Кук скосил глаза на Далримпла в надежде, что стальной человек не
почувствует себя оскорбленным. На лице Далримпла не отразилось ничего, и
Кук приписал это его необыкновенной выдержке. На самом же деле Далримпл
оказался настолько заинтригован синим лицом Кука, что даже не заметил
отсутствия аплодисментов. Когда Кук представил его слушателям, ему
пришлось несколько секунд собираться с мыслями.
Начал он довольно неуверенно:
- Джентльмены и уважаемые преподаватели... гм... конечно, я имел в
виду, что вы ВСЕ джентльмены... Я припоминаю историю о фермере-птицеводе,
который женился... то есть, собственно, не ЭТУ историю, а про
студента-богослова, который помер и попал в... - Тут Далримпл поймал
взгляд декана богословского факультета и перескочил снова: - Может, я
лучше... э-э... расскажу историю о шотландце, что заблудился по дороге
домой и...
История, честно говоря, оказалась неплохой, но смеха практически не
вызвала. Вместо этого профессора начали раскачиваться, словно облаченная в
манишки компания восточных аскетов за молитвами, и зашептались снова.
Далримпл оказался сообразительнее Кука. Он наклонился к нему и
зашипел в его ухо:
- У меня что-нибудь не в порядке?
- Да, ваше лицо стало зеленым.
- Зеленым?
- Ярко-зеленым. Примерно, знаете, как молодая травка.
- Гм, в таком случае может быть вам будет интересно узнать, что ваше
- синее.
Оба ощупали свои лица. Сомнений не осталось: на них был нанесен
свежий, еще влажный слой краски.
- Что это еще за шуточки? - прошептал Далримпл.
- Не знаю. Лучше продолжайте свою речь.
Далримпл попытался, но мысли его безнадежно спутались. Он выдавил
пару фраз о том, как счастлив он сейчас находиться среди вязов, плюща и
традиций старого Эли, и плюхнулся на стул. Его лицо стало его угрюмей.
Если над ним так подшутили - что ж, он еще не подписывал никаких чеков.
Следующим в списке стоял лейтенант-губернатор штата Коннектикут. Кук
вопросительно посмотрел в его сторону.
- А если и я окрашусь в какой-нибудь цвет, когда встану? -
пробормотал тот.
Вопрос о том, следует ли его чести выступать, так и остался
нерешенным, потому что именно в это мгновение на одном из концов стола
появилось нечто. Это была зверюга размером с сенбернара. Она была похожа
на обычную летучую мышь с той разницей, что вместо крыльев у нее были лапы
с круглыми подушечками на концах пальцев. Глаза у нее были величиной с
тарелку.
Всех обуяла паника. Джентльмен, сидевший к ней ближе всех, резко
откинулся назад и едва не упал вместе со стулом. Лейтенант-губернатор
перекрестился. Профессор-зоолог из Англии надел очки.
- Клянусь Юпитеров, - воскликнул он, - это же радужный тарсир! Только
немного великоват, вы не находите?
Тарсир натуральных размеров с удобством разместится у вас на ладони,
он довольно симпатичен, хотя и немного смахивает на привидение. Но тарсир
подобных размеров - это не то зрелище, на которое можно бросить мимолетный
взгляд и продолжать заниматься своими делами. Оно ошарашивает вас, лишает
дара речи и может превратить в вопящего психа.
Тарсир тяжелыми шагами измерил все три с половиной метра стола. Все
были слишком заняты тем, чтобы оказаться от него подальше, и никто не
заметил, что он не бьет бокалы и не переворачивает пепельницы, а самое
главное - того, что он слегка прозрачен. Добравшись до противоположного
края стола, он исчез.
Любопытство боролось в Джонни Блэке с лучшими побуждениями его
медвежьей натуры. Любопытство подсказывало, что все эти странные события
происходили в присутствии Айры Мэтьюэна. Следовательно, Мэтьюэн являлся по
меньшей мере многообещающим подозреваемым. "Ну и что? - отвечали его
лучшие побуждения. - Он единственный человек, к которому ты по-настоящему
привязан. Даже если ты узнаешь, что он главный виновник, то не станешь его
выдавать, верно? Не суй-ка лучше свою морду не в свое дело и не
вмешивайся".
Но в конце концов любопытство, как и обычно, победило. Удивительным
было лишь то, что лучшие побуждения продолжали его отговаривать.
Он отыскал Брюса Инглхарта. Юноша имел репутацию благоразумного
человека.
