А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– напыжился Патта. – Нет, если вы считаете, что банк и убийство как-то связаны, то это ваше право. Но я хочу, чтобы вы помнили, с кем имеете дело, и оказывали этим людям подобающее их положению почтение.
– Разумеется, синьор.
– Я оставляю это под вашу ответственность, но без моего ведома запрещаю вам предпринимать какие-либо меры в отношении банка.
– Да, синьор. Это все?
– Все.
Брунетти встал, поставил стул к столу и молча вышел. Синьорина Элеттра листала бумаги в папке.
– Синьорина, вам удалось найти что-нибудь о доходах?
– О чьих доходах? – спросила она с улыбкой.
– Ммм… – Брунетти растерялся.
– Адвоката Сантомауро или синьора Бурраски?
Брунетти был так занят делом об убийстве, что у него совсем вылетело из головы поручение, которое Патта дал синьорине Элеттре: разрабатывать Бурраску.
– А я и забыл, – повинился он.
Нетрудно было догадаться, что если она упомянула Бурраску, значит, у нее что-то есть.
– И что же вы узнали?
Отодвинув папку, она удивленно взглянула на комиссара, будто не поняла вопроса.
– Что его миланская квартира выставлена на продажу, что три последних фильма принесли ему одни убытки и что вилла в Монако уже отошла кредиторам. – Она улыбнулась. – Продолжать?
Брунетти кивнул. Черт возьми, как она все это раскопала?
– В США его обвиняют в съемках детской порнографии, заведено уголовное дело. Все копии его последнего фильма были конфискованы полицией Монако. Причины мне выяснить не удалось.
– А налоги? Это вы, случаем, не налоговые декларации просматривали, когда я вышел?
– К сожалению, нет. Знаете, как неохотно налоговики делятся информацией? Из них практически невозможно ничего вытащить. – Она сделала многозначительную паузу и закончила так, как он и предполагал: – Если только у тебя там нет знакомых. Так что налоговые декларации прибудут завтра.
– И вы сразу отдадите их вице-квесторе?
Синьорина Элеттра пронзила его свирепым взглядом:
– Нет, комиссар. Я подожду несколько дней.
– Вы шутите?
– Какие могут быть шутки, когда речь идет о вице-квесторе?
– Зачем же тогда ждать?
– А почему нет?
Немало же Патта, должно быть, поиздевался над ней за неделю, что она успела замыслить такую жестокую месть.
– А Сантомауро?
– Ах, Avvocato Сантомауро – это совсем другой случай. Он процветает. У него вагон акций и облигаций общей стоимостью более полумиллиарда лир. Заявленный годовой доход – два миллиона лир, что в два раза больше средней суммы, какую обычно декларируют люди его положений.
– А с налогами?
– Вот это самое удивительное. Он, кажется, ничего не скрывает и выплачивает все налоги. Не подкопаешься.
– А вам, вижу, не верится.
– Я вас умоляю, комиссар. – Она укоризненно, но без прежней свирепости взглянула на него. – Вы сами знаете, что это такое, когда человек не скрывает своих доходов. Если он декларирует все, что зарабатывает, то, значит, другой, скрытый, источник приносит ему столько денег, что ему не резон обманывать государство по мелочам.
Брунетти задумался. Налоговое законодательство не оставляло свободы для иных интерпретаций.
– А откуда у него деньги, ваш компьютер не знает?
– Нет. Но знает, что он президент Лиги по защите нравственности. Так что логично было бы поискать там.
– Не могли бы вы вместе вот с ним, – Брунетти кивком головы указал на экран, – поинтересоваться Лигой?
– Да мы уже интересовались, комиссар. Оказывается, что до Лиги добраться сложнее, чем до налогов синьора Бурраски.
– Я уверен, что для вас не существует преград, синьорина.
Она молча наклонила голову, как бы говоря, что она всего лишь исполняет свой долг.
Он решился полюбопытствовать:
– А как вы достаете эту информацию?
– Какую?
– Да вот, финансовую.
– О, я имела с ней дело на прежней работе.
– И где же вы раньше работали, если не секрет?
Брунетти ожидал услышать что-то вроде: в бухгалтерии одной страховой компании, но он ошибался.
– В Банке Италии, – ответила она, глядя на экран.
Его брови непроизвольно поползли вверх. Заметив это, она пояснила:
– Я была личным помощником генерального директора.
