— Почта? — вскрикнул Дикон.
— Ага. А что?
— Опять дождь начинается.
— И что из этого?
Дикон выглянул в окно и торопливо ответил:
— Ничего, ничего.
В конце концов Барбара оказалась первой, кто вышел за почтой. Дикон увидел ее выбегающей из дома в накинутом на плечи дождевике и услышал, как миссис Клейр что-то кричит о мокнущем под дождем хлебе. ' «Ну конечно. Сегодня же завоз хлеба», — подумал молодой человек, который достиг уровня среднестатистического постояльца, когда становится знакомой вся хозяйственная рутина отеля. С ощущением надвигающейся беды он наблюдал, как девушка идет под дождем по пригорку.
«Но это просто безобразно, — сказал себе Дикон, — придавать обыкновенному случаю такое значение, будто он носит эпический характер. Какой дьявол в меня вселился, что я не могу ничем заняться, кроме как переживать, словно старуха, из-за проклятой женской одежды? Пропади пропадом это тряпье. И в случае если девица откажется от него, и в случае если примет. И если она поймет, кто ей прислал посылку, и если нет. Дело станет выглядеть просто анекдотичным, забавным или глупым. Черт с ним».
Маленькая фигурка взбежала на вершину пригорка и исчезла. Дикон, подчиняясь приказу, направился к патрону сообщить о прибытии почты.Барбара была счастлива, когда бежала вверх по пригорку. Струившийся по ее лицу дождь казался мягким, тонким, словно туман, и теплым. Запах мокрой земли доставлял более приятные ощущения, нежели серное зловоние, а легкий бриз приносил из-за гор легкое дыхание океана. От встречи с ветерком настроение девушки поднялось, и все предстоящие в Wai-ata-tapu огорчения не могли нарушить се веселья. Для Барбары в это утро было невозможно чувствовать себя несчастной. В течение прошедшей недели она в маленьких дозах получала вакцину от дурного настроения. При каждом крошечном знаке дружелюбия и интереса со стороны Гонта, а он оказывал девушке много таких знаков, ее душа танцевала. Барбара не была защищена от бледной немочи, вызываемой прививками детской влюбленности. Неспособная наладить отношения с несколькими семьями, которых родители девушки считали достойными людьми, надежно оберегаемая сотней запретов и предрассудков от налаживания дружбы с «людьми недостойными», она в конце концов вообще осталась без друзей.
Иногда Барбару приглашали на вечеринки, но одежда девушки для них не подходила, лицо никогда не знало косметики, а манеры отличались нервозностью и порывистостью. Она шокировала молодых людей своими приступами испуганного смеха и пылким вниманием к каждой мелочи. Если бы застенчивость Барбары приобрела любую другую форму, девушка смогла бы найти кого-нибудь, кто бы с ней подружился, но обычно она парила в стороне от групп молодежи, смущая, раздражая хозяйку и напрочь отказываясь замечать усугубляющееся несчастье собственного одиночества. Барбара была счастливее, когда не получала никаких приглашений, и привыкла к лишенной какого-либо круга общения жизни, едва осознавая, пока не появился Гонт, противоестественность подобного существования. Каким образом финансовый кризис, все еще не в полной мере доходивший до сознания девушки, мог бросить даже легкую тень на ее радостное возбуждение? Джеффри Гоит улыбался ей, чопорный мистер Белл всякий раз искал возможность завязать беседу, и, хотя она никогда не призналась бы в этом, поведение мистера Квестинга, отвратительное, ужасное, каким оно выглядело во время последнего инцидента, в воспоминаниях не являлось таким уж неприятным фактом. Что же касалось предложения бизнесмена о замужестве, как альтернативы денежного краха, Барбара приспособилась скрывать мысль о нем под слоем менее тревожных размышлений.
Посылка от Сары Снэйп лежала под почтовым ящиком, заваленная пучками зелени и буханками хлеба. Сначала Барбара решила, что коробка попала сюда по ошибке или предназначена Гонту и Дикону. Затем девушка увидела на ней свое имя и стала мысленно перебирать в уме все невероятные предположения. Первая мысль — неизвестная тетя Винни прислала очередную партию никуда не годных обносков. Только нащупав намокшую веревку, Барбара заметила очень красивые буквы на ярлыке, штамп Новой Зеландии и почтовую марку.
