А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он был не единственным человеком, который воспользовался создавшейся в Берлине благоприятной обстановкой для личного обогащения, но масштабы его деятельности были уникальными.
В начале 1948 года Кромер, уже в чине капитана, получил помощника по административным вопросам – молодого, ему еще не было и двадцати лет, младшего лейтенанта. Звали его Ричард Коллинз. Для Кромера он оказался счастливой находкой. Наряду с выполнением обычных обязанностей – организацией патрулирования, распределением питания – Коллинз по вечерам стал контролировать доставку и размещение на складе новых приобретений Кромера. Это нисколько не обременяло его – всего лишь пара вечеров в неделю. Однако работа была регулярной, требовала организованности и внимания, но Коллинз знал, что ему обещана доля с полученного дохода.
Однажды вечером, это случилось в мае, Коллинз, закрывая склад на ночь, услышал звон разбитого стекла со стороны боковой стены склада. Он помчался на шум и увидел, как из темноты, с противоположной части улицы, кто-то бросил в одно из окон склада бутылку с подожженным шнуром. «Коктейль Молотова» «Коктейль Молотова» – название бутылки с зажигательной смесью.

сообразил Коллинз. Он понял, что вряд ли это приведет к каким-то серьезным последствиям, так как металлическая сетка в окне не даст бутылке попасть внутрь помещения. Поразмыслив мгновение, Коллинз бросился в темноту, откуда прилетела бутылка, и увидел смутные очертания человеческой фигуры, бежавшей в сторону соседней улицы и вскоре исчезнувшей за углом дома. Коллинз был молод. Он быстро настиг этого человека и резко толкнул его в спину. Немец не удержался на ногах и со всего размаха ударился головой об обломок кирпичной стены, лежавшей на мостовой. Обмякшее сразу тело упало на мелкие кирпичи и булыжники. Коллинз нагнулся. Голова немца, молодого тщедушного паренька, представляла сплошную кровавую массу, шея сломана. Он был мертв.
Коллинз волоком протащил тело несколько метров по неосвещенной улице и оставил его в развалинах полуразрушенного здания. Затем бегом вернулся к складу, вытащил из оконной ниши оставшуюся целой бутылку, вылил из нее бензин, а бутылку швырнул подальше, в сторону развалившейся кирпичной колонны. Подождав на всякий случай пару минут и убедившись, что ни звон разбитого стекла, ни топот ног бегущих в ночной тишине людей не привлекли внимания патрулей, Коллинз быстрыми шагами направился искать Кромера.
Кромер понимал, что был многим обязан Коллинзу. Поэтому, выслушав его рассказ, без лишних слов спустился вниз к своему джипу. Несмотря на позднее время, они сели в него и направились в район склада, чтобы подобрать тело немца. Около трех часов утра тот стал еще одним неопознанным трупом, оказавшимся в маленьком канале.
По Берлину уже некоторое время ходили разговоры об отдельных попытках молодых немцев отомстить за массовый грабеж населения, скупку у него ценностей и бесчинства со стороны солдат и офицеров оккупационных войск. Но впервые свидетелем подобного стал сам Кромер. Он понял, что пришло время прекратить свою побочную деятельность.
Через два месяца русские закрыли свою оккупационную зону, и западным союзникам пришлось организовать воздушный мост для доставки в Берлин продовольствия и топлива. Самолеты приземлялись в аэропорту Темпельгоф каждые три минуты и после разгрузки, пустые, улетали обратно. Кромеру понадобилось две недели, чтобы организовать перевозку всего своего богатства на двухмоторных самолетах «Дакота» сначала в Фасберг, а затем в Великобританию. В ангаре одного из служебных аэродромов в Средней Англии груз Кромера пролежал еще некоторое время, пока, примерно год спустя, он не демобилизовался из армии. Прибыв на родину, он организовал два грандиозных аукциона, продал все привезенное из Германии и заработал на этом чистыми сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. В Берлине за все это имущество Кромер заплатил около семнадцати тысяч фунтов. Не такой плохой бизнес для двадцатичетырехлетнего человека, не имевшего до этого никакого опыта и получавшего скромное жалованье.
Теперь, спустя много лет, Кромер-гангстер вот-вот должен снова всплыть на поверхность.

