А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Все пятеро соседей по комнате клюнули на эту удочку, а один из них даже по-братски помог ему раздеться и лечь в постель. Теперь ему надо было дождаться, пока все уйдут, и встать последним.
Он снова заснул. В семь часов кто-то разбудил его, тряся за плечо, и крикнул:
– Эй! Товарищ! Семь! Ты должен идти на работу...
– Семь часов? – переспросил Юбер. – У меня есть время. Много времени.
Сосед оставил его в покое и ушел. В половине восьмого его заставила встать пришедшая уборщица. Он прошел к общему умывальнику в глубине коридора, умылся, побрился, потом, вернувшись в комнату, оделся под равнодушным взглядом уборщицы, видавшей и не такое.
Когда он шел по вестибюлю к выходу, его окликнул администратор:
– Товарищ Ворошин, вам записка.
Юбер взял запечатанный конверт и сунул в карман, несмотря на снедавшее его любопытство. Тусклые глаза администратора проследили за его жестом.
– Вы останетесь на следующую ночь, товарищ Ворошин? Я должен знать это сейчас.
Юбер пожал плечами.
– Пока не знаю. Скажу через час.
– Но не позже, а то я велю вынести ваши вещи вниз и сдам место другому.
– Хорошо.
Он неторопливо вышел, дошел до порта и только тогда вскрыл конверт. Внутри лежал листок белой бумаги с напечатанным на машинке текстом:
"Приходите как можно скорее. Проспект Победы, д. 27, второй двор, лестница слева, пятый этаж, дверь 6".
Никакой подписи. В принципе, приглашение могло исходить только от Манновой. В принципе...
Юбер заучил адрес наизусть и съел записку. Судя по описанию, речь шла о современном и очень большом здании.
Он набрался смелости и спросил дорогу у прохаживавшегося по тротуару милиционера. Проспект Победы находился недалеко. Надо было пройти метров триста по набережной и свернуть направо.
Дом оказался двенадцатиэтажным, бетонным. Фасад не был завершен. Юбер без колебаний вошел под широкую арку, пересек первый двор и попал во второй. Лестница слева, пятый этаж. Хорошо, что не двенадцатый, а то лифт пока не работал.
Дверь с цифрой 6. В темном коридоре его охватило неприятное предчувствие. А если это ловушка? Нет, не может быть. Если бы чекисты хотели его арестовать, то пришли бы в гостиницу. Это было проще.
Юбер поднял руку, чтобы постучать, но дверь открылась и из прихожей, еще более темной, чем коридор, прозвучал хорошо знакомый ему голос:
– Входите.
Он подчинился, почувствовав облегчение. Лин провела его в довольно просторную комнату, хорошо освещенную большим прямоугольным окном. Он быстро окинул взглядом декор и повернулся посмотреть на нее. Она была одета в довольно элегантное серое шерстяное платье, и его снова очаровал блеск голубых глаз на ее темном, как старое золото, лице. Потом он увидел в этих глазах тревогу и нахмурил брови.
– Прошу прощения за вчерашнее утро, – машинально сказал он. – Я вел себя, как хам, о чем сильно жалею.
Маннова нетерпеливо махнула рукой и ответила ледяным тоном:
– Речь не об этом! Я увидела вас в окно, почему и открыла дверь...
Она потерла руки и продолжила:
– Рыбаки нашли тело человека, которого вы сбросили в реку... Он был агентом МВД из Адатиума. Рано утром на ферму приезжал комиссар, расспрашивал. Он допросил меня...
Юбер снял кепку и положил ее на стол.
– Это неприятно, – сказал он не слишком уверенным тоном.
Она посмотрела ему в лицо, и в ее светло-голубых глазах была почти ненависть.
– Еще как! Он уехал, сказав, что позвонит в Ноглики... Он не мог понять, зачем тот тип пошел туда среди ночи, а не вернулся прямо домой. Он подумал, что я попросила его проводить меня. Если бы я догадалась об этом раньше, то так бы и сказала... Они бы подумали, что он упал с моста на обратном пути...
Она перевела дыхание, не сводя с него глаз. Он не находил слов. Он мог ей ответить только одно: не его вина, что тот тип пошел за ним, а если бы он оставил его в живых, их положение было бы намного хуже.
– Если бы тот тип был кем угодно, они сразу бы приняли версию о несчастном случае. Они бы подумали, что он шел браконьерствовать и так ему и надо. Но он был чекистом, и они не успокоятся, пока не выяснят все дело. Они будут суетиться, всюду совать свой нос. Они уже позвонили Владимиру...
– Тому, кто подвез вас в первое утро?
– Да.
