А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

.. Новгородцы, говорят, великие мастаки в обработке дерева, применяют его чуть не 30 пород, да еще привозят — кедр, пихту, тисе... Гребешки всегда у них самшитовые, как ложки и ковши кленовые, бочки дубовые...
Кончилось крестоцелование. Благословил владыка князя. Можно ему возвращаться на Ярославово дворище — судить, да рядить.
Расположенный близ Волхова ансамбль Ярославова двора — архитектурный центр Торговой стороны. Главное в нем — пятикупольный храм Николы времен Мономаха. Издали видна его свинцовая кровля.
Только здесь Александр впервые понял, как трудно быть новгородским князем. Совсем иная жизнь, чем в тихом, прекрасном Переяславле. Юному суздальцу думалось — разве можно ставить на вече в один ряд благородного князя и какого-то там Твердилу или Михалку, пусть и богатого, но все же мужика. А вот, выходит, можно. И новгородское войско в поход ведет не сам князь, а посадник или тысяцкий. Хорошо, если это свои люди, а если сторонники Чернигова? Тогда на войско нечего и рассчитывать. На деньгах новгородских изображен не князь, а София — ангел мудрости. И печати тут у всех свои — и у князя, и у посадника, и у тысяцкого.
София, как и все необычное, привлекала внимание Александра, и он нередко заходил в этот храм. Пол в Софии мозаичный. Роспись XII века и вверху огромное по-грудное изображение Вседержителя. О нем, оказывается, своя легенда. Еще в середине XI века, при Ярославе Мудром и владыке Луке, в Новгород «приведоша иконных писцов из Царяграда и начаша подписывати во главе» в куполе. Иконописцы тогда написали Спаса с благословляющей рукой, но поутру будто бы нашли ее сжатой. По велению Луки написали снова, и опять оказалась она сжатой. Так тщетно писали три дня. Наконец на четвертый от образа Спаса раздался глас: «Писари, писари, о писари! Не пишите мя благословляющею рукою, напишите мя сжатою рукою, яз бо в сей руке моей сей великий Новград держу; а когда сия рука моя распространится, тогда будет граду сему скончание». Практичные новгородцы измерили и Спаса: в летописце значится: «носу длина — пол 4 пяди», «очи — пол 2 пяди», подпись «Иисус Христос» — по 14 пядей, «а рука сжатая вверх 6 пядей». В Суздале такого бы не допустили.
В простенках храма между окнами центрального барабана изображения восьми пророков, эпически спокойных среди шума и гама Новгорода. На стенах южного притвора — Константин и с осуждающим взглядом Елена. Много больших икон — апостолы Петр, Павел... А внизу пестрят надписи, нацарапанные на стенах, вроде: «Якиме стоя усне, а лба о камень не ростепе», да и другие по-хлестче. Каждый год затирают и епитимьей карают тех, кто вырезает их, но без успеха — грамотных теперь много.
.. Шли дни, и Александр постепенно присматривался к Новгороду. Со своим наставником он проходил по улицам боярской столицы как по страницам ее истории.
София — центр древнего Детинца — округлого городища, обнесенного греблей — земляным укреплением. Два конца широкого пятнадцатиметрового земляного вала пятиметровой высоты дугой упирались в реку. Толщина стен Детинца — 1/2 метра, а изнутри — глубокие арки. Название Детинца от слова «дети» — дружинники, но скоро уже сто лет, как бояре выжили их с князем ян Городище, а здесь господствует Владычный двор; он застроен церковными, парадными, жилыми и хозяйственными зданиями. «Где святая София, там и Новгород» — так повелось. И верховодят тут владычные слуги, да паробки посадничьи, и мостят Пискуплю (Епископскую) улицу владычные бедняки — изгои, и рядит новгородские полки тысяцкий. А отец на Городище, сбоку припека.
Вытеснив князей, владыки сильно укрепили Детинец стенами и башнями., Через одну — Пречистенскую — путь вел к реке на Большой мост; неподалеку высилась Борисоглебская башня по имени храма Бориса и Глеба, выстроенного богатым гостем — самим Садко Сытнычем в 1167 году.
