А есть ли гарантия, что соглядатаи не обнаружат её и не предупредят бандитов?
Да и нет смысла вступать в перестрелку — ещё неизвестно, чем она кончится.
— А что, если взять прямо на улице? — предложил Болдырев. — В то время, когда они будут идти к базе?
— Разве туда ведёт одна улица? — спросил Гассельбаум.
— Нет, но самый близкий и удобный путь — по Советской. В субботние вечера на ней полно гуляющих. Среди них любой приезжий может незаметно пройти, не привлекая к себе внимания. По этой улице бандиты и пойдут, по-моему, к базе. Не иначе.
— Пожалуй, резонно…
— Вот только, дьяволы, пальбу бы не подняли, когда начнём брать, — с сомнением покачал головой Болдырев. — Могут ранить кого-либо из гуляющих…
— А если внезапно навалиться? — улыбнулся Гассельбаум. — Разом, со всех сторон, чтобы и опомниться не успели, а? Я-то их знаю, не ошибёмся.
— Что ж, решено! — и Болдырев хлопнул рукой по столу.
Готовиться к операции мы начали накануне, в пятницу. Прежде всего распределили, кто и что должен будет делать. Прошли по всей Советской улице, наметили посты для каждой группы, условились, кто и с какой стороны начнёт первым подходить к бандитам.
— Только бы оружие не успели выхватить, — хмурился Болдырев. — Надо не дать им опомниться, иначе наломают дров.
— Главное — не упустить, — поддержал его Гассельбаум. — Если не удастся взять живыми, придётся кончать на месте.
Утро следующего дня было серенькое, осеннее, с дождём, но к вечеру небо начало проясняться. Мы вышли заранее и, смешавшись с прохожими, рассредоточились по своим постам. К счастью, вечер был холодный — не очень многие горожане выбрались на прогулку. Предстоящая схватка с бандитами волновала меня и, быть может, поэтому время тянулось томительно медленно.
Но вот наконец и условный сигнал с соседнего поста:
— Внимание, идут!
Приглядевшись к прохожим, я увидел, как по тротуару неторопливо, с ленцой, приближаются трое парней, детально описанных нам Гассельбаумом. «Своего», которого мне нужно было брать, я узнал сразу. Ну и здоровенный, двинет кулачищем — с ног слетишь.
А парни уже поравнялись с нами, прошли мимо, не обратив на нас с Леонидом Ивановым ни малейшего внимания. Мы медленно, в нескольких шагах, последовали за ними. Я расстегнул куртку, проверил, легко ли вытаскивается из кармана револьвер. Навстречу нам двигались Болдырев с Мелиховым.
Едва они поравнялись с бандитами, как я прыжком бросился на «своего», одетого в полушубок, и повис у него на спине. Но руки были коротки, не смог обхватить этакую тушу. Бандит развернулся и так стукнул меня спиной о каменную стену дома, что от боли в глазах потемнело. Грохнул выстрел, что-то ударило меня по щеке, за воротник потекла струйка крови… С бандитом схватился Болдырев. Оба, не устояв, покатились на землю. Я бросился на помощь, мельком успев заметить, что в стороне товарищи связывают двух остальных.
К нам с Болдыревым подоспел бывший матрос, оперативный сотрудник Вася Знахарев. Втроём мы наконец-то скрутили осатаневшего от злобы здоровяка.
Борьба шла молча, в стремительном темпе, вокруг нас не было ни души. Внезапно грохнувшим выстрелом прохожих словно ветром с улицы сдуло. Пуля, угодившая в стену дома, оцарапала мне щеку куском отскочившей штукатурки. Но черт с ними, с царапиной и грязью, облепившей нас всех с головы до ног. Зато взяли «гастролёров» за какие-нибудь полторы минуты.
Получилось, как и было задумано. Бандиты никак не ожидали нападения на людной улице. Попав в кольцо чекистов, они растерялись и не успели схватиться за оружие.
— Молодцы ребята! — тяжело дыша, похвалил нас Болдырев. — Взяли без особого шума.
В похвале уездного уполномоченного чувствовалось смущение. Дело в том, что произвёл выстрел сам Болдырев. Случайно он спустил курок пистолета. Это, может быть, даже к лучшему — прохожие разбежались, и в городе будет меньше разговоров о том, что произошло в тот субботний вечер на Советской улице.
