Они обиделись и закрылись, — ответил я.
— Тьфу, черт! Ничего замполитам поручить нельзя! — возмутился Сбитнев. — С женщинами нужно ласково, по-доброму! Подход необходим! Такт!
— Ежели ты такой умный и тактичный, то иди и купи все, что нужно. Я сунул чеки в руку командиру роты и, насупившись, принялся писать в многочисленных тетрадях и журналах данные за последний месяц.
Володя вернулся через час. Ворвался в канцелярию с лицом в багровых пятнах и потный как после «марафона».
— Вовка! Ты что этот час на продавщицах скакал? — хохотнул Острогин. — Весь в пене и мыле!
— Ник! Ты почему не предупредил, что Подорожник в полк вернулся? — заорал с порога командир.
— А никто и не спрашивал, — ухмыльнулся я и сделал смелое предположение:
— Наверное, не Вовка на девчатах резвился, а комбат на нем. Он вначале трахнул Лонгинова, затем меня, а на десерт, очевидно, Володя, попался.
— Ты, Никифор, сам у меня десертом будешь. Мало того, что я унижаюсь перед этими девками, оправдываюсь из-за тебя, теперь еще и от Чапая по полной программе схлопотал. И за твой внешний вид, и за Героя, и за шуточки. Свалился на мою голову «героический подарочек».
— А чем не нравится подарочек-то? — улыбаясь, возразил я. — Еще автографы будете просить и разрешение сфотографироваться вместе на память.
— О! Этого добра у нас и без всяких просьб завались. Твоя физиономия присутствует на каждой фотографии, — пискнул из дальнего угла Ветишин.
— А будешь плохо себя вести, настучим по твоей вывеске, и станешь нефотогеничен, фотографироваться больше не сможешь, — пообещал Острогин.
— Серж! Тебе после таких слов автограф дам не менее чем за ящик «Борожоми». Кстати, где наша обещанная упаковка лимонада? Кто говорил, что я должен учиться у командира роты? — воскликнул я, укоризненно глядя на ротного.
Сбитнев молча достал из пакета по две банки «Si-Si» и минералки, банки с салатами, овощами, мясные и рыбные консервы.
— Жрите, гады, пользуйтесь моей добротой! — мрачно произнес Володя.
— Хорошо быть добреньким за чужой счет, — обиделся Острогин, пытаясь напомнить, за чей счет этот банкет.
— Эх, ты, горе-наставник, неудачник! Такой убогий набор и я бы принес, и без ругани с этими суками, — поддержал я недовольство Сергея.
— Жрите, что дают! Ты испортил отношения с торговлей до такой степени, что роте скоро и сборник речей со съездов партии не продадут. Точно. А уж он наверняка понадобится для проведения политзанятий! — под дружный смех офицеров продолжал язвить Сбитнев.
— Ник! Чего они подкалывают именинника? — притворно возмутился Бодунов. — Дай им по физиономиям. А я тебя поддержу! Одни негодяи вокруг! В отпуск не отправляют, старшего прапорщика не дают, бумаги на орден вернули! Только замполит — душа-человек.
— Мы будем пировать или нет? — подал голос Ветишин. — Или так и будем продолжать насмехаться друг над другом?
— Будем есть! — ответил я. — Налетай на дармовое, точнее на острогинское! Хороший человек наш граф-графин!
— Наконец-то помянули меня добрым словом, — обрадовался Серж.
Банки-баночки и бутылки-бутылочки с шумом, скрежетом, треском мигом раскрылись. Их содержимое забулькало, захрустело и в один момент исчезло в желудках.
— Уф-ф! Хорошо! — выдохнул, насытившись, Ветишин. — Что бы мы делали без тебя, Серж?
— Вот-вот, сукины дети. Помните о благодетеле! — воскликнул Острогин.
— Слышь, благодетель! А шампанское, коньяк и сухое вино организуешь? Или слабо? — поинтересовался я. — Ты ведь обещал через посольство достать!
— Опять за мой счет! — В голосе Сержа звучало благородное негодование.
— Да нет, я сейчас пойду у начфина получку вперед попрошу, — успокоил я взводного.
— Беги, получай деньги, организуй транспорт, остальное — мои заботы, — жмурясь как сытый кот, произнес Острогин.
— Уже убежал, — сказал я и вскочил со стула.
— А командира как будто тут и нет! Для приличия разрешения, может, спросите? Отвечать за вас ведь мне придется! — рассердился Сбитнев.
— Спрашиваем разрешения! — произнес я с напускным подобострастием.
— Ну, так и быть, езжайте! — смилостивился ротный.
— Вот спасибо, дорогой! — улыбнулся Острогин. — Век не забудем.
