко себя перестал бы уважать, если бы не смог придумать плана своих будущих грязных действий.
К концу рабочего дня он вновь пригласил к себе в кабинет Стукало. Разрешив ему присесть, он, показав на два исписанных листа бумаги, лежавших у него на столе, сообщил следователю:
— Адвокаты Нежданова и Кернова представили мне заявления своих подзащитных. Они настаивают на привлечении тебя к уголовной ответственности за получение от каждого из них взятки по десять тысяч рублей.
— Интересная новость! А они в своих заявлениях не сообщили, за что я получил у них взятки?
— Обещал не привлекать их к уголовной ответственности, а сам не только привлёк, но и задержал.
— И даже предъявил обвинение и намерен завтра арестовать.
— Можешь прочитать их заявления, чтобы знать, в чем они тебя изобличают. — Голубенко подвинул бумаги поближе к следователю.
— Ну, я их писанину не стал бы считать изобличающим меня документом. — Стукало взял оба заявления подследственных, быстро пробежал глазами по строчкам, после чего положил бумаги на стол прокурора. — Может быть, мне написать встречное заявление на них о том, что они меня оговаривают в тяжком преступлении, чтобы их дополнительно привлечь к ответственности за оговор и клевету?
— Я понимаю, что ты от них никакой взятки не брал. Просто они таким оригинальным способом пытаются защититься.
— А что это может им дать?
— Пока трудно сказать, но нервы нам обоим они, безусловно, потреплют.
— Я не позволю, чтобы они безнаказанно трепали мне нервы. Я буду с ними судиться.
— Это твоё право. А сейчас тебе надо будет написать на моё имя объяснение по существу изложенных в заявлениях Нежданова и Кернова обвинений.
— На их дикие заявления, оскорбляющие моё человеческое достоинство, я не желаю писать никакого объяснения.
— Алексей Михайлович, вы на государственной службе, а поэтому не имеете права поступать, как вам вздумается. — Голубенко перешёл на официальный тон. — К концу рабочего дня объяснение должно лежать у меня на столе. Поймите меня правильно, я не могу не реагировать на заявления граждан, включая и подследственных, какими бы эти заявления ни казались абсурдными. А раз так, то мне без вашего объяснения не обойтись.
— Ладно, я сейчас напишу объяснение, — успокаиваясь, согласился Стукало.
Тут же в кабинете Голубенко на его имя Стукало написал короткое объяснение: «Я категорически заявляю, что никогда ни от кого не брал взяток. Не брал я никаких взяток ни от Нежданова, ни от Кернова. Считаю их закоренелыми преступниками, которым место только в тюрьме. Постараюсь с помощью суда доказать, что они именно такие». В конце объяснения Стукало поставил подпись и дату.
Отпустив Стукало, Голубенко ознакомился с его объяснением и, жалея следователя, подумал: «Эх, молодо-зелено, куда вам против нас, матёрых волков, выступать. Мы вас согнём в бараний рог всегда, везде и в любое время».
Тем временем Стукало, возвратившись в свой кабинет от прокурора, сел за стол и задумался; у него и так много было работы по делам, находящимся в производстве, а тут ещё отвлекают по пустякам. Однако пустяки были такие, что после ознакомления с ними отпадало всякое желание трудиться.
Понимая, что остаток рабочего дня у него так и так пропал, Стукало, расстроенный и сердитый из-за выходки Нежданова и Кернова, ушёл с работы домой.
Когда на другой день он обратился к Голубенко за санкцией на арест Нежданова и Кернова, тот в этом ему отказал. На постановлениях о заключении под стражу он наложил резолюцию, состоявшую в том, что он обвиняемым до суда избирает меру пресечения в виде подписки о невыезде, заверив её своей подписью.
— Виктор Ишхакович, ну как можно таким опасным преступникам давать подписку о невыезде?! Я считаю ваше решение неверным, — заявил Стукало.
— Вы, Алексей Михайлович, слишком предвзято к ним относитесь. Я не исключаю, что причиной тому их жалобы на вас.
— Я симпатии к ним не испытываю. Любить мне их не за что. Они должны быть арестованы не из-за моей антипатии к ним, а в интересах следствия, при этом в деле достаточно доказательств их вины в совершенных преступлениях.
