Вследствие сего вновь требую, чтобы Вы прекратили карточную игру, участие в бегах и вообще не афишировали себя. Учтите, что больше никаких предупреждений не последует».

Это письмо последовало после ревизии Нижегородского охранного отделения. Любопытно, что ревизор получил сведения о «несоответствующем образе жизни» жандармского офицера от губернатора, которым был в то время знаменитый Алексей Хвостов, позже министр, затем при Временном правительстве привлечённый к суду за растрату казённых денег, Хвостов, прославившийся своими авантюрами с Белецким, Ржевским и тд.
Это он, Хвостов, сетовал, что начальник «охранки» ведёт образ жизни, не соответствующий его конспиративным служебным обязанностям, пользуется совершенно непристойной для своего звания «популярностью» в городе, ибо имеет собственный выезд, который охотно демонстрирует обывателям города, выезжая в определённые часы на «катанья» по главным улицам.
Хвостов, по его собственным словам, «отнюдь не осуждал бы личной жизни подполковника, если бы только она не мешала, с одной стороны, нормальной работе местной полиции по надзору за азартными играми в местных клубах, а во-вторых, и главным образом, если бы увлечение подполковника широкой общественной жизнью не отражалось на интенсивности и продуктивности работы охранного отделения».
Хвостов жаловался на помехи, которая создаёт широкая общественная жизнь начальника охранного отделения. Помехи тоже любопытны. Конечно, Хвостов-губернатор боролся с азартными играми (испокон века все администраторы этим занимаются), но вот прикажет он полиции произвести внезапную проверку в клубах, а ему и докладывают, что в числе игроков находятся начальник жандармского управления и начальник охранного отделения. Но последний, несмотря на выговоры и предупреждения, не смог изменить образа жизни, который казался столь предосудительным его начальству. Он позволил себе выступить в том же «бюрократическом клубе» в роли мелодекламатора. Это было уже совсем возмутительно, и командир корпуса жандармов высказал самое категорическое осуждение артистическим опытам своего подчинённого. Объяснения последнего – совершенно исключительная дискуссия на тему о жандармском поведении: «Я действительно, по просьбе собравшейся публики, состоявшей исключительно из моих знакомых, прочёл два стихотворения Апухтина. Наряду с этим некоторые из присутствующих пели, играли на разных инструментах, так что составился импровизированный литературно-музыкальный вечер без всякой программы, даже без наличности эстрады, которая обычно устраивается, если концерт подготовлен и носит более официальный характер. Самый вечер являлся также обыкновенным, и даже не было установлено платы за места или за вход. Последнее обстоятельство весьма существенно, так как по законоположениям и разъяснениям военного министерства офицеры имеют право участвовать не только в концертах, но и в спектаклях, если они бесплатны. Приказами по отдельному корпусу жандармов также не установлено ограничений для офицеров корпуса по поводу выступлений, разрешаемых офицерам русской армии вообще. Я полагал поэтому, что не нарушал своим чтением никаких правил».
На этом объяснения не заканчиваются. Начальник Нижегородского отделения пытается оправдать свой «образ жизни» с точки зрения… инструкции по внутреннему наблюдению. «Мне казалось, что это не идёт вразрез с теми особенными обязанностями, которые налагаются на меня службой по розыску. Я полагал, что чем более буду пользоваться симпатиями местного общества (а это достигается исключительно общением с ним), чем я более буду жить его жизнью, тем скорее буду иметь возможность знать среду, освещать общественное настроение, так как агентуры наёмной, которой мы пользуемся в подпольных организациях, в обществе получить почти невозможно».
Милая провинция! Читает ли офицер Апухтина, катается ли на рысаках, играет ли на бегах, – он думает об одном: об уловлении душ.
Теоретики политического сыска, создавшие инструкцию по организации и ведению секретной агентуры и контролировавшие постановку этого дела в пределах империи и за границей, с особенным углублением разработали психологию отношений жандармского офицера-руководителя к руководимому им секретному сотруднику, и самое приобретение секретных сотрудников в глазах Департамента полиции представляется актом по преимуществу психологическим, делом очень щекотливым, требующим осторожности и терпения. Когда процесс приобретения завершался, и революционер оказывался заагентуренным, то в психологической игре руководителя-офицера с сотрудником мог оказаться роковым для неопытного руководителя момент борьбы за авторитет. Департамент указывал офицеру на опасность подчиниться духовному влиянию сотрудника. «Лица, заведующие агентурой, должны руководить сотрудниками, а не следовать слепо указаниям последних. Обыкновенно сотрудник выдающийся – интеллигентный и занимающий видное положение в партии – стремится подчинить своему авторитету лицо, ведущее с ним сношения, и оказывает давление на систему розыска. Если для сохранения отношений возможно оставлять его в убеждении, что такое его значение имеет место, то в действительности всякое безотчётное движение сотрудников приводит к отрицательным результатам».
