Режиссёру, конечно, повезло со сценаристом: простые слова выстроены в Божественной последовательности. И итальянский текст, смысл которого давно мне знаком на русском и английском, втекал в уши почти беспрепятственно для понимания).
Оборудовав в зале маленькую Италию, я снова уселся слушать своего гуру. И тут он неожиданно заявил:
— Хочешь меньше чем за минуту узнать несколько тысяч итальянских слов?
Я недоверчиво покосился на него: вроде ещё толком и не пили…
— Всё очень просто, — успокоил Петров. — Достаточно в русских словах, оканчивающихся на «ция», заменить эту «ция» на «zione»: revoluzione, emozione, illustrazione, vibrazione, cassazione и т. д.
Я обалдел: только начали заниматься — а уже знаю тысячи новых слов. И заметно приободрился.
— Это называется «инъекция оптимизма», — подтвердил Дмитрий мои ощущения. И продолжил: — Научиться говорить просто, примитивно, но достаточно свободно, на изрядное количество тем, можно, обладая запасом не более 300–400 слов. Из которых 50–60 — самые употребительные глаголы, а также союзы и местоимения, предлоги, вопросительные и служебные слова.
— Так глаголы — самая важная часть речи?
— Да, так как они отражают действие. То, что я перечислил, и составляет стержень языка, на который нанизывается всё остальное. С самого начала необходимо довести до автоматизма следующие вещи. Во-первых, структуру глагола. Мы берём верхние по рейтингу частотности 50–60 глаголов, которые, как правило, в любом языке охватывают до 90 процентов случаев их использования. Обычно самые употребительные — это неправильные глаголы. Из них самые важные — быть, иметь, делать. По-итальянски: essere, avere, fare.. Эти три глагола, кроме того, что имеют свой собственный смысл и значение, играют роль вспомогательных глаголов для целого ряда грамматических конструкций, и с ними связано огромное количество словосочетаний. И мы первым делом учим спряжения этих глаголов.
— Давай-ка я для себя таблицу их спряжения нарисую.
— Обязательно. Когда к визуальной и слуховой добавляется моторная память — то есть когда ты пишешь на языке самостоятельно, это улучшает усвоение в восемь раз. Только сразу в эту табличку добавь спряжение правильного глагола parlare (говорить) и собственные местоимения.
В этой главке я совсем не хочу превращать эмоциональный репортаж в методическое пособие с таблицами, но без этой, единственной таблички не обойтись: в спряжениях неправильных глаголов — корень множества языков.
Она получилась вот такой:
— Теперь возьмём структуру правильного глагола, — учит Петров. — Запомни для примера несколько штук (по ходу курса мы будем их активно добирать): parlare — говорить, cantare — петь, mangiare — есть, lavorare — работать, scrivere — писать, ricordare — запоминать.
— Погоди, попробую зафиксировать их с помощью ассоциаций. Так, parlare сразу вызывает «парламент», место для болтовни. Cantare — понятно: кантата, канцона, бельканто. Lavorare — похоже на английскоеlabour (работа, труд). Ну, mangiare — то же, что французское «манжэ»: же не манж па сис жур, это все русские знают. О scrivere мне напомнят скрижали, да и по-английски script — почерк, сценарий. Ricordare — ага, вот на диктофоне кнопка record, запись в память. Поехали дальше.
— Поговорим о временах, — предлагает Дмитрий. — В итальянском языке настоящее время в разговорной речи с помощью контекста выражает время будущее. А самое распространённое из прошедших времён, наиболее часто используемое в устной речи, — это то, которое образуется с помощью вспомогательного глагола avere (и для нескольких глаголов — essere) и формы причастия: от parlare — parlato, от cantare — cantato, от mangiare — mangiato и т. д. У некоторых глаголов причастие надо запомнить, оно образуется не по правилу, например, scrivere — scritto. Попробуй с помощью таблицы составить фразы с разными глаголами и местоимениями.
— Так, io ho parlato — я говорил. Tu hai cantato — тыпел. Lui (lei) ha mangiato — он (она) eл(а), noi abbiamo lavorato — мывкалывали, voi avete scritto — вынаписали, loro anno ricordato — онизапомнили.
— Усвоил? Ты должен сразу понять, что происходит с глаголом.
— Что теперь?
— К структуре глагола, которая является базовой, самой главной и, как правило, самой трудной, но первичной схемой, мы добавляем следующие группы слов. Это система местоимений. Личные ты уже занёс в таблицу, запиши теперь притяжательные: mio — мой, tuo — твой, vostro — ваш, nostro — наш.
