А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Фрейд считал себя неврастеником, о чем даже упоминал в своих письмах. Во время военных маневров он писал об этом Брейеру; сообщал он об этом и своей невесте, когда был в Париже в феврале 1886 года: «Моя усталость — это нечто вроде небольшой болезни. Ее называют неврастенией». Эрнест Джонс, который читал неопубликованные письма Фрейда, утверждает, что в те дни у Фрейда были такие симптомы, как перемены настроения и «необычное ощущение усталости». Фрейду наверняка приходило в голову, что вынужденное воздержание во время долгого периода помолвки было одной из причин — а возможно, и главной причиной. Он говорил Марте, что, когда он с ней, его усталость исчезает «как по мановению волшебной палочки».
Женитьба поправила бы положение, если бы не новая проблема — дети. Его мать, Амалия, беременела восемь раз за десять лет. К тому времени как Фрейд женился, образованные люди все чаще стали прибегать к контрацепции, но эта тенденция обошла Зигмунда и Марту стороной. Всего за восемь с лишним лет она родила шестерых детей — почти как Амалия. Ее беременности были проблемой не только для нее, но и для самого Фрейда. Во время помолвки он упоминает в письме о «троих детях, о которых ты преждевременно начала мечтать». Трое детей — это контрацепция или сокращение половой жизни.
К 1880 году уровень рождаемости в Германии стал падать. У жен государственных служащих и интеллигентов рождалось гораздо меньше детей, чем у более бедных слоев населения. Особенно быстро начали сокращаться семьи врачей. В Австрии или любой другой стране, где государственной религией был католицизм, рождаемость снижалась не так быстро, но Фрейд не придерживался ни этой религии, ни какой-то другой.
Эрнст Саймон считает, что его принадлежность к еврейской национальности, «наследие ортодоксального иудаизма предков» повлияли на его точку зрения и он считал секс чем-то вроде обязанности перед своим народом. Трудно представить себе, что Фрейд-атеист думал об этом в таком ключе. Тот же автор отмечает, что к 1890-м годам в «среде либеральных евреев-буржуа» шестеро детей за несколько лет уже были редкостью.
Фрейд не раз высказывал надежду, что Флис откроет приемлемый способ контрацепции, и добавлял, что это принесет пользу человечеству. Впрочем, его жена продолжала беременеть, и помощь нужна была по более конкретному адресу. В июле 1893 года, три месяца спустя после рождения пятого ребенка, Фрейд писал, что считает Флиса «мессией», который найдет ответ. В мае 1895 года, когда Марта уже два месяца носила их шестого ребенка, Фрейд выражал радость по поводу того, что его друг, возможно, решил проблему контрацепции, добавляя: «Для меня спасение на пару месяцев опоздало, но, быть может, это пригодится в следующем году».
Вопрос в том, почему существующие методы предотвращения беременности не подходили Фрейдам. Все барьерные контрацептивы в то время уже существовали. В Лондоне их рекламировали в иллюстрированных брошюрках, продавали на улицах победнее и даже высылали по почте. Можно было приобрести самые разные колпачки, губки и диафрагмы. Резиновые презервативы были довольно грубыми, но те, что делались из кишок животных, использовались уже веками. Все это было доступно и в немецкоязычных странах, где производилась большая часть этой продукции.
Еще до женитьбы Фрейд исследовал проблему контрацепции. В его личной библиотеке в Музее Фрейда в Лондоне есть три брошюрки, посвященные женским методам. В первой (написанной Карлом Хассе в 1882 году) контроль рождаемости объявляется «долгом гуманности» и выражением доброго отношения к женам. В приложении содержатся практические советы по применению маточного кольца, а также цены и адрес производителя во Фленсбурге. Во второй брошюрке (1883) Карл Капельманн возражает Хассе и утверждает, что маточное кольцо неэстетично и аморально и превращает женщину в «инструмент для поллюции» и проститутку. В третьей, написанной неким доктором Отто (1884), выражена более либеральная точка зрения.