— Ну, добры молодцы, погуляли и хватит, — не смог удержаться от шутки, обращаясь к бандитам, Болдырев. — Пошли помаленьку, там вас ждёт хороший знакомый.
На операцию мы Гассельбаума, конечно, не взяли: бандиты могли узнать его. С каким удовлетворением встретил нас новохоперский чекист, когда вместе со связанными бандитами мы добрались до служебного здания. В ту же ночь грабителей увезли туда, где их давно ожидала скамья подсудимых.
А в Борисоглебске стало тремя опасными преступниками меньше.
Эта операция повлекла за собой первое неприятное событие в моей личной жизни. В этот вечер в кинотеатре у меня было назначено свидание с девушкой, с которой я встречался и имел серьёзные намерения. После окончания операции я возвратился домой, быстро привёл себя в порядок и поспешил в кино.
К началу сеанса я, конечно, уже не успел. Тихо войдя в полутёмный зал, я разыскал оставленное мне место и сел рядом с девушкой. Казалось, все шло нормально!
Однако главные испытания были впереди.
Когда по окончании сеанса в зале вспыхнул свет, знакомая увидела, что на моих ушах засохли комья грязи. В спешке я не только не умылся, но даже не посмотрел на себя в зеркало.
Замечена была, конечно, и царапина на лице.
Начался «допрос». Разумеется, я не мог сказать всю правду. Незачем было распространяться о только что закончившейся операции. Мои наскоро придуманные объяснения о том, что я случайно попал в драку, не были приняты во внимание.
Через несколько дней я рассказал девушке подлинную правду, но и она была воспринята с недоверием. Кончилось тем, что в наших отношениях наступил холодок.
А потом встречи и вовсе прекратились.
Вскоре в Борисоглебске появился новый неизвестный, сумевший быстро привлечь внимание сначала работников милиции, а потом и чекистов. Он открыто кутил в ресторанах с женщинами лёгкого поведения, чуть ли не каждый вечер проигрывал на бильярде крупные суммы денег, — в общем жил, как принято говорить в таких случаях, на широкую ногу. Однако порочащих или предосудительных фактов об этом кутиле ни у нас, ни у работников милиции не было, а значит, мы не могли предъявить ему какие-либо обвинения.
Точно так же, как этот приезжий, вели себя некоторые, в том числе и заезжие, нэпманы. Разве не мог он быть одним из них?
И все же мы приглядывались к гуляке. Присматривались, с кем он водит знакомство, какие рестораны предпочитает посещать.
Все стало ясно, когда из Ростова-на-Дону пришло сообщение, что от них сбежал фельдъегерь, захвативший с собой крупную сумму государственных денег и револьвер, полагавшийся ему по роду службы. В сообщении указывались приметы сбежавшего и предписывалось всем органам ОГПУ немедленно принять самые энергичные меры к его розыску и задержанию.
— Вот вам, пожалуй, и ещё один, — ознакомившись с письмом ростовчан, сказал Болдырев. — Надо проверить, не совпадают ли эти приметы с внешностью новоявленного забулдыги.
Приметы сбежавшего фельдъегеря и нашего гуляки совпадали как нельзя более точно, и уездный уполномоченный распорядился:
— Сегодня же взять подлеца!
Брать преступника решили в бильярдной, когда, увлечённый азартной игрой, он забудет об осторожности, а значит, не сможет оказать чекистам сопротивления при аресте. Это было тем более необходимо, что в другое время бывший фельдъегерь редко вынимал правую руку из кармана, где у него, очевидно, хранился револьвер. Играть же на бильярде, как известно, приходится обеими руками…
Вечером, когда в бильярдной по обыкновению собрались борисоглебские шулера, мы с двумя оперативными работниками милиции незаметно замешались среди них. Кутила уже вовсю резался на просторном зеленом поле, гоняя из угла в угол матово-белые шары. Но ему явно не везло. От партии к партии ставки игры «на интерес» стремительно повышались. Преступник решил отыграться во что бы то ни стало и не видел, как ловко околпачивают его местные жулики.
Время от времени, впрочем, удавалось выиграть и бывшему фельдъегерю. Тогда он с ещё большей горячностью и азартом шёл на новую партию и, осушив одним глотком стопку водки, тут же опять принимался орудовать бильярдным кием.
Воспользовавшись его азартом, мы постепенно, шаг за шагом, подобрались к самому преступнику и выжидательно замерли по обеим от него сторонам.