Садко, как повествовала местная былина, поставив в заклад свою голову против богатых лавок шестерых купцов новгородских, вытащил из озера Ильмень златоперых рыб. Так он стал богатейшим купцом и даже однажды под залог в 30 тысяч гривен пытался скупить все товары новгородские, да только не смог и понял, что «побогатее» его «славный Новгород». С другого края от Пречистенской Водяные ворота вели к реке. Под Спасской башней проезжали из древней мощеной Пискупли в Людин конец. Дальше — Глухая башня и другие. Между ними тайники с колодцами, ведущими за предел Детинца.
В Новгороде, как и вообще принято на Руси, Детинец не отделен от города. Он — внутреннее укрепление, не больше, и даже главный вход в него вел через окольный город. Это не обособленный замок, а укрепленный центр — и административный, и церковный, и жилой.
...«А вы, братия, в посадниках и в князьях вольны». Это крылатые слова, произнесенные лет десять назад на вече не кем-нибудь, а суздальским другом посадником Твердиславом. Вот и правят Новгородом триста золотых поясов — богатейших бояр и купцов, но так ловко, что все делается именем веча, черных людей.
Александр знал, что Новгород не единственный вольный город и на Руси, и в Европе, и на Балтийском и Средиземноморском прибрежье. Но нет равного ему по обширности владений. Весь север Руси, от Финского залива до Уральских гор, — все это Господин Великий Новгород.
Новгородская земля граничила с Владимиро-Суздаль-ским княжеством на юго-востоке, со Смоленским — на юге и Полоцким — на юго-западе. Обретя самостоятельность, новгородские бояре удержали за собой земли соседних народов. В этих землях стояли русские крепости, в которые свозили дань из сельской округи.
На Волхове такой крепостью была Ладога. Она защищала торговые пути от нападений с севера и служила опорным пунктом освоения Карелии, где возник город Олонец; на западе находился основанный еще Ярославом Мудрым Юрьев — центр новгородской власти в эстонских (чудских, как называли их на Руси) и латвийских землях. И вот немцы теперь переименовали его в Дерпт. Крупными городами Новгородской земли были Торжок, Великие Луки, Старая Руса, Городец.
По берегам Невы и Финского залива новгородские бояре собирали дань с ижорян и вожан, а на севере управляли Карелией. Ежегодная дань поступала с земли еми — финнов и севернее, с земли саамов, вплоть до границ Норвегии. Далеко на севере, по Терскому берегу — Кольскому полуострову Белого моря, Заволочью, Зауралью, тянулись новгородские владения. Отовсюду стекалась в Новгород дань — мед, воск, меха, связанные в «круглые бунты» на кольцах из прутьев, серебро, драгоценный моржовый клык, рыба.
Великий Новгород, один из древнейших русских городов, стоит в центре водных путей, связывавших Русь через моря Балтийское, Черное и Каспийское с другими странами. Волховом — Ладожским озером — Невой по Балтийскому морю новгородские купцы плыли в Швецию и мимо Вюсби (известной гавани на острове Готланд) в другие страны Европы — Польское поморье, Германию, Данию, вплоть до Англии и Италии.
Вел из Новгорода на запад и торговый путь по суше — через Юрьев к Двине и далее к Неману и Висле — в Пруссию. По реке Ловать, пробираясь волоком на Днепр, направлялись новгородские суда в Черное море, заходили в киевское Олешье, в устье Днепра, Белгород и Галич — на Днестре, Малый Галич — на Дунае и шли морем далее, вдоль болгарских берегов в Константинополь, где до разорения крестоносцами был русский квартал — жили купцы, стояла церковь святого Георгия. По рекам Мета и Тверца плыли новгородские купцы к Волге, а по ней через Низ или Понизье — как называли они владения владимиро-суздальских князей — в Каспийское море. На Каспийском побережье они торговали с купцами Средней Азии — Самарканда, Бухары, а также арабского Востока.
Таков Новгород. Ни Любек, ни Бремен не идут с ним в сравнение, ни даже Венеция и Генуя, владения которых велики, но лоскутны.
Не диво, что Новгород — вольный город и тирании не терпит. Править в нем нелегко, силой его не согнешь. Андрей Боголюбский пробовал и «добром и лихом», пришел было чуть ли не со всей. Русью, но три дня воевал, а на четвертый был бит. День победы над ним новгородцы доныне отмечают как праздник. О Липицкой битве и вспоминать не хочется. Один срам. Отец оттуда едва голову унес.
