Хрустальной, чистой влагой,
Не обагренной праведною кровью,
Вода течет на землю с рук моих!
Я чист перед богами, перед Римом,
И перед вашим Богом, если есть Он.
Лонгин подает Пилату указ о помиловании, другой солдат приносит на доске перо и чернильницу.
Пилат
Смотрите все: я чистыми руками
Беру папирус. Вот мое стило,
Копью подобен кончик заостренный,
Чернила с него капают — но кровью
Они сейчас на белый лягут лист.
В последний раз: чье имя мне писать?
Кто будет жить сегодня ради Пасхи,
А кто умрет?
Толпа
Пускай умрет Иисус,
А жить Варрава будет!
Пилат
Глас народа —
Глас божий.
(Подписывает указ)
Властью Кесаря и Рима
Сегодня Иисус из Назарета
Как подстрекатель к мятежу и бунту
На Лобном Месте должен быть распят.
(Отдает подписанный указ Лонгину)
Ты казнь свершишь. Бери солдат и действуй.
Сегодня праздник. Долго не возись —
Тела до темноты убрать придется.
Потом доложишь.
Действие 2
Трое солдат сидят на земле и играют в кости. Издалека доносится женский плач, время от времени слышны стоны.
Гай
(трясет кости) Ну же, Меркурий! Я что, мало приносил тебе жертв! Пошли же мне шестерочку, шестерочку, шестерочку….
Бросает кости. Разочарованно хлопает себя ладонью по бедру.
Максимус
«Шестерочку, шестерочку»… Ты не Меркурию жертвы приносил, а Бахусу. В храме я тебя ни разу не видал, все больше в кабаке.
Бросает кости. Двое партнеров по игре тихим «О-о!» выражают свою капитуляцию. Максимус берет окровавленный хитон и по-хозяйски складывает.
Гай
Да ладно. Не очень-то и нужна эта тряпка. И в кровище вся…
Максимус
(смеется) Что, зелен виноград? Хитон-то хороший, цельнотканый — а кровищу и отстирать можно.
Кратон
А знаете, какая жертва Меркурию больше всего угодна?
Гай
Ну?
Кратон
Белый воробей или ворона! Вот, если перед гермой принести в жертву белого воробья или ворону, а потом их кровью помазать себе ладони и лоб, то потом уж удача тебя не оставит. Я знал одного парня, который так сделал — он родом из Севастии, мы с ним в третьей манипуле вместе служили. Так он удачливый был — прямо не могу. В кости с ним хоть не садись, всю манипулу обыгрывал. Он-то мне этот секрет и открыл.
Гай
Так он, небось, жульничал!
Кратон
Вестимо, жульничал! А для этого знаешь, какая удача нужна?
Максимус
Человеку, который способен изловить белого воробья или ворону, Меркурий и так покровительствует от рождения. Нужно родиться в тот день и час, когда Меркурий сильнее всего на небе. Этого жертвами не добиться — тут решают боги. Знаете, как один мужик написал: «Раб может выйти в цари, пленник — дождаться триумфа; только счастливец такой редкостней белой вороны».
Гай
Кстати, о царях. (Понижает голос) Вы видите, чего с нашим сотником творится, с той самой минуты, как мы подвесили Царя Иудейского?
Максимус
Да, дела. Если бы я не знал Лонгина, я б решил, что он напился.
Кратон
Он на службе даже разбавленного не пьет.
Гай
А я бы выпил. Живот сводит, как будто перед боем… Словно надвигается что-то…
Максимус
Это просто погода. Небо затянуло тучами, с юга хамсин ползет. Проклятая страна…
Кратон
Что Он закричал, Максимус? Ты вроде немножко понимаешь по-еврейски.
Максимус
«Боже мой, Боже, зачем Ты меня оставил!»
Кратон
Сотник правильно сказал: этот человек был праведник. Другие-то все больше матерятся, мало кто взывает к богам.