— Интересно, а чего это Лонгинова комбат сегодня драл, как сидорову козу? — задал я риторический вопрос сам себе. — Меня и Сбитнева — понятно, для порядка и из неприязни. А Бронежелета?
— Да как это за что? — откликнулся вошедший в канцелярию роты командир взвода связи Хмурцев, услышав мой вопрос. — Как за что? А за все! По моему науськиванию. Я настучал! Мало орать — морду бить надо. Если б был уверен, что справлюсь один на один, так и сделал бы. Но больно здоров, скотина!
— А что случилось? — заинтересовался Сбитнев.
— Вчера на марше двигатель на машине греться начал. Я скомандовал Вовке — механику, чтоб тот остановился, сбросил обороты, открыл ребристый лист и постоял немного. Лонгинов вмешался — самый умный ведь! Минут пять прошло, командует механику: «Открывай крышку радиатора, воды доливай». Я останавливаю: мол, двигатель еще не остыл, ошпарится. А Бронежилет орет, что надо быстрее догонять колонну. Погребняк, солдат молодой, испугался, растерялся, крышку открыл, паром лицо и руки ошпарил. Я к нему на помощь бросился и вот тоже ладонь обжег. — Вадик показал перевязанную кисть и продолжил:
— Хорошо у бойца глаза целы остались. Вовку в госпиталь отвезли: сильные ожоги. Машину — в ремонт. Подорожник вне себя от злости. Лонгинов его земляка загубил, а Иваныч только что у родителей этого бойца гостил. Нет, Семен — гад, точно в табло от меня получит! Настроение будет, я ему этот случай припомню. Сверну его длинный «клюв» на бок.
— Правильно! — поддержал я Вадика. — Если бить, то только в шнобель. Он ведь не только «бронежилет ходячий», но и «бронеголовый», каску почти не снимает. И надет ли на нем бронник под х/б, не поймешь. Не дай бог, руку об броню сломаешь. Бронежилет — он и есть Бронежилет. Кличка верная на сто процентов, — закончил я обсуждение Лонгинова под смех офицеров.
***
На санитарной машине мы выехали в Кабул на «экскурсию». Я уговорил врача Сашку Пережогина заехать к советскому посольству, сделать небольшой крюк.
— Нужно потом за вами возвращаться? — поинтересовался лейтенант-медик.
— Конечно! Мы что пешком пойдем? Если нам головы отрежут, тебе доставит удовольствие их пришивать? — спросил Острогин.
— Нет, что вы. Конечно, нет! — замахал руками лейтенант.
— Тогда забери, не забудь! — похлопал я Пережогина по плечу, вылезая из «уазика».
Я второй раз оказался возле советского посольства. Впервые был здесь ровно год назад. Впрочем, ничего не изменилось за это время. Та же стена, тот же БРДМ. Афганские «сарбосы» в блиндаже у ворот, наши солдаты за забором. До стены — Азия и средневековье, за ней — тоже Азия, но современная, советская. Что ж, подышим воздухом Отечества. На территорию Родины нас, к глубокому сожалению, не пускали. Рылом не вышли. Много тут таких вояк вокруг болтается. "Натопчут и еще что-нибудь стащат, — так, наверное, мыслят дипломаты.
***
Мимо снуют машины, ходят горожане. На каждой женщине чадра и паранджа разных цветовых гамм. Что-то они, эти цвета, означают, но что — не знаю. Говорят, по ним можно определить возраст и национальность той, что в этом «скафандре» бредет. Может быть, врут. Не поймешь. Чужая культура, иной уклад жизни.
Множество вооруженных аборигенов в форме и в штатском шли по дороге, ехали на машинах. Одни были из госбезопасности, другие — военные или милиция, а третьи — черт знает кто! В халатах, чалмах, галошах на босые ноги и с автоматами. Но никто их не задерживает, не разоружает. Почему мужик идет с оружием? Поставить бы к стене или мордой в пыль положить, да допросить…
Следом за каждым таким мужичком семенит вереница женщин с замотанными до глаз лицами. Тюк в руке, сверточек на голове, детишки за халат держатся. Идет это существо, укутанное в халаты, платки и прочие тряпки, захочет нужду справить, присядет на дороге, сделает свое дело, встанет и дальше идет. Местные мужики на заборы и деревья стоя не мочатся. Они присаживаются на колени лицом к дувалу и справляют нужду. Чудно…
Как нам их понять? Мы даже в этом разные…
***
Сергей подошел к будке, где сидел мужик в пиджаке, застегнутом на все пуговицы, в рубашке и галстуке, несмотря на жару, но по роже видно прапорщик. За те деньги, что тут платят, можно и в шубе помучиться. «Гэбист» кивнул головой на телефон на стене. Острогин позвонил, ему ответили и пропустили. Меня и Сережку Ветишина — нет. Мы остались за пределами посольской цивилизации. Время текло медленно. Под палящими лучами оно казалось бесконечно долгим.