— Ну как же, cosa nostra!
— В переводе — всего лишь «наше дело». Дальше — самые употребительные предлоги и союзы: e — и, in — в, a, di — направление движения, con — c, senza — без. И вопросительные слова: che? — что, какой? chi? — кто? dove? — где, куда? quando? — когда? quanto? — сколько? perche? — почему, зачем? come? — как? questo? — это? С помощью глаголов, местоимений, союзов и вопросительных слов мы сможем составлять комбинации самых важных, базовых формул. Только это нужно как можно быстрее довести до автоматизма.
— А если не получится — до автоматизма?
— Получится. Метафора такая: представь себе, что мы идём с тобой по улице и разговариваем о чём-то, но по ходу беседы должны ещё соображать, какая нога должна сначала пойти — левая или правая. Через две минуты нас переклинит. То есть ноги должны сами думать об очерёдности шагов. Соответственно, вот эти базовые конструкции должны работать на уровне спортивного автоматизма.
Прелесть здесь заключается в том, что десятка самых употребительных глаголов плюс предлоги, местоимения и вопросительные слова достаточно, чтобы на этих 40–50 словах получить до 5–8 тысяч комбинаций! А выучить полсотни слов — это не проблема, тут не нужно феноменальной памяти.
То есть первым делом должен включиться механизм геометрической прогрессии: когда ты, добавляя несколько слов, не просто расширяешь свой лексический багаж на несколько единиц, а сразу увеличиваешь количество возможных комбинаций ещё на один порядок.
С этого момента мы фактически получаем возможность уже строить предложения. Когда мы знаем, например, спряжения глагола sapere (знать), можем строить развернутые во времени словосочетания, сложносочинённые и сложноподчинённые. Попробуй.
— Ладно. Только ты сильно не ругайся, если буду ошибаться.
— Мы абсолютно либерально и толерантно, как истинные демократы, относимся к ошибкам. Переведи фразу «Я знаю, почему ты делаешь это».
— Э-э. Io so perche tu fai questo.
— Bene. Хорошо.
— Слушай, ещё часа не прошло, а мы уже так продвинулись!
— Базовые формулы мы и должны были выучить в течение одного часа: это входит в план моего курса.
Постоянно спотыкаясь, я продолжал составлять простейшие предложения — пока без существительных. Конечно, Дима поправлял меня, чтобы ошибка не цементировалась в памяти, но деликатно, никогда не прерывая, давая закончить фразу, и делал это так, что нужные слова выплывали у меня будто сами. Бывают врачи, которые ставят уколы так безболезненно, что их не замечаешь. А на меня стало накатывать чувство огромного облегчения и освобождения. И — щенячья радость, что можно лепить ошибки одна на другую, оставаясь безнаказанным.
Всю мою сознательную жизнь в многочисленных редакциях я был орфоэпическим тираном и грамматическим деспотом — поскольку отдельные коллеги с упорством, достойным лучшего применения, звОнили, лОжили и говорили квАртал. И приходилось особо грамотным вывешивать на стене все спряжения глагола класть. А звОнящим талдычить, что в слове не должно быть вони. Сколько сотрудников выли от моей публицейской грамотности, сколько я собственных нервов извёл! Находились даже наглые плюралисты, которые настаивали, что квАртал надо говорить, когда речь идёт о части города, а квартАл — если слово употребляется в значении «четвёртая часть года». С такими я принципиально бился об заклад. Немало водки выиграл я на этих пари, да толку — как квакали, звОнили и лОжили в прошлом веке, так это делают и сейчас.
А тут вдруг у самого — праздник непослушания правилам и сплошные ошибки! Я чувствовал себя ребёнком, делающим первые шаги. Но когда падал, то не плакал, а смеялся.
Поделился ощущениями с Дмитрием.
— Скажу больше, — заметил мудрый гуру. — Если взрослые начнут убедительно внушать ребёнку, что он ходит неправильно, у него просто может пропасть желание пытаться ходить дальше. Вот в чём беда. Здесь примерно та же ситуация. Ходи — падай. Ходи — ещё больше падай! Но ещё больше ходи! И не заметишь, как побежишь.
На волне быстрого успеха я стал требовательным.
— Когда же мы будем учить существительные? — спросил я Петрова тоном Паниковского, пристающего к Бендеру: «Когда же мы будем делить наши деньги?»
— А по ходу всего процесса.