Гай
А боги не покарают нас за то, что мы распяли Праведника? Посмотри, как темно в небесах — может, это знак?
Максимус
Если и знак, то не для нас. Кто мы? Солдаты. Зубы и когти Кесаря. Нам отдают приказ — мы выполняем, и с нас спроса нет. Мы так же невиновны, как… вот это копье!
Входит Лонгин. В его руках копье.
Лонгин
Темнеет. Пора завершить казнь. Пойдите к крестам и прервите страдания тех, кто еще жив.
Гай
В смысле?
Лонгин
Галилеянин умер. Я проверял, из раны потекла вода — значит, Он мертв. Перебейте голени разбойникам. После этого вы свободны — за трупами придут служители Геенны…
Максимус
Слушаемся!
Солдаты собирают кости, поделенную одежду Иисуса — и уходят. Издалека слышны удары, короткие вскрики, женский плач. Лонгин действительно похож на пьяного. Он тяжело опирается на копье, прислушиваясь к этим звукам — как будто ему трудно стоять на ногах.
Лонгин
День страшный окончен. Рыдает Фрейя
Над телом сына, и волосы рвет.
Незрячий Хёд, коварной рукою
Злобного Локи хитро направленный,
Копьем из омелы, черенком зачарованным,
Прекрасному Бальдру ребра пробил,
И мир померк. Мертва Красота,
и Сила слагает костер погребальный,
И шепчет Вотан, отец богов:
Где бог, который вернет мне сына?
Но тщетны мольбы: такого Бога
На свете нет. Все слабее цепь,
Которой Фенрис клыкастый скован,
И волки в небе за солнцем гонятся,
И черви точат земное чрево.
И я сжимаю копье кровавое,
Как Хёд слепой, чью руку направил
Злокозненный Локи. Вода и кровь
Из раны рдяной мне в руки хлынули,
И мир померк… Я всего лишь сотник.
Не прокуратор. Я не могу
Омыть так просто ладони липкие.
Виновен я. Вот этой рукою
Убиты правда, любовь и совесть.
Приказ есть приказ. И грех есть грех.
И смерть есть смерть. Бессилен Вотан
Отнять у ада Бальдра Прекрасного —
Чего же я, несчастный, требую?
Кем был Он мне? Я и дня не знал Его.
Один лишь взгляд — да слово прощения.
«Отец, прости их — они не ведают,
Что творят!» Святая истина.
Хёд слеп как крот, и копье не видит,
Куда вонзается. Теперь я знаю.
Прозрел безглазый. Прозрел — и видит,
Что он виновен.
Входит Мария Магдалина, Мария Иаковлева и Саломея.
Мария Иаковлева
Солдатик! Добрый солдатик, прошу тебя, позволь нам снять и похоронить его.
Лонгин молчит. Саломея истолковывает его молчание по-своему.
Саломея
Ему, видать, деньги нужны. Ни жалости у этих язычников нет, ни совести. Я прихватила с собой немного — купить масла для погребения. Дай ему.
Мария Иаковлева
(берет у нее деньги) Солдатик, если тебе серебро нужно — то возьми десять сиклей. Больше у нас нет.
Лонгин
Что за счастливый день — все мне предлагают взятку. Ты знаешь Мириам из Магдалы, женщина?
Мария
(выступает вперед) Я здесь.
Лонгин
Ты была права. Еще ночь не пришла — а я уже нуждаюсь в прощении.
Мария
Он простил тебя.
Лонгин
Я знаю, но от этого не легче. Кем Он был? Почему я сейчас чувствую себя как убийца Бальдра?
Мария
Кого?
Лонгин
Бальдр Прекрасный, сын Вотана, отца богов. Он был так прекрасен и телом, и душой, что все создания в мире — даже деревья и камни — согласились не причинять ему вреда, когда его мать, Фрейя, попросила их. Она забыла попросить лишь омелу — маленькое, слабое растеньице.
