А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я ими займусь. — Он наклонился к уху Елены. — Не забывайте про осторожность.— Понимаю, — ответила она.— Вот и хорошо. — Он распахнул дверь.Елена Гладстоун вышла и встретилась взглядом с Римо. Его глаза были темны, как полуночные пещеры, и у нее перехватило дыхание. Проходя мимо, она задела его, обдав запахом своих духов. Не поворачиваясь, она зашагала прочь.— Входите, — пригласил Липпинкотт посетителей.Римо смотрел вслед Елене Гладстоун. Прежде чем скрыться, она бросила на него взгляд, заметила, что он смотрит на нее, смутилась, поспешно отвернулась и пропала за дверью.Римо вошел в кабинет следом за Чиуном. Запах гиацинта — так пахли духи Елены Гладстоун — остался в его ноздрях.— Красивая женщина, — сказал он Липпинкотту.— А пахнет пивоварней, — буркнул Чиун.— Мой личный врач, — похвастался Липпинкотт, кивком отпустил охранника и закрыл дверь.— Вам было плохо? — спросил Римо.— Нет, — ответил Липпинкотт. — Обычный осмотр. Присаживайтесь. Чем обязан?— Продается девяносто семь картин, — сказал Чиун. — Все они представляют собой портреты одного и того же лица — добрейшего, мягчайшего, благороднейшего...— Чиун! — одернул его Римо. Он успел развалиться на синем замшевом диване, пропитавшемся запахом духов.Чиун задержался у окна, глядя на Липпинкотта, грациозно опустившегося в кресло у стола.— Вам известно, кто мы такие? — спросил Римо.— Мне известно, что вас направили сюда высокопоставленные люди, чтобы позаботиться о нашей безопасности. Вот и все мои сведения. Меня просили оказать вам содействие, хотя мы столько лет вполне успешно защищаемся сами.— А как насчет вашего сына, проявившего пристрастие к выпрыгиванию с шестого этажа? Он тоже успешно защищался?— Лэм был болен. Он не выдержал напряжения.— Кое-кто в Вашингтоне полагает, что ему оказали в этом помощь.— Совершенно неправдоподобно, — сказал Липпинкотт.— Довольно о мелочах, — вмешался Чиун. — Вернемся к картинам.— Прошу тебя, Чиун! — сказал Римо. — Не сейчас.Чиун сложил руки на груди, спрятав их в широких рукавах своего синего кимоно, и безразлично воздел глаза к потолку.— Кому теперь поручена японская сделка? — спросил Римо.— Моему сыну Рендлу. Сделка вот-вот будет заключена.— В таком случае за ним надо приглядывать, — сказал Римо. — Где он сейчас?— Он живет в Нью-Йорке, — сказал Липпинкотт и назвал адрес. — Я передам ему, что вы его посетите.— Будьте так любезны, — попросил Римо и встал. — Ты готов, папочка?— Мне так и нельзя разговаривать о бесценных произведениях искусства, вот уже десять-одиннадцать лет хранящихся в моей семье? — спросил Чиун.— Что это за произведения? — осведомился Липпинкотт.— Портреты самого благородного, самого мягкого, самого...— Они вас не заинтересуют, — сказал Римо Липпинкотту.Он кивком пригласил Чиуна следовать за ним и направился к двери, но на полпути остановился и оглянулся на Липпинкотта.— Ваш сын, Лэм... — проговорил он.— Что такое?— У него были домашние животные?— Животные? — Липпинкотт застыл. — Не припомню. А что?— Он никак не соприкасался с животными?— Насколько я знаю, нет, — ответил Липпинкотт, пожимая плечами. — А в чем, собственно, дело?— Не знаю, — ответил Римо. — Возможно, к его гибели имеют отношение животные.— Может быть, вы усматриваете в этом какой-то смысл, но я — нет, — сказал Липпинкотт.— Я тоже, — согласился Римо. — Еще увидимся.Он догнал Чиуна и вместе с ним дошел до главной двери. На верхней ступеньке широкой лестницы оба увидели высокую блондинку с большим животом. Прежде чем исчезнуть, блондинка одарила их улыбкой.— Одного никак не пойму, — сказал Чиун.— Чего именно?— Не пойму, откуда берется столько американцев?— То есть?— Это первая беременная женщина, которую я увидел в этой стране за год с лишним.Риме отвлекся: он обратился с вопросом к охраннику у выхода.— Кто эта блондинка? — спросил он.— Миссис Липпинкотт.— Которая?— Супруга Элмера Липпинкотта-старшего.— Теперь понятно, почему старик держится таким молодцом, — сказал Римо и подмигнул охраннику.— А как же! — сказал охранник.Запершись в кабинете, Элмер Липпинкотт позвонил Елене Гладстоун в машину.— Эти двое хотели разнюхать что-то насчет животных.