А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

У беженцев в Дарнице эти слухи не вызывали никаких сомнений и, вернувшись в Киев, они были удивлены, что жители левой стороны Крещатика живы и целы и трупов зарезанных женщин нигде не видно. Но после возвращения добровольцев в Киев начался еврейский погром. Гражданское население Киева, даже подонки, почти не принимали в нем участия. Это был типичный «военный» погром. Киевские евреи были отданы на разграбление войскам, «спасшим Киев от красных».
Погром начался с разгрома еврейских магазинов на Крещатике, с грабежа и избиения евреев на базарах и в еврейских кварталах. Но к вечеру 5 окт. военный характер погрома определился окончательно. Это было систематическое, планомерное и жестокое ограбление и избиение еврейского населения. Его совершали солдаты под руководством офицеров. Киев был разделен на районы, кварталы, улицы. Каждый вечер в определенные районы и улицы отправлялись грузовые машины под командой офицеров — на каждом грузовике 20-30 вооруженных солдат и офицеров. Иные из них были в темных (синих) очках, у других головы были закутаны в башлыки, в руках винтовки, револьверы, шомпола, — у намеченных в списке домов люди слезали с грузовика и звонили, а затем стучали в забитые ворота. Не дождавшись ответа, налетчики разбивали деревянные щиты на воротах и вваливались во двор. Обыски начинали с нижних этажей. Здесь разбивали прикладами входные двери квартир, грабили, разбивали мебель, насиловали женщин, избивали и убивали евреев. Многих уводили с собой, и они почти никогда не возвращались. Грабили все: сначала требовали деньги, затем часы, кольца и прочие драгоценности, затем меха, пальто, костюмы и обувь (мужские и женские), белье. Снимали башмачки и рубашечки даже с маленьких детей.
Так шествие грабителей поднималось с нижних этажей на верхние. У дверей русских квартир, требуя открыть двери, предупреждали: «Господа, мы не бандиты, мы русские офицеры, откройте, пожалуйста». Если в русских квартирах находили спрятанных евреев, били и грабили и русских и евреев. При этом налетчики проявляли изысканную вежливость, просили извинить за беспокойство. В некоторых квартирах визитеры переговаривались друг с другом по-французски, с прекрасным произношением. Очевидно, работали «господа гвардия» и «господа кавалерия».
В домах — звон разбитых стекол, крики и стоны. Никакой защиты от грабителей и насильников не было. Стоявшие на страже у дверей квартиры участники налета, грозя оружием, отгоняли прибегавших на крики соседей и прохожих: «Чего лезешь! Здесь с жидами расправляются!»
К огромному дому Гинзбурга на Институтской улице подъехал целый отряд с десятком повозок и со списком жильцов-евреев. Где-то в военном штабе был составлен список богатых евреев, которых хотели обвинить в «коммунизме» и заставить платить выкуп. Грабители требовали 5 000 — 10 000 рублей «царскими», золотые часы, портсигары, драгоценности, но не брезгали одеялами, пальто, обувью и тд. Единственным средством защиты был крик. Огромный дом в пять-шесть этажей истерически громко кричал и выл. За ним начинали кричать и выть соседние дома. Выли и кричали целые улицы, кварталы. Этот крик домов и улиц над огромным городом был ужасен. По ночному, спящему городу носился многоголосый вопль ужаса и страха, вопль множества людей, увидевших перед собой облик смерти. Это был вопль и стон. Он покрывал все — отдельные голоса не были слышны.
Крик целого дома, от первого до верхнего этажа, пронзительный крик ужаса и отчаяния, крик страха и беспомощности был настолько страшен, что во многих домах он заставил погромщиков отступить. Они бежали, отказавшись от погрома. А крик разрастался все больше и больше, захватывая все новые улицы и кварталы. С Липок он спустился на Институтскую и Николаевскую улицы, оттуда на Крещатик, Бессарабке и Васильковскую. Кричали Фундуклеевская, Подол, улицы Еврейского базара — словом, весь огромный город. Этот жалобный, не прекращающийся вопль сотен и тысяч женских и детских голосов то взмывал над городом, то превращался в стон, раздирая душу. Не вопль о помощи, не крик протеста, а точно отходная молитва по самим себе, панихида по уходящим в небытие. Самым жутким и страшным было то, что крик несся из мертвых, то есть темных и, казалось, безлюдных домов, из мертвых и пустых квартир: в окнах кричащих домов и кварталов не было ни одного огня!