Через три часа приехала «таблетка». Пережогин заметно нервничал, озираясь по сторонам. Минут через пятнадцать врачу надоело ожидание:
— Ребята, или уезжаем сейчас все вместе, или я один отчаливаю. Сколько можно ждать вашего друга?
— Секунду! Сейчас Сержа вызову! — забеспокоился я, испугавшись перспективы добираться в полк самостоятельно, на попутках.
Забежав на КПП, я спросил, как можно вызвать дядю нашего Сержи. Точнее, Сергея от дядюшки. Охранник нехотя позвонил куда-то и передал мне трубку в отверстие заградительного щитка из толстого стекла. В ней зазвучал незнакомый голос, сообщивший, что Острогин уже ушел. И правда, через минуту на пороге нарисовался Сергей с большими сумками в руках.
— Ну, сколько можно болтать? Забыл, что мы выехали на часок, а шарахаемся больше трех! Медик хочет бросить нас тут и уехать! Бежим! — прорычал я.
Едва мы заскочили в «таблетку», как машина вихрем помчалась по улицам Кабула. Лейтенант нервно теребил ремень на автомате и настороженно озирался по сторонам. Новичок! Мы сидели, крепко вцепившись в откидные сиденья, стараясь не слететь на пол на крутых поворотах. Водитель беспрестанно сигналил, разгоняя толпы перебегающих дорогу пешеходов. Тротуаров, как таковых, не было совсем. Вдоль шоссе жались друг к другу дуканы, лавочки, чайхана, лагманные. Вот продают на вес дрова. Выглядит это довольно забавно: столб, к которому привязано коромысло с веревками, а на них болтаются широкие неглубокие тазы. В один тазик кладется гиря, в другой — поленья. Продажа дров на вес для меня, сибиряка, — это огромное потрясение. В нашей забайкальской и сибирской тайге гниют и сгорают ежегодно миллионы кубометров древесины. А тут приходит человек и покупает пять килограммов дров, заплатив огромные деньги.
Едем дальше. Проехали мясную лавку, в которой на крючьях висят туши коз, овец, коров. Свинины, конечно, не встретишь. Животных забивают у входа или на заднем дворе. Тут же обдирается шкура, разделывается туша, а мясо сразу развешивается. Вокруг мяса и требухи летают мириады мух, ос и шершней. Рядом притулился магазин с «колониальными» товарами из Японии, Кореи, Тайваня и Гонконга. Вот миновали чайхану с низкими столиками на коврах, стульев и скамеек нет.
Но следы нашей цивилизации, как результат присутствия Советской Армии, видны и в этом патриархальном восточном Средневековье. В Кабуле, благодаря общению с советскими специалистами — советниками, военными — появились афганцы-алкаши и пьяницы. Лет пять назад этого явления и теоретически не могло быть, а теперь уже никто не удивляется… Автобусы и такси, снующие по дорогам, облеплены так, что люди сидят даже на крышах. На каждой подножке, держась за поручни, висят человека по четыре. Такси едут с открытыми багажниками, в которых тоже едут пассажиры. Это даже забавно. Чудной мир, странный уклад жизни. Мы для них пришельцы из неведомых миров, но и они для нас — инопланетяне.
***
— Орлы, вы куда запропастились? — встретил нас недовольный Сбитнев.
— Володя, спокойнее, не волнуйся, а то вставную челюсть потеряешь, — улыбнулся я.
— Не хами, не посмотрю, что без пяти минут Герой, дам в рыло и объявлю выговор за самовольное оставление части.
— Как так, за самовольное? Серж, ты погляди, сам отпустил в надежде на дармовую выпивку, а теперь права качает! — возмутился я.
— Да тут комбат бегает, тебя ищет. Что-то надо в штабе опять заполнять. Я сегодня уже три раза написал на тебя служебную характеристику, штабные каждый раз вносят дополнения и поправки. Устал переписывать, а ты говоришь дармовая! — воскликнул Сбитнев.
— Володя, максимум, что ты сделал, я предполагаю, это сунул листы бумаги Фадееву. Дал ему подзатыльник, заставил писать и сочинять, — рассмеялся я.
— Нет, ты как всегда не прав! Я еще и диктовал!
— Вот! Так я и думал, что ты лично не накарябал ни строчки!
— Нет, нацарапал! Подписи везде поставил и число! С тебя за это коньяк. Скажи спасибо, что не за каждую закорючку, а за все оптом, — широко улыбнулся искалеченной челюстью Володя.
— Спасибо! За это дам «Золотую Звездочку» в руках подержать! Может быть! — улыбнулся я.