* * *

После ленча Кромер на короткое время вернулся в офис. Была вторая половина дня пятницы и обычно, если ему предстояла деловая встреча, Кромер уже не возвращался на работу. Но сегодня был особый случай, ему нужно сделать два важных звонка.
Первый – в Цюрих, Освальду Купфербаху, в его личный кабинет в «Креди Сюисс» по адресу: Парадеплац, 8 – в один из немногих швейцарских банков, которые имеют специальные телефонные и факсимильные линии связи, предназначенные исключительно для переговоров по вопросам обмена крупных партий золота. Кромер звонил как раз по этой линии.
– Освальд? Как дела?.. Да-да, давненько это было. Ты знаешь, нам нужно срочно встретиться... Боюсь, что это так. Возникли серьезные проблемы. Речь идет о Льве... Повторяю, это очень серьезно... Нет-нет, не по телефону. Ты должен немедленно приехать сюда. Могу только сказать, что дело непосредственно касается нашего будущего... Идеально было бы в течение ближайшего уик-энда. Что? Вечером в воскресенье, чтобы встретиться в понедельник утром? Прекрасно... Ты и Джерри... Я зарезервирую отель и вышлю машину. Подробности передам по телексу.
Следующий звонок в Нью-Йорк, в небольшой банк в районе Уолл-стрита, который специализировался на операциях, аналогичных «Банку Кромера»: в основном золото и биржевые акции. Банк был дочерним предприятием «Морган гэранти траст компани», точно так же, как и «Банк Кромера» был отделением «Ротшильда». Человека, с которым Кромер разговаривал, звали Джерри Лодж.
– Джерри? Это Чарли. Речь идет о срочном деле и касается Льва.
Дальнейший разговор во всех деталях был аналогичен предыдущему, с Освальдом Купфербахом: появление новых обстоятельств, реальная угроза благополучию их банков, необходимость срочной встречи и договоренность обсудить создавшееся положение в понедельник утром.
Ричард Коллинз поднял вверх руку и, стараясь казаться искренним, медленно махал ею вслед удалявшемуся «лендроверу». На самом деле ему был полностью безразличен сидевший за рулем клиент, только что купивший эту машину. Ничего особенного не произошло, обычная утренняя сделка. Одну машину продал, двадцать пять – из оптом закупленной у фирмы «Лэйлэнд» партии – еще ждут своих покупателей.
Он стоял посреди уютного двора небольшой фермы с элегантными строениями из камня. Ферма располагалась всего в 70 милях на северо-запад от Лондона.
Многие завидовали Дику Коллинзу. В глазах местных жителей он считался преуспевающим человеком. Ему было сорок восемь лет, стройный, крепкого телосложения, неженатый и ужасно везучий в жизни. Носил твидовые куртки, брюки из дорогой материи и купленные в модном магазине плащи. На принадлежащем ему «рейнджровере» был установлен магнитофон фирмы «Блаупункт», что было редкостью в середине 1970-х годов.
За жилым домом и другими постройками раскинулись десять акров лесопарковой зоны с большими зелеными лужайками. Все это представляло превосходную базу для его бизнеса – продажи излишков автомашин, заказанных военным ведомством. В одной из каменных хозяйственных построек, полностью превращенной в гараж-мастерскую, стояли пять джипов времен войны, грузовик цвета хаки, участвовавший в военных действиях в песках Африки, и несколько мотоциклов с колясками производства 1930-х годов. Все это восстанавливалось и продавалось наряду с совершенно новыми автомобилями.
Оборот его предприятия составлял около четверти миллиона фунтов стерлингов, из которых 25 000 фунтов он брал себе. Более чем достаточно в наше время. Почти десять лет он работал с этими, «роверами», джипами и грузовиками. С того момента, когда закончился последний контракт в Адене и Чарли Кромер дал ему взаймы 100 000 фунтов, чтобы приобрести первые 100 машин в обмен на 60 процентов будущего дохода. Каждый из них считал для себя эту сделку выгодной. Бизнес оказался довольно хорошим – прибыльным и без особой головной боли. Коллинзу приходилось только регулярно посещать устраиваемые военными аукционы и заключать договора на покупку машин.
Однако в последнее время многое изменилось; самое главное – возросли цены. Любой старый джип, за который десять лет назад он платил 100 фунтов, теперь стоил 2000 и дороже. Это была работа для специалистов, и Коллинз хорошо знал ее тонкости. Когда-то она ему очень нравилась. Приятное урчание возвращенного к жизни старого двигателя напоминало ему о прежних боевых приключениях.
Да, чертовски тяжелое, но захватывающее душу было это время. Постоянные ночные рейды и стычки с местными повстанцами и партизанами, готовыми бороться за захват ничтожно малого куска земли в провинции, за каждый разрушенный или сожженный дом в городах и поселках, от которого и осталось-то одна-единственная печная труба. И эта ужасная жара. Парням требовалось выпивать по два галлона Галлон – 3,77 л.