Счастье как будто вновь улыбнулось донельзя возбуждённому игроку: самый крупный шар, «пятнадцатый», повис на краю лузы. Чуть тронь «своим» шаром, и выигрыш обеспечен. Но чтобы добраться до него, чтобы «добить» партию, ростовскому беглецу пришлось чуть ли не распластаться над столом — надо было дотянуться кием до шара.
Вот оно, единственное мгновение, когда все можно кончить в считанные доли секунды. И я подмигнул товарищам: «Давай!»
Шар так и не успел свалиться в лузу: обе руки преступника оказались в тисках крепко сжатых пальцев оперативных работников, а я в это время выхватил из его кармана револьвер.
— Спокойнее, гражданин! Сопротивление бесполезно…
Все это произошло так стремительно и внезапно, что никто в бильярдной и глазом не успел моргнуть.
Шулерская братия шарахнулась от стола, покатилась, напирая и толкаясь, к выходу. Оба оперативника все ещё держали за руки обалдевшего от неожиданности игрока.
— Можно отпустить, — сказал я им. И предупредил растерянного преступника: — В случае попытки к бегству буду стрелять.
Он не пытался бежать. Покорно шёл, чуть покачиваясь из стороны в сторону, и то ли матерился, то ли ворчал что-то себе под нос.
На первом же допросе игрок с откровенным цинизмом рассмеялся.
— Извините, уважаемые друзья, но вы опоздали. От ростовских денег у меня уже почти ничего не осталось.
— Где же они?
— Надо уметь красиво жить. Женщины, рестораны, бильярд, в котором вы так бестактно прервали мою почти выигранную партию. Одним словом — расходы… Жаль, сегодня ночью я намеревался покинуть ваш гостеприимный город.
Держался преступник с большой наглостью. Знал, что терять ему нечего, и бравировал напропалую.
Вспомнив о прерванной партии, ещё раз пожалел:
— Если б не ваше вмешательство, я бы этого подлеца, моего противника, обобрал до нитки!
И продолжал, ухмыляясь следователю в лицо:
— Моя лебединая песня спета, знаю. Но вам-то каково, а? Денежки тю-тю, уплыли. А за это и вас по головке не погладят: проворонили, не сумели вовремя взять, придётся держать ответ.
Присутствовавший на допросе Болдырев только сжимал кулаки, слушая всю эту наглую болтовню. Он приказал отправить арестованного в камеру и, хмуря белесые брови, сказал:
— Паразит… Нет, так не получится, как ты думаешь. Государственные деньги мы вернём.
— Как это? — спросил следователь.
— Можно, — ответил Болдырев. — Придётся только маленько повременить с его отправкой.
— Что это даст?
— Многое, если взяться за дело с умом. Пробыл-то он у нас недолго, а за это время успел растранжирить тысячи рублей. Спрашивается куда? Ну, на бильярде жулью городскому просадил. В нэпманских ресторанах прокутил с бабами. Деньги-то государственные целы, только в других руках находятся. Смекаете?
И к нам один за другим потянулись на допрос вчерашние скороспелые приятели и приятельницы бывшего фельдъегеря. Разговор с ними был короток:
— Вы получали деньги у крупного преступника. Нам это известно. Назовите, сколько получили.
Друзья беглеца понимали, что отпираться бесполезно. Да и стоило ли это делать, если каждый из них был нечист на руку. Здесь юлить и выкручиваться опасно. Чекисты шутить не любят…
Ну, а уж если признался, дальше было легче.
— Немедленно возвратите деньги, украденные у государства. В противном случае будете привлечены к ответственности за соучастие в уголовном преступлении.
И возвращали: нэпманы, шулера, всяческих тёмных дел махинаторы. Как тут не возвратишь, если каждому из них напоминали, что можно в любую минуту устроить очную ставку с арестованным вором.
Уездный уполномоченный не зря произнёс это многообещающее «смекаете»: смекнула и вся борисоглебская шушера. Государственные деньги, почти в том же объёме, что были украдены в Ростове, в течение нескольких дней возвратились в государственный банк.
Подонки, подленькие и грязные мелкие грызуны… Много прошло их передо мной за долгие годы работы в органах государственной безопасности. И очень немногим из них удалось уйти от заслуженной кары.