После этого он предложил, не заботясь уже о базовых конструкциях, которые мы довели до автоматизма, развивать темы. И для начала взять самые элементарные — то, о чём люди говорят чаще всего: о себе, о семье, о своих интересах, о работе.
— Mi chiamo Vadim — меня зовут Вадим, — старательно складывал я кубики-слова в предложения, не веря, что мелодия языка, казавшаяся прежде недоступной, льётся из меня. Из меня! — Io sono giornalistа — я журналист. Io lavoro in un giornale — я работаю в газете.
В тот первый день мы ещё выучили счёт, а в самом конце — шлягер Тото Кутуньо:
С этой песней проблем не было — усвоил быстро: с плейбоем Кутуньо, ныне престарелым, можно сказать, молодость прошла, да и теперь он частенько в Казахстан прилетает с концертами: здесь его ещё помнят.
День второй, воскресенье
В этот день я надумал расширить методику Петрова. Он ведь говорил: язык должен входить через глаза, уши и сердце. А я решил — ещё и через рот. То есть — через вкусовые рецепторы. Закупил на ужин вино Chianti, сыр Mozzarella, итальянскуюpasta. Дима рацпредложение оценил. В качестве музыкального фона я поставил диск раннего, середины 1960-х, Челентано. Даже мне, на втором дне освоения итальянского, уже многое было понятно.
Если б вы знали, какая это по содержанию попса — российская отдыхает! Под итальянское вино, закуску и музыку дело пошло еще более споро.
На этом уроке добавили прилагательные, то есть описание качества, с их системой сравнения: bello (красивый) — piu bello(красивее) и т. д.
Далее взяли список самых употребительных по принципу частотности прилагательных: их десятка три. Например, названия цветов:
сolore — цвет (это элементарно, по-английски будет colour),
bianco — белый (ну, тут что ж запоминать, или я martini bianco не пил?),
rosso — красный, nero — чёрный (rossoneri — так же называют игроков «Милана» из-за красно-чёрной формы),
azzurro — синий (ага, вот тебе и squadra azzurra, сборная Италии, играющая с синих цветах),
verde — зелёный (в Уффици видел картину Боттичелли «Primavera» — «Весна»),
giallo — жёлтый (зацеплю как «жало», осы с пчёлами тоже ведь жёлтые), grigio — серый (почти английское grey),
marrone — коричневый (красивое слово, чем-то на говно похоже, таким мы его и запомним).
Затем — качества, которые лучше всего запоминаются парным образом:
bello(хороший) — cattivo(плохой): cattivo запомню по созвучию с «гад», grande (большой) — piccolo (маленький): в банках маленькие огурчики продаются, пикули называются,
lungo (длинный) — corto (короткий): эта пара созвучна английской long — short,
alto(высокий) — basso(низкий): в английском altitude — высота, а бас — низкий голос,
intelligente(умный) — stupido(глупый): здесь и запоминать нечего.
— Ну вот, — подбадривает меня Петров, — теперь с помощью прилагательных ты уже можешь описывать — человека хотя бы. Попробуй сказать: «У меня есть высокий, красивый и умный друг, который хорошо работает и зарабатывает много денег».
— Это ты, что ли, высокий умный друг?
— Допустим… Мы же условились говорить о том, что знаем.
— …А зарабатывать мог бы и больше.
— Ладно, прикольщик, переводи давай.
— Много буков — не осилю.
— Осилишь — я помогу.
С запинками и подсказками, потея и кряхтя, я выдал своё самое длинное на текущий момент итальянское предложение:
— Mio amico e alto, bello, intelligente, lavora bene e guadagna molti soldi.
Параллельно мы расширили список глаголов, не ограничиваясь базовыми, которые выучили в первый день, и снова следуя парному принципу:
dare (давать) — prendere (брать),
venire (приходить) — andare (уходить),
leggere (читать) — scrivere (писать)
mangiare (есть) — bere (пить).
Последний глагол я проспрягал отдельно и с чувством. А Петров не уставал повторять:
— Все темы, которые ты берёшь, — обязательно раскрывай на собственном опыте. Потому что свой опыт порождает свой образ. Когда ты говоришь о своей работе или семье, то должен, прежде всего, видеть лица этих людей, во что они одеты, интерьер помещения, — а не зацикливаться на том, как скомбинировать это предложение. То есть максимальный отход от слов — к образу.
С этого дня мы начали попытки связных историй: не просто, кто я такой и где работаю, — а куда, например, съездил в отпуск и что там увидел.