Джонни объяснил:
- Он ввел себе пррепаррат Мэтьюэна - шделал шебе инъекшию в шпинной
можг - хотел пошмотреть, как он дейштвует на шеловека. Это было неделю
нажад. Должжно ужже шработать. Но он шкажал, што эффекта нет. Можжет и
так. Но как рраз шерреж день нашшалишь те штрранные вешши. Ошшень шложжные
шутки. Дело ррук гениального пшиха. Ешли это он, я должжен его оштановить,
пока он не наломал дрроф. Помошешь мне?
- Конечно, Джонни. Держи пять. Джонни протянул ему лапу.

"Дарфи Холл" загорелся через две ночи. Вот уже сорок лет в
университете шли дискуссии, стоит ли сносить это одновременно и уродливое,
и бесполезное здание. Некоторое время оно пустовало, только в подвале
располагалась контора казначея.
Около десяти часов вечера кто-то из студентов заметил пляшущие по
крыше язычки пламени. Не следует винить Нью-Хевенскую пожарную команду в
том, что пламя распространялось с такой скоростью, словно здание было
пропитано керосином. Когда они прибыли, сопровождаемые примерно тысячью
зрителей, весь центр здания уже горел, издавая рев и треск. Какой-то
ассистент храбро бросился внутрь и вернулся с охапкой бумаг, которые, как
потом выяснилось, оказались кучей никому не нужных экзаменационных
бланков. Пожарные залили горящее крыло таким количеством воды, что его с
лихвой хватило бы погасить Везувий. Некоторые из них взобрались по
пожарным лестницам на крышу и стали пробивать в ней дыры.
Казалось, что вода не справляется с огнем, и пожарные вызвали
подкрепление, развернули новые шланги и пустили еще больше воды. Толпа
студентов принялась скандировать:
- Раз, два - за пожарных! Три, четыре - за огонь! Давай, лей, ребята!
Держись, пожар!
Джонни Блэк наткнулся на Брюса Инглхарта, бродившего в толпе с
блокнотом и карандашом, пытаясь раздобыть материала для Нью-Хевенского
"Курьера". Инглхарт поинтересовался у Джонни, не известно ли ему
что-нибудь.
- Я жнаю только одно, - ответил Джонни. - Никохда рраньше не видел
холодного пожжара.
Инглхарт посмотрел на Джонни, потом на горящий дом.
- Разрази меня гром! - воскликнул он. - Мы ведь даже здесь должны
ощущать жар. Ей-ей, это холодный пожар. Думаешь, еще одна супернаучная
шутка?
- Давай пошарим вокрух, - предложил Джонни. Они повернулись к пожару
спиной и принялись заглядывать за кусты и ограды на Элм Стрит.
- Эй! - крикнул Джонни. - Давай шуда, Бррюш!
В островке тени за кустом стоял профессор Айра Мэтьюэн, а рядом с ним
- треножник с кинопроектором. Джонни мгновенно разобрался, что к чему.
Застигнутый врасплох профессор едва не рванул наутек.
- А, привет, Джонни, ты почему не спишь? Я тут только что нашел
этот... э-э... этот проектор...
Джонни, недолго думая, пихнул проектор лапой. Мэтьюэн поймал его на
лету, и гудение мотора смолкло. В то же мгновение исчезло и пламя. С места
пожара все еще доносились рев и треск, но огня уже не было. Более того, на
крыше, с которой продолжали стекать галлоны воды, не оказалось ни единой
подпалины. Пожарные озирались по сторонам с дурацким видом.
Пока зрачки у Джонни и Инглхарта еще расширялись, привыкая к внезапно
наступившей темноте, Мэтьюэн исчез вместе с проектором. Они успели
заметить, как он, с треножником на плече, промчался галопом по Колледж
Стрит и исчез за углом. Они бросились вслед, за ними последовало несколько
студентов, влекомых тем самым инстинктом, что заставляет собак
преследовать автомобили.
Они увидели впереди Мэтьюэна, потеряли его, потом снова заметили.
Инглхарт был толстоват для быстрого бега, а Джонни плохо видел в темноте.
Джонни рванулся вперед, когда стало ясно, что Мэтьюэн направляется к
старому особняку Фелпса, в котором жили несколько холостых преподавателей
и сам Джонни. Все ушли из дома посмотреть на пожар. Мэтьюэн опередил
Джонни на три прыжка и захлопнул дверь у него перед носом.