ВСЕГДА С НАРОДОМ
Встречи, а тем более продолжительная совместная работа с хорошими людьми, с настоящими коммунистами запоминаются надолго. Таким настоящим человеком и замечательным коммунистом был и Василий Иванович Козлов, начальник Тамбовского губернского отдела ОГПУ. Выходец из пролетарской среды ивановских ткачей, он не отличался большой образованностью, зато жизненного и революционного опыта Василия Ивановича хватило бы на несколько человек. Резковатый в минуты вспыльчивости, но отходчивый, Козлов нередко сам каялся и корил себя за неожиданные вспышки.
— Черт побери, когда только научусь сдерживаться! Хоть ты сам себя под арест сажай…
И в то же время трудно было представить человека более справедливого и душевно-внимательного, чем он. Начальник губотдела знал не только по служебному долгу, чем живёт весь коллектив чекистов, что волнует и что радует каждого сотрудника. Неудивительно, что Василия Ивановича Козлова глубоко уважали все работники губотдела ОГПУ и по-человечески любили в наших семьях.
К сожалению, мне не очень долго довелось работать под его началом. Вскоре В.И.Козлова перевели, а к нам приехал новый начальник губернского отдела — Иван Михайлович Биксон. Коренастый, полный, уже немолодой, латыш по национальности, он показался вначале очень суровым, чуть ли не неприступным человеком.
Однако постепенно это впечатление изменилось.
И.М.Биксон был действительно очень суров, даже беспощаден к тем, кто недобросовестно или халатно относился к своим служебным обязанностям. Отсюда и эта строгость: он сам работал много и от подчинённых требовал работать так, чтобы любое, пускай самое незначительное, задание или поручение выполнялось быстро и точно.
Зато для тех, кто работал вдумчиво, инициативно, как говорится, с душой, у Ивана Михайловича всегда находилось и доброе, дружеское слово, и внимательность старшего товарища.
Такой характер и такое отношение к служебному долгу сложились в результате нелёгкой, заполненной революционной борьбой и труднейшими испытаниями жизни этого человека.
Иван Михайлович Биксон родился в крестьянской семье, в Курляндской губернии — Латвии, и уже девятнадцатилетним юношей стал членом РСДРП. В дни революции 1905 года он занимался пропагандистской партийной работой, собирал оружие, участвовал в создании боевых дружин. Год спустя, в период наступления царской реакции, И.М.Биксон оставался членом подпольного исполнительного комитета партии, но вскоре вместе с восьмьюдесятью тремя товарищами был выдан провокатором и схвачен жандармами. Царский суд приговорил молодого революционера к смертной казни, заменённой бессрочной каторгой.
Начались скитания в кандалах по тюрьмам: сначала рижская, потом либавская, наконец долгие восемь лет одиночного заключения в известном своим нечеловеческим режимом и произволом орловском каторжном централе…
Но ни тюрьмы, ни пытки, ни издевательства не сломили волю и боевой революционный дух несгибаемого большевика-ленинца. Вырвавшись после Февральской революции 1917 года из тюрьмы, он тут же, в Орле, вошёл в Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, а вскоре уехал в Москву, где стал членом красногвардейского штаба в Замоскворечье и командиром-сотником на заводе Цинделя.
В дни Великого Октября И.М.Биксон сражался с юнкерами и полицией на улицах Москвы, потом служил в Красной Армии. В 1918 году, по постановлению райкома партии, был направлен на работу в Чрезвычайную Комиссию, где руководил отделом по борьбе с контрреволюцией.
Чекистская служба Ивана Михайловича началась в Москве, продолжалась в Полтаве, Донбассе, Чернигове. За ними последовали Житомир и Киев, Фергана и Самарканд. И, наконец, Тамбов. Где было трудно, туда и направляла партия своего верного, закалённого в битвах с врагами революции сына, за заслуги перед рабочим классом награждённого орденом Боевого Красного Знамени и нагрудным знаком «Почётный чекист». Ивана Михайловича близко знали и ценили Феликс Эдмундович Дзержинский и Вячеслав Рудольфович Менжинский.
В.Р.Менжинский и направил его к нам в губернию, где все ещё чувствовались отголоски разгромленного антоновского кулацко-эсеровского мятежа, с которым нужно было покончить решительно и навсегда.
Прошли годы нашествия интервентов, гражданской войны, послевоенной разрухи и голода, но вражеское охвостье все ещё пыталось вредить Советской власти. В окрестностях Тамбова, например, дерзко орудовала бандитская шайка «Сынка», своими непрекращающимися налётами причинявшая нам немало бед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Да и нет смысла вступать в перестрелку — ещё неизвестно, чем она кончится.