Крик постепенно превратился в глухой стон и, наконец, стих. Утром мы узнали, что старушка-француженка, когда-то бывшая гувернанткой самого В.В. Шульгина, чуть не умерла ночью от ужаса.
Это была та «пытка страхом», о которой Шульгин, вернувшись из Дарницы в Киев, писал в «Киевлянине» (№37 от 8 октября 1919 г.):
«По ночам на улицах Киева наступает средневековая жуть. Среди мертвой тишины и безлюдья вдруг начинается душу раздирающий вопль. Это кричат „жиды“. Кричат от страха. В темноте улицы где-нибудь появится кучка пробирающихся „людей со штыками“ и, завидев их, огромные многоэтажные дома начинают выть с верху до низу. Целые улицы, охваченные смертельным ужасом, кричат нечеловеческими голосами, дрожа за жизнь. Жутко слышать эти голоса послереволюционной ночи. Конечно, страх этот преувеличен и приобретает с нашей точки зрения нелепые и унизительные формы. (Еще бы! в Дарницу евреи не бегали. — Н.П.) Но все же это подлинный ужас, настоящая „пытка страхом“, которой подвержено все еврейское население».
Оправдав Добровольческую армию от обвинений в погромах («власть, насколько это в ее силах, борется (!? — H.ПI.) за то, чтобы не допустить убийства и грабежей»), Шульгин требовал от евреев «признать и покаяться» в своей вине за революцию, точно вся революция 1917 года, а еще раньше все революционное движение 1860-1917 гг. в России были вызваны евреями.
«Научатся ли в эти страшные ночи они (евреи — Н.П.) чему-нибудь? Поймут ли они, что значит разрушать государства, не ими созданные? — грозно вопрошал В.В. Шульгин. -… Будут ли во всех еврейских синагогах всенародно прокляты все те евреи, которые приложили руку к смуте?… Будет ли еврейство бить себя в грудь и посыпать пеплом главу, всенародно каяться в том, что сыны Израиля приняли такое роковое участие в большевистском бесновании?»
Но погромы в квартирах и грабежи на улицах продолжались. По ночам на улицах грабители в офицерских пальто устраивали засады на прохожих и, наведя на последних револьверы, требовали с изысканной вежливостью: «Ваши деньги!.. Ваши часы!.. Ваше кольцо!.. Ваш костюм!» Ободрав жертву, как липку, требовали паспорт. Если жертва по паспорту оказывалась русской, ее отпускали без дальнейшего ущерба; но евреев не только грабили, но и избивали, калечили, насиловали и убивали.
Погром из Липок и центральных районов города затем перекинулся на Подол, Слободку и другие окраины Киева. Он прекратился, как сказал мне Боря Бенар, лишь тогда, когда англичане в ставке Деникина заставили Деникина послать телеграмму генералу Драгомирову, командующему Добровольческими войсками «на Киевском направлении», с приказом прекратить погромы.
Вернувшись в Киев, Шульгин в «Киевлянине» (№ 35 от 6.10.1919 г.) пытался оправдать погромы. Он обвинял евреев Киева в том, что 1 октября они стреляли из пулеметов по отступающим из Киева добровольцам, обливали их серной кислотой, бросали бомбы и тд., и т.п. Шульгин при этом не называл адреса домов и квартир, откуда жильцы-евреи наносили удар в спину Добровольческой армии. Это сделала за него киевская газета «Вечерние огни» (№№ 38, 39,40).
Но газета «Киевская мысль» и особая комиссия, созданная киевскими общественными организациями, проверив сообщения «Вечерних огней», выяснила, что адреса и фамилии, приведенные этой газетой, являются вымышленными, что евреи в указанных газетой квартирах и домах не жили и не живут.
Шульгин и «Вечерние огни» своими ложными обвинениями против евреев просто провоцировали киевлян на погром.
Анализ погромов, совершенных Добровольческой армией на Украине, показывает, что они составляют лишь 17-20% всех учиненных в 1918-1921 годах еврейских погромов. Всего было зарегистрировано 296 погромов и эксцессов в 267 погромленных пунктах (в ряде городов погромы повторялись по 2 раза, а в Смеле даже 3 раза). В погромах согласно официальным данным было зарегистрировано 5 324 убитых (фактически было убито не меньше 8 000). В число убитых не входят умершие от ран, убитые в пути на железных дорогах и в пунктах, где не велось регистрации жертв. Число раненых и изнасилованных не известно.