Руководитель, подчинивший сотрудника своему авторитету и своей воле, в дальнейших отношениях должен был, следуя предписаниям своих профессоров из Департамента, воздействовать на мировоззрение сотрудника и на его душевное настроение. Если сотрудник начинал работу предательства по материальным соображениям, то в нем надо было «создавать и поддерживать интерес к розыску, как орудию борьбы с государственным и общественным врагом – революционным движением». Особенно ценными представлялись в этом отношении сотрудники, начавшие передавать по побуждениям отвлечённого характера. Офицеру предписывалось путём убеждения склонять на свою сторону и обращать революционеров в лиц, преданных правительству. Руководители Департамента весьма ценили убеждённость сотрудников и, получая известия о разоблачениях своих агентов, старались определить, в какой мере они сохранили и афишировали эту убеждённость. Результаты получались неудовлетворительные Так, при осмотре дел о лицах, оказавших секретные услуги розыскного характера в политических преступлениях за 1906–1911 годы, деятельность которых сделалась известной в антиправительственных организациях, оказалось, что «при производстве расследований революционными организациями в целях обнаружения и разоблачения данных о секретной службе членов организации, лишь одна жена врача Зинаида Кученко, бывшая членом партии эсеров, при означенных расследованиях безбоязненно и открыто заявила эмигранту Бурцеву, что она, состоя членом партии, служила одновременно русскому правительству из-за идейных побуждений и вполне сознательно относилась к розыскному делу, постоянно заботясь только об интересах этого дела. Что же касается других лиц, уличённых революционными организациями, как-то: А.Г.Серебрякова, жена судебного пристава О.Ф.Руссиновская-Пуцято, мещанка Т.М.Цетлин и другие, то таковые, хотя исполняли свои обязанности прилежно, являясь врагами преступной крамолы, тем не менее при разоблачении их об этом открыто не заявляли».
В повседневных отношениях к сотруднику департамент требовал от руководителя-офицера души, души и души, сердечного, мягкого, тёплого и ровного отношения. «Заведующему агентурой рекомендуется ставить надёжных сотрудников к себе в отношения, исключающие всякую официальность и сухость, имея в виду, что роль сотрудника обычно нравственно очень тяжела и что эти встречи часто бывают в жизни сотрудника единственными моментами, когда он может отвести душу и не чувствовать угрызений совести». Так гласила инструкция, и департамент, получая сведения с мест и анализируя их, всегда отмечал и указывал жандармским офицерам на недопустимость несдержанного, нервного отношения к секретным сотрудникам. Приведём отрывок из такого письма к местному охранному отделению: «Усматривается недостаточно ровное и слишком формальное, сухое отношение к секретным сотрудникам, отчасти, может быть, вследствие неуверенности вашей в искренности некоторых из них. Последнее обстоятельство, если оно имеется в действительности, несовместимо и является прямым следствием именно формального, сухого отношения, которое, очевидно, не может расположить сотрудника к какой бы то ни было откровенности. Между тем искренность агентуры составляет главнейшее условие для правильного и продуктивного её использования. Почему прежде всего необходимо установить самые простые, сердечные (но отнюдь не фамильярные) отношения с сотрудниками, чтобы не только расположить, но и привязать их к себе. У сотрудников не должно быть не только ни малейшего страха к своему руководителю, но даже и сомнения в доступности последнего… Не следует также давать серьёзной агентуре особых агентурных поручений по незначительным выяснениям; во всяком случае такие поручения могут быть высказаны лишь в форме пожеланий и отнюдь не в форме требований. Вообще же, давая поручения сотрудникам, ни в коем случае не допускать нажима при их исполнении, так как всякое форсирование в этом очень часто ведёт лишь к провалам агентуры, создание которой должно быть первейшей обязанностью руководителя».
При столь высоком представлении о секретном сотруднике, какое было у Департамента полиции, понятно, что Департамент полиции требовал бережного отношение к сотруднику. Заботливость о сохранении сотрудников была весьма многосторонняя, и даже тогда, когда приходилось расставаться с сотрудником, не следовало, по указанию инструкции, обострять с ним личных отношений.

Нехорошие газеты

Правительство вело борьбу с печатью по всему фронту. Кажется, не было ни одного ведомства, ни одной части, которая не принимала бы участия в войне с печатным словом и не была бы повинна в известном его ущемлении. В этой войне не последнее место занимала борьба с осведомлённостью печати. Власти не могли спокойно относиться к тому, что их скрытые действия и намерения получали оглашение в ежедневной прессе, что компрометирующие их официальные документы, хранившиеся за семью печатями, становились достоянием гласности. О том, как положить конец таким публикациям, как подорвать корни газетной информации ломали голову многие чины – от самых крупных до самых мелких, от председателя Совета министров до последнего филёра.
Отрядами, на которые была возложена специальная задача пресечения нитей информации, являлись Главное управление по делам печати, Департамент полиции и охранное отделение. Прежде всего сознало своё бессилие и сложило оружие цензурное ведомство – Главное управление по делам печати. Статс-секретарь Коковцев 18 января 1912 года обратился к министру внутренних дел А.А.Макарову с письмом «о необходимости изыскания надлежащих мер к прекращению печатания в газетах официальных бумаг, добываемых из правительственных установлений незаконными путями». Главное управление по делам печати, куда было передано письмо Коковцова, попробовало искать средства борьбы против информации в сфере юридических способов воздействия и с этой целью предприняло «изыскание способов понуждения редакторов повременной печати обнаруживать имена лиц, доставляющих в редакцию секретные документы», но при этих изысканиях выяснилось, что по существующим законам «правительство лишено права предъявлять к редакторам подобного рода требования, а в уголовных законах, при самом распространительном их толковании, не заключается никаких оснований для применения их».