— А что, если взять прямо на улице? — предложил Болдырев. — В то время, когда они будут идти к базе?
— Разве туда ведёт одна улица? — спросил Гассельбаум.
— Нет, но самый близкий и удобный путь — по Советской. В субботние вечера на ней полно гуляющих. Среди них любой приезжий может незаметно пройти, не привлекая к себе внимания. По этой улице бандиты и пойдут, по-моему, к базе. Не иначе.
— Пожалуй, резонно…
— Вот только, дьяволы, пальбу бы не подняли, когда начнём брать, — с сомнением покачал головой Болдырев. — Могут ранить кого-либо из гуляющих…
— А если внезапно навалиться? — улыбнулся Гассельбаум. — Разом, со всех сторон, чтобы и опомниться не успели, а? Я-то их знаю, не ошибёмся.
— Что ж, решено! — и Болдырев хлопнул рукой по столу.
Готовиться к операции мы начали накануне, в пятницу. Прежде всего распределили, кто и что должен будет делать. Прошли по всей Советской улице, наметили посты для каждой группы, условились, кто и с какой стороны начнёт первым подходить к бандитам.
— Только бы оружие не успели выхватить, — хмурился Болдырев. — Надо не дать им опомниться, иначе наломают дров.
— Главное — не упустить, — поддержал его Гассельбаум. — Если не удастся взять живыми, придётся кончать на месте.
Утро следующего дня было серенькое, осеннее, с дождём, но к вечеру небо начало проясняться. Мы вышли заранее и, смешавшись с прохожими, рассредоточились по своим постам. К счастью, вечер был холодный — не очень многие горожане выбрались на прогулку. Предстоящая схватка с бандитами волновала меня и, быть может, поэтому время тянулось томительно медленно.
Но вот наконец и условный сигнал с соседнего поста:
— Внимание, идут!
Приглядевшись к прохожим, я увидел, как по тротуару неторопливо, с ленцой, приближаются трое парней, детально описанных нам Гассельбаумом. «Своего», которого мне нужно было брать, я узнал сразу. Ну и здоровенный, двинет кулачищем — с ног слетишь.
А парни уже поравнялись с нами, прошли мимо, не обратив на нас с Леонидом Ивановым ни малейшего внимания. Мы медленно, в нескольких шагах, последовали за ними. Я расстегнул куртку, проверил, легко ли вытаскивается из кармана револьвер. Навстречу нам двигались Болдырев с Мелиховым.
Едва они поравнялись с бандитами, как я прыжком бросился на «своего», одетого в полушубок, и повис у него на спине. Но руки были коротки, не смог обхватить этакую тушу. Бандит развернулся и так стукнул меня спиной о каменную стену дома, что от боли в глазах потемнело. Грохнул выстрел, что-то ударило меня по щеке, за воротник потекла струйка крови… С бандитом схватился Болдырев. Оба, не устояв, покатились на землю. Я бросился на помощь, мельком успев заметить, что в стороне товарищи связывают двух остальных.
К нам с Болдыревым подоспел бывший матрос, оперативный сотрудник Вася Знахарев. Втроём мы наконец-то скрутили осатаневшего от злобы здоровяка.
Борьба шла молча, в стремительном темпе, вокруг нас не было ни души. Внезапно грохнувшим выстрелом прохожих словно ветром с улицы сдуло. Пуля, угодившая в стену дома, оцарапала мне щеку куском отскочившей штукатурки. Но черт с ними, с царапиной и грязью, облепившей нас всех с головы до ног. Зато взяли «гастролёров» за какие-нибудь полторы минуты.
Получилось, как и было задумано. Бандиты никак не ожидали нападения на людной улице. Попав в кольцо чекистов, они растерялись и не успели схватиться за оружие.
— Молодцы ребята! — тяжело дыша, похвалил нас Болдырев. — Взяли без особого шума.
В похвале уездного уполномоченного чувствовалось смущение. Дело в том, что произвёл выстрел сам Болдырев. Случайно он спустил курок пистолета. Это, может быть, даже к лучшему — прохожие разбежались, и в городе будет меньше разговоров о том, что произошло в тот субботний вечер на Советской улице.
— Ну, добры молодцы, погуляли и хватит, — не смог удержаться от шутки, обращаясь к бандитам, Болдырев. — Пошли помаленьку, там вас ждёт хороший знакомый.