Даже не обладая особыми способностями к устному счету, нетрудно было представить, что она потеряла. Работа в банках стабильна и хорошо оплачивается. Многие итальянцы мечтают устроиться на любое место в любой банк и годами добиваются этого, а тут – сам Банк Италии. И она променяла его на обыкновенную секретарскую зарплату в полиции? Пусть дважды в неделю ей доставляют цветы от Фантена, все равно это глупость. А учитывая то, что работать ей приходилось не только на полицию, но и на Патту, ее поступок выглядел форменным безумием.
– Понятно, – сказал Брунетти, хоть ничегошеньки не понимал. – Надеюсь, вам у нас понравится.
– Я уверена, что понравится, комиссар. Будут еще какие-нибудь поручения?
– Не сейчас, спасибо.
Вернувшись к себе в кабинет, он позвонил в гостиницу и попросил соединить его с номером синьоры Брунетти.
Синьора Брунетти, ответили ему, отправилась на прогулку и вернется к обеду. Тогда он попросил передать ей привет и повесил трубку.
Почти тотчас раздался звонок. Это был Падовани. Он звонил из Рима, чтобы извиниться за отсутствие новостей о Сантомауро. Его друзья в Риме и в Венеции, оказывается, все разъехались. Каждому он оставил сообщения с просьбой связаться с ним, но не объяснял зачем. Брунетти поблагодарил его и попросил звонить еще, если появится что-нибудь новенькое.
Затем Брунетти, порывшись в бумагах на столе, вытащил один документ – отчет о вскрытии Маскари, и принялся читать его еще раз. На четвертой странице он нашел то, что искал: «На коже ног в нескольких местах поверхностные порезы и царапины, без следов запекшейся крови. Причиной царапин, без сомнения, явилась… – Тут патологоанатом изощрился, вставив латинское название травы, росшей в том месте, где обнаружили труп.
Мертвое тело не кровоточит, потому что давление в сосудах падает до нуля. Это был один из немногих законов патологоанатомии, которые Брунетти знал наизусть. Если царапины остались от этой травы, то, значит, Маскари был уже мертв, когда его засунули под куст. Но если они остались от бритвы, это значит, что он был мертв уже тогда, когда его брили.
Сам Брунетти брил волосы только на лице, но не раз слышал приглушенные проклятия из ванной, когда Паола запиралась там с бритвой, и потом видел, как она выходит, залепив порезы на ногах туалетной бумагой. Она проделывала это регулярно, сколько он ее знал, и до сих пор дело не обходилось без порезов. Вряд ли мужчина средних лет был способен овладеть этим искусством лучше Паолы, так чтобы совсем не обрезаться при бритье. Брунетти полагал, что все браки во многом схожи. Если бы он вдруг начал брить ноги, Паола не могла бы не заметить. Он не верил, что Маскари ухитрялся проделывать это в тайне от своей жены, даже если он не звонил ей, когда уезжал в командировки.
Он снова заглянул в отчет: «Ни запекшейся крови, ни следов воска на коже ног не обнаружено». Нет, несмотря на красное платье и красные туфли, на макияж и на белье, синьор Маскари не брил своих ног и не наносил на них воск для депиляции. А это значит, что кто-то другой сделал это за него после его смерти.

Глава девятнадцатая

Сидя в своем кабинете, Брунетти лелеял надежду, что вдруг поднимется вечерний бриз и принесет хоть немного прохлады, но эта надежда не оправдалась, как и другая – та, что разрозненные факты как-нибудь сами увяжутся между собой и составят ясную картину преступления. Пока что было ясно только, что вся эта история с переодеванием есть одна посмертная фальсификация, придуманная для отвода глаз, для сокрытия настоящих причин смерти Маскари. Следовательно, Раванелло, единственный свидетель «признания» Маскари, лжет и, наверное, причастен к убийству. Вот здесь и была главная загвоздка. Брунетти не то чтобы верил в особую банкирскую добродетель, но с трудом представлял себе, как один банкир убивает другого лишь для того, чтобы занять его место.
С другой стороны, Раванелло и не подумал отрицать, что был в офисе в субботу; более того – он сам рассказал об этом. И его нежелание говорить о секретах Маскари вполне объяснимо. Все равно ведь тело уже опознали? Так поступил бы верный друг и лояльный подчиненный.
И все же что заставило его сказать неправду тогда по телефону в субботу? Почему он хотел скрыть даже от незнакомого человека, что находится в банке?
Зазвонил телефон, и отупевший от жары Брунетти, продолжая размышлять, представился:
– Брунетти.
– Мне нужно с вами поговорить, – сообщил мужской голос из трубки, – лично.
– Кто это? – очень тихо спросил Брунетти.
– Я не могу сказать этого по телефону.