Совершая нападки на контрацепцию, Фрейд не упоминал женские приспособления, разве что косвенно. В 1898 году он пишет о необходимости найти что-то, что бы «не ранило чувства женщины». Возможно, Марта тоже находила маточные кольца и диафрагмы неэстетичными. В то же время в письмах к Флису Фрейд постоянно осуждает презервативы. Некий господин К. лишился из-за них силы, а фон Ф. пребывает в депрессии. Что касается методов, не требующих применения посторонних приспособлений, coitus reservatus «половой акт без копулятивных фрикций (лат.).» и interruptus «прерванный половой акт (лат.)», к ним Фрейд был еще более строг, чем к презервативам. Это позволяет предположить, что он предпочитает пользоваться одним из них, скорее всего, interruptus.
Возможно, после свадьбы он убедил Марту начать пользоваться маточным кольцом, но ей это не понравилось, и она решила, что контрацепцией должен заниматься он. Зигмунд, вероятно, пробовал разные методы и стал связывать их использование со своей постоянной неврастенией и фобией путешественника. Таким образом, две проблемы — стремление предотвратить беременность жены и неврозы, в которых он винил контрацепцию, — как бы дополняли друг друга.
В рождении детей у Марты можно заметить некоторые закономерности. Матильда, первый ребенок, была зачата в январе 1887 года, четыре месяца спустя после свадьбы, и родилась 16 октября. Мать кормила ее всего два-три дня, после чего наняла кормилицу, которая приехала 19 октября. Та им не понравилась, и 24 октября ее место заняла новая.
Поскольку Марта не кормила ребенка, она могла забеременеть скорее раньше, чем позже — лактация имеет контрацептивное действие «Ошибочное заключение. В действительности лактация не всегда оказывает контрацептивное действие. — Прим. ред.». В таком случае женщина может зачать уже через два месяца после родов. У Марты это могло произойти в январе или феврале 1888 года. Ее второй ребенок (сын Мартин) был зачат в марте 1889 года, то есть семнадцать месяцев спустя после рождения Матильды.
Перерывы между следующими тремя родами и зачатиями составляют соответственно пять, пять и три месяца. Это означает, что у детей были кормилицы, а супруги жили регулярной половой жизнью без предохранения. Только зачатие последнего, шестого ребенка, Анны, произошло двадцать три месяца спустя после предыдущих родов. Все это время, как Фрейд говорил Флису после события на горе Ракс в августе 1893 года, они с Мартой спали раздельно.
В начале 1888 года, когда Марта снова могла забеременеть после рождения первого ребенка, Матильды, Фрейд, скорее всего, решил прибегнуть к контрацепции. Если его неврастения усугубилась как раз в это время, это вполне объясняет его эмоциональное отношение к контрацептивам. Возможно, он чувствовал себя еще более подавленным, чем обычно, и объяснял это неврозом. Нужно было найти причину, и Фрейд решил, что во всем повинна контрацепция. Он использовал ее в 1888 году, чтобы отложить появление второго ребенка, но впоследствии отказался, и третий, четвертый и пятый ребенок появились на свет один за другим.
Если это верно и Фрейд ошибочно считал контрацепцию причиной своей депрессии в 1888 году, нам все еще нужно объяснение, почему на самом деле его здоровье в этот период ухудшилось. Быть может, ответ кроется в его работе с истеричками, в частности, с фон Либен? Известно, что Фрейд был очень чувствительным человеком. В 1890-х годах его беспокойство по поводу своих теорий и карьеры привели к сердечному неврозу и постоянному страху смерти.
Нерешительный в половых вопросах, женившийся только в тридцать, возможно, он начал семейную жизнь с яркими фантазиями. Секс стал для него новым удовольствием, но он принес с собой и новые проблемы. Его пациентки были нервными, пылкими, привлекательными женщинами, которые если и не рассказывали ему прямо о сексе в своей жизни "а в этом тоже нельзя быть уверенными), то намекали на это. Было бы естественно, если бы это наводило его на мысли о сексе в своей собственной жизни.
В течение следующих десяти лет в мозгу внешне аскетичного и трудолюбивого Фрейда формируется теоретическая основа концепции эротических потребностей и расстройств человека. Когда Брейер передал ему фон Либен, потому что никто не знал, что с ней делать, этот процесс только начался. Длительная работа с такой требовательной и яркой личностью, несомненно, должна была иметь последствия. Жизнь Фрейда — дом, дети, придирчивая и аккуратная Марта с белоснежными простынями, ночное сидение за статьями при свете керосиновой лампы — была взбудоражена присутствием своенравной женщины, которую он называл (не один раз в письмах Флису) «своей примадонной» и «учительницей».