На операцию мы Гассельбаума, конечно, не взяли: бандиты могли узнать его. С каким удовлетворением встретил нас новохоперский чекист, когда вместе со связанными бандитами мы добрались до служебного здания. В ту же ночь грабителей увезли туда, где их давно ожидала скамья подсудимых.
А в Борисоглебске стало тремя опасными преступниками меньше.
Эта операция повлекла за собой первое неприятное событие в моей личной жизни. В этот вечер в кинотеатре у меня было назначено свидание с девушкой, с которой я встречался и имел серьёзные намерения. После окончания операции я возвратился домой, быстро привёл себя в порядок и поспешил в кино.
К началу сеанса я, конечно, уже не успел. Тихо войдя в полутёмный зал, я разыскал оставленное мне место и сел рядом с девушкой. Казалось, все шло нормально!
Однако главные испытания были впереди.
Когда по окончании сеанса в зале вспыхнул свет, знакомая увидела, что на моих ушах засохли комья грязи. В спешке я не только не умылся, но даже не посмотрел на себя в зеркало.
Замечена была, конечно, и царапина на лице.
Начался «допрос». Разумеется, я не мог сказать всю правду. Незачем было распространяться о только что закончившейся операции. Мои наскоро придуманные объяснения о том, что я случайно попал в драку, не были приняты во внимание.
Через несколько дней я рассказал девушке подлинную правду, но и она была воспринята с недоверием. Кончилось тем, что в наших отношениях наступил холодок.
А потом встречи и вовсе прекратились.
Вскоре в Борисоглебске появился новый неизвестный, сумевший быстро привлечь внимание сначала работников милиции, а потом и чекистов. Он открыто кутил в ресторанах с женщинами лёгкого поведения, чуть ли не каждый вечер проигрывал на бильярде крупные суммы денег, — в общем жил, как принято говорить в таких случаях, на широкую ногу. Однако порочащих или предосудительных фактов об этом кутиле ни у нас, ни у работников милиции не было, а значит, мы не могли предъявить ему какие-либо обвинения.
Точно так же, как этот приезжий, вели себя некоторые, в том числе и заезжие, нэпманы. Разве не мог он быть одним из них?
И все же мы приглядывались к гуляке. Присматривались, с кем он водит знакомство, какие рестораны предпочитает посещать.
Все стало ясно, когда из Ростова-на-Дону пришло сообщение, что от них сбежал фельдъегерь, захвативший с собой крупную сумму государственных денег и револьвер, полагавшийся ему по роду службы. В сообщении указывались приметы сбежавшего и предписывалось всем органам ОГПУ немедленно принять самые энергичные меры к его розыску и задержанию.
— Вот вам, пожалуй, и ещё один, — ознакомившись с письмом ростовчан, сказал Болдырев. — Надо проверить, не совпадают ли эти приметы с внешностью новоявленного забулдыги.
Приметы сбежавшего фельдъегеря и нашего гуляки совпадали как нельзя более точно, и уездный уполномоченный распорядился:
— Сегодня же взять подлеца!
Брать преступника решили в бильярдной, когда, увлечённый азартной игрой, он забудет об осторожности, а значит, не сможет оказать чекистам сопротивления при аресте. Это было тем более необходимо, что в другое время бывший фельдъегерь редко вынимал правую руку из кармана, где у него, очевидно, хранился револьвер. Играть же на бильярде, как известно, приходится обеими руками…
Вечером, когда в бильярдной по обыкновению собрались борисоглебские шулера, мы с двумя оперативными работниками милиции незаметно замешались среди них. Кутила уже вовсю резался на просторном зеленом поле, гоняя из угла в угол матово-белые шары. Но ему явно не везло. От партии к партии ставки игры «на интерес» стремительно повышались. Преступник решил отыграться во что бы то ни стало и не видел, как ловко околпачивают его местные жулики.
Время от времени, впрочем, удавалось выиграть и бывшему фельдъегерю. Тогда он с ещё большей горячностью и азартом шёл на новую партию и, осушив одним глотком стопку водки, тут же опять принимался орудовать бильярдным кием.
Воспользовавшись его азартом, мы постепенно, шаг за шагом, подобрались к самому преступнику и выжидательно замерли по обеим от него сторонам.