– Тогда я не могу с вами разговаривать, – сказал Брунетти и дал отбой.
После такого отлупа ошарашенному собеседнику обычно ничего не остается, как перезвонить. Брунетти очень хорошо это знал. И действительно – через пару минут опять раздался звонок, и Брунетти, подняв трубку, ответил, как в первый раз.
– Это очень важно, – произнес тот же голос.
– Мне не менее важно знать, кто говорит.
– Мы с вами общались на прошлой неделе.
– Я со многими людьми общался на прошлой неделе, синьор Креспо, но очень немногие позвонили и сказали, что хотят со мной увидеться.
Креспо молчал так долго, что Брунетти испугался, как бы тот не передумал и не положил трубку, но Креспо не передумал.
– Да, это я хочу встретиться с вами и поговорить.
– А мы разговариваем, синьор Креспо.
– Нет, я должен передать вам кое-какие фотографии и бумаги.
– Какие еще фотографии и бумаги?
– Вы поймете, когда увидите.
– Для чего это, синьор Креспо?
– Это связано с Маскари. Полиция заблуждается на его счет.
Брунетти был того же мнения, но решил пока придержать свое мнение при себе.
– А почему заблуждается?
– Я расскажу вам при встрече.
По голосу в трубке Брунетти понял, что мужество или другая сила, толкнувшая Креспо к телефону, вот-вот его оставит.
– Где вы хотите встретиться?
– Вы хорошо знаете Местре?
– Не заблужусь. – В случае чего он спросит у Галло или Вьянелло.
– Вы знаете стоянку у перехода возле вокзала?
Это было одно из мест в окрестностях Венеции, где можно было парковаться даром. Привокзальные улицы тоже были оккупированы автомобилистами. Оставляешь машину, садишься на поезд, десять минут – и ты в Венеции. Очень удобно, и не надо ждать в очереди и платить, как на Тронкетта.
– Знаю.
– Встретимся там сегодня ночью.
– В котором часу?
– Не слишком рано. Сначала мне надо кое-что сделать, и я не знаю, когда освобожусь.
– Как я вас найду?
– Как выйдете из перехода, пойдете по улице прямо, потом первый переулок налево. На правой стороне увидите мою голубую «панду».
– А при чем здесь тогда стоянка?
– Я хотел убедиться, что вы точно не заблудитесь. На стоянку я не поеду, она слишком ярко освещена.
– Хорошо, синьор Креспо. До встречи.
– До встречи, – сказал Креспо и положил трубку прежде, чем Брунетти успел спросить что-либо еще.
Кто же, размышлял Брунетти, заставил Креспо позвонить? Он ни секунды не верил в то, что Креспо сделал это по собственной воле, – он не из тех, что перезванивают. И какую цель преследовал неизвестный? Вывод, который напрашивался сам собой, – ему, комиссару полиции, угрожают, хотят запугать, если не хуже. И где удобнее всего расправиться с ним, как не на темной безлюдной улице в час ночи?
Он позвонил в полицию Местре и спросил сержанта Галло. Сержант Галло уехал на несколько дней в Милан давать показания в суде, ответили ему. Не пригласить ли к телефону сержанта Буффо, который заменяет на время сержанта Галло? Нет, спасибо. Брунетти повесил трубку.
Затем он вызвал к себе Вьянелло и рассказал ему о звонке Креспо и о том, что Галло уехал.
– Как вам это все нравится?
– Я бы сказал, что кто-то пытается выманить вас из Венеции туда, где вы будете без прикрытия. Что же касается прикрытия, то обеспечивать его должны наши ребята.
– Что они задумали, как по-вашему?
– Наверное, в машину подсадят кого-нибудь. Хотя нет – они ведь понимают, что если вы приедете, то не один. Может быть, пошлют еще одну машину, чтобы вас переехать, или мотоциклиста с пушкой.
– Бомбу, может быть, хотят подбросить? – Брунетти невольно вздрогнул, вспомнив фотографии политиков и судей, развороченных взрывами.
– Нет, вряд ли, вы не настолько важная фигура, – сказал Вьянелло. Утешение, хоть и слабое.
– Спасибо. Пожалуй, мотоциклист с пушкой действительно вероятнее.
– Что вы предлагаете?
– Нужно, чтобы наши люди засели в двух домах в этом переулке – в начале и в конце. И пусть возьмут еще одного, кто остался бы в машине. Это уже трое. А больше у нас сейчас и не наберется.