— Вот и старайся для него после этого! Привезли чего вкусного или впустую съездили? — облизнулся с надеждой в глазах ротный.
— Привезли! Полный джентльменский набор. Одна бутылка водки, одна коньяка, две шампанского, четыре «пузыря» сухого, — радостно отрапортовал Острогин.
— Тьфу, ты черт! Посылай вас после этого в лавку. Сухое… Шампанское!.. Дураки какие-то! Недотепы.
— Сам дурак, — обиделся Острогин.
— Знаешь, что это за вино, Володя? «Саперави!» «Гаурджани!» «Цинандали!» Шампанское «Брют»! — восторженно перечислил я.
— Ты пойди попробуй найди «Брют» в России! А вино? Ты где-нибудь встречал такую карту вин? — кипятился Острогин.
— Моча! На две бутылки водки купили шесть флаконов газировки! Что пить будем? Лучше Бодунова отправил бы в дукан, — в сердцах воскликнул ротный.
— Ой, балбес! Ты знаешь, сколько шампанское стоит в Кабуле? Семьдесят чеков! А в посольстве продают по пять! Коммунизм! — продолжил разъяснительную работу Острогин, удивляясь, что его старания не оценены.
— Мне дипломатом служить нельзя. И Бодунову с Федаровичем тоже. Мы ведь «Цинандалями» баловаться не стали бы! Только любимая и родная водочка. Настоящий русский напиток для русского человека. А насчет твоей, Серж, национальности и замполитовской, я сильно сомневаюсь. Какие-то французы. Только почему-то не картавите и не грассируете на букве «эр».
— Эх, Вова! Мы просто гурманы и ценители прекрасного, — заулыбался я. — А ты серость вологодская. Лаптем щи хлебал и молился колесу. Послужишь с нами, приобщишься к культуре. У тебя еще целая жизнь впереди.
В дверь громко постучали, и в канцелярию вошел старший механик роты, Кречетов. Широко улыбаясь, сержант доложил ротному:
— Товарищ старший лейтенант, броня из парка боевых машин прибыла. Докладывает младший сержант Кречетов! Владимир Петрович!
— Так-так! — шумно вдохнул воздух носом Сбитнев. — Владимир Петрович, говоришь? Хорош, хорош! Замполит, а ну-ка пригласи сюда остальных недостойных представителей нашей славной роты. Посмотрим на голубчиков. Этот определенно пьян!
Глаза сержанта озорно блестели и были какие-то шальные. Личико розовое, как у молодого поросенка, но пахло от него не молоком, а чем-то кисло-сладким. Я обнюхал сержанта и сделал заключение:
— Бражка! Определенно свеженький «брагульник»! Замострячили где-то, канальи!
— Ветишин и Бодунов, ступайте в парк, разыщите Тимоху. Переройте все! Пока не найдете брагу, обратно не возвращайтесь. Мы же, вас дожидаясь, с молодыми людьми побеседуем.
Я загнал оставшихся пятнадцать человек в нашу каморку. В канцелярии моментально стало душно до тошноты.
— «Мазута», вы охренели от легкой жизни, что ли? — начал свою речь Сбитнев. — Пьянствуем, делать больше нечего? Техника обслужена, россыпь патронов и снарядов сдана? Машины заправлены?
— Так точно! — еще более заплетающимся языком ответил Кречетов. — Сделано как положено.
— И вы на радостях наеб…сь! — сделал я вывод.
— Как можно? Мы не пили! — и Ткаченко преданно посмотрел мне в глаза.
— Ни грамма! — подтвердил Сидорчук.
— В первой роте не пьют! — взвизгнул Тишанский.
— Мусулмане нэ пьют, — пискнул, блестя глазками, Рахмонов.
Все солдаты загалдели, каждый пытался выразить свое возмущение.
— Заткнуться! — рявкнул Сбитнев. — Можете даже не пытаться оправдываться! В кабинете дышать от перегара нечем! В зеркало на себя полюбуйтесь. Ну и рожи!
Бойцы, продолжая что-то возмущенно бормотать, машинально взглянули в обшарпанное зеркало, висящее на стене. Некоторые пригладили волосы, некоторые ощупывали свои лица. Воздух с каждой минутой становился тяжелее, гуще и приторнее.
— Застегнуться! — скомандовал Володя. — Почему верхние пуговицы и крючки расстегнуты? Подтянуть расслабленные ремни, а то драгоценное хозяйство бляхами отобьете!
Солдаты, бурча, застегнулись. Наступило гнетущее напряженное молчание, прерываемое усиливающимся сопением солдат. Пот лил частыми струйками по чумазым лицам, испарина плотно покрыла их унылые физиономии.