Счастье как будто вновь улыбнулось донельзя возбуждённому игроку: самый крупный шар, «пятнадцатый», повис на краю лузы. Чуть тронь «своим» шаром, и выигрыш обеспечен. Но чтобы добраться до него, чтобы «добить» партию, ростовскому беглецу пришлось чуть ли не распластаться над столом — надо было дотянуться кием до шара.
Вот оно, единственное мгновение, когда все можно кончить в считанные доли секунды. И я подмигнул товарищам: «Давай!»
Шар так и не успел свалиться в лузу: обе руки преступника оказались в тисках крепко сжатых пальцев оперативных работников, а я в это время выхватил из его кармана револьвер.
— Спокойнее, гражданин! Сопротивление бесполезно…
Все это произошло так стремительно и внезапно, что никто в бильярдной и глазом не успел моргнуть.
Шулерская братия шарахнулась от стола, покатилась, напирая и толкаясь, к выходу. Оба оперативника все ещё держали за руки обалдевшего от неожиданности игрока.
— Можно отпустить, — сказал я им. И предупредил растерянного преступника: — В случае попытки к бегству буду стрелять.
Он не пытался бежать. Покорно шёл, чуть покачиваясь из стороны в сторону, и то ли матерился, то ли ворчал что-то себе под нос.
На первом же допросе игрок с откровенным цинизмом рассмеялся.
— Извините, уважаемые друзья, но вы опоздали. От ростовских денег у меня уже почти ничего не осталось.
— Где же они?
— Надо уметь красиво жить. Женщины, рестораны, бильярд, в котором вы так бестактно прервали мою почти выигранную партию. Одним словом — расходы… Жаль, сегодня ночью я намеревался покинуть ваш гостеприимный город.
Держался преступник с большой наглостью. Знал, что терять ему нечего, и бравировал напропалую.
Вспомнив о прерванной партии, ещё раз пожалел:
— Если б не ваше вмешательство, я бы этого подлеца, моего противника, обобрал до нитки!
И продолжал, ухмыляясь следователю в лицо:
— Моя лебединая песня спета, знаю. Но вам-то каково, а? Денежки тю-тю, уплыли. А за это и вас по головке не погладят: проворонили, не сумели вовремя взять, придётся держать ответ.
Присутствовавший на допросе Болдырев только сжимал кулаки, слушая всю эту наглую болтовню. Он приказал отправить арестованного в камеру и, хмуря белесые брови, сказал:
— Паразит… Нет, так не получится, как ты думаешь. Государственные деньги мы вернём.
— Как это? — спросил следователь.
— Можно, — ответил Болдырев. — Придётся только маленько повременить с его отправкой.
— Что это даст?
— Многое, если взяться за дело с умом. Пробыл-то он у нас недолго, а за это время успел растранжирить тысячи рублей. Спрашивается куда? Ну, на бильярде жулью городскому просадил. В нэпманских ресторанах прокутил с бабами. Деньги-то государственные целы, только в других руках находятся. Смекаете?
И к нам один за другим потянулись на допрос вчерашние скороспелые приятели и приятельницы бывшего фельдъегеря. Разговор с ними был короток:
— Вы получали деньги у крупного преступника. Нам это известно. Назовите, сколько получили.
Друзья беглеца понимали, что отпираться бесполезно. Да и стоило ли это делать, если каждый из них был нечист на руку. Здесь юлить и выкручиваться опасно. Чекисты шутить не любят…
Ну, а уж если признался, дальше было легче.
— Немедленно возвратите деньги, украденные у государства. В противном случае будете привлечены к ответственности за соучастие в уголовном преступлении.
И возвращали: нэпманы, шулера, всяческих тёмных дел махинаторы. Как тут не возвратишь, если каждому из них напоминали, что можно в любую минуту устроить очную ставку с арестованным вором.
Уездный уполномоченный не зря произнёс это многообещающее «смекаете»: смекнула и вся борисоглебская шушера. Государственные деньги, почти в том же объёме, что были украдены в Ростове, в течение нескольких дней возвратились в государственный банк.
Подонки, подленькие и грязные мелкие грызуны… Много прошло их передо мной за долгие годы работы в органах государственной безопасности. И очень немногим из них удалось уйти от заслуженной кары.