...Княжичам сопутствовал равномерный ритм городской стены, с чередующимися башнями, воротами, кое-где с церквами над ними. Каменные декоративные кресты на стене, маковицы церквей — все это сурово, живописно, неприступно. За укреплениями жило более 40 тысяч горожан, да еще монастыри, да пригороды... В Новгороде и вокруг него был 21 мужской и женский монастырь — втрое больше, чем во Владимире, а в отчем Переяслав-ле — всего один. Есть среди них такие, что известны и в Суздальской земле, например Хутынский, из него вышло немало видных деятелей аристократического монашества, в том числе Добрыня Ядрейкович, автор «Повести о падении Константинополя».
Федор Данилович не уставал повторять своим княжичам: надо знать город, чтобы удержать его зыбкий стол. Стена-то вокруг одна, да не ею держится единство Господина Великого Новгорода.
Говорят, что на Великом мосту прежде сталкивались только жители противолежащих сторон.
Теперь не так: расположенный на Софийской стороне Наревский конец с его аристократической Прусской улицей нередко поддерживает Торговую, и межи разделяют уже не стороны города, а проходят по частоколам усадеб одной и той же улицы. Новгород не так уж твердо спаян — есть в нем как бы изолированные поселки: на Софийской стороне между Людиным и Наревским концами лежит малонаселенное Загородье, лишь окаймленное Прусской и Чудинцевой улицами, между собой почти не соединенными; да и на Торговой стороне концы Словенский и Плотницкий тоже разделены.
Все эти внутренние швы должен различать княжич и уметь использовать. Конечно, если задумает здесь усидеть. Ведь не только стены города замкнуты для суздальских дружин, но тут даже календарь свой, не как у людей: в Суздалыцине год считали и праздновали с 1 сентября, а в Новгороде с 1 марта. Здесь люди как будто и жили быстрее.
Все дома смотрели на Александра — богатые отсвечивали стеклом и слюдой, бедные — тускло мерцали окошками, затянутыми рыбьим пузырем. К богатым подается вода по отводным трубам из деревянных долбленых колод, длиной до восьми метров, бедные — тянутся к колодцам и реке. Богатые дворы мощены, скот — в открытых загонах, бедные — тонут в грязи. У богатых — сады и цветут ирисы. Дома новгородцев в большинстве деревянные, двухэтажные, украшенные резьбой. Улицы вымощены плотно скрепленными толстыми плахами. Самодовольные новгородцы говорят, что плах этих под землей не один слой, а больше десятка, что улицу Великую начали мостить еще при великой княгине Ольге в 953 году, когда ни Владимира, ни Ростова и в помине не было.
Вечевая площадь испокон веку мостилась коровьими челюстями с обрубленными выступами. Никто не знал почему, но обычай жил. Улицы полны шумного народа — кругом ремесленный и торговый люд, озорной и деловой, город Садко Сытныча и Василия Буслаева. Смерды, как и на Суздалыцине, в короткополых, выше колен, кафтанах и в матерчатых, закругленных шапках, со светлыми косыми отворотами; правда, здесь они не в лаптях, а в кожаных мягких поршнях, без каблуков. У многих в ухе серьга. На женщинах стеклянные бусы, витые и пластинчатые браслеты.
Княжич, осматривающий город под надзором дядьки-кормильца Федора Даниловича, для них не в диковину: князей тут и княжичей меняют как рукавицы. Это город кузнецов, плотников, ювелиров, сапожников. С кем они — тому править трудно, но воевать легко. На торгу полно стальных и железных товаров — от кос до панцирей, от сверл до кольчуг, от напильников до мечей... Тут продают и затейливые механизмы: воздуходувные мехи, ручные мельницы, весы, токарные и ткацкие станки, а также блоки, ролики, подшипники, оси, валы... В особом ряду торгуют смолой, дегтем, углем, золой, поташом, красками, серой, селитрой, железным купоросом... Лежат навалом глиняные горшки, и плошки, и рукомойники с причудливыми носиками... Пестреют тонкие резные поделки из кости — шахматы, шашки, печатки, игрушки... На пустырях сверстники Александра гоняют кожаный, туго набитый шерстью или мохом мяч.
...Посетили княжичи и главные монастыри.