Лин выглядела по-настоящему озабоченной. Наконец она отвела глаза и, понизив голос, сообщила:
– Я не могу больше сопровождать вас. Из-за вас ко мне привлечено внимание чекистов, и мы представляем друг для друга опасность:
Юбер хладнокровно констатировал:
– Вы меня бросаете.
Она была слишком умна, чтобы проглотить такой крючок.
– Называйте, как хотите, это не имеет значения. Важно то, что я хочу жить. И жить на свободе...
– И как далеко вы готовы зайти в этом вашем желании?
Лин вздрогнула, как от пощечины, и смерила его гневным взглядом.
– Я вас не выдам, если вы намекаете на это. В любом случае ваш провал будет означать и мой тоже.
Она успокоилась, глубоко вздохнула и добавила своим обычным голосом:
– Нет, я вас не бросаю. Я дам вам другие документы. Если ваш след обнаружат здесь, то надо, чтобы здесь же он и оборвался. Они подумают, что вы пересекли пролив, чтобы попасть на континент...
– Мне нужно в Погоби, – напомнил Юбер.
– Я не забыла. Отсюда в Погоби ведет дорога, проложенная вдоль берега и проходящая через Тромбасс. С начала большого строительства она под строгим наблюдением. Вы можете сесть в грузовик, но я вам не советую.
– Значит, поезд?
– Поездов нет. Железная дорога только строится и будет закончена не раньше, чем через два-три месяца. Надежнее всего забраться в самоходную баржу. Они ходят вдоль побережья в Погоби, перевозя уголь...
Юбер равнодушно пожал плечами.
– Лишь бы добраться до цели...
– Все эти баржи отходят от набережной Максима Горького. Это рядом с улицей Кирова.
– А если я по ошибке сяду на судно, которое увезет меня в другое место? На континент, например?
– Никакой опасности. Большие баржи, что ходят в Погоби, имеют дизельные моторы, а суда на Николаевск и Владивосток крупнее и на пару.
– Ладно. Хочется вам верить...
Лин бросила на него двусмысленный взгляд.
– А зачем я стала бы вас обманывать?
Юбер не ответил, и она, помрачнев, добавила:
– Вы неприятный собеседник.
– Мне очень жаль.
Между ними повисло натянутое молчание. Ему казалось, что она только и ждет случая помириться, но он не хотел этого по-настоящему и спрашивал себя, почему чувствует глухую враждебность к женщине, которая помогала ему.
– Мне очень жаль, – повторил он.
Он произнес это тоном, ясно говорившим: "Это все, что я могу для тебя сделать". Она напряглась и спросила:
– Документы с вами? Я дам вам другие...
Юбер достал из кармана маленькую полотняную сумочку и бросил ее на стол.
– Это ваша квартира?
– Нет. Здесь живет моя подруга. Она сейчас в Москве на всесоюзном съезде спортсменов, а ключ оставила мне...
– Понятно.
Лин прошла в соседнюю комнату, очевидно, служившую кухней, и почти тотчас вернулась.
– Вот. Теперь вас зовут Дмитрий Зиновьев...
Они еще долго обсуждали различные детали операции, пока Лин не сказала:
– Вам пора. Я очень рисковала, вызвав вас сюда. Что вы сделали с запиской, которую я...
– Съел, – ответил Юбер. – Надеюсь, я ее переварю.
Она осталась серьезной и, гордо откинув назад свою голову азиатской королевы, заключила:
– По всей видимости, мы с вами больше никогда не увидимся. Я на это надеюсь. У меня останутся от вас неприятные воспоминания...
– Мне очень жаль, – снова сказал Юбер.
Он был искренен.
Лин проводила его до двери.
Владимир указал водителю автобуса на стул и сказал:
– Садитесь.
Водитель неловко сел, явно смущенный.
– Я вас вызвал...
Зазвонил телефон, и комиссар перебил себя, чтобы ответить:
– Алло...
Звонили из лаборатории Гродекова. Одежда, представленная для анализа химикам, была выстирана с помощью порошка, редко применяемого в СССР. Один из инженеров читал в научном журнале, что такие моющие средства использует интендантство армии США. Кроме того, масло, пятна которого остались на брюках, бесспорно, американского производства. Этого достаточно?
– Достаточно, спасибо.
Владимир бросил трубку на рычаг и стиснул зубы. Его круглое, обычно немного вялое лицо, приняло жесткое выражение. Водитель автобуса сжался на стуле, спрашивая себя, какой камень сейчас упадет ему на голову, и в сотый раз повторял себе, что совершенно ни в чем не виноват.