Географическое распределение погромов по территории Украины характеризуется следующими данными:
В Киевской губернии погромы были в 83 городах и
местечках (102 погрома), в Подольской — в 39 пунктах (41 погром),
в Херсонской — в 25 пунктах (25 погромов),
в Черниговской — в 22 пунктах (25 погромов),
в Полтавской — в 22 пунктах (25 погромов),
в Харьковской — в 8 пунктах (8 погромов),
в Екатеринославской — в 7 пунктах (8 погромов);
эксцессы на железных дорогах — в 50 пунктах. Если сравнить погромы, совершенные Добровольческой армией с погромами, совершенными петлюровскими войсками и «батьками-атаманами», то можно прийти к следующим выводам:
1. Погромы, совершенные петлюровскими войсками и батьками-атаманами и бандами, преследовали цель истребления возможно большего количества евреев и при том самыми зверскими методами. Общее число убитых в этих погромах евреев в 4-5 раз больше, чем в погромах совершенных Добровольческой армией. Грабеж и уничтожение имущества евреев играли важную, но не основную роль в петлюровских погромах. Главной задачей петлюровцев было истребление самих евреев.
2. Погромы, совершенные Добровольческой армией, за исключением декабря 1919 — января 1920 г., не имели задачей максимального истребления евреев. Число евреев, убитых добровольцами, в 4-5 раз меньше количества евреев, уничтоженных петлюровцами. Но грабеж и разрушение имущества евреев играет в погромной практике Добровольческой армии гораздо большую роль, чем у петлюровцев. Лозунгом добровольцев было соответственное дополнение лозунга Гизо:
«Господа, обогащайтесь… за счет евреев!»
Но погромы Добровольческой армии имели еще одну цель, которую петлюровцы в своих погромах евреев не ставили.
Погромы Добровольческой армии ставили особой задачей как можно более унизить, как можно болезненнее оскорбить евреев как народ. Эта цель просвечивает в утонченных издевательствах над евреями, и в частности — в огромном количестве изнасилованных женщин (от малолетних девочек до глубоких старух), в убийствах и истязаниях евреев, совершенных добровольцами… в порядке спорта.
Я не стану подробно описывать погромы, совершенные Добровольческой армией. Почти все они были типично военными погромами, по образцу и модели погрома, организованного в Киеве в первой половине октября 1919 года. Подробно писать о том, кого и как убивали или как насиловали, вряд ли стоит, ибо это было бы повторением во многих оттенках погромов войск Петлюры и его банд. Отмечу только еще раз, что у добровольцев грабеж евреев ради личного обогащения играл большую роль, чем у петлюровцев.
В первые месяцы похода Добровольческой армии на евреев смотрели как на добычу, которую всегда успеется ограбить, как на своего рода скот, с которого успеется снять и шерсть и шкуру.
Евреев, можно сказать, берегли для грабежа в будущем. Совершенно воздержаться от еврейских погромов в первые месяцы вступления Добровольческой армии на Украину было, конечно, невозможно. Это было бы противно и природе, и естеству, и историческим традициям Добровольческой армии — прямого продолжения монархической царской армии. Погромы первой половины 1919 года на Украине, можно сказать, сдерживались и самими добровольцами и командованием Добровольческой армии. Но с августа-сентября 1919 года задачи грабежа евреев выступают в растущих размерах.
Налет Красной армии на Киев 1 -5 октября и последовавший за налетом военный погром евреев Добровольческой армией наложили мрачный отпечаток на киевскую жизнь. В Киеве сложилось убеждение, что добровольцы ничем не лучше большевиков, что никаких надежд в деле «восстановления порядка» и «возрождения России» на добровольцев возлагать нельзя. И русским, и еврейским населением овладело ощущение бесперспективности. Резко ухудшились и условия жизни: хозяйственная жизнь не налаживалась. Транспорт был расстроен. Накануне зимы Киев был без стекол в окнах и без топлива, а уголь из Донбаса нельзя было подвезти из-за расстройства транспорта. Все усиленно готовили к зиме «буржуйки» — маленькие железные печурки, отапливаемые щепками, так как на центральное отопление из-за отсутствия угля нельзя было рассчитывать. Мы ездили и пилили обрубки сухих сосен в Святошине и Пуще-Водице и привозили их домой, где кололи их на щепки, ломали разрушенные деревянные дома и заборы.