Шандор Ференци, коллега и доверенное лицо Фрейда в двадцатом веке, писал о том, как его учитель работал в ранние годы. Предположительно, эти записки были основаны на рассказах Фрейда. В мае 1932 года Ференци отмечал, что Фрейд работал со своими первыми невротиками «страстно» и «увлеченно», «если необходимо, часами лежа на полу рядом с человеком, бьющимся в невротическом припадке». Имелась ли в виду конкретная пациентка, требовавшая столько внимания, и не была ли это Анна фон Либен? Фрейд подчеркивал, что он не мог позволить ей освободиться от эмоционального гнета с другими врачами. Только с Фрейдом у нее получались «все слезы, все выражения отчаяния», необходимые для катарсиса. Как и в случае Йозефа Брейера и Берты Паппенгейм, для «лечения разговорами» было необходимо его присутствие. Не обнаружил ли он, как Йозеф с Бертой, что за такие близкие отношения приходится платить?
Психоаналитики впоследствии признают наличие элемента эротики в отношениях пациента и аналитика и будут считать его довольно распространенным. Психоаналитик, как писал Фрейд в 1914 году, знает, что работает с мощными силами и должен «продвигаться так же осторожно и добросовестно, как химик». В 1888 году он и не подозревал о существовании этих «мощных сил». Было бы неудивительно, если бы его посещения Анны фон Либен создали бы между ними некие эмоционально-интимные отношения с оттенком эротики, с которой он не мог справиться. Возможно, именно потому в «Этюдах по истерии» об Анне написано так мало. В девятнадцатом веке люди говорили о враче — любом враче — и его пациентках-истеричках с понимающей улыбкой. Аксель Мунте, наблюдая за Шарко в «Сальпетриере», сказал, что он разделяет «судьбу всех невропатологов — его окружает толпа невротических дам».
В описании ранних случаев истерии появляется тема секса, хотя и не очень явно, потому что Фрейд, по его собственному признанию, еще сам не осознавал в полной мере ее значимости. В некоторых случаях проблема секса выходит на первый план, как, например, в истории Катарины. Еще одна — это история «Девушки с зонтом», случай которой был описан в примечании к книге. Это была дочь врача, у которой были проблемы с ногой, и для ходьбы она опиралась на зонт как на трость. Под гипнозом в присутствии отца она сказала «всего одну значительную фразу», которая намекала на сексуальную психологическую травму, связанную с ним. Отец больше не приводил дочь к Фрейду. Позже Фрейд создал теорию о сексуальном совращении (соблазнении) детей, от которой впоследствии отказался. Он не мог разобраться в сексуальности своих родителей и в своей собственной.
В этот же ранний период одна пациентка проснулась от гипнотического сна и «обняла меня за шею», причем в этот момент в комнату вошел кто-то из прислуги. Фрейд описывал этот эпизод не раз. Была ли это Анна фон Либен или же Фанни Мозер, которая за свою жизнь перевидала немало врачей и, как говорили, спала не с одним из них?
После смерти Фрейда Волчий Человек объяснил одной журналистке, почему Фрейд, которого он знал не только как психоаналитика, но и как друга, предпочитал сидеть на кушетке в голове пациента. «У него была пациентка, которая хотела его соблазнить, — насмешливо заявил Панкеев, — и она постоянно задирала юбку».
Возможно, это правда, и Фрейда преследовали соблазнительницы. Если и так, они были разочарованы. Впрочем, мы можем предположить, что некоторые из них причинили ему немало страданий.
Глава 12. Друг
В 1890— х годах Фрейд часто страдал от неуверенности и беспокойства, и его поддерживало лишь желание доказать, что он может разгадать тайну человеческого сознания. Он был как легендарный герой, который стремится выполнить задачи, непосильные для смертных. Он считал решение делом жизни и смерти, от которого действительно зависела его жизнь. Им владел суеверный страх смерти в определенном возрасте (он думал о различных годах), его здоровье оказывалось таинственным образом связанным с его мыслями. Если бы не письма Флису, мы знали бы об этом очень немногое.