– Ну, я-то не помещусь на заднем сиденье. И сидеть и ждать в чужой квартире мне тоже не хочется. Лучше я припаркуюсь за углом, при условии, что какая-нибудь из наших женщин согласится провести со мной ночку, хе-хе.
– Может, синьорина Элеттра изъявит такое желание? – со смехом предположил Брунетти.
– Я не шучу, комиссар, – вдруг ощетинился Вьянелло, как бывало с ним нечасто. – Я знаю этот переулок: моя тетка из Тревизо всегда оставляет там машину, когда едет к нам. Потом я отвожу ее обратно и вижу, что некоторые машины стоят не пустые.
Брунетти хотел было спросить, как посмотрит на это Надя, но удержался.
– Ладно. Только женщина должна ехать добровольно. Я не хочу подвергать риску женщин. – И, прежде чем Вьянелло успел раскрыть рот, добавил: – Даже полицейских. Дело может оказаться опасным.
Услыхав такое, Вьянелло только завел глаза к потолку.
– Есть вопросы, сержант?
– Вам нужно быть там примерно в час ночи?
– Да.
– Поезда так поздно не ходят. Вам придется добираться на автобусе и потом пешком через вокзал и по переходу.
– А обратно?
– Ну это смотря по тому, как пойдет дело.
– Да, вы правы. Кто дежурит на этой неделе?
– Риверре и Альвизе.
Брунетти красноречиво вздохнул.
– Что поделать, так составили график.
– Лучше бы этих рассадить по домам.
Вьянелло сосредоточенно молчал. Было и без слов понятно, что, сидя в машине, они уснут – что один, что второй. Конечно, они с тем же успехом уснут и сидя в квартирах, если только любопытные хозяева не станут тормошить их расспросами.
– А как насчет остальных? Нужно еще два человека.
– Достанем, – пообещал Вьянелло. – Вызовем Ралло, а из женщин – я попрошу Марию Нарди. Она не откажется. Она все равно скучает дома одна. Ее муж уехал на неделю в Милан на какие-то курсы. И потом, это же сверхурочные, ведь так?
Брунетти кивнул:
– Вьянелло, предупредите их, что задание связано с опасностью.
– С опасностью? В Местре? – скептически усмехнулся Вьянелло, качая головой. – Вы возьмете рацию?
– Нет. Вы же будете совсем близко. А сейчас, я думаю, – Брунетти посмотрел на часы, – надо заглянуть домой, потому что нам целую ночь не сомкнуть глаз.
– До встречи в Местре, синьор, – сказал Вьянелло, поднимаясь.
Как и предупреждал Вьянелло, поезда в этот поздний час уже не ходили, да и в автобусе первого маршрута он оказался единственным пассажиром. Сойдя на вокзале Местре, он поднялся по ступенькам на платформу, оттуда спустился в переход и вышел на другой стороне железнодорожных путей. Впереди была тихая улица, позади-ярко освещенная автостоянка, плотно заставленная машинами. Машины стояли и по обочинам улицы, между деревьями. Брунетти двинулся по правой стороне, где было меньше деревьев и больше света от фонарей. Дойдя до первого поворота, он остановился и огляделся. В четвертой или пятой машине дальше по улице справа страстно обнималась парочка. Голова женщины закрывала мужскую голову, и Брунетти не разобрал, Вьянелло там был или другой отец семейства, урвавший часок на личную жизнь.
Он заглянул в переулок. Окна повсюду были темны, лишь в одном доме, примерно посередине переулка, сквозь шторы сочился серый свет телевизора. За этими окнами сидели Риверре и Альвизе. Он только взглянул в ту сторону и сразу отвернулся, боясь, как бы они не приняли это за сигнал о помощи и не выбежали его выручать.
Брунетти двинулся по правой стороне, высматривая голубую «панду». Он прошел переулок до конца, но машины, подходящей по описанию, не было. Он повернул обратно и стал снова вглядываться в машины. Ничего. Заметив красный контейнер для мусора на углу, он перешел на другую сторону, опять вспомнив фотографии останков авто, на котором ездил судья Фальконе до взрыва. В дальнем конце переулка появился автомобиль. Он медленно приближался. Брунетти шарахнулся в щель между двумя машинами. Автомобиль проехал мимо и свернул на стоянку. Водитель вышел, запер дверь и спустился в переход, ведущий на платформу.
Через десять минут Брунетти снова обследовал переулок, на этот раз заглядывая в каждую машину. В одной из них сзади на полу лежало одеяло. Брунетти вдруг исполнился жалостью к тому, кому пришлось спрятаться под это одеяло – даже тут, на улице, жара стояла невыносимая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25