Саломея
Не говори с язычником, Мириам. Не слушай его нечестивых россказней.
Лонгин
Локи, бог огня и лжи, заколдовал омелу, сделав ее твердой, изготовил из нее копье и вложил его в руку слепого Хёда, бога удачи. Тот бросил копье — и Бальдр умер. Ответь мне, Мириам — почему с того часа, как умер твой Учитель, мне кажется, что в мире уже никогда не будет весны? Неужели Он и вправду сын бога?
Мария
После того, как мы похороним Его, после Пасхи — приходи вон туда, к Его могиле. Я расскажу тебе, кем Он был.
Мария Иаковлева
Да ты с ума сошла. Он же язычник!
Лонгин
Я приду. Забирайте тело.
Женщины уходят. Мария задерживается ненадолго.
Мария
Теперь ты понимаешь, сотник?
Лонгин
Да. Он пронзил меня так же верно, как я его. И тоже насмерть. Женщина, моя жизнь разорвана на части. Посмотри: руки до сих пор в крови; она ударила, как бьет вино, когда из бочки вышибут чоп. Я сразу вспомнил все плохое, что совершил на своем веку. Боги, да совершил ли я хоть что-то хорошее? Мне поначалу хотелось бежать и мстить… Перебить ребят, добраться до глотки Пилата, Кайафы… того парня, что продал Его…
Мария
Тот парень повесился днем.
Лонгин
А я хотел после всего броситься на меч, но теперь уже оставил эту мысль. Кто я такой, чтобы судить и казнить кого-то… хотя бы и себя? Если надо было что-то делать — то делать тогда, когда мне приказали бичевать Его. Встать за него с этим мечом, хотя бы и одному против всего Рима, против всего мира… Но я струсил, женщина. Теперь я не могу прятаться за словами — «солдатский долг», «приказ», «слава Рима»… Я никогда не показывал спину врагу — но встать против друзей, когда они неправы, оказалось мне не по силам. Какой же смысл мстить сейчас, когда все потеряно?
Мария
Не все потеряно. Ты веришь в вечную жизнь, сотник?
Лонгин
То, о чем рассказывают фарисеи? (Мария кивает) Теперь уже нет.
Мария
Верь, сотник. Его Мать просила меня встретиться с тобой и сказать тебе это слово: верь.
Лонгин
(потрясен) Его Мать?
Мария
Она прощает тебя, как Он простил.
Лонгин
(падает на колени, как под невыносимой тяжестью, продолжая цепляться за копье) Не надо! Я больше не выдержу.
Мария
Должен выдержать. Она просит тебя еще об одном.
Лонгин
Что Ей угодно?
Мария
Сохрани копье.
Лонгин
Зачем?
Мария молча уходит.
Лонгин
(ей вслед) Зачем?!
Вбегает Максимус, салютует.
Максимус
Кентурион! (замечает состояние Логина) Кентурион… вам плохо? (с недоверием) Эта баба что, ранила вас?
Лонгин
Не родилась еще баба, способная меня ранить… Это все солнце, это все проклятое здешнее солнце и проклятая жара, Максимус… и доспехи… Я человек северный, все никак не привыкну.
Максимус:
Воды, кентурион?
Лонгин
Нет. Крови достаточно… Ее хватит на всех… (поднимается) В чем дело, говори.
Максимус
(после короткой паузы, в ходе которой он явно прикидывает, насколько вменяем сотник) В общем, только что доставили новый приказ от прокуратора… Эти еврейские жрецы прямо на шею ему сели и пьют кровь как клещи! У них там в храме случилась неприятность — рухнула балка и порвалась какая-то завеса, так что весь народ увидел то, чего видеть нельзя никому, кроме жрецов… (хихикает) Они себе все бороды повыщипали от горя!
Лонгин
(борясь с подступающим обмороком) Короче!