1 2 3 4 5 6 7
— Тьфу, черт! Ничего замполитам поручить нельзя! — возмутился Сбитнев. — С женщинами нужно ласково, по-доброму! Подход необходим! Такт!
— Ежели ты такой умный и тактичный, то иди и купи все, что нужно. Я сунул чеки в руку командиру роты и, насупившись, принялся писать в многочисленных тетрадях и журналах данные за последний месяц.
Володя вернулся через час. Ворвался в канцелярию с лицом в багровых пятнах и потный как после «марафона».
— Вовка! Ты что этот час на продавщицах скакал? — хохотнул Острогин. — Весь в пене и мыле!
— Ник! Ты почему не предупредил, что Подорожник в полк вернулся? — заорал с порога командир.
— А никто и не спрашивал, — ухмыльнулся я и сделал смелое предположение:
— Наверное, не Вовка на девчатах резвился, а комбат на нем. Он вначале трахнул Лонгинова, затем меня, а на десерт, очевидно, Володя, попался.
— Ты, Никифор, сам у меня десертом будешь. Мало того, что я унижаюсь перед этими девками, оправдываюсь из-за тебя, теперь еще и от Чапая по полной программе схлопотал. И за твой внешний вид, и за Героя, и за шуточки. Свалился на мою голову «героический подарочек».
— А чем не нравится подарочек-то? — улыбаясь, возразил я. — Еще автографы будете просить и разрешение сфотографироваться вместе на память.
— О! Этого добра у нас и без всяких просьб завались. Твоя физиономия присутствует на каждой фотографии, — пискнул из дальнего угла Ветишин.
— А будешь плохо себя вести, настучим по твоей вывеске, и станешь нефотогеничен, фотографироваться больше не сможешь, — пообещал Острогин.
— Серж! Тебе после таких слов автограф дам не менее чем за ящик «Борожоми». Кстати, где наша обещанная упаковка лимонада? Кто говорил, что я должен учиться у командира роты? — воскликнул я, укоризненно глядя на ротного.
Сбитнев молча достал из пакета по две банки «Si-Si» и минералки, банки с салатами, овощами, мясные и рыбные консервы.
— Жрите, гады, пользуйтесь моей добротой! — мрачно произнес Володя.
— Хорошо быть добреньким за чужой счет, — обиделся Острогин, пытаясь напомнить, за чей счет этот банкет.
— Эх, ты, горе-наставник, неудачник! Такой убогий набор и я бы принес, и без ругани с этими суками, — поддержал я недовольство Сергея.
— Жрите, что дают! Ты испортил отношения с торговлей до такой степени, что роте скоро и сборник речей со съездов партии не продадут. Точно. А уж он наверняка понадобится для проведения политзанятий! — под дружный смех офицеров продолжал язвить Сбитнев.
— Ник! Чего они подкалывают именинника? — притворно возмутился Бодунов. — Дай им по физиономиям. А я тебя поддержу! Одни негодяи вокруг! В отпуск не отправляют, старшего прапорщика не дают, бумаги на орден вернули! Только замполит — душа-человек.
— Мы будем пировать или нет? — подал голос Ветишин. — Или так и будем продолжать насмехаться друг над другом?
— Будем есть! — ответил я. — Налетай на дармовое, точнее на острогинское! Хороший человек наш граф-графин!
— Наконец-то помянули меня добрым словом, — обрадовался Серж.
Банки-баночки и бутылки-бутылочки с шумом, скрежетом, треском мигом раскрылись. Их содержимое забулькало, захрустело и в один момент исчезло в желудках.
— Уф-ф! Хорошо! — выдохнул, насытившись, Ветишин. — Что бы мы делали без тебя, Серж?
— Вот-вот, сукины дети. Помните о благодетеле! — воскликнул Острогин.
— Слышь, благодетель! А шампанское, коньяк и сухое вино организуешь? Или слабо? — поинтересовался я. — Ты ведь обещал через посольство достать!
— Опять за мой счет! — В голосе Сержа звучало благородное негодование.
— Да нет, я сейчас пойду у начфина получку вперед попрошу, — успокоил я взводного.
— Беги, получай деньги, организуй транспорт, остальное — мои заботы, — жмурясь как сытый кот, произнес Острогин.
— Уже убежал, — сказал я и вскочил со стула.
— А командира как будто тут и нет! Для приличия разрешения, может, спросите? Отвечать за вас ведь мне придется! — рассердился Сбитнев.
— Спрашиваем разрешения! — произнес я с напускным подобострастием.
— Ну, так и быть, езжайте! — смилостивился ротный.
— Вот спасибо, дорогой! — улыбнулся Острогин. — Век не забудем.