Завершили сеанс — по уже нарождающейся традиции — ещё одной песенкой, «O sole mio!» Здесь уже было посложнее, чем с Кутуньо: песня написана на неаполитанском диалекте, который настолько отличается от литературного итальянского, что жители других апеннинских провинций часто не могут понять неаполитанскую речь. Зато мелодия мне знакома с детства.
Преисполнившись восторгом познания: Io parlo italiano! Io canto italiano! (Я говорю и пою на итальянском!), — я орал эту неаполитанскую песню на всю квартиру не хуже Зайца из мультфильма «Ну, погоди!» При этом в мыслях перенёсся на набережную Неаполя, на которой действительно стоял в октябре 2006-го. С неё открывался чудесный неохватный вид. Справа — в морской дымке синел остров Капри, где Владимир Ильич некогда пропивал партийную кассу с Алексеем Максимовичем. Слева — дышал легендами выдающийся в залив Castel del Ovo, Замок Яйца. Прямо по курсу — извергал облака Везувий.
Мой восторг с лихвой компенсировал отсутствие музыкального слуха и голоса. Но Петрова, обладающего и тем, и другим, это не смущало: он довольно покашливал, потягивая сигаретку.
День третий, понедельник
Началась рабочая неделя. С самого утра я, естественно, не мог говорить ни на каком другом языке, кроме итальянского. Поначалу коллеги решили, что просто прикалываюсь на манер Фарады и Абдулова в «Формуле любви»: santimento-alimento. Но когда я тут же переводил их вопросы на итальянский и отвечал им на этом же языке с переводом на русский — делали удивленные брови домиком. Правда, к концу дня достал уже всех своим итальянским. Однако благодаря моей выразительной мимике в редакции уже начали понимать отдельные фразы. А с особым воодущевлением приветствовали моё предложение: «Beviamo all’ italiano!» («Надо выпить за итальянский язык!»)
Давно я так не торопился с работы, как в тот день: дома меня ждали maestro, новые слова и новые горизонты итальянского. И я уже предвкушал, как открою дверь и первым делом спрошу Петрова: «Come stai?» («Как себя чувствуешь?»).
На третьем этапе начали изучать, как называет их Дима, слова-параметры. Скажем, принцип полноты, частичности и отрицания:
tutto(всё) — qualcosa (что-то) — niente(ничего),
sempre(всегда) — a volte (иногда) — mai(никогда).
Кроме этого, расширился круг тем — опять-таки тех, которые чаще всего используются: еда, одежда и т. д. Здесь, говорит Петров, мы исходим из принципа, что в каждой теме есть несколько слов, которые знать абсолютно важно. Возьмём тему еды. Вот слова, которые выучить необходимо:
aqua — вода (здесь просто: акваланг, аквариум, aqua vita — живая вода),
pane — хлеб (я запнулся, сходу не найдя аналогов в других языках; Петров помог: compania = com+pane (дословно: с хлебом), то есть группа людей, преломляющих хлеб),
carne — мясо (и опять Дима спешит на выручку: carnevale — практически «мясоед», праздник накануне Великого, или Пасхального, поста, примерно то же, что наша масленица; я закрыл глаза и представил Венецию, гондолы, Canale Grande, Дворец дожей — Palazzo Ducale, площадь Сан-Марко и маски, маски, маски),
pollo — курица (из ассоциаций в голове вертелась только загадочная «пулярка»; но так и есть: словарь Даля подтвердил, что пулярка — откормленная курица),
pesce — рыба (в латыни зодиакальный знак Рыбы — Pisces, да и наш пескарь, похоже, отсюда же, а не от песка),
latte — молоко (тут целый ряд: лактоза, компания Parmalat — молоко Пармы; а может, и оладьи, как знать),
cippola — лук (Чипполино это слово забыть не даст, да и украинская цибуля тоже),
zucchero — сахар (продукт и его звучание — международные, так что просто),
te — чай, caffe — кофе (элементарно, Ватсон!).
— А названия блюд учить не надо, — говорит Петров. — Бешбармак — он и в Африке бешбармак, пицца — и в Японии пицца.
— Значит, надо запомнить основные продукты, ингредиенты.
— Если ты повар, то тебе требуется знать больше, чем компьютерщику, из чего состоит еда. Поэтому в моём курсе и нет одного для всех словаря. Он всегда квантовый: оформляется только при контакте с конкретным человеком, который его осваивает. И это очень важное условие. Поэтому практически невозможно написать универсальный учебник: ведь он должен быть для…
— Для кого-то конкретного.