Платье лежало под листами папиросной бумаги, аккуратно сложенное.Девушка могла бы простоять на коленях в мокрой траве гораздо дольше, если бы изморось не начала попадать на три блестящие
звездочки. Нервным движением Барбара отбросила крышку коробки, а вслед за ней оберточную бумагу. Все еще не поднимаясь с колен, окруженная легким ореолом дождика, она прикоснулась к посылке. Сзади приблизился Саймон. Девушка обернулась и посмотрела на него полусияющим, полунедоверчивым взглядом.
— Это не мое, — пробормотала она.
Юноша поинтересовался, что лежит в коробке. К этому моменту Барбара уже сняла с себя дождевик и аккуратно обернула им посылку.
— Черное платье, — ответила она, — с тремя звездочками. Внизу еще какие-то вещи. Другая коробка. Я не заглядывала туда. Это не мне.
— А тетя Винни?
— Платье не от тети Винни. Оно новое и прислано из Окленда. Должно быть, есть еще какая-то Барбара Клейр.
— Чудачка, — сказал Саймон. — Наверное, она выслала деньги или чек. Зачем ты, черт возьми, сняла плащ? Промокнешь.
Его сестра поднялась на ноги, прижимая к груди огромный сверток.
— На коробке стоит мое имя. «Барбара Клейр. «Горячие Источники» Wai-ata-tapu, Хэрпун». Внутри конверт. Тоже с моим именем.
— А что в нем?
— Я не смотрела.
— Ты совсем обалдела.
— Это не может быть для меня.
— Ха, сумасшедшая. Ну ладно, а как там насчет хлеба и почты?
— Я не смотрела.
— О черт, ты тупая, как топор мясника. — Саймон открыл почтовый ящик. — Здесь открытка от дяди Джеймса. Он возвращается вечером. Телеграмма для мамы из Окленда. Интересно. Прямо-таки поток постояльцев. Да, посмотри, хлеб сейчас скатится в грязь, а тебя, похоже, ничего не волнует. Ну, подожди еще.
Но Барбара, сжимая в руках посылку, уже бежала под дождем вверх по пригорку.
Гонт в халате ожидал на веранде.
«Слишком мрачное и пышное одеяние, — подумал Дикон. — Как бы ни сложилась судьба платья, какова бы ни была следующая реакция Барбары, патрон получил награду, когда девушка пробежала через пемзовый пригорок, положила посылку на столик на веранде и стала звать свою мать».
— Привет, — сказал Гонт. — У вас день рождения?
— Нет. Что-то произошло, и я не могу понять, что именно.
Барбара освободила коробку от дождевика. Ее натруженные домашней работой, еще не высохшие после дождя руки слегка дрожали. Девушка сняла оберточную бумагу.
— Там фарфор? Вы так осторожно его трогаете.
— Нет. Это... мои руки!
Барбара побежала с веранды в ванную. Саймон с хлебом медленно миновал пригорок и скрылся в доме.
— Вы сказали им, что написать? — спросил Гонт Дикона.
— Да.
Девушка вернулась, продолжая громко окликать свою мать. Миссис Клейр и полковник появились с такими выражениями на лицах, будто ожидали какую-то новую катастрофу.
— Барби, не кричи так громко, дорогая, — произнесла встревоженная миссис Клейр, взглянула на знаменитого постояльца и неопределенно улыбнулась. Ее муж и брат никогда не расхаживали по веранде в экзотического вида халатах, но она начала формировать некий дополнительный запас манер для Гонта. Дикон не преминул заметить, что Гонт обращался с ней нежно и обходительно, словно с собственной матерью.
Барбара сняла с коробки крышку. Ее родители, издав непонятные звуки, уставились на платье. Девушка взяла конверт.
— Разве это может быть для меня? — спросила она, и Дикон заметил в ней боязнь заглянуть внутрь послания.
— Боже милостивый! — воскликнул полковник. — Что ты там еще купила?
— Я не купила, папа. Это...
— От тети Винни. Как мило, — произнесла миссис Клейр.
— Почерк не тети Винни, — вдруг заметил ее муж.
— Нет, — подтвердила Барбара, разорвала конверт, и оттуда на черное платье выпала большая открытка. Надпись зелеными чернилами была сделана поперек каким-то пышным и явно женским почерком. Девушка громко прочитала текст: «Если вы примете этот дар, значит, цена его огромна». Все, — сказала Барбара, и ее родители приняли недовольный и упрямый вид.
Откуда-то появился Саймон и повторил свое предположение насчет того, что тетя выслала чек в магазин Окленда.
— Но она никогда не бывает в Окленде, — резко возразил полковник. — Как может женщина, живущая в Пуне, отправить чек в магазин, когда ни разу не слышала о Новой Зеландии? Абсурд.