Внешне в жизни Фрейда ничего особенного не происходило. Он был главой растущей семьи. Пациенты, приходившие на прием, наверняка иногда слышали детские крики за стеной. Но видели они только служанку, которая провожала их в узкую комнату для ожидания (жесткие сиденья, старые журналы), а также самого Фрейда в кабинете — одетого с иголочки, темноглазого, пропахшего любимыми им сигарами. Он, бывало, выкуривал до двадцати штук в день — по его словам, это было его «щитом и мечом в битве жизни».
Светская жизнь Фрейда была достаточно скромна. Традицией стали вечера, на которых они играли в тарок, популярную в Вене карточную игру. Фрейд иронически называет субботнее времяпрепровождение «оргией тарока». Обычно тарок следовал за сытным ужином у Леопольда Кенигштейна, окулиста, и его жены. На следующее утро все страдали от несварения желудка. Оскар Рие тоже принадлежал к числу друзей, игравших в тарок, но у него дома Фрейд чувствовал себя не так комфортно. Оскар не всегда хорошо отзывался о его работе, а его жена Мелани угощала гостей цыпленком и цветной капустой, которые Фрейд терпеть не мог.
Родители Фрейда жили неподалеку, в Девятом округе, и он регулярно бывал у них в гостях. Приблизительно в 1892 году они поселились на улице под названием Грюненторштрассе, которая с одной стороны выходила на канал и была всего в квартале от Берггассе. Там квартиры стоили дороже, чем в Леопольдштадте. Фрейд присматривал за своими родителями и хотел, чтобы в старости они жили поближе к нему. В 1894 году Якобу было уже семьдесят девять и его здоровье начинало ухудшаться. Амалия, на двадцать лет моложе его, оставалась энергичной и властной и требовала почтительности от детей, особенно от своего первенца. Возможно, регулярное несварение желудка по утрам в воскресенье у Фрейда было связано не с обильным субботним ужином, а с предстоявшим очередным визитом к матери.
В семье Фрейду было не с кем обсуждать свои психологические идеи. Один или два раза он говорил Флису, что «женщины» не одобряют того, что он делает. Марта никогда особенно не интересовалась его работой, хотя впоследствии он смог говорить о ней с Минной, сестрой Марты, не вышедшей замуж и оставшейся старой девой. Понимания со стороны коллег было тоже мало. У Оскара Рие были сомнения по поводу его теорий, равно как и у Брейера. Последний писал с Фрейдом книгу об истерии, но не поддерживал его выводов о сексуальных проблемах. Фрейд жаловался Флису, что в книге не появится некий «перл», «потому что… сексуальный фактор не должен быть включен».
Флису он доверял. Как и Фрейд, тот стремился достичь гораздо большего. Его работа частным отоларингологом была всего лишь началом. Первая теория Флиса была связана с носом, органом, который, как он решил, физиологически связан с гениталиями и имеет значение в половой сфере человека. Его второй проект был более общим. Как истинный последователь Дарвина он считал, что человеческое существо циклично. В его воображении появилась математическая теория «биоритмов», построенная вокруг женского двадцативосьмидневного цикла и мужского (его собственной идеи), двадцатитрехдневного. Теория была основана на научном пророчестве: периоды болезней и даты смерти определялись математическим аппаратом, который понимал разве что сам Флис. Как сексуально ориентированный нос, так и пророческие биоритмы нравились Фрейду, который всегда помнил о своем образовании физиолога и склонялся к теориям, гласившим, что сознание определяется организмом.
В каком— то смысле Фрейд и Флис были похожи. Оба они вынашивали странные идеи и искали сочувствующих слушателей. Фрейд, похоже, нуждался во Флисе больше, чем тот в нем. На протяжении многих лет его восхищение другом было безгранично. Возможно, между ними было и физическое притяжение (по крайней мере, по признанию Фрейда, оно было с его стороны). Флис был очень уверен в себе и жил в достатке. У его жены Иды из семейства Бонди из Вены, были собственные средства. В письмах Фрейда чувствуется, что он завидует уму и уверенности друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59