ВСЕГДА С НАРОДОМ
Встречи, а тем более продолжительная совместная работа с хорошими людьми, с настоящими коммунистами запоминаются надолго. Таким настоящим человеком и замечательным коммунистом был и Василий Иванович Козлов, начальник Тамбовского губернского отдела ОГПУ. Выходец из пролетарской среды ивановских ткачей, он не отличался большой образованностью, зато жизненного и революционного опыта Василия Ивановича хватило бы на несколько человек. Резковатый в минуты вспыльчивости, но отходчивый, Козлов нередко сам каялся и корил себя за неожиданные вспышки.
— Черт побери, когда только научусь сдерживаться! Хоть ты сам себя под арест сажай…
И в то же время трудно было представить человека более справедливого и душевно-внимательного, чем он. Начальник губотдела знал не только по служебному долгу, чем живёт весь коллектив чекистов, что волнует и что радует каждого сотрудника. Неудивительно, что Василия Ивановича Козлова глубоко уважали все работники губотдела ОГПУ и по-человечески любили в наших семьях.
К сожалению, мне не очень долго довелось работать под его началом. Вскоре В.И.Козлова перевели, а к нам приехал новый начальник губернского отдела — Иван Михайлович Биксон. Коренастый, полный, уже немолодой, латыш по национальности, он показался вначале очень суровым, чуть ли не неприступным человеком.
Однако постепенно это впечатление изменилось.
И.М.Биксон был действительно очень суров, даже беспощаден к тем, кто недобросовестно или халатно относился к своим служебным обязанностям. Отсюда и эта строгость: он сам работал много и от подчинённых требовал работать так, чтобы любое, пускай самое незначительное, задание или поручение выполнялось быстро и точно.
Зато для тех, кто работал вдумчиво, инициативно, как говорится, с душой, у Ивана Михайловича всегда находилось и доброе, дружеское слово, и внимательность старшего товарища.
Такой характер и такое отношение к служебному долгу сложились в результате нелёгкой, заполненной революционной борьбой и труднейшими испытаниями жизни этого человека.
Иван Михайлович Биксон родился в крестьянской семье, в Курляндской губернии — Латвии, и уже девятнадцатилетним юношей стал членом РСДРП. В дни революции 1905 года он занимался пропагандистской партийной работой, собирал оружие, участвовал в создании боевых дружин. Год спустя, в период наступления царской реакции, И.М.Биксон оставался членом подпольного исполнительного комитета партии, но вскоре вместе с восьмьюдесятью тремя товарищами был выдан провокатором и схвачен жандармами. Царский суд приговорил молодого революционера к смертной казни, заменённой бессрочной каторгой.
Начались скитания в кандалах по тюрьмам: сначала рижская, потом либавская, наконец долгие восемь лет одиночного заключения в известном своим нечеловеческим режимом и произволом орловском каторжном централе…
Но ни тюрьмы, ни пытки, ни издевательства не сломили волю и боевой революционный дух несгибаемого большевика-ленинца. Вырвавшись после Февральской революции 1917 года из тюрьмы, он тут же, в Орле, вошёл в Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, а вскоре уехал в Москву, где стал членом красногвардейского штаба в Замоскворечье и командиром-сотником на заводе Цинделя.
В дни Великого Октября И.М.Биксон сражался с юнкерами и полицией на улицах Москвы, потом служил в Красной Армии. В 1918 году, по постановлению райкома партии, был направлен на работу в Чрезвычайную Комиссию, где руководил отделом по борьбе с контрреволюцией.
Чекистская служба Ивана Михайловича началась в Москве, продолжалась в Полтаве, Донбассе, Чернигове. За ними последовали Житомир и Киев, Фергана и Самарканд. И, наконец, Тамбов. Где было трудно, туда и направляла партия своего верного, закалённого в битвах с врагами революции сына, за заслуги перед рабочим классом награждённого орденом Боевого Красного Знамени и нагрудным знаком «Почётный чекист». Ивана Михайловича близко знали и ценили Феликс Эдмундович Дзержинский и Вячеслав Рудольфович Менжинский.
В.Р.Менжинский и направил его к нам в губернию, где все ещё чувствовались отголоски разгромленного антоновского кулацко-эсеровского мятежа, с которым нужно было покончить решительно и навсегда.
Прошли годы нашествия интервентов, гражданской войны, послевоенной разрухи и голода, но вражеское охвостье все ещё пыталось вредить Советской власти. В окрестностях Тамбова, например, дерзко орудовала бандитская шайка «Сынка», своими непрекращающимися налётами причинявшая нам немало бед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33