— Должна сказать, — заявила миссис Клейр, — хотя это очень мило со стороны дорогой Винни, думаю, не очень красиво загадывать нам подобные загадки. Ты должна, конечно, сейчас же написать ей и поблагодарить, Барби.
— Но я повторяю, Агнес, посылка не от Винни.
— Откуда мы можем знать, дорогой,- если она не написала свое имя? Именно это я имею в виду, когда говорю, что было бы лучше, если бы Винни вложила внутрь, как обычно, маленькую записочку.
— Почерк не ее. Зеленые чернила и цветистая фраза! Странно.
— Наверное, она хотела сделать нам сюрприз. Полковник неожиданно с потерянным видом пошел прочь.
— Нельзя ли взглянуть на платье? — спросил Гонт. Барбара достала наряд из коробки, и листы папиросной бумаги упали с него на пол. Три звездочки на юбке снова засверкали. Это было чудесное скромное
платье. — Прелесть, — произнес Гонт. — Лучше и пожелать нельзя. Вам нравится?
— Нравится? — Девушка взглянула на актера, и ее глаза наполнились слезами. — Оно так изумительно, что я не могу поверить в его существование.
— В коробке лежат еще какие-то вещи, не так ли? Давайте я подержу платье.
Гонт помог Барбаре, и та встала коленями на стул, лихорадочно изучая остальное содержимое посылки. Дикон, чьи указания предоставили Саре Снэйп полную свободу действий, убедился, что она прислушалась к его словам. Орехового цвета атлас был мягким и плотным, а кружева — умеренно пышными. Кажется, в коробке лежал полный комплект белья. Барбара завернула его обратно, достала исключительно интимный предмет одежды, тут же спрятала и густо покраснела. Ее мать встала между дочерью и Гонтом.
— Может быть, тебе лучше отнести посылку в дом, дорогая? — произнесла она с укоризной.
Девушка с коробкой бросилась к дверям, и, к совершенно очевидному смущению миссис Клейр, за ней последовал Гонт с платьем. Курьезная сцена нашла свое продолжение в столовой. Барбара колебалась между восторгом и смущением, когда актер действительно начал обследовать содержимое посылки, в то время как миссис Клейр пыталась отвлечь его внимание сбивчивыми пояснениями по поводу дальнего родства Винни, являющейся тетей и крестной матерью одновременно. Дикон продолжал наблюдать за происходящим, а Саймон читал утреннюю газету. В маленьких коробках были обнаружены туфли и чулки.
— Благослови мою душу! — весело воскликнул Гонт. — Настоящее приданое!
Полковник Клейр внезапно возник на пороге.
— Вероятно, это Джеймс, — предположил он и снова стремительно исчез.
— Дядя Джеймс! — вскрикнула Барбара. — Мама, дядя Джеймс мог это сделать?
— Вероятно, Винни написала Джеймсу... — начала миссис Клейр, но Саймон из-за газеты напомнил:
— Она с ним незнакома.
— Знакома, — отважно возразила его мать.
— У тебя в руке телеграмма, — сказал юноша. — Почему ты ее не читаешь, ма? Может, она как-то связана с одеждой для Барби.
Все уставились на миссис Клейр, пока она читала телеграмму. Выражение ее лица говорило о смущении, сменяемом животным страхом.
— О нет! — воскликнула наконец женщина. — Еще одного мы принять не можем. О, дорогой!
— В чем дело? — спросил Саймон.
— Телеграмма от Септимуса Фоллса. Этот господин сообщает, что приезжает на две недели полечить люмбаго. Как же мне быть?
— Отказать.
— Не могу. Здесь нет обратного адреса. Просто сказано: «Пожалуйста, приготовьте одну комнату пятницу, организуйте лечение люмбаго, остановлюсь две недели. Септимус Фоллс». Пятница... Пятница?! — вскричала миссис Клейр. — Что же нам делать? Это сегодня...
Мистер Септимус Фоллс прибыл поездом и на такси в половине пятого за несколько минут до приезда доктора Акрингтона, который забрал свою машину в Хэрпуне. Какими-то титаническими усилиями Клейры подготовились к принятию нового постояльца. Саймон перебрался в свой домик, Барбара в его спальню, а комната девушки была предназначена для мистера Фоллса. Гость оказался англичанином среднего возраста, высоким, но немного сутулым и тяжело опирающимся на трость. Он имел приятную внешность, хорошие манеры и часто остроумно шутил.