— Я в отношении Нежданова и Кернова собственную точку зрения как прокурор выразил довольно чётко своей резолюцией. Если вы не согласны с моим решением, то можете его обжаловать у вышестоящего прокурора.
— Я так и поступлю, — твёрдо заявил Стукало не потому, что хотел показать Голубенко свой гонор, а потому, что в противном случае следствие по делу усложнялось и практически становилось невозможным предугадать его результат.
— Можете за дальнейшую судьбу уголовного дела не беспокоиться. Завтра из областной прокуратуры к нам приедет следователь Лукьянов, который его у вас примет и доведёт до завершения.
— Почему вы приняли такое решение? — удивлённый неожиданным поворотом событий, спросил Стукало.
Прокурор достал из стола объяснение Стукало и прочитал из него выдержку:
— «Считаю их закоренелыми преступниками, которым место только в тюрьме. Постараюсь с помощью суда доказать, что они именно такие». Из прочитанного мною ясно и чётко видно ваше предвзятое отношение к подследственным. Если бы я вам позволил и дальше заниматься этим расследованием, то вы его осуществляли бы только с обвинительным уклоном. Я это как прокурор позволить вам не могуСтукало удивлённо посмотрел на Голубенко, как будто увидел его впервые. Он понимал, что тот говорит не то, что должен говорить прокурор на его месте, но он также понимал, что в вышестоящей инстанции не сможет доказать своей правоты из-за тех слов, которые написал в объяснении.
Сейчас у Стукало не было достаточных доводов, чтобы убедить Голубенко изменить решение по делу. Да к тому же прокурор явно не имел желания их выслушивать, если заранее решил отстранить его от расследования по делу и нашёл ему замену.
Выслушав Голубенко, Стукало, не скрывая своего недовольства поступком прокурора, проговорил:
— Виктор Ишхакович, вы поступили со мной очень грубо и неуважительно. Этого я терпеть не собираюсь. Поэтому буду вынужден или перевестись на работу в другую прокуратуру, или вообще уволюсь из органов.
— Это как вам будет угодно, — безразлично промолвил Голубенко.
— Я свободен? — Да!
Что для прокурора уход с работы какого-то следователя? Зачем нужен Голубенко мыслящий, инициативный следователь, да ещё такой принципиальный? На место Стукало придёт в прокуратуру работать другой молодой, послушный следователь, руками которого можно будет гробить уголовные дела. Конечно, не за бесплатно, а за взятку. Если взяток будут много давать, то их хватит и молодому следователю, и прокурору.
Если бы за плохое расследование уголовных дел вышестоящее начальство вместе со следователем наказывало и прокурора, то прокуроры были бы заинтересованы в подборе кадров, их воспитании, дорожили ими и не разбрасывались, как рваными перчатками.
За долгие годы работы в правоохранительных органах я был очевидцем того, как многих следователей, допустивших брак в работе, с позором увольняли из прокуратуры. Тогда как прокуроры не подвергались никакому наказанию. А ведь именно прокурор должен помогать малоопытному следователю, контролировать его, подсказывать и не позволять ему допускать тех ошибок, которые он по неопытности может допустить.
Глава 33
Официальная хроника
Для того чтобы понять, почему Голубенко так нагло, безбоязненно пошёл на злоупотребление своим служебным положением, мы должны остановиться на оперативной обстановке в Санкт-Петербурге и на взаимоотношениях руководителей правоохранительных органов города.
Бывший начальник ГУВД области генерал-лейтенант Юрий Лоскутов решительно возглавил борьбу с коррупцией в целом по области и в частности в мэрии. Не желая давать показания следователю по уголовному делу и отвечать на интересующие его вопросы, бывший мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак, сославшись на болезнь сердца, укрылся в больнице, откуда тайно улетел во Францию, позабыв об уважении к людям, которые его поддержали в трудную минуту, к закону.
Работники УЭП установили наличие «шалостей» по квартирным делам, допущенных прокурором области Владимиром Ерёменко и начальником УФСБ Виктором Черкасовым.