Ещё не успело Главное управление разработать своего ответа на письмо Коковцова, как в борьбу с газетной осведомлённостью вмешались новые лица, и правительственные агенты должны были встрепенуться. «Его Императорское Величество, по ознакомлении с представленною морским министром вырезкою из газеты „Речь“ от 29 января, за № 28, со статьёй Л. Львова „Тактика морского Министра“, воспроизводящею почти дословно письмо государственного контролёра, от 1б января за № 14, на имя председателя Совета министров по вопросу об изменении, положения о совещании по судостроению, разосланное членами Совета министров 1 февраля, высочайше соизволил обратиться к председателю Совета министров с рескриптом от 6 февраля, в котором, указывая на совершённую нетерпимость подобных разглашений в печати правительственных документов, повелел председателю настоять на полном расследовании этого случая и затем о результате доложить Его Величеству». Вот тут-то и пошла писать губерния. Получив рескрипт, Коковцов немедленно же адресовался к А. А. Макарову, министру внутренних дел, с письмом, в котором писал между прочим: «В исполнение высочайшего повеления и имея в виду, что виновных в похищении материала для криминальной статьи следует искать либо в подлежащем учреждении государственного контроля, откуда исходил оригинал этого письма, либо в государственной типографии, где оно печаталось, либо в канцелярии Совета министров, я сделал распоряжение о производстве тщательного расследования по всем трём учреждениям. Но вместе с тем не могу не заметить, что подлежащие начальства означенных учреждений не имеют в своём распоряжении всех необходимых средств к обнаружению виновных в такого рода хищениях и что более надёжным для сего средством явилось бы совершенно негласное, в порядке секретного полицейского сыска, расследование всех путей и способов, коими газеты и, в частности, в данном случае, сотрудник газеты „Речь“ Л. Львов (Л. М. Клячко) добывает себе материал для газетных статей из правительственных источников». О производстве этого расследования и просил Коковцов Макарова. Макаров тотчас же положил резолюцию: установить за сношениями Клячко негласное наблюдение, сделать (по канцелярии) распоряжение о недопущении его в центральные учреждения за получением сведений для печати. 13 февраля начальник Петербургского охранного отделения получил предписание «установить самое тщательное и совершенно негласное наблюдение за сношениями Л. М. Клячко (Д. Львов) и о результатах наблюдения еженедельно сообщать Департаменту полиции». С этого момента Львов получил на довольно продолжительное время верных, но тайных спутников, которые изо дня в день наполняли свои «дневники наблюдения» за Царицынским (такова была так-называемая кличка наружного наблюдения, данная Львову) дребеденью вроде: вышел в 1 час дня из дома, поехал на извозчике в редакцию, зашёл в банк, посетил Министерство торговли и т. д.
Расследуя вопрос о газетной информации, охранное отделение выяснило в то же время, что, кроме Львова, составлением обличительных статей занимаются ещё Аркадий Румянов и Александр Стембо. Негласное наблюдение было установлено и за ними, но оно не дало никаких интересных для «охранки» результатов. Резюмируя неудачу наружного наблюдения, руководитель розыска писал: «Вскоре пришлось снять наблюдение по той причине, что слежка за газетными сотрудниками, при постоянных разъездах по городу, часто в автомобилях, нередко прерывалась и, наконец, была замечена самими наблюдаемыми. Кроме того, наблюдение оказалось недостигающим цели ещё и потому, что, отмечая посещение газетными сотрудниками тех или иных правительственных учреждений, оно не давало, ввиду совершенной невозможности выслеживать наблюдаемых внутри казённых помещений, необходимых указаний на то, с кем именно из должностных лиц и по каким поводам наблюдаемые входили в общение».
В распоряжении Департамента полиции оставалось одно сильное средство: в виду неудачи наружного наблюдения департамент нашёл более соответственным перейти к обыскам и арестам. Мера эта с одобрения министра А. А. Макарова была применена летом 1912 года к Руманову, Стембо, Львову, Атамакину и Раковскому. Обыски, по деликатному выражению охранного отделения, коснулись и редакций газет «Речь» и «Биржевые ведомости».
При обысках были отобраны различные секретные циркуляры и другие официальные документы, но указаний на источники получения этих документов эти обыски не дали. При допросах обысканные заявили, что официальные документы они получали непосредственно от разных сановников.
Данные наружного наблюдения подтверждали заявления журналистов, и, таким образом, при всем старании обвинить их в преступных деяниях, связанных с приобретением документов, не удалось, и «переписка» о них была прекращена.
О произведённом охранным отделением и Департаментом полиции расследовании и о его результатах министр внутренних дел сообщил Коковцову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71