— Извините, что не прислал вам предупреждение раньше, — сказал мистер Фоллс, слегка морщась от боли, когда поднимался по ступенькам, — но это несчастное обострение болезни случилось со мной вчера вечером внезапно. Мне приходилось видеть ваше объявление в газете, и мой лечащий врач согласился с моей идеей попробовать термическую терапию.
— Но мы не давали объявления в газеты, — заявила миссис Клейр.
— Уверяю вас, что одно я видел. Если только по какой-то случайности я не приехал в другие «Горячие Источники» Wai-ata-tapu. Ваша фамилия Квестинг, надеюсь?
Миссис Клейр побагровела и вежливо ответила:
— Моя фамилия Клейр, но вы не ошиблись. Могу я проводить вас в вашу комнату?
Мистер Фоллс извинился, поблагодарил хозяйку и добавил, что пока может ковылять сам. Кажется, его восхитила весьма сомнительная прелесть комнаты Барбары.
— Если бы вы знали, — произнес он дружеским тоном, — как сильно выросла во мне ненависть к удобствам. Я живу в отелях уже шесть месяцев и стал таким заплесневелым от всевозможных традиций, что, уверяю вас, выдержал настоящую борьбу, перед тем как заставить себя носить галстук в горошек с костюмом в полоску. Повсюду одни трудности. Но теперь... — гость взглянул на предметы мебели Барбары, которые она под непродолжительным влиянием местных журналов раскрасила в несколько первобытные цвета, — здешняя обстановка вернет меня к нормальной жизни навсегда.
Водитель такси внес багаж мистера Фоллса, делившийся на два вида. Три абсолютно новых чемодана соседствовали с удивительно маленьким, сильно потертым и сплошь покрытым наклейками. Миссис Клейр
никогда не видела так много наклеек. В дополнение к почти стертым названиям английских и континентальных отелей на крышке теснили друг друга новозеландские имена. Гость проследил за взглядом женщины и сказал:
— Вы, видимо, думаете, что я «месье путешественник, который неспособен принести пользу своей родине», и так далее. На самом деле такая страсть терзает какого-то другого Фоллса. Хотите вечернюю газету? Новости — это, как всегда, все.
Миссис Клейр поблагодарила его и удалилась с газетой на веранду, где обнаружила брата, занятого шумными препирательствами с Барбарой. Сзади робко стоял Дикон.
— Прекрасно, старина, — сказала миссис Клейр и поцеловала доктора. — Как чудесно видеть тебя снова с нами.
— Только не надо так галдеть по поводу моего возвращения. Я же не в Южную Польшу ездил, — ответил доктор Акрингтон, но тоже поцеловал сестру. — Ты прекратишь строить мне гримасы? Разве у меня есть привычка врать? И с какой стати я буду дарить тебе наряды, глупая девчонка?
— Ну правда, дядя Джеймс! Слово чести?
— А я уверена, он что-то об этом знает! — лукаво воскликнула миссис Клейр. — Ну не простачки ли мы были? Думали о доброй крестной матери и не предполагали, что здесь действует добрый крестный отец, не правда ли? Дорогой Джеймс, — она снова поцеловала брата, — но ты не должен был...
— Создатель милосердный! — взмолился доктор Акрингтон. — Я выгляжу добрым! Разве похоже, что я, который последние дней десять настаивал на прекращении безумства ведения хозяйства с помощью экономии и накопления средств... Похоже, чтобы я стал выбрасывать бешеные суммы на женские тряпки? И умоляю тебя, Агнес, зачем ты вцепилась в газету? Уж не ожидаешь ли ты найти в военных новостях какие-нибудь успокаивающие факты?
Миссис Клейр протянула ему газету и молча указала на параграф в колонке объявлений. Барбара через плечо дяди прочитала:
«КУРОРТ С МИНЕРАЛЬНЫМИ ВОДАМИ «Горячие Источники» Wai-ata-tapu.
Посетите сказочную оздоровительную страну чудес на Северном Острове. Уникальный курс лечения проводится на основе редчайших химических свойств вод и грязей природных бассейнов. Восхитительные окрестности. Уютный частный отель. Комфорт и внимание. Медицинское обслуживание. Новое руководство курорта. М. Квестинг».
Газета затряслась в руках доктора Акрингтона, но он ничего не сказал. Его сестра указала на колонку светской хроники,
«Мистер Джеффри Гонт, знаменитый английский актер, гостит в Wai-ata-tapu в сопровождении мистера Дикона Белла, его личного секретаря».
— Джеймс! — выкрикнула миссис Клейр. — Помни о своем расстройстве пищеварения!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Ага. А что?