— Вот почему принцип здесь такой: каждый пишет свой учебник сам.
Ещё в третий день запомнили временные понятия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Оборудовав в зале маленькую Италию, я снова уселся слушать своего гуру. И тут он неожиданно заявил:
— Хочешь меньше чем за минуту узнать несколько тысяч итальянских слов?
Я недоверчиво покосился на него: вроде ещё толком и не пили…
— Всё очень просто, — успокоил Петров. — Достаточно в русских словах, оканчивающихся на «ция», заменить эту «ция» на «zione»: revoluzione, emozione, illustrazione, vibrazione, cassazione и т. д.
Я обалдел: только начали заниматься — а уже знаю тысячи новых слов. И заметно приободрился.
— Это называется «инъекция оптимизма», — подтвердил Дмитрий мои ощущения. И продолжил: — Научиться говорить просто, примитивно, но достаточно свободно, на изрядное количество тем, можно, обладая запасом не более 300–400 слов. Из которых 50–60 — самые употребительные глаголы, а также союзы и местоимения, предлоги, вопросительные и служебные слова.
— Так глаголы — самая важная часть речи?
— Да, так как они отражают действие. То, что я перечислил, и составляет стержень языка, на который нанизывается всё остальное. С самого начала необходимо довести до автоматизма следующие вещи. Во-первых, структуру глагола. Мы берём верхние по рейтингу частотности 50–60 глаголов, которые, как правило, в любом языке охватывают до 90 процентов случаев их использования. Обычно самые употребительные — это неправильные глаголы. Из них самые важные — быть, иметь, делать. По-итальянски: essere, avere, fare.. Эти три глагола, кроме того, что имеют свой собственный смысл и значение, играют роль вспомогательных глаголов для целого ряда грамматических конструкций, и с ними связано огромное количество словосочетаний. И мы первым делом учим спряжения этих глаголов.
— Давай-ка я для себя таблицу их спряжения нарисую.
— Обязательно. Когда к визуальной и слуховой добавляется моторная память — то есть когда ты пишешь на языке самостоятельно, это улучшает усвоение в восемь раз. Только сразу в эту табличку добавь спряжение правильного глагола parlare (говорить) и собственные местоимения.
В этой главке я совсем не хочу превращать эмоциональный репортаж в методическое пособие с таблицами, но без этой, единственной таблички не обойтись: в спряжениях неправильных глаголов — корень множества языков.
Она получилась вот такой:
— Теперь возьмём структуру правильного глагола, — учит Петров. — Запомни для примера несколько штук (по ходу курса мы будем их активно добирать): parlare — говорить, cantare — петь, mangiare — есть, lavorare — работать, scrivere — писать, ricordare — запоминать.
— Погоди, попробую зафиксировать их с помощью ассоциаций. Так, parlare сразу вызывает «парламент», место для болтовни. Cantare — понятно: кантата, канцона, бельканто. Lavorare — похоже на английскоеlabour (работа, труд). Ну, mangiare — то же, что французское «манжэ»: же не манж па сис жур, это все русские знают. О scrivere мне напомнят скрижали, да и по-английски script — почерк, сценарий. Ricordare — ага, вот на диктофоне кнопка record, запись в память. Поехали дальше.
— Поговорим о временах, — предлагает Дмитрий. — В итальянском языке настоящее время в разговорной речи с помощью контекста выражает время будущее. А самое распространённое из прошедших времён, наиболее часто используемое в устной речи, — это то, которое образуется с помощью вспомогательного глагола avere (и для нескольких глаголов — essere) и формы причастия: от parlare — parlato, от cantare — cantato, от mangiare — mangiato и т. д. У некоторых глаголов причастие надо запомнить, оно образуется не по правилу, например, scrivere — scritto. Попробуй с помощью таблицы составить фразы с разными глаголами и местоимениями.
— Так, io ho parlato — я говорил. Tu hai cantato — тыпел. Lui (lei) ha mangiato — он (она) eл(а), noi abbiamo lavorato — мывкалывали, voi avete scritto — вынаписали, loro anno ricordato — онизапомнили.
— Усвоил? Ты должен сразу понять, что происходит с глаголом.
— Что теперь?
— К структуре глагола, которая является базовой, самой главной и, как правило, самой трудной, но первичной схемой, мы добавляем следующие группы слов. Это система местоимений. Личные ты уже занёс в таблицу, запиши теперь притяжательные: mio — мой, tuo — твой, vostro — ваш, nostro — наш.
— Ну как же, cosa nostra!