воды, чтобы выжить в этих условиях. В конце концов все это оказалось бессмысленным: англичанам пришлось убраться из Адена. Не так, как в Борнео, вот там было настоящее шоу; пригодилось все, чему их обучили в свое время военные специалисты.
После того, что было в Адене, он был почти счастлив обрести собственный дом и землю. Жизнь в сельской местности показалась ему идиллией. Но это в самом начале. Потом все надоело, его просто тошнило. Он понял, что такой образ жизни не сможет доставить ему внутреннего волнения, предвкушения чего-то неожиданного, к чему он привык за многие годы, проведенные в «горячих» точках. А деньги? С этой стороны, казалось, все в порядке. Но их всегда недостаточно, чтобы по-настоящему возбудить его. Ферма была заложена, налоговый инспектор – просто садист. Если даже он продаст ее, большая часть вырученных денег достанется Чарли Кромеру.
Скука – вот что в последнее время стало основной проблемой для Коллинза. Она одолевала его до полного изнеможения. Все вокруг повторялось изо дня в день, словно прокручивали одну и ту же пленку. Утром приходила старая Молли, чтобы убраться в доме. Дважды в неделю появлялась Каролина на тот случай, если вдруг приедет налоговый инспектор, а она поклялась Дику, что и близко не подпустит его к дому. Стэн знал до мельчайших деталей конструкцию всех автомашин не старше двадцати пяти лет и мог починить любую из них. Впрочем, как и все новые модели. Его собственные дела в последнее время не требовали вмешательства и решались как бы сами собой. Все выглядело монотонно и однообразно. Сплошная скука.
Конечно, у него были и другие интересы. Однако поддержание себя в курсе дел международного терроризма и стрельба по тарелочкам в тире три раза в неделю вряд ли могли сравниться с нервной дрожью и трепетом, которые он испытывал в стычках в джунглях. Он посещал вечеринки, на которых были молодые девицы, и каждая охотно бы пошла с ним, сделай он хотя бы самый малый намек. Но у него не было никаких планов жениться вновь. Да, часто говорил самому себе Коллинз, то, что казалось уютным сельским гнездышком, превратилось в палату для душевнобольных.
– Майор, – позвал его из гаража Стэн. – Телефон.
Коллинз кивнул головой в ответ. Затем вошел в гараж, протиснулся мимо стоящего на ремонте джипа и протянул руку к телефонной трубке.
– Дикки? Чарли Кромер. У меня есть к тебе деловое предложение.