— Опять дождь начинается.
— И что из этого?
Дикон выглянул в окно и торопливо ответил:
— Ничего, ничего.
В конце концов Барбара оказалась первой, кто вышел за почтой. Дикон увидел ее выбегающей из дома в накинутом на плечи дождевике и услышал, как миссис Клейр что-то кричит о мокнущем под дождем хлебе. ' «Ну конечно. Сегодня же завоз хлеба», — подумал молодой человек, который достиг уровня среднестатистического постояльца, когда становится знакомой вся хозяйственная рутина отеля. С ощущением надвигающейся беды он наблюдал, как девушка идет под дождем по пригорку.
«Но это просто безобразно, — сказал себе Дикон, — придавать обыкновенному случаю такое значение, будто он носит эпический характер. Какой дьявол в меня вселился, что я не могу ничем заняться, кроме как переживать, словно старуха, из-за проклятой женской одежды? Пропади пропадом это тряпье. И в случае если девица откажется от него, и в случае если примет. И если она поймет, кто ей прислал посылку, и если нет. Дело станет выглядеть просто анекдотичным, забавным или глупым. Черт с ним».
Маленькая фигурка взбежала на вершину пригорка и исчезла. Дикон, подчиняясь приказу, направился к патрону сообщить о прибытии почты.Барбара была счастлива, когда бежала вверх по пригорку. Струившийся по ее лицу дождь казался мягким, тонким, словно туман, и теплым. Запах мокрой земли доставлял более приятные ощущения, нежели серное зловоние, а легкий бриз приносил из-за гор легкое дыхание океана. От встречи с ветерком настроение девушки поднялось, и все предстоящие в Wai-ata-tapu огорчения не могли нарушить се веселья. Для Барбары в это утро было невозможно чувствовать себя несчастной. В течение прошедшей недели она в маленьких дозах получала вакцину от дурного настроения. При каждом крошечном знаке дружелюбия и интереса со стороны Гонта, а он оказывал девушке много таких знаков, ее душа танцевала. Барбара не была защищена от бледной немочи, вызываемой прививками детской влюбленности. Неспособная наладить отношения с несколькими семьями, которых родители девушки считали достойными людьми, надежно оберегаемая сотней запретов и предрассудков от налаживания дружбы с «людьми недостойными», она в конце концов вообще осталась без друзей.
Иногда Барбару приглашали на вечеринки, но одежда девушки для них не подходила, лицо никогда не знало косметики, а манеры отличались нервозностью и порывистостью. Она шокировала молодых людей своими приступами испуганного смеха и пылким вниманием к каждой мелочи. Если бы застенчивость Барбары приобрела любую другую форму, девушка смогла бы найти кого-нибудь, кто бы с ней подружился, но обычно она парила в стороне от групп молодежи, смущая, раздражая хозяйку и напрочь отказываясь замечать усугубляющееся несчастье собственного одиночества. Барбара была счастливее, когда не получала никаких приглашений, и привыкла к лишенной какого-либо круга общения жизни, едва осознавая, пока не появился Гонт, противоестественность подобного существования. Каким образом финансовый кризис, все еще не в полной мере доходивший до сознания девушки, мог бросить даже легкую тень на ее радостное возбуждение? Джеффри Гоит улыбался ей, чопорный мистер Белл всякий раз искал возможность завязать беседу, и, хотя она никогда не призналась бы в этом, поведение мистера Квестинга, отвратительное, ужасное, каким оно выглядело во время последнего инцидента, в воспоминаниях не являлось таким уж неприятным фактом. Что же касалось предложения бизнесмена о замужестве, как альтернативы денежного краха, Барбара приспособилась скрывать мысль о нем под слоем менее тревожных размышлений.
Посылка от Сары Снэйп лежала под почтовым ящиком, заваленная пучками зелени и буханками хлеба. Сначала Барбара решила, что коробка попала сюда по ошибке или предназначена Гонту и Дикону. Затем девушка увидела на ней свое имя и стала мысленно перебирать в уме все невероятные предположения. Первая мысль — неизвестная тетя Винни прислала очередную партию никуда не годных обносков. Только нащупав намокшую веревку, Барбара заметила очень красивые буквы на ярлыке, штамп Новой Зеландии и почтовую марку.