Монастыри в Новгороде — немалая сила. Глава черного монастырского духовенства — новгородский архимандрит был членом боярского совета, господы, ежегодно переизбирался вечем, а жил в Юрьевском монастыре, окруженном маленькими, но увесистыми однокупольными церквушками, похожими на каменные избы. Они десятками разбросаны по всему городу — епископские, боярские, купеческие, уличанские, не говоря уже об обыден-ских — возведенных об одном дне, чтобы унять поветрие, прекратить засуху — ведь «хлеб не земля родит, а небо» — все от. бога. Славны эти церквушки искусством живописи, но как все это далеко от привычных Александру торжественных суздальских храмов. Пять монастырей стояли во главе духовенства городских концов. С ними надо ладить: они воздействуют на мнение народное, от которого здесь многое зависит.
У всех монастырей и церквей свои почитаемые святые, свои росписи, o свои истории. Иногда эти предания весьма удивительны. К примеру, как возник Антониев монастырь. Если верить его клирикам, однажды новгородцы увидели на безлюдном берегу Волхова человека, молившегося на камне. Когда он был допущен к владыке новгородскому Никите, то поведал дивную историю, будто приплыл на этом камне из Рима. Никита радостно выслушал его и разрешил соорудить монастырь на том месте, где прибило камень. А тут подоспела и бочка с ценностями и церковной утварью, брошенная Антонием в море перед отплытием. Предприимчивый путешественник купил землю, и вскоре был готов огромный каменный собор, который расписали фресками. Антоний через четверть века после прибытия сделался игуменом.
Так чудом, а не скопидомным стяжанием и разорением «простцев» создавались, оказывается, монастыри.
...Ярославу Всеволодовичу было не до сыновей. Они то и дело провожали его в походы. Видели отцову дружину уходящей на литовцев, которые, скрыто пройдя сквозь полоцкие земли, пограбили Торопецкую и Новоторжскую волости. Потом он ушел в южную Финляндию, которой грозила Швеция, а вскоре уплыл на судах-насадах * в Карелию защищать Исады и Олонец.
Противоборствуя Швеции, Ярослав послал своих дружинников и попов, чтобы обратить в православную веру Карелию. Видимо, Ярослав знал, что папская курия защищала в Финляндии и Карелии интересы католических крестоносцев и что еще папа Иннокентий III направил сюда в качестве епископа английского доминиканца Томаса. Крестив Карелию, Ярослав лишал Швецию предлога для крестового похода.
Поначалу у Александра с братом было вдоволь времени, чтобы узнавать и учиться понимать жизнь Великого Новгорода.
Пока князь воевал, архиепископ Антоний вершил свои церковные дела. Александр мог побывать и на торжествах освящения и закладки Двух новых церквей и осмотреть только что законченную роспись храма Сорока мучеников в Наревском конце на Щеркове улице. Мастер Вячеслав Прокшинич, внук Малышев, строил этот каменный храм долго, чуть не тридцать лет, и вот теперь наконец церковь была расписана. Стенопись Вячеслава одушевила библейскими образами немые стены, внесла мысль и единство в его архитектурный строй.
Церковь утверждала свою веру, искореняя инакомыслящих. По решению боярского совета на Ярославово дворище как-то вывели четырех волхвов и, объявив их вину в поговорах (колдовстве), привязали к столбам и сожгли на огромном костре при молчаливом внимании большой толпы. А доказана вина кудесников или нет — никому не известно, дело это темное, если сам владычный летописец записал — «а бог весть».
Неугодны церкви были и скоморохи, но народ стоял за них. Толпы людей сбирались на их хитрые забавы, глядя, как «иной, привязав вервь ко кресту церковному, а другой конец отнесет далече к земным людям и с церкви по той сбегает вниз, единою рукою за конец верви той держась, а в другой руке держаще меч наг»; «а иный летает с церкви или с высоких палат, полотняные крилы имея»; «а ин обвився мокрым полотном борется с лютым зверем» — леопардом; «а ин нагим идет во огнь». Словом, было что посмотреть.
...Ярослав, используя свои военные успехи, старался попрочнее укорениться в Новгороде. И посадник, и тысяцкий были свои люди, но вот владыка мозолил ему глаза.
Антоний был человек известный. Новгородский дипломат в. прошлом, боярин Добрыня Ядрейкович, он был очевидцем варварского разорения столицы Византийской империи. «Второй Рим» — Константинополь, патриарший 1 центр и оплот православной церкви — пал в 1204 году под мечами вероломных рыцарей. Это известие ошеломило Русь. Воротившись на Русь с куском «гроба господня» (этот прихваченный в суматохе кусок едва ли не единственная добыча Руси от крестовых походов), Добрыня написал повесть о происшедшем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18