— В переводе — всего лишь «наше дело». Дальше — самые употребительные предлоги и союзы: e — и, in — в, a, di — направление движения, con — c, senza — без. И вопросительные слова: che? — что, какой? chi? — кто? dove? — где, куда? quando? — когда? quanto? — сколько? perche? — почему, зачем? come? — как? questo? — это? С помощью глаголов, местоимений, союзов и вопросительных слов мы сможем составлять комбинации самых важных, базовых формул. Только это нужно как можно быстрее довести до автоматизма.
— А если не получится — до автоматизма?
— Получится. Метафора такая: представь себе, что мы идём с тобой по улице и разговариваем о чём-то, но по ходу беседы должны ещё соображать, какая нога должна сначала пойти — левая или правая. Через две минуты нас переклинит. То есть ноги должны сами думать об очерёдности шагов. Соответственно, вот эти базовые конструкции должны работать на уровне спортивного автоматизма.
Прелесть здесь заключается в том, что десятка самых употребительных глаголов плюс предлоги, местоимения и вопросительные слова достаточно, чтобы на этих 40–50 словах получить до 5–8 тысяч комбинаций! А выучить полсотни слов — это не проблема, тут не нужно феноменальной памяти.
То есть первым делом должен включиться механизм геометрической прогрессии: когда ты, добавляя несколько слов, не просто расширяешь свой лексический багаж на несколько единиц, а сразу увеличиваешь количество возможных комбинаций ещё на один порядок.
С этого момента мы фактически получаем возможность уже строить предложения. Когда мы знаем, например, спряжения глагола sapere (знать), можем строить развернутые во времени словосочетания, сложносочинённые и сложноподчинённые. Попробуй.
— Ладно. Только ты сильно не ругайся, если буду ошибаться.
— Мы абсолютно либерально и толерантно, как истинные демократы, относимся к ошибкам. Переведи фразу «Я знаю, почему ты делаешь это».
— Э-э. Io so perche tu fai questo.
— Bene. Хорошо.
— Слушай, ещё часа не прошло, а мы уже так продвинулись!
— Базовые формулы мы и должны были выучить в течение одного часа: это входит в план моего курса.
Постоянно спотыкаясь, я продолжал составлять простейшие предложения — пока без существительных. Конечно, Дима поправлял меня, чтобы ошибка не цементировалась в памяти, но деликатно, никогда не прерывая, давая закончить фразу, и делал это так, что нужные слова выплывали у меня будто сами. Бывают врачи, которые ставят уколы так безболезненно, что их не замечаешь. А на меня стало накатывать чувство огромного облегчения и освобождения. И — щенячья радость, что можно лепить ошибки одна на другую, оставаясь безнаказанным.
Всю мою сознательную жизнь в многочисленных редакциях я был орфоэпическим тираном и грамматическим деспотом — поскольку отдельные коллеги с упорством, достойным лучшего применения, звОнили, лОжили и говорили квАртал. И приходилось особо грамотным вывешивать на стене все спряжения глагола класть. А звОнящим талдычить, что в слове не должно быть вони. Сколько сотрудников выли от моей публицейской грамотности, сколько я собственных нервов извёл! Находились даже наглые плюралисты, которые настаивали, что квАртал надо говорить, когда речь идёт о части города, а квартАл — если слово употребляется в значении «четвёртая часть года». С такими я принципиально бился об заклад. Немало водки выиграл я на этих пари, да толку — как квакали, звОнили и лОжили в прошлом веке, так это делают и сейчас.
А тут вдруг у самого — праздник непослушания правилам и сплошные ошибки! Я чувствовал себя ребёнком, делающим первые шаги. Но когда падал, то не плакал, а смеялся.
Поделился ощущениями с Дмитрием.
— Скажу больше, — заметил мудрый гуру. — Если взрослые начнут убедительно внушать ребёнку, что он ходит неправильно, у него просто может пропасть желание пытаться ходить дальше. Вот в чём беда. Здесь примерно та же ситуация. Ходи — падай. Ходи — ещё больше падай! Но ещё больше ходи! И не заметишь, как побежишь.
На волне быстрого успеха я стал требовательным.
— Когда же мы будем учить существительные? — спросил я Петрова тоном Паниковского, пристающего к Бендеру: «Когда же мы будем делить наши деньги?»
— А по ходу всего процесса.
После этого он предложил, не заботясь уже о базовых конструкциях, которые мы довели до автоматизма, развивать темы. И для начала взять самые элементарные — то, о чём люди говорят чаще всего: о себе, о семье, о своих интересах, о работе.