Платье лежало под листами папиросной бумаги, аккуратно сложенное.Девушка могла бы простоять на коленях в мокрой траве гораздо дольше, если бы изморось не начала попадать на три блестящие
звездочки. Нервным движением Барбара отбросила крышку коробки, а вслед за ней оберточную бумагу. Все еще не поднимаясь с колен, окруженная легким ореолом дождика, она прикоснулась к посылке. Сзади приблизился Саймон. Девушка обернулась и посмотрела на него полусияющим, полунедоверчивым взглядом.
— Это не мое, — пробормотала она.
Юноша поинтересовался, что лежит в коробке. К этому моменту Барбара уже сняла с себя дождевик и аккуратно обернула им посылку.
— Черное платье, — ответила она, — с тремя звездочками. Внизу еще какие-то вещи. Другая коробка. Я не заглядывала туда. Это не мне.
— А тетя Винни?
— Платье не от тети Винни. Оно новое и прислано из Окленда. Должно быть, есть еще какая-то Барбара Клейр.
— Чудачка, — сказал Саймон. — Наверное, она выслала деньги или чек. Зачем ты, черт возьми, сняла плащ? Промокнешь.
Его сестра поднялась на ноги, прижимая к груди огромный сверток.
— На коробке стоит мое имя. «Барбара Клейр. «Горячие Источники» Wai-ata-tapu, Хэрпун». Внутри конверт. Тоже с моим именем.
— А что в нем?
— Я не смотрела.
— Ты совсем обалдела.
— Это не может быть для меня.
— Ха, сумасшедшая. Ну ладно, а как там насчет хлеба и почты?
— Я не смотрела.
— О черт, ты тупая, как топор мясника. — Саймон открыл почтовый ящик. — Здесь открытка от дяди Джеймса. Он возвращается вечером. Телеграмма для мамы из Окленда. Интересно. Прямо-таки поток постояльцев. Да, посмотри, хлеб сейчас скатится в грязь, а тебя, похоже, ничего не волнует. Ну, подожди еще.
Но Барбара, сжимая в руках посылку, уже бежала под дождем вверх по пригорку.
Гонт в халате ожидал на веранде.
«Слишком мрачное и пышное одеяние, — подумал Дикон. — Как бы ни сложилась судьба платья, какова бы ни была следующая реакция Барбары, патрон получил награду, когда девушка пробежала через пемзовый пригорок, положила посылку на столик на веранде и стала звать свою мать».
— Привет, — сказал Гонт. — У вас день рождения?
— Нет. Что-то произошло, и я не могу понять, что именно.
Барбара освободила коробку от дождевика. Ее натруженные домашней работой, еще не высохшие после дождя руки слегка дрожали. Девушка сняла оберточную бумагу.
— Там фарфор? Вы так осторожно его трогаете.
— Нет. Это... мои руки!
Барбара побежала с веранды в ванную. Саймон с хлебом медленно миновал пригорок и скрылся в доме.
— Вы сказали им, что написать? — спросил Гонт Дикона.
— Да.
Девушка вернулась, продолжая громко окликать свою мать. Миссис Клейр и полковник появились с такими выражениями на лицах, будто ожидали какую-то новую катастрофу.
— Барби, не кричи так громко, дорогая, — произнесла встревоженная миссис Клейр, взглянула на знаменитого постояльца и неопределенно улыбнулась. Ее муж и брат никогда не расхаживали по веранде в экзотического вида халатах, но она начала формировать некий дополнительный запас манер для Гонта. Дикон не преминул заметить, что Гонт обращался с ней нежно и обходительно, словно с собственной матерью.
Барбара сняла с коробки крышку. Ее родители, издав непонятные звуки, уставились на платье. Девушка взяла конверт.
— Разве это может быть для меня? — спросила она, и Дикон заметил в ней боязнь заглянуть внутрь послания.
— Боже милостивый! — воскликнул полковник. — Что ты там еще купила?
— Я не купила, папа. Это...
— От тети Винни. Как мило, — произнесла миссис Клейр.
— Почерк не тети Винни, — вдруг заметил ее муж.
— Нет, — подтвердила Барбара, разорвала конверт, и оттуда на черное платье выпала большая открытка. Надпись зелеными чернилами была сделана поперек каким-то пышным и явно женским почерком. Девушка громко прочитала текст: «Если вы примете этот дар, значит, цена его огромна». Все, — сказала Барбара, и ее родители приняли недовольный и упрямый вид.
Откуда-то появился Саймон и повторил свое предположение насчет того, что тетя выслала чек в магазин Окленда.
— Но она никогда не бывает в Окленде, — резко возразил полковник. — Как может женщина, живущая в Пуне, отправить чек в магазин, когда ни разу не слышала о Новой Зеландии? Абсурд.