— Понятно, — отозвалась Елена Гладстоун, помолчав.— Может быть, нам временно залечь?— Доверьтесь мне, — сказала она и положила трубку на рычаг в салоне серебряного «ягуара». Она вспомнила двоих мужчин, встреченных перед кабинетом Липпинкотта: старика-азиата и молодого американца с проницательным взглядом и гибкими движениями атлета. Впрочем, он не атлет: он не столько силен, сколько грациозен, как балетный танцор. Ей захотелось увидеться с ними снова, особенно с тем, помоложе.Она оставила машину в гараже около лаборатории «Лайфлайн», вошла в здание и направилась в свой кабинет, откуда сделала два телефонных звонка.Сначала она коротко доложила о появлении двоих любопытных правительственных агентов.— Боюсь, старик начинает трусить, — сказала она. — За Рендла.Ответ состоял из двух слов:— Убейте его.— А как же старик?— Его я возьму на себя. — Раздались короткие гудки.Следующий ее звонок был в «Липпинкотт нэшнл бэнк», в кабинет Рендла Липпинкотта.— Рендл, — сказала она, — говорит доктор Гладстоун.— Привет, Елена. Что я могу для тебя сделать? Подбросить деньжат?— Благодарю, не нужно. Вам пора провериться. У меня есть свободный час после ленча.— Жаль, ничего не выйдет. Я очень занят.— Я звоню вам по поручению мистера Липпинкотта. Придется выкроить время.Рендл Липпинкотт вздохнул.— Он сведет меня с ума своими глупостями! Проверки, витамины, анализы... Почему я не могу быть ходячей развалиной, как все остальные?— Мне очень жаль, — сказала она, — но никуда не денешься. Значит, в час дня?— Ладно, буду. Глава шестая Руби Гонзалес ступила на загаженную 7-ю Ист-стрит, борясь с тошнотой. Последним жилищем Зака Мидоуза была берлога на четвертом этаже в половине квартала на восток от Бауэри-стрит — мерзкой улочки, чье гордое некогда голландское имя давно ассоциировалось исключительно с «лодырями с Бауэри».Она зашагала к дому Мидоуза, втиснувшемуся между магазинчиком, торговавшим некогда кожаными кошельками и ремешками, но вынужденным свернуть торговлю из-за бестолковости владельцев, не понявших, что «ремешки», представляющие важность в этом районе, плетутся не из кожи, и сырной лавкой с более счастливой судьбой, так как помимо сыра здесь продавалось спиртное.Мусор перед домом Мидоуза слежался и походил на горную породу. В эту часть Нью-Йорка еще не донеслись веяния из более благополучных районов, где от владельцев требовали подбирать испражнения за своими собачками: на тротуаре, как и на мостовой, шагу негде было ступить из-за собачьего кала.Руби удачно миновала минные поля и поднялась на выщербленное цементное крыльцо. Она достаточно часто наезжала в Нью-Йорк, чтобы знать, что наружные звонки в таких домах никогда не работают, поэтому нашла на стене надпись фломастером, обозначавшую номер квартиры управляющего домом, после чего откинула внутреннюю задвижку кредитной карточкой висконсинского магазина «Сыры-почтой».Табличка на двери управляющего гласила: «Мистер Армадуччи». Руби надавила кнопку звонка, готовясь испытать на собеседнике свои чары, однако вид детины с волосатыми плечами в майке заставил ее забыть о чувстве долга.— Что надо? — прорычал он.Она поспешно предъявила удостоверение агента ФБР. Он схватил удостоверение жирными пальцами. Она дала себе слово, что выбросит удостоверение, как только выберется на свежий воздух.— Мне нужно побывать в квартире Мидоуза, — сказала она.— Чего? — Детина изъяснялся на наречии, отличающем любого нью-йоркца, свидетельствующем об исключительно крупных городских расходах на образование.— А то вы не врубились, — ответила Руби ему в тон.— Ордер, — Это слово нью-йоркцы учатся произносить вторым после слова «мама», чему и обязаны своей всемирной славой головастых малых.— Зачем он мне? — удивилась Руби.— Нет ордера — скатертью дорога.— Если я обращусь за ордером, то приду не одна, — припугнула его Руби. — Со мной явится половина всего санитарного департамента.— Эка важность! Они что, станут искать владельца дома? Пускай поищут! Даже я не могу его найти.— Нужен им владелец! Стоит им взглянуть на этот притон, как они выволокут вас на улицу и пристрелят на месте. Бах-бах!— Как смешно!— Ключи от квартиры Мидоуза!— Ждите здесь. Пойду поищу.