Джонни потоптался на крыльце, размышляя над тем, удастся ли пролезть
через окно. Пока он думал, что-то случилось со ступеньками, и они стали
скользкими, как зеркальный лед. Джонни покатился вниз, отмечая каждую
ступеньку громким шлепком.
Джонни расстроенно поднялся. Так вот как обращается с ним
единственный человек, которого он... Но, пришло ему в голову, если Мэтьюэн
действительно свихнулся, то у него нет права его обвинять.

Следом за ними к особняку явилось несколько студентов. Они толпились
перед домом - до тех пор, пока земля не заскользила под их ногами, словно
на них вдруг оказались невидимые роликовые коньки. Студенты пытались
подняться, падали снова и соскальзывали все ниже, потому что улица имела
небольшой уклон. Постепенно внизу образовалась куча-мала, и им осталось
лишь отползти на четвереньках подальше и заняться ремонтом порванной
одежды.
Вскоре подъехала полицейская машина и попыталась остановиться, но ни
тормоза, ни выключенный мотор ей не помогли. Машину занесло, стукнуло о
бордюр и по инерции протащило по улице за пределы скользкой зоны, где она
замерла. Полицейский - и не какой-нибудь рядовой, а капитан - выскочил и
атаковал особняк.
Он тоже упал и попытался двигаться на четвереньках, но едва он
отталкивался рукой или ногой, как они тут же проскальзывали. Это зрелище
напомнило Джонни те усилия, с которыми червяки пытаются ползти по гладкому
цементному полу обезьянника в зоопарке Централ-Парка.
Когда капитан полиции сдался и попробовал отступить, силы трения тут
же вступили в свои права, но едва он поднялся, как вся его одежда ниже
пояса, за исключением ботинок, мгновенно рухнула вниз и улеглась на
асфальте кучкой ниток.
- Ей-богу! - воскликнул только что подошедший зоолог-англичанин. -
Точь-в-точь одна из этрусских статуй!
- Эй, ты, - взревел капитан, обращаясь к Брюсу Инглхарту, - ради
всего святого, дай мне скорее носовой платок!
- А что, холодно стало? - невинно поинтересовался Инглхарт.
- Нет, болван! Сам знаешь, для чего!
Инглхарт намекнул, что лучше будет использовать вместо передника
форменный китель. Пока капитан завязывал на спине рукава, Инглхарт и
Джонни изложили ему свою версию случившегося.
- М-м-да-а, - протянул капитан. - Мы ведь не хотим, чтобы кто-нибудь
пострадал, а дом оказался поврежден. А вдруг у него есть чего похлеще,
вроде лучей смерти.
- Не думаю, - сказал Джонни. - Он никому не вредит. Только шутит.
Несколько секунд капитан размышлял, не стоит ли позвонить в отделение
и вызвать усиленный наряд, но мысль о славе, которой он покроет себя, в
одиночку одолев опасного маньяка, оказалась слишком соблазнительной.
- Как же мы попадем внутрь, - сказал он, - если он может сделать все
таким скользким?
Они задумались. Потом Джонни сказал:
- Можете вы рраздобыть одну иж дерревяшек в ррежиновой чашшкой на
конце?
Капитан нахмурился. Джонни продемонстрировал нужные движения.
Инглхарт просиял.
- А, ты имел в виду лучшего друга сантехника! Конечно. Ждите, я
скоро. Попробуйте раздобыть ключ от входной двери.

Цитадель, в которой укрылся Мэтьюэн, штурмовали на четвереньках.
Ползший в авангарде капитан прижал вантуз к нижней ступеньке крыльца. Если
Мэтьюэн и смог уничтожить трение, то избавиться от атмосферного давления
ему было не по силам. Резиновая чашка присасывалась, и полисмен подтягивал
за собой Инглхарта и Джонни. Так, ступенька за ступенькой, они карабкались
вверх. Наконец капитан намертво присосался к двери и втащил их всех за
собой. Затем он вцепился в дверную ручку и открыл дверь ключом, одолженным
у доктора Кука.
Возле окна стоял Мэтьюэн, скрючившись за аппаратом, похожим на
теодолит. Он направил его в их сторону и что-то подкрутил. Капитан и
Инглхарт, почувствовав, что к их ногам вернулось сцепление с полом,
приготовились прыгнуть, но тут Мэтьюэн включил аппарат, и они полетели
кувырком.
Оставшийся возле двери Джонни быстро нашел решение. Он лег, уперся
ногами в дверную раму и оттолкнулся. Его тело мелькнуло по скользкому полу
и обрушилось на Мэтьюэна и его аппарат.