— Должна сказать, — заявила миссис Клейр, — хотя это очень мило со стороны дорогой Винни, думаю, не очень красиво загадывать нам подобные загадки. Ты должна, конечно, сейчас же написать ей и поблагодарить, Барби.
— Но я повторяю, Агнес, посылка не от Винни.
— Откуда мы можем знать, дорогой,- если она не написала свое имя? Именно это я имею в виду, когда говорю, что было бы лучше, если бы Винни вложила внутрь, как обычно, маленькую записочку.
— Почерк не ее. Зеленые чернила и цветистая фраза! Странно.
— Наверное, она хотела сделать нам сюрприз. Полковник неожиданно с потерянным видом пошел прочь.
— Нельзя ли взглянуть на платье? — спросил Гонт. Барбара достала наряд из коробки, и листы папиросной бумаги упали с него на пол. Три звездочки на юбке снова засверкали. Это было чудесное скромное
платье. — Прелесть, — произнес Гонт. — Лучше и пожелать нельзя. Вам нравится?
— Нравится? — Девушка взглянула на актера, и ее глаза наполнились слезами. — Оно так изумительно, что я не могу поверить в его существование.
— В коробке лежат еще какие-то вещи, не так ли? Давайте я подержу платье.
Гонт помог Барбаре, и та встала коленями на стул, лихорадочно изучая остальное содержимое посылки. Дикон, чьи указания предоставили Саре Снэйп полную свободу действий, убедился, что она прислушалась к его словам. Орехового цвета атлас был мягким и плотным, а кружева — умеренно пышными. Кажется, в коробке лежал полный комплект белья. Барбара завернула его обратно, достала исключительно интимный предмет одежды, тут же спрятала и густо покраснела. Ее мать встала между дочерью и Гонтом.
— Может быть, тебе лучше отнести посылку в дом, дорогая? — произнесла она с укоризной.
Девушка с коробкой бросилась к дверям, и, к совершенно очевидному смущению миссис Клейр, за ней последовал Гонт с платьем. Курьезная сцена нашла свое продолжение в столовой. Барбара колебалась между восторгом и смущением, когда актер действительно начал обследовать содержимое посылки, в то время как миссис Клейр пыталась отвлечь его внимание сбивчивыми пояснениями по поводу дальнего родства Винни, являющейся тетей и крестной матерью одновременно. Дикон продолжал наблюдать за происходящим, а Саймон читал утреннюю газету. В маленьких коробках были обнаружены туфли и чулки.
— Благослови мою душу! — весело воскликнул Гонт. — Настоящее приданое!
Полковник Клейр внезапно возник на пороге.
— Вероятно, это Джеймс, — предположил он и снова стремительно исчез.
— Дядя Джеймс! — вскрикнула Барбара. — Мама, дядя Джеймс мог это сделать?
— Вероятно, Винни написала Джеймсу... — начала миссис Клейр, но Саймон из-за газеты напомнил:
— Она с ним незнакома.
— Знакома, — отважно возразила его мать.
— У тебя в руке телеграмма, — сказал юноша. — Почему ты ее не читаешь, ма? Может, она как-то связана с одеждой для Барби.
Все уставились на миссис Клейр, пока она читала телеграмму. Выражение ее лица говорило о смущении, сменяемом животным страхом.
— О нет! — воскликнула наконец женщина. — Еще одного мы принять не можем. О, дорогой!
— В чем дело? — спросил Саймон.
— Телеграмма от Септимуса Фоллса. Этот господин сообщает, что приезжает на две недели полечить люмбаго. Как же мне быть?
— Отказать.
— Не могу. Здесь нет обратного адреса. Просто сказано: «Пожалуйста, приготовьте одну комнату пятницу, организуйте лечение люмбаго, остановлюсь две недели. Септимус Фоллс». Пятница... Пятница?! — вскричала миссис Клейр. — Что же нам делать? Это сегодня...
Мистер Септимус Фоллс прибыл поездом и на такси в половине пятого за несколько минут до приезда доктора Акрингтона, который забрал свою машину в Хэрпуне. Какими-то титаническими усилиями Клейры подготовились к принятию нового постояльца. Саймон перебрался в свой домик, Барбара в его спальню, а комната девушки была предназначена для мистера Фоллса. Гость оказался англичанином среднего возраста, высоким, но немного сутулым и тяжело опирающимся на трость. Он имел приятную внешность, хорошие манеры и часто остроумно шутил.