— Mi chiamo Vadim — меня зовут Вадим, — старательно складывал я кубики-слова в предложения, не веря, что мелодия языка, казавшаяся прежде недоступной, льётся из меня. Из меня! — Io sono giornalistа — я журналист. Io lavoro in un giornale — я работаю в газете.
В тот первый день мы ещё выучили счёт, а в самом конце — шлягер Тото Кутуньо:
С этой песней проблем не было — усвоил быстро: с плейбоем Кутуньо, ныне престарелым, можно сказать, молодость прошла, да и теперь он частенько в Казахстан прилетает с концертами: здесь его ещё помнят.
День второй, воскресенье
В этот день я надумал расширить методику Петрова. Он ведь говорил: язык должен входить через глаза, уши и сердце. А я решил — ещё и через рот. То есть — через вкусовые рецепторы. Закупил на ужин вино Chianti, сыр Mozzarella, итальянскуюpasta. Дима рацпредложение оценил. В качестве музыкального фона я поставил диск раннего, середины 1960-х, Челентано. Даже мне, на втором дне освоения итальянского, уже многое было понятно.
Если б вы знали, какая это по содержанию попса — российская отдыхает! Под итальянское вино, закуску и музыку дело пошло еще более споро.
На этом уроке добавили прилагательные, то есть описание качества, с их системой сравнения: bello (красивый) — piu bello(красивее) и т. д.
Далее взяли список самых употребительных по принципу частотности прилагательных: их десятка три. Например, названия цветов:
сolore — цвет (это элементарно, по-английски будет colour),
bianco — белый (ну, тут что ж запоминать, или я martini bianco не пил?),
rosso — красный, nero — чёрный (rossoneri — так же называют игроков «Милана» из-за красно-чёрной формы),
azzurro — синий (ага, вот тебе и squadra azzurra, сборная Италии, играющая с синих цветах),
verde — зелёный (в Уффици видел картину Боттичелли «Primavera» — «Весна»),
giallo — жёлтый (зацеплю как «жало», осы с пчёлами тоже ведь жёлтые), grigio — серый (почти английское grey),
marrone — коричневый (красивое слово, чем-то на говно похоже, таким мы его и запомним).
Затем — качества, которые лучше всего запоминаются парным образом:
bello(хороший) — cattivo(плохой): cattivo запомню по созвучию с «гад», grande (большой) — piccolo (маленький): в банках маленькие огурчики продаются, пикули называются,
lungo (длинный) — corto (короткий): эта пара созвучна английской long — short,
alto(высокий) — basso(низкий): в английском altitude — высота, а бас — низкий голос,
intelligente(умный) — stupido(глупый): здесь и запоминать нечего.
— Ну вот, — подбадривает меня Петров, — теперь с помощью прилагательных ты уже можешь описывать — человека хотя бы. Попробуй сказать: «У меня есть высокий, красивый и умный друг, который хорошо работает и зарабатывает много денег».
— Это ты, что ли, высокий умный друг?
— Допустим… Мы же условились говорить о том, что знаем.
— …А зарабатывать мог бы и больше.
— Ладно, прикольщик, переводи давай.
— Много буков — не осилю.
— Осилишь — я помогу.
С запинками и подсказками, потея и кряхтя, я выдал своё самое длинное на текущий момент итальянское предложение:
— Mio amico e alto, bello, intelligente, lavora bene e guadagna molti soldi.
Параллельно мы расширили список глаголов, не ограничиваясь базовыми, которые выучили в первый день, и снова следуя парному принципу:
dare (давать) — prendere (брать),
venire (приходить) — andare (уходить),
leggere (читать) — scrivere (писать)
mangiare (есть) — bere (пить).
Последний глагол я проспрягал отдельно и с чувством. А Петров не уставал повторять:
— Все темы, которые ты берёшь, — обязательно раскрывай на собственном опыте. Потому что свой опыт порождает свой образ. Когда ты говоришь о своей работе или семье, то должен, прежде всего, видеть лица этих людей, во что они одеты, интерьер помещения, — а не зацикливаться на том, как скомбинировать это предложение. То есть максимальный отход от слов — к образу.
С этого дня мы начали попытки связных историй: не просто, кто я такой и где работаю, — а куда, например, съездил в отпуск и что там увидел.