Профессор прекратил сопротивление. Казалось, что все случившееся его
лишь позабавило, несмотря на растущую на лбу шишку.
- Ну и настырные вы парни, - сказал он. - Кажется, вы
собираетесь-таки засадить меня в сумасшедший дом. А я-то думал, что ты и
ты, - он указал на Инглхарта и Джонни, - мои друзья. Впрочем, это все
равно.
- Что вы сделали с моими штанами? - прорычал капитан.
- Да ничего особенного. Просто мой телелубрикатор нейтрализует
межатомные связи на поверхности любого твердого тела, на которое падает
его луч. Поэтому поверхность на глубину нескольких молекул переходит в
состояние переохлажденной жидкости и остается такой, пока на ней
сфокусирован луч. А раз предмет по поверхности переходит в жидкость, то
возникает прекрасная смазка.
- Но мои брюки...
- Состояли из ниток, которые удерживались вместе силами трения, разве
не так? У меня много изобретений вроде этого. Например, мой тихоговоритель
и объемный проектор способны...
- Так вот как вы устроили фальшивый пожар и то чудище, что насмерть
перепугало всех за обедом? - прервал его Инглхарт. - С помощью объемного
проектора?
- Да, конечно. Точнее, потребовались два проектора, расставленные под
нужным углом, и фонограф с усилителем для звукового эффекта. Отлично
вышло, а?
- Но зачем, - взвыл Джонни, - ЗАЧЕМ вы это сделали? Хотите погубить
швою каррьерру?
Мэтьюэн пожал плечами.
- Да кому она нужна? Чепуха, все чепуха. Ты бы понял, Джонни, будь ты
в моем... э-э... положении. А теперь, джентльмены, куда вы собираетесь
меня отправить? Где бы я ни оказался, я и там найду, чем поразвлечься.

Доктор Уэнделл Кук посетил Мэтьюэна на следующий день после его
заключения в Нью-Хевенский госпиталь. В разговоре Мэтьюэн произвел
впечатление вполне нормального человека и охотно признал, что все шутки -
его рук дело. Он объяснил:
- Я окрасил ваши с Далримплом лица при помощи мощного игольчатого
распылителя. Я его сам изобрел, восхитительная штучка. Умещается в ладони,
а форсунка сделана в виде кольца, надеваемого на палец. Другим пальцем
можно регулировать количество ацетона, подмешиваемого к воде с краской,
это изменяет поверхностное натяжение раствора, а тем самым и положение
точки, в которой струя разобьется на мельчайшие капельки. Я сделал так,
чтобы струя распылялась перед самым вашим лицом. Ну и видик был у вас,
Кук, особенно когда вы поняли, что у вас не все в порядке. Вы выглядели
почти так же смешно, как и в тот день, когда я подменил ваши галоши своими
с нарисованными ступнями. Знаете, вы всегда были надутым ослом.
Кук надул щеки и сдержался. В конце концов, этот бедняга -
сумасшедший, а абсурдные выпады насчет Кука это лишь подтверждают.
- Завтра вечером Далримпл уезжает, - печально произнес Кук. - Он был
весьма разозлен эпизодом в краской, а когда узнал, что вы теперь под
наблюдением психиатров, то сказал, что ему здесь больше не для чего
оставаться. Боюсь, что пожертвования нам не дождаться. До тех пор, пока вы
не соберетесь и не расскажете, что с вами случилось и как вас вылечить.
Мэтьюэн рассмеялся.
- Соберусь? Уверяю вас, я сейчас целее, чем за всю свою жизнь. Я
скажу, что со мной произошло, раз уж вы интересуетесь. Я ввел себе
собственный препарат. Что же касается лечения, то я все равно бы ничего не
сказал, даже если бы знал. Ни на что не променяю свое нынешнее состояние.
Наконец-то я понял, что все на свете - ерунда, включая пожертвования.
Теперь обо мне будут заботиться, а я займусь тем, что стану развлекаться
так, как мне нравится.

Джонни весь день вертелся возле офиса Кука и перехватил президента,
когда тот возвращался из госпиталя.
Кук рассказал Джонни обо всем и добавил:
- Кажется, он совершенно неспособен отвечать за свои действия. Надо
будет связаться с его сыном и оформить его опекуном. А заодно решить
что-нибудь насчет тебя, Джонни.
Джонни очень не понравилось это "что-нибудь". Он знал, что с точки
зрения закона он всего лишь прирученное дикое животное.
1 2 3 4