— Извините, что не прислал вам предупреждение раньше, — сказал мистер Фоллс, слегка морщась от боли, когда поднимался по ступенькам, — но это несчастное обострение болезни случилось со мной вчера вечером внезапно. Мне приходилось видеть ваше объявление в газете, и мой лечащий врач согласился с моей идеей попробовать термическую терапию.
— Но мы не давали объявления в газеты, — заявила миссис Клейр.
— Уверяю вас, что одно я видел. Если только по какой-то случайности я не приехал в другие «Горячие Источники» Wai-ata-tapu. Ваша фамилия Квестинг, надеюсь?
Миссис Клейр побагровела и вежливо ответила:
— Моя фамилия Клейр, но вы не ошиблись. Могу я проводить вас в вашу комнату?
Мистер Фоллс извинился, поблагодарил хозяйку и добавил, что пока может ковылять сам. Кажется, его восхитила весьма сомнительная прелесть комнаты Барбары.
— Если бы вы знали, — произнес он дружеским тоном, — как сильно выросла во мне ненависть к удобствам. Я живу в отелях уже шесть месяцев и стал таким заплесневелым от всевозможных традиций, что, уверяю вас, выдержал настоящую борьбу, перед тем как заставить себя носить галстук в горошек с костюмом в полоску. Повсюду одни трудности. Но теперь... — гость взглянул на предметы мебели Барбары, которые она под непродолжительным влиянием местных журналов раскрасила в несколько первобытные цвета, — здешняя обстановка вернет меня к нормальной жизни навсегда.
Водитель такси внес багаж мистера Фоллса, делившийся на два вида. Три абсолютно новых чемодана соседствовали с удивительно маленьким, сильно потертым и сплошь покрытым наклейками. Миссис Клейр
никогда не видела так много наклеек. В дополнение к почти стертым названиям английских и континентальных отелей на крышке теснили друг друга новозеландские имена. Гость проследил за взглядом женщины и сказал:
— Вы, видимо, думаете, что я «месье путешественник, который неспособен принести пользу своей родине», и так далее. На самом деле такая страсть терзает какого-то другого Фоллса. Хотите вечернюю газету? Новости — это, как всегда, все.
Миссис Клейр поблагодарила его и удалилась с газетой на веранду, где обнаружила брата, занятого шумными препирательствами с Барбарой. Сзади робко стоял Дикон.
— Прекрасно, старина, — сказала миссис Клейр и поцеловала доктора. — Как чудесно видеть тебя снова с нами.
— Только не надо так галдеть по поводу моего возвращения. Я же не в Южную Польшу ездил, — ответил доктор Акрингтон, но тоже поцеловал сестру. — Ты прекратишь строить мне гримасы? Разве у меня есть привычка врать? И с какой стати я буду дарить тебе наряды, глупая девчонка?
— Ну правда, дядя Джеймс! Слово чести?
— А я уверена, он что-то об этом знает! — лукаво воскликнула миссис Клейр. — Ну не простачки ли мы были? Думали о доброй крестной матери и не предполагали, что здесь действует добрый крестный отец, не правда ли? Дорогой Джеймс, — она снова поцеловала брата, — но ты не должен был...
— Создатель милосердный! — взмолился доктор Акрингтон. — Я выгляжу добрым! Разве похоже, что я, который последние дней десять настаивал на прекращении безумства ведения хозяйства с помощью экономии и накопления средств... Похоже, чтобы я стал выбрасывать бешеные суммы на женские тряпки? И умоляю тебя, Агнес, зачем ты вцепилась в газету? Уж не ожидаешь ли ты найти в военных новостях какие-нибудь успокаивающие факты?
Миссис Клейр протянула ему газету и молча указала на параграф в колонке объявлений. Барбара через плечо дяди прочитала:
«КУРОРТ С МИНЕРАЛЬНЫМИ ВОДАМИ «Горячие Источники» Wai-ata-tapu.
Посетите сказочную оздоровительную страну чудес на Северном Острове. Уникальный курс лечения проводится на основе редчайших химических свойств вод и грязей природных бассейнов. Восхитительные окрестности. Уютный частный отель. Комфорт и внимание. Медицинское обслуживание. Новое руководство курорта. М. Квестинг».
Газета затряслась в руках доктора Акрингтона, но он ничего не сказал. Его сестра указала на колонку светской хроники,
«Мистер Джеффри Гонт, знаменитый английский актер, гостит в Wai-ata-tapu в сопровождении мистера Дикона Белла, его личного секретаря».
— Джеймс! — выкрикнула миссис Клейр. — Помни о своем расстройстве пищеварения!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34