Трамвайное движение очень сократилось. Электрическое освещение одну ночь горело, на другую — гасло. Иногда свет давали среди ночи, тогда начинал действовать водопровод, и мы спешно набирали воду, которая поднималась не выше первого этажа.
Налет Красной армии стал поворотным пунктом в походе Добровольческой армии на Москву. Хотя Орел добровольцам удалось взять, но удержать его они не могли. Через несколько дней Красная армия выбила добровольцев из Орла, а затем Добровольческая армия покатила обратно на юг — к Одессе и Крыму.
Причинами поражения добровольцев были, как говорил мне в сентябре со слов Шульгина Боря Бенар, неравенство сил по сравнению с Красной армией и откровенная практика реставрации монархического строя и помещичьих прав на землю. Ни крестьяне, ни рабочие не хотели поддержать Добровольческую армию, которая несла им только шомполы и нагайки. Но самой важной причиной была деморализация Добровольческой армии. Армия разложилась в результате постоянных еврейских погромов и грабежей. В.В.Шульгин подметил и эту причину. В конце ноября в связи с двухлетием образования Добровольческой армии он напечатал в «Киевлянине» большую статью о Добровольческой армии под хлестким заголовком: «Взвейтесь, соколы,… ворами» (парафраза первой строчки солдатской песни: «Взвейтесь, соколы, орлами, /Полно горе горевать»…)
В этой статье Шульгин обвинил Добровольческую армию в том, что она превратилась в «Грабьармию», что непрекращавшиеся еврейские погромы разложили Добровольческую армию, в рядах которой осталось слишком мало бойцов и стало слишком много «хапунов» и грабителей, что многие бойцы, в том числе и офицеры, хотят не воевать, а только собирать с винтовками, револьверами и шомполами в руках «дары» от «благодарного населения».
Конец октября и ноябрь в Киеве были очень тусклыми и мрачными. Общественность Киева, кроме отъявленных монархистов и черносотенцев, отшатнулась от Добровольческой армии. Красная армия стала у Ирпеня и была постоянной угрозой для Киева, где не раз поднималась паника и распространялись слухи об эвакуации.
В конце ноября П.Г. Курц снова предложил мне подать заявление в Ученый совет факультета с просьбой оставить меня профессорским стипендиатом по кафедре «История России». Довнара в Киеве не было. Я написал под диктовку П.Г. Курца заявление и вручил ему. И это было мое счастье. В декабре я свалился, схватив тиф, и был отвезен в одну из городских больниц. П.Г. Курцу пришлось подать мое заявление самому. В больнице я перенес подряд три тифа-брюшной, сыпной и возвратный. Второй раз в жизни (первый — в Саратове) я с трудом выжил. Из больницы я вышел только в середине марта 1920 г. Снег уже почти стаял, только на рельсах трамвая, ходившего довольно редко, и в тени у стен зданий и у заборов сохранились еще серо-грязные кромки льда со снегом. Я еле -еле ковылял по улицам, но приближение весны помогло. Из Конотопа родители прислали нам «с оказией» картошки, муки, крупы и сала. Эта провизия очень поддержала меня в послетифозные голодные недели, когда так неистово хочется есть. Только приход тепла поставил меня на ноги.
Братья и друзья рассказали, как уходили из Киева добровольцы и как пришла в третий раз в Киев советская власть. Об уходе добровольцев они говорили как об уходе тяжело нагруженного и даже перегруженного разного рода продуктами и вещами обоза. Целые вагоны и платформы были набиты мукой, сахаром, керосином, хозяйственными товарами и всем, чем можно запастись «на черный день». Уходили в спешке, в панике, боясь, что Красная армия вот-вот перережет дорогу Киев-Одесса, открытую в последний момент галичанами Деникину.
Вместе с добровольческими войсками уходили, главным образом пешком, и киевские жители, опасавшиеся по каким-либо причинам возвращения советской власти или просто бежавшие от нее.
В этой эвакуации погибло много беженцев, больше всего от тифа. Военные власти добровольцев до последней минуты обманывали население Киева, уверяя, что все обстоит благополучно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47