— Интересно, а чего это Лонгинова комбат сегодня драл, как сидорову козу? — задал я риторический вопрос сам себе. — Меня и Сбитнева — понятно, для порядка и из неприязни. А Бронежелета?
— Да как это за что? — откликнулся вошедший в канцелярию роты командир взвода связи Хмурцев, услышав мой вопрос. — Как за что? А за все! По моему науськиванию. Я настучал! Мало орать — морду бить надо. Если б был уверен, что справлюсь один на один, так и сделал бы. Но больно здоров, скотина!
— А что случилось? — заинтересовался Сбитнев.
— Вчера на марше двигатель на машине греться начал. Я скомандовал Вовке — механику, чтоб тот остановился, сбросил обороты, открыл ребристый лист и постоял немного. Лонгинов вмешался — самый умный ведь! Минут пять прошло, командует механику: «Открывай крышку радиатора, воды доливай». Я останавливаю: мол, двигатель еще не остыл, ошпарится. А Бронежилет орет, что надо быстрее догонять колонну. Погребняк, солдат молодой, испугался, растерялся, крышку открыл, паром лицо и руки ошпарил. Я к нему на помощь бросился и вот тоже ладонь обжег. — Вадик показал перевязанную кисть и продолжил:
— Хорошо у бойца глаза целы остались. Вовку в госпиталь отвезли: сильные ожоги. Машину — в ремонт. Подорожник вне себя от злости. Лонгинов его земляка загубил, а Иваныч только что у родителей этого бойца гостил. Нет, Семен — гад, точно в табло от меня получит! Настроение будет, я ему этот случай припомню. Сверну его длинный «клюв» на бок.
— Правильно! — поддержал я Вадика. — Если бить, то только в шнобель. Он ведь не только «бронежилет ходячий», но и «бронеголовый», каску почти не снимает. И надет ли на нем бронник под х/б, не поймешь. Не дай бог, руку об броню сломаешь. Бронежилет — он и есть Бронежилет. Кличка верная на сто процентов, — закончил я обсуждение Лонгинова под смех офицеров.
***
На санитарной машине мы выехали в Кабул на «экскурсию». Я уговорил врача Сашку Пережогина заехать к советскому посольству, сделать небольшой крюк.
— Нужно потом за вами возвращаться? — поинтересовался лейтенант-медик.
— Конечно! Мы что пешком пойдем? Если нам головы отрежут, тебе доставит удовольствие их пришивать? — спросил Острогин.
— Нет, что вы. Конечно, нет! — замахал руками лейтенант.
— Тогда забери, не забудь! — похлопал я Пережогина по плечу, вылезая из «уазика».
Я второй раз оказался возле советского посольства. Впервые был здесь ровно год назад. Впрочем, ничего не изменилось за это время. Та же стена, тот же БРДМ. Афганские «сарбосы» в блиндаже у ворот, наши солдаты за забором. До стены — Азия и средневековье, за ней — тоже Азия, но современная, советская. Что ж, подышим воздухом Отечества. На территорию Родины нас, к глубокому сожалению, не пускали. Рылом не вышли. Много тут таких вояк вокруг болтается. "Натопчут и еще что-нибудь стащат, — так, наверное, мыслят дипломаты.
***
Мимо снуют машины, ходят горожане. На каждой женщине чадра и паранджа разных цветовых гамм. Что-то они, эти цвета, означают, но что — не знаю. Говорят, по ним можно определить возраст и национальность той, что в этом «скафандре» бредет. Может быть, врут. Не поймешь. Чужая культура, иной уклад жизни.
Множество вооруженных аборигенов в форме и в штатском шли по дороге, ехали на машинах. Одни были из госбезопасности, другие — военные или милиция, а третьи — черт знает кто! В халатах, чалмах, галошах на босые ноги и с автоматами. Но никто их не задерживает, не разоружает. Почему мужик идет с оружием? Поставить бы к стене или мордой в пыль положить, да допросить…
Следом за каждым таким мужичком семенит вереница женщин с замотанными до глаз лицами. Тюк в руке, сверточек на голове, детишки за халат держатся. Идет это существо, укутанное в халаты, платки и прочие тряпки, захочет нужду справить, присядет на дороге, сделает свое дело, встанет и дальше идет. Местные мужики на заборы и деревья стоя не мочатся. Они присаживаются на колени лицом к дувалу и справляют нужду. Чудно…
Как нам их понять? Мы даже в этом разные…
***
Сергей подошел к будке, где сидел мужик в пиджаке, застегнутом на все пуговицы, в рубашке и галстуке, несмотря на жару, но по роже видно прапорщик. За те деньги, что тут платят, можно и в шубе помучиться. «Гэбист» кивнул головой на телефон на стене. Острогин позвонил, ему ответили и пропустили. Меня и Сережку Ветишина — нет. Мы остались за пределами посольской цивилизации. Время текло медленно. Под палящими лучами оно казалось бесконечно долгим.