Максимус
Да, так кто-то из них вспомнил, что этот, который Царь, говорил, как воскреснет на третий день после смерти… Короче, они попросили поставить у гроба, кроме храмовой ихней стражи, еще и наш караул…
Лонгин
Они в самом деле верят, что Он воскреснет?
Максимус
Да нет — боятся, что ученики ночью украдут тело из гроба.
Лонгин
Это вряд ли… бабы показали больше отваги… Но не родилась еще та баба… которая… (падает).
Максимус
(в ужасе) Кентурион! Кентурион!!!
Действие 3
Пилат, весь взъерошенный, ходит по своей комнате в Претории. Лонгин стоит перед ним по стойке «вольно», сложив руки за спиной и расставив ноги на ширину плеч.
Пилат
(взрываясь) Да ты что несешь! Ты понимаешь, что если я расскажу это Каиафе, то гонец к Кесарю вылетит из городских ворот быстрее, чем камень из пращи?
Лонгин
Понимаю, прокуратор.
Пилат
Так что ж ты рассказываешь мне сказки?
Лонгин
Я рассказываю правду.
Пилат останавливается, сжав губы, смотрит Лонгину в лицо, какое-то время молчит.
Пилат
Я знаю, что ты никогда не пьешь на службе, Германик, иначе велел бы высечь тебя. Ты являешься ко мне с историей о небесном создании, которое отвалило камень от гробницы, не касаясь его руками, о громовом голосе, обратившем в бегство наших ребят… кстати, а куда девались молодцы из храмовой стражи?
Лонгин
Они бежали первыми. Я не буду их осуждать: это и вправду было страшно.
Пилат
А ты почему не бежал?
Лонгин
А я упал в траву. Я должен был остаться, но стоять не мог. Только бежать или лечь. Вот они меня и не заметили.
Пилат
Кто? Эти… божественные существа?
Лонгин
Да нет, они-то видели меня насквозь, словно на мне не то что доспехов и одежды — а и кожи с мясом нет… Я же говорю: страшно. Не заметили женщины — эта, Мириам из Магдалы, и еще несколько — не знаю их имен.
Пилат
Постой… Мириам из Магдалы? Та, которая спала с Требоном из второй манипулы? (Лонгин молчит) Впрочем, это неважно. Значит, там были женщины и эти небесные существа?
Лонгин
Да… Нет. Женщины были там, но небесных существ они не видели.
Пилат
Ты видел, а они нет? Как такое может быть.
Лонгин
Наверное они были невидимы для женщин. Те скоро убежали, крича, что Учителя кто-то похитил из гроба. Осталась одна Мириам. Я ее не видел, потому что лежал лицом вниз и просто ждал, когда существа убьют меня или уйдут…
Пилат
Час от часу не легче — ты лежал лицом вниз, откуда ты знаешь, что она там была?
Лонгин
Потому что я услышал ее голос. Может быть, она тоже убежала, но вернулась.
Пилат
Ладно, хотя у меня уже заканчивается терпение. Дальше?
Лонгин
Эти существа заговорили с ней. «Женщина, почему ты плачешь»? А она ответила — «Взяли моего Господа и не знаю, куда Его положили». И тут новый голос спросил ее — «Мириам, почему ты плачешь»? И я решился поднять голову. Прокуратор, это был Он. Живой.
Пилат
Ты меня без ножа режешь, Лонгин. Ну, придумай хоть что-то более убедительное.
Лонгин
Я не лгу, прокуратор.
Пилат
Так солги, дубина! Неужели так трудно рассказать, что караульные уснули, и в это время ученики украли тело, а когда ты пришел проверять посты, гроб был уже открыт и пуст?
Лонгин
Тогда Севера и Криспа обезглавят, а они не засыпали на посту. И не виноваты в том, что покинули пост. С небесными созданиями невозможно было сражаться.