Между руководителями трех правоохранительных органов началась борьба, кто кого съест. В результате такой борьбы Юрию Лоскутову пришлось уйти на пенсию.
В отношении особо бойких офицеров УЭП прокуратурой было возбуждено уголовное дело. Доходило до того, что их задерживали и бросали в камеры ИВС. Таким способом работникам милиции давали понять, кто хозяин в городе.
На смену Юрию Лоскутову начальником ГУВД области был назначен генерал Анатолий Пониделко, бывший сотрудник внутренних войск, несколько лет находившийся на заслуженном отдыхе, на пенсии. Пониделко стал окружать себя бывшими соратниками, пенсионерами, когда-то служившими с ним во внутренних войсках.
В результате плохого руководства и отношения к подчинённым из ГУВД области за один год уволилось более четырехсот опытных офицеров.
Отсутствие взаимодействия между руководителями разных правоохранительных органов, грызня между ними, интриганство привели к невиданному росту по области всех видов преступлений. Так, за семь месяцев 1997 года количество тяжких преступлений в Василеостровском районе города выросло на 63,6%, в Кронштадском районе на 96,4%. Грабежи в Красносельском районе увеличились на 88%, во Фрунзенском районе аж на 102%, на метрополитене на 109,5%.
Увеличилось количество преступлений, совершенных организованными группами: в Василеостровском районе на 73,2%, в Центральном районе на 202%.
Увеличилось количество разбойных нападений в области. Так, в Кировском районе по сравнению с прошлым годом — на 100%, а в Ломоносовском районе аж на 500%.
Рост преступлений, связанных с наркотиками, составил 104,2%.
Правоохранительные органы должно было обеспокоить то, что количество преступлений с применением огнестрельного оружия в области возросло до 242%.
Вместо того чтобы усилить борьбу с уголовными элементами, в ряде районов города милиция просто перестала работать — так в одной из бесед с журналистами заявил бывший начальник МОБ ГУВД полковник Виталий Набоков.
Там, где тонко, там всегда и рвётся. Почувствовав слабинку в борьбе с правонарушителями, Санкт-Петербург и область стали осваивать казанская, тамбовская группировки, бандитские группы грузин, чеченцев.
Хотелось того или нет местным бандитам, но они были вынуждены подчиниться чужакам, перестроить свою «работу» так, как это уже давно делалось в Москве. Огромный город был поделён на сферы влияния между воровскими группировками, конфликтные ситуации между которыми разрешались с применением оружия или без такового.
Огромный город и область с семьюдесятью тысячами работников милиции не мог должным образом бороться с преступностью из-за того, что руководители правоохранительных органов слишком много усилий тратили на борьбу между собой, чтобы показать своё «я», тогда как на то, с кем и с чем они были обязаны бороться по долгу своей службы, у них не хватало ни сил, ни времени.
Вместо того чтобы во всех силовых структурах навести должный порядок, безжалостно избавившись от балласта, поставить на руководящие должности работоспособных профессионалов, правительство отнеслось безответственно к решению такого важного для города вопроса. Заменив одних неугодных руководителей на других, некомпетентных, старых, оно, безусловно, не смогло разрядить конфликтной ситуации между руководителями силовых структур и, как результат, не поправило в лучшую сторону ситуацию по борьбе правоохранительных органов со всеми видами преступлений в городе и области.
Менять шило на мыло — бесполезная и не очень умная затея.
Не остановиться на работе суда Санкт-Петербурга — значит, не полностью осветить работу силовых структур. Чтобы показать профессиональный уровень судей, я приведу для примера всего лишь одно уголовное дело, которое рассматривалось, рассматривается и, по-видимому, будет ещё долго рассматриваться в судах разных инстанций.
Восьмого ноября 1993 года около четырех часов утра в подъезде собственного дома в упор из трех пистолетов был расстрелян заместитель управляющего коммерческого банка «Екатерининский» Евгений Мотенко. В него выпустили восемь пуль. Это было первое в Санкт-Петербурге заказное убийство.
Петербургская прокуратура и милиция сработали оперативно. В их руки попала аудиозапись разговора заказчиков и исполнителей убийства, сделанная в момент, когда те обсуждали способы устранения банкира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51