Через три часа приехала «таблетка». Пережогин заметно нервничал, озираясь по сторонам. Минут через пятнадцать врачу надоело ожидание:
— Ребята, или уезжаем сейчас все вместе, или я один отчаливаю. Сколько можно ждать вашего друга?
— Секунду! Сейчас Сержа вызову! — забеспокоился я, испугавшись перспективы добираться в полк самостоятельно, на попутках.
Забежав на КПП, я спросил, как можно вызвать дядю нашего Сержи. Точнее, Сергея от дядюшки. Охранник нехотя позвонил куда-то и передал мне трубку в отверстие заградительного щитка из толстого стекла. В ней зазвучал незнакомый голос, сообщивший, что Острогин уже ушел. И правда, через минуту на пороге нарисовался Сергей с большими сумками в руках.
— Ну, сколько можно болтать? Забыл, что мы выехали на часок, а шарахаемся больше трех! Медик хочет бросить нас тут и уехать! Бежим! — прорычал я.
Едва мы заскочили в «таблетку», как машина вихрем помчалась по улицам Кабула. Лейтенант нервно теребил ремень на автомате и настороженно озирался по сторонам. Новичок! Мы сидели, крепко вцепившись в откидные сиденья, стараясь не слететь на пол на крутых поворотах. Водитель беспрестанно сигналил, разгоняя толпы перебегающих дорогу пешеходов. Тротуаров, как таковых, не было совсем. Вдоль шоссе жались друг к другу дуканы, лавочки, чайхана, лагманные. Вот продают на вес дрова. Выглядит это довольно забавно: столб, к которому привязано коромысло с веревками, а на них болтаются широкие неглубокие тазы. В один тазик кладется гиря, в другой — поленья. Продажа дров на вес для меня, сибиряка, — это огромное потрясение. В нашей забайкальской и сибирской тайге гниют и сгорают ежегодно миллионы кубометров древесины. А тут приходит человек и покупает пять килограммов дров, заплатив огромные деньги.
Едем дальше. Проехали мясную лавку, в которой на крючьях висят туши коз, овец, коров. Свинины, конечно, не встретишь. Животных забивают у входа или на заднем дворе. Тут же обдирается шкура, разделывается туша, а мясо сразу развешивается. Вокруг мяса и требухи летают мириады мух, ос и шершней. Рядом притулился магазин с «колониальными» товарами из Японии, Кореи, Тайваня и Гонконга. Вот миновали чайхану с низкими столиками на коврах, стульев и скамеек нет.
Но следы нашей цивилизации, как результат присутствия Советской Армии, видны и в этом патриархальном восточном Средневековье. В Кабуле, благодаря общению с советскими специалистами — советниками, военными — появились афганцы-алкаши и пьяницы. Лет пять назад этого явления и теоретически не могло быть, а теперь уже никто не удивляется… Автобусы и такси, снующие по дорогам, облеплены так, что люди сидят даже на крышах. На каждой подножке, держась за поручни, висят человека по четыре. Такси едут с открытыми багажниками, в которых тоже едут пассажиры. Это даже забавно. Чудной мир, странный уклад жизни. Мы для них пришельцы из неведомых миров, но и они для нас — инопланетяне.
***
— Орлы, вы куда запропастились? — встретил нас недовольный Сбитнев.
— Володя, спокойнее, не волнуйся, а то вставную челюсть потеряешь, — улыбнулся я.
— Не хами, не посмотрю, что без пяти минут Герой, дам в рыло и объявлю выговор за самовольное оставление части.
— Как так, за самовольное? Серж, ты погляди, сам отпустил в надежде на дармовую выпивку, а теперь права качает! — возмутился я.
— Да тут комбат бегает, тебя ищет. Что-то надо в штабе опять заполнять. Я сегодня уже три раза написал на тебя служебную характеристику, штабные каждый раз вносят дополнения и поправки. Устал переписывать, а ты говоришь дармовая! — воскликнул Сбитнев.
— Володя, максимум, что ты сделал, я предполагаю, это сунул листы бумаги Фадееву. Дал ему подзатыльник, заставил писать и сочинять, — рассмеялся я.
— Нет, ты как всегда не прав! Я еще и диктовал!
— Вот! Так я и думал, что ты лично не накарябал ни строчки!
— Нет, нацарапал! Подписи везде поставил и число! С тебя за это коньяк. Скажи спасибо, что не за каждую закорючку, а за все оптом, — широко улыбнулся искалеченной челюстью Володя.
— Спасибо! За это дам «Золотую Звездочку» в руках подержать! Может быть! — улыбнулся я.