Поиски ключей заняли пять минут. Их вид свидетельствовал о том, что мистер Армадуччи прятал их на плите, в жаровне с кипящим куриным жиром.— Увидите этого Мидоуза — скажите ему, что я вышвырну его на улицу: он уже три недели не платит за квартиру.— А такого же милого местечка он больше нигде не сыщет, — посочувствовала Руби.— Ага. — Управляющий поскреб большую часть брюха, не помещавшуюся под майкой, и от души рыгнул.Руби поторопилась вверх по лестнице, пока он не облегчился в подъезде, что, судя по запаху, прочно вошло у жильцов в привычку.— Где квартира? — спросила она на бегу.— Последний этаж, слева.Поднимаясь по скрипучим ступенькам. Руби задавалась вопросом, не выведен ли особый подвид — «нью-йоркские управляющие домами». Преобладание среди них двойников мистера Армадуччи не могло объясняться простым совпадением.Однако зрелище дома снаружи и изнутри и даже самого мистера Армадуччи не подготовило Руби к тому, что она застала в квартире Зака Мидоуза. Квартира выглядела так, словно ее на протяжении последних десятков лет использовали как склад грязного белья. Во всех углах обеих комнатушек валялась невообразимо грязная одежда. Раковина была набита пластмассовыми тарелками и чашками, которых хватило бы на две жизни. Вздохнув, Руби подумала, что белые ведут странный образ жизни.Зато провести в квартире обыск не составило труда. Главное было не спотыкаться о хлам на полу. Она обнаружила всего два места, где могло храниться что-либо ценное: зеленый шкаф в спальне и ящик под раковиной. Руби не знала толком, что ищет, однако ни там, ни здесь не обнаружила ничего, что бы поведало ей о Заке Мидоузе больше, чем она уже знала о нем: он был неряхой, у которого не осталось чистой одежды.Руби проковырялась в квартире целый час, но так ничего и не нашла. В телефонном справочнике трехлетней давности не оказалось ни приметных телефонных номеров, ни адресов друзей или родственников. Ей попалась грошовая фотография, на которой красовался, видимо, Зак Мидоуз собственной персоной. Она решила, что у него дурацкий вид. Стопка старых программок скачек не привлекла ее внимания. Прежние достижения некоторых лошадей были помечены значком "х", словно Зак заранее исключал их из числа претенденток на победу. На всех этих лошадях скакали жокеи с итальянскими фамилиями.Руби убедилась, что нашла того, кого искала.Напоследок она, зажав нос, опрокинула когда-то белую пластмассовую мусорную корзину. К дну корзины прилипли салфетки с кроваво-красной надписью: «Закусочная Манни». Судя по адресу, заведение располагалось прямо за углом.Руби заперла дверь квартиры и позвонила в дверь мистера Армадуччи, чтобы вернуть ключи.— У Мидоуза бывали посетители? — спросила она.— Нет, к нему никто не ходил.— Спасибо. — Она отдала ему ключи, постаравшись не прикоснуться к его руке.— Эй! — окликнул он ее. (Руби оглянулась.) — Вы оттуда ничего не прихватили?— Надеюсь, что нет, — ответила Руби.Закусочная Манни была именно таким местом, которого заслуживал этот квартал, а Манни выглядел так, словно потратил жизнь на то, чтобы соответствовать качеству своей закусочной. Он оказался хорошим знакомым Зака Мидоуза.— Еще бы! — сказал он Руби. — Он заглядывает сюда два-три раза в неделю. Обожает мои сандвичи с копченой говядиной.— Могу себе представить! — сказала Руби. — Давно вы его видели в последний раз?— Сейчас соображу... — Манни пожал плечами. — Нет, уже недели две, как он не показывается.— Не знаете, куда он мог подеваться? Кто его друзья?— Никогда не видел его в компании, — ответил Манни и с подозрением спросил: — Зачем он вам понадобился?— Меня прислал мой босс, — ответила Руби, не моргнув глазом. — Мне надо передать ему деньги.— Деньги? Мидоузу? — Манни недоверчиво сморщил нос.— Ему.— А кто ваш босс?— Важная шишка. Мидоуз работал с его женой — ну, сами понимаете... — Она многозначительно посмотрела на Манни.Тот немного постоял в задумчивости, а потом кивнул.— Иногда он отирался в «Бауэри-баре», — сказал он. — Может, его видели там? Эрни принимал ставки Мидоуза...Руби поняла, что букмекера Мидоуза звали Эрни, Она нашла его в баре, у самой двери. На Эрни был синий костюм в тонкую полоску, на носу у него сидели очки с розовыми стеклами, а на пальце красовался перстень с тигровым глазом, похожим на треснутое яйцо динозавра. Эрни то и дело выглядывал на улицу.