Завершили сеанс — по уже нарождающейся традиции — ещё одной песенкой, «O sole mio!» Здесь уже было посложнее, чем с Кутуньо: песня написана на неаполитанском диалекте, который настолько отличается от литературного итальянского, что жители других апеннинских провинций часто не могут понять неаполитанскую речь. Зато мелодия мне знакома с детства.
Преисполнившись восторгом познания: Io parlo italiano! Io canto italiano! (Я говорю и пою на итальянском!), — я орал эту неаполитанскую песню на всю квартиру не хуже Зайца из мультфильма «Ну, погоди!» При этом в мыслях перенёсся на набережную Неаполя, на которой действительно стоял в октябре 2006-го. С неё открывался чудесный неохватный вид. Справа — в морской дымке синел остров Капри, где Владимир Ильич некогда пропивал партийную кассу с Алексеем Максимовичем. Слева — дышал легендами выдающийся в залив Castel del Ovo, Замок Яйца. Прямо по курсу — извергал облака Везувий.
Мой восторг с лихвой компенсировал отсутствие музыкального слуха и голоса. Но Петрова, обладающего и тем, и другим, это не смущало: он довольно покашливал, потягивая сигаретку.
День третий, понедельник
Началась рабочая неделя. С самого утра я, естественно, не мог говорить ни на каком другом языке, кроме итальянского. Поначалу коллеги решили, что просто прикалываюсь на манер Фарады и Абдулова в «Формуле любви»: santimento-alimento. Но когда я тут же переводил их вопросы на итальянский и отвечал им на этом же языке с переводом на русский — делали удивленные брови домиком. Правда, к концу дня достал уже всех своим итальянским. Однако благодаря моей выразительной мимике в редакции уже начали понимать отдельные фразы. А с особым воодущевлением приветствовали моё предложение: «Beviamo all’ italiano!» («Надо выпить за итальянский язык!»)
Давно я так не торопился с работы, как в тот день: дома меня ждали maestro, новые слова и новые горизонты итальянского. И я уже предвкушал, как открою дверь и первым делом спрошу Петрова: «Come stai?» («Как себя чувствуешь?»).
На третьем этапе начали изучать, как называет их Дима, слова-параметры. Скажем, принцип полноты, частичности и отрицания:
tutto(всё) — qualcosa (что-то) — niente(ничего),
sempre(всегда) — a volte (иногда) — mai(никогда).
Кроме этого, расширился круг тем — опять-таки тех, которые чаще всего используются: еда, одежда и т. д. Здесь, говорит Петров, мы исходим из принципа, что в каждой теме есть несколько слов, которые знать абсолютно важно. Возьмём тему еды. Вот слова, которые выучить необходимо:
aqua — вода (здесь просто: акваланг, аквариум, aqua vita — живая вода),
pane — хлеб (я запнулся, сходу не найдя аналогов в других языках; Петров помог: compania = com+pane (дословно: с хлебом), то есть группа людей, преломляющих хлеб),
carne — мясо (и опять Дима спешит на выручку: carnevale — практически «мясоед», праздник накануне Великого, или Пасхального, поста, примерно то же, что наша масленица; я закрыл глаза и представил Венецию, гондолы, Canale Grande, Дворец дожей — Palazzo Ducale, площадь Сан-Марко и маски, маски, маски),
pollo — курица (из ассоциаций в голове вертелась только загадочная «пулярка»; но так и есть: словарь Даля подтвердил, что пулярка — откормленная курица),
pesce — рыба (в латыни зодиакальный знак Рыбы — Pisces, да и наш пескарь, похоже, отсюда же, а не от песка),
latte — молоко (тут целый ряд: лактоза, компания Parmalat — молоко Пармы; а может, и оладьи, как знать),
cippola — лук (Чипполино это слово забыть не даст, да и украинская цибуля тоже),
zucchero — сахар (продукт и его звучание — международные, так что просто),
te — чай, caffe — кофе (элементарно, Ватсон!).
— А названия блюд учить не надо, — говорит Петров. — Бешбармак — он и в Африке бешбармак, пицца — и в Японии пицца.
— Значит, надо запомнить основные продукты, ингредиенты.
— Если ты повар, то тебе требуется знать больше, чем компьютерщику, из чего состоит еда. Поэтому в моём курсе и нет одного для всех словаря. Он всегда квантовый: оформляется только при контакте с конкретным человеком, который его осваивает. И это очень важное условие. Поэтому практически невозможно написать универсальный учебник: ведь он должен быть для…
— Для кого-то конкретного.
— Вот почему принцип здесь такой: каждый пишет свой учебник сам.
Ещё в третий день запомнили временные понятия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17