Пилат
Но если ты будешь держаться этой сказочки, я велю обезглавить тебя. В Уставе нет никаких исключений для небесных существ. Покидать пост не разрешается ни при каких обстоятельствах. А ты их покрываешь.
Лонгин
Это уж воля ваша. Я говорю лишь о том что видел, а видел я, что Иисус из Галилеи воскрес.
Пилат
Нет! Нет и нет! Ты видел голого мужика, который разговаривал с еврейской шлюхой! И если бы ты задержался там подольше, ты бы увидел и все остальное!
Лонги
Допросите ее.
Пилат
Кого? Эту Мириам? Да Санхедрин рассмеется мне в рожу, а консул подотрется протоколом ее допроса! Она — женщина, и не того сорта, чтобы ее слово хоть что-то весило в суде. Кого ты еще мне посоветуешь?
Лонгин
Я уже не в счет? У вас есть сомнения в том, что я мужчина? Или гражданин Рима? Или в моей репутации?
Пилат
(тяжело опускается на стул) Нет, ты мне вот что скажи: когда он успел? Ты же видел его всего ничего, я с ним говорил дольше, чем ты!
Лонгин
Он искупил меня. Он понес мои грехи.
Пилат
(пряча лицо в ладонях) Безумие… (Сидит так несколько секунд, потом открывает лицо и поворачивается к Лонгину). А ведь это отличная мысль. Ты безумен, Германик. Ты свихнулся, сбрендил, сошел с ума. Этот город доконал тебя. Он кого угодно доконает. Я отправлю тебя в отставку по здоровью. Жаль, когда такой солдат так печально заканчивает, но что поделаешь — нельзя же держать на службе сумасшедшего кентуриона.
Лонгин
Вы знаете, что я здоров.
Пилат
Знаю. Писарь! Писарь, чума тебя забери!!! Впрочем, нет, с этим я управлюсь и сам (садится за стол, берет папирус, быстро черкает на нем. Лонгин, не меняя позы, следит за ним одними глазами). Вот… Германик Лонгин… кентурион… по причине… нарастающего безумия… к строевой службе больше не годен. И посему… увольняется… с поста кентуриона… и… из римского войска… Властью… сената и народа Рима… Прокуратор Иудеи Понтий Пилат… (сыплет на приказ песком) . Печать… (жмет к приказу перстень).
Лонгин
Вы знаете, что я здоров.
Пилат
Знаю. Но если я поверю тебе… Если хоть на секунду поверю… То мне придется разорвать всю свою жизнь на куски. Мне придется оставить вот это вот все… должность… дворец… жалованье… Да, и взятки! (это он уже кричит в сторону двери) Взятки, будь они прокляты! На которые ты живешь легко и безбедно, считая себя праведницей! И умереть, как Он! Встать одному против этих скотов, против Рима, против всего мира — и умереть! На кресте! Как раб! За что? Кто-нибудь может объяснить — за что? Вот ты, Германик, можешь объяснить?
Лонгин
Нет, не могу. Я знаю лишь одно:
Отныне золотая середина
Исчезла. Точно храмовый покров,
Она порвалась ровно посредине,
И облетело золото. Теперь
Есть свет и тьма, добро и зло, победа
И пораженье. Середины нет.
Вы не наденете один сандалий,
Чтобы пойти по улице, и ногу
Одну не вскинете на лошадь, чтобы
Другой ногой остаться на земле.
Вам на одной ноге не устоять,
Другой ногой в седле не удержаться.
Настало время выбора. Закончен
Век середины, половинный век.
Тот век с Распятым вместе был распят —
И погребен, и не восстал из гроба.
Никто отныне встать не сможет сразу
По обе стороны Его креста.
Есть выбор. Есть свобода. И есть смерть.
Пилат
Не для меня. Прощай, безумный Лонгин.
Лонгин
Христос воскрес.
Пилат
Уйди…
Конец

1 2