Он сделал попытку вести себя в отношении Руби как галантный кавалер, с облегчением вздохнул, когда попытка была отвергнута, и с готовностью заговорил о Заке Мидоузе.— Это мой близкий друг! Так ему и скажите. Пускай заходит! Ему нечего бояться.— Я тоже его разыскиваю, — сказала Руби.— Он и вам задолжал? — спросил Эрни.— Наоборот, это я должна передать ему деньги.Эрни поднял глаза от пивной кружки с красным вином. Беседа принимала занятный оборот.— Сколько?— Они не при мне. Пятьсот долларов. Мне велено привести его к боссу, и тот отсчитает ему денежки.— Пятьсот? Этого достаточно.— Достаточно для чего?— Чтобы он расплатился со мной.— Вы знаете, где можно его найти?— Знал бы, сам бы нашел, — ответил Эрни.— Вы знаете кого-нибудь из его друзей?— У него не было друзей. — Эрни пригубил вино. — Погодите-ка... Кажется, на Двадцать первой стрит... — Он помолчал. — Если вы его найдете, то позаботьтесь, чтобы он отдал мне три сотни из своих пяти.— Заметано, — сказала Руби. — Как только я его найду, тут же поволоку к своему боссу за деньгами, а потом лично приведу его сюда.— Кажется, вам можно верить. Есть там одна баба по имени Флосси. Она сшивается по Двадцать второй стрит, между Восьмой и Девятой авеню. Не вылезает из баров. Раньше она была уличной проституткой, а может, и до сих пор этим промышляет. Мидоуз всегда при ней. Кажется, он иногда у нее ночует.— Флосси, говорите?— Флосси. Вы ни с кем ее не спутаете. Жирная, как цистерна. Глядите, чтобы она ненароком на вас не присела.— Спасибо, Эрни, — сказала Руби. — Как только я его найду, мигом приведу сюда.Выйдя на свет. Руби застала водителя муниципального буксира за привязыванием троса к бамперу ее белого «линкольна-континентал».— Эй, полегче! — крикнула она. — Это моя машина.Водитель был толстым негром с прилизанными, как у солиста джаз-клуба 30-х годов, волосами.— Неправильная парковка, милашка, — объяснил он.— Еще чего? Где знак?— Вот там. — Негр неопределенно махнул рукой.Прищурившись, Руби разглядела на дальнем столбе что-то круглое.— Знак вон где, а машина здесь, — сказала она.— Знаки — не мое дело, — сказал водитель. — Моя задача — отбуксировывать машины.— Во сколько это мне обойдется?— В семьдесят пять долларов: двадцать пять штраф, пятьдесят буксировка.— Давай сосуществовать: я плачу тебе пятьдесят, и ты оставляешь в покое мою машину.— Восемьдесят — и езжай на все четыре стороны, — предложил водитель, подмигивая.— Да ты не только тупица, но и жадина! — сказала Руби.— Девяносто, — откликнулся водитель.— В гробу я видела таких уродов!— Тогда сто, — согласился водитель и наклонился к бамперу, чтобы закрепить трос.Руби обошла его буксир спереди и спустила оба передних колеса. Тяжелая махина клюнула передом. Услыхав шипение, водитель попытался остановить Руби, но та уже садилась в такси.— Эй, ты! — крякнул водитель. — Что же мне теперь делать?— Вызывай буксир, — посоветовала Руби. — А когда в следующий раз явишься в автоинспекцию, то не забудь прихватить с собой адвоката. На Двадцать вторую улицу, — сказал она таксисту. Глава седьмая Возвращаясь к себе в кабинет в 2.15 дня, Рендл Липпинкотт насвистывал... Это было для него так необычно, что две его секретарши недоуменно переглянулись.— В следующий раз он исполнит у себя на письменном столе чечетку, — сказала одна.— А меня изберут папой римским, — ответила другая, по имени Дженни, которая была старше первой на полгода.Однако избрание папой римским проигрывало по неожиданности тому, что ожидало Дженни, когда она, повинуясь звонку, вошла в 2.30 в кабинет Липпинкотта. Банкир ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Он по-прежнему что-то насвистывал.— С вами все в порядке, сэр? — спросила она.— Никогда не чувствовал себя лучше. Как будто заново родился. Будьте умницей, пошлите за бутылочкой пивка.К 2.50 Липпинкотт уже не испытывал уверенности, что хорошо себя чувствует. Он сбросил пиджак и снял галстук. К 2.55 за пиджаком и галстуком последовала рубашка, и Дженни, вошедшая к боссу с пивом, застала его в одной майке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13