— Вот и старайся для него после этого! Привезли чего вкусного или впустую съездили? — облизнулся с надеждой в глазах ротный.
— Привезли! Полный джентльменский набор. Одна бутылка водки, одна коньяка, две шампанского, четыре «пузыря» сухого, — радостно отрапортовал Острогин.
— Тьфу, ты черт! Посылай вас после этого в лавку. Сухое… Шампанское!.. Дураки какие-то! Недотепы.
— Сам дурак, — обиделся Острогин.
— Знаешь, что это за вино, Володя? «Саперави!» «Гаурджани!» «Цинандали!» Шампанское «Брют»! — восторженно перечислил я.
— Ты пойди попробуй найди «Брют» в России! А вино? Ты где-нибудь встречал такую карту вин? — кипятился Острогин.
— Моча! На две бутылки водки купили шесть флаконов газировки! Что пить будем? Лучше Бодунова отправил бы в дукан, — в сердцах воскликнул ротный.
— Ой, балбес! Ты знаешь, сколько шампанское стоит в Кабуле? Семьдесят чеков! А в посольстве продают по пять! Коммунизм! — продолжил разъяснительную работу Острогин, удивляясь, что его старания не оценены.
— Мне дипломатом служить нельзя. И Бодунову с Федаровичем тоже. Мы ведь «Цинандалями» баловаться не стали бы! Только любимая и родная водочка. Настоящий русский напиток для русского человека. А насчет твоей, Серж, национальности и замполитовской, я сильно сомневаюсь. Какие-то французы. Только почему-то не картавите и не грассируете на букве «эр».
— Эх, Вова! Мы просто гурманы и ценители прекрасного, — заулыбался я. — А ты серость вологодская. Лаптем щи хлебал и молился колесу. Послужишь с нами, приобщишься к культуре. У тебя еще целая жизнь впереди.
В дверь громко постучали, и в канцелярию вошел старший механик роты, Кречетов. Широко улыбаясь, сержант доложил ротному:
— Товарищ старший лейтенант, броня из парка боевых машин прибыла. Докладывает младший сержант Кречетов! Владимир Петрович!
— Так-так! — шумно вдохнул воздух носом Сбитнев. — Владимир Петрович, говоришь? Хорош, хорош! Замполит, а ну-ка пригласи сюда остальных недостойных представителей нашей славной роты. Посмотрим на голубчиков. Этот определенно пьян!
Глаза сержанта озорно блестели и были какие-то шальные. Личико розовое, как у молодого поросенка, но пахло от него не молоком, а чем-то кисло-сладким. Я обнюхал сержанта и сделал заключение:
— Бражка! Определенно свеженький «брагульник»! Замострячили где-то, канальи!
— Ветишин и Бодунов, ступайте в парк, разыщите Тимоху. Переройте все! Пока не найдете брагу, обратно не возвращайтесь. Мы же, вас дожидаясь, с молодыми людьми побеседуем.
Я загнал оставшихся пятнадцать человек в нашу каморку. В канцелярии моментально стало душно до тошноты.
— «Мазута», вы охренели от легкой жизни, что ли? — начал свою речь Сбитнев. — Пьянствуем, делать больше нечего? Техника обслужена, россыпь патронов и снарядов сдана? Машины заправлены?
— Так точно! — еще более заплетающимся языком ответил Кречетов. — Сделано как положено.
— И вы на радостях наеб…сь! — сделал я вывод.
— Как можно? Мы не пили! — и Ткаченко преданно посмотрел мне в глаза.
— Ни грамма! — подтвердил Сидорчук.
— В первой роте не пьют! — взвизгнул Тишанский.
— Мусулмане нэ пьют, — пискнул, блестя глазками, Рахмонов.
Все солдаты загалдели, каждый пытался выразить свое возмущение.
— Заткнуться! — рявкнул Сбитнев. — Можете даже не пытаться оправдываться! В кабинете дышать от перегара нечем! В зеркало на себя полюбуйтесь. Ну и рожи!
Бойцы, продолжая что-то возмущенно бормотать, машинально взглянули в обшарпанное зеркало, висящее на стене. Некоторые пригладили волосы, некоторые ощупывали свои лица. Воздух с каждой минутой становился тяжелее, гуще и приторнее.
— Застегнуться! — скомандовал Володя. — Почему верхние пуговицы и крючки расстегнуты? Подтянуть расслабленные ремни, а то драгоценное хозяйство бляхами отобьете!
Солдаты, бурча, застегнулись. Наступило гнетущее напряженное молчание, прерываемое усиливающимся сопением солдат. Пот лил частыми струйками по чумазым лицам, испарина плотно покрыла их унылые физиономии.
1 2 3 4 5 6 7