* * *

Понедельник, 22 марта
Этим утром сэр Чарльз Кромер, Освальд Купфербах и Джерри Лодж собрались в кабинете Кромера. В свое время оба, швейцарец и американец, были выбраны и назначены на посты управляющих банков после интервью с Кромером. Беседуя с ними, сэр Чарльз пришел к выводу, что это как раз те люди, которые ему нужны: в меру хитрые, с большим опытом и достаточно усердные.
Купфербах, пятидесяти двух лет, высокий и худощавый, в очках без оправы, в течение долгого времени работы в банке был настолько осторожен в своих действиях, что у коллег возникал вопрос, испытывал ли он вообще какие-либо эмоции. Профессионально нет. Его единственная страсть находилась вне служебной деятельности и была сугубо личной: он слыл экспертом в области экологии горных регионов. Это был умный, рассудительный и исполнительный управляющий банком. Лодж, родители которого – поляки – были выходцами из Лодзи, представлял прямую противоположность: полной комплекции, грубовато-добродушный, заставляющий искренне верить в то, что он говорит. Друзья и сослуживцы считали его тугодумом, но сам он полагал, что его явно недооценивают по причине зависти и соперничества.
Итак, оба гостя сидели лицом друг к другу в креслах из марокканской кожи. Между ними, на стеклянной поверхности стола, стояли чашки со свежесваренным кофе и кувшин с апельсиновым соком. Сэр Чарльз с чашечкой кофе в руках располагался посредине кабинета. Он только что закончил рассказ о попытках со стороны Юфру прощупать почву в отношении возможности заполучить императорские богатства группой новых руководителей Эфиопии.
– Итак, джентльмены, – резюмировал Кромер, – теперь вы понимаете, почему нам необходимо было срочно встретиться. У меня есть все основания предполагать, что император Селассие еще жив. Поэтому, если мы не предпримем соответствующих и согласованных действий, уже в самое ближайшее время нам могут представить документы, подписанные рукой императора и предлагающие передать все его состояние революционному правительству Менгисту Хайле Мариама. Как вы понимаете, это нанесет нам сильный финансовый удар, который мы вряд ли сможем выдержать. Действительно, суммы, соответствующие императорским золотым вкладам, настолько значительны, что их изъятие в пользу хозяев Эфиопии может разрушить мировой рынок золота. Последствия для наших банков и нас самих будут поистине жалкими.
Швейцарец молчал, обдумывая слова сэра Чарльза, в то время как американец, с широко раскрытыми глазами, всем своим видом выражал недоверие к только что сказанному.
– Полноте, Чарли, – произнес Лодж с легкой улыбкой. – Все, что ты говоришь, на мой взгляд, сильно преувеличено и вряд ли правдоподобно. К чему ты клонишь?
В разговор вмешался Купфербах.
– Нет-нет, Джерри. Все это не так уж безосновательно. Я могу согласиться с логикой Чарли. К нам в Цюрихе в последнее время неоднократно обращались за займами их представители. Эфиопам нужны деньги.
– О'кей, о'кей, – произнес после некоторого молчания Лодж. – Давайте еще раз посмотрим на все эти вещи. Предположим, этот малый, Селассие, все еще жив. Предположим, что он подписывает бумаги. Ну и что? Думаете, что мы не сможем уговорить эфиопов оставить их золото в наших банках? В конце концов, они должны поместить его где-то, разве не так? Мы организуем им заем, а оставшееся у нас золото будет надежной гарантией. Они покупают оружие и ведут свои дурацкие войны. И все счастливы. Ну как?
– Вполне возможно, – с мрачным видом медленно протянул Кромер. – Но мне это не представляется хорошей сделкой. Вы думаете, Менгисту будет платить проценты? А если и будет, неизвестно, согласятся ли это делать его преемники? Намерены ли вы кредитовать правительство, не имеющее опыта международных финансовых отношений, правительство, которое пришло к власти и удерживает ее исключительно с помощью насилия? Мне это не кажется разумным.
– Согласен полностью, – проговорил Купфербах. – Что, по вашему мнению, могло бы случиться, если мы, получив эти документы, просто проигнорируем их?
– Что ты имеешь в виду, Оззи? – спросил Лодж. – Рекомендуешь нам, пользующимся авторитетом банкам, отказаться выполнить волю вкладчика? Сообщить эфиопам, что мы не собираемся передавать им золото или деньги, так? Попросту говоря, сказать, чтобы они заткнулись?
– В общем так, meine Herren, Сударь, мой господин (нем.).

– несколько неуверенно ответил Купфербах.
– Послушайте меня, – вмешался Кромер, – если все, о чем мы здесь говорили, соответствует действительности, такой вариант наверняка приходил в голову и эфиопам. Как бы вы поступили в этом случае на их месте?
– Вот именно, – сказал Лодж, выпятив вперед нижнюю челюсть и кусая верхнюю губу. – Бог ты мой. Да если бы я был на их месте, устроил такой шум! Что же это такое, возмущался бы я, одни из самых надежных и порядочных банков отказываются выполнять свои обязательства. Думаю, что они так бы и поступили. Не знаю, возможно, обратились бы в Международный суд. В конце концов, оказали бы давление на другие африканские страны с целью создать неудобства для деятельности «Банка Ротшильда» и «Морган Гаранти» в третьем мире. Да нас забросают тухлыми яйцами.
– Между прочим, – проговорил задумчиво Кромер, – надо учитывать, что для реализации своих планов эфиопам придется заявить, что Селассие – жив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27