– Позавчера, – начал Владимир, – направляясь в Адатиум, ты посадил пассажира у пятого камня. Помнишь?
Шофер, задохлик с плохо подстриженными черными волосами, принялся крутить в грязных пальцах кепку. Он нахмурил брови, посмотрел вбок на пол, кривя рот, и медленно ответил:
– Да, помню, товарищ комиссар... Высокий тип, красивый, не очень приветливый на вид.
Лицо Владимира просветлело.
– Как он был одет?
Глаза шофера округлились.
– Как?.. Ну... Как все... Он был похож на рабочего в воскресном костюме... Помню, у него была кепка... коричневая, кажется; и еще котомка на плече.
– Он остановил тебя посреди дороги?
– Да. Как раз рядом с камнем, в самом лесу. Я еще подумал что он идет с лесосеки. Там недалеко их несколько.
– Что он тебе сказал?
– Ну... Попросил билет до Адатиума, заплатил и сел на свободное место.
Владимир открыл ящик, достал оттуда фотографию, присланную из Адатиума его коллегой Григорьевым, и протянул ее шоферу.
– Ты знаешь этого человека?
– Это... Это не тот, о ком мы говорили!
– Я знаю, – нетерпеливо сказал Владимир. – Ты его видел?
– Л а. Я его часто возил. Это милиционер из Адатиума, верно?
– Да. Когда ты его видел в последний раз?
Шофер задумался, потом его тупое лицо вдруг выразило радость.
– О! Как раз в тот день, когда посадил того типа у пятого камня. Подождите! Да, тот тип сел как раз рядом с милиционером, который, правда, был не в форме!
Комиссар почувствовал, как у него по спине пробежала дрожь.
– Значит, он сел рядом с милиционером? Они разговаривали?
– Этого я не знаю, товарищ комиссар. Я ведь за рулем, мне надо следить за дорогой, так?
– Разумеется. В Адатиуме они сошли с автобуса. А ушли они вместе?
Шофер поджал губы и с сомнением покачал головой. Механизм его памяти, казалось, немного заржавел и не сразу заводился. Наконец, он вспомнил.
– Я не видел, как они выходили, товарищ комиссар. Я был на крыше, снимал багаж пассажиров. Потом я хотел подмести в салоне и увидел, как высокий вышел из закусочной и пошел в сторону Александровского шоссе. Сразу после него милиционер тоже вышел из закусочной и пошел в ту же сторону, что и высокий.
– Далеко позади него?
– Метрах в пятидесяти. Где-то так. Было темно...
Владимир взял фотографию, которую ему протягивал собеседник, и убрал ее в ящик.
– Ладно, – сказал он. – Ты мне больше не нужен. Можешь идти. И никому ни слова, а не то...
По лицу шофера пробежала тень страха. Он вышел, пятясь и обещая держать язык за зубами. Владимир снял трубку внутреннего телефона и приказал:
– Через четверть часа мне нужна машина. Без шофера. Я поведу сам... Направление? Запишите: Адатиум и Александровск.
Он вышел в коридор и по пути обратился к одному из секретарей:
– Прекратите допросы Такары. Держите его в одиночке до моего возвращения. Я уезжаю на двадцать четыре часа.

8

Уже второй раз после наступления темноты Юбер проходил по оживленной набережной Максима Горького. Он шел решительным шагом, как человек, имеющий определенное дело и знающий, как его выполнить. Таким образом ни один милиционер, обеспечивавший безопасность порта, не обратил на него внимания.
Он сделал свой выбор. Длинная и тяжелая самоходная баржа, погрузка которой закончилась, имела покрытую брезентом спасательную шлюпку, куда было сравнительно легко забраться с причала.
Набережную освещали фонари, но их было недостаточно, и каждое судно, готовившееся к отплытию, освещалось еще и прожекторами, установленными на верхушках кранов. Когда погрузка заканчивалась, прожектора выключались и баржа оказывалась в тени.
На набережной перед выбранной Юбером баржой лежали две огромные стопки кирпичей, разделенные узким проходом. Убедившись, что в тени крана его никто не может заметить, он скользнул в этот проход, сжался на своей котомке, положенной там час назад, и стал наблюдать за баржой.
Он проследил за отходом многих судов и знал, что на борту барж только два члена экипажа: капитан, стоявший за штурвалом и прокладывавший курс, и помощник, видимо, занимавшийся дизельным мотором.
Из кабины вышел человек в фуражке, державший в руке бумагу, наклонился над люком и крикнул, чтобы помощник включил мотор и дал ему прогреться, пока он сам сходит завизировать документы в управление порта. Он спрыгнул на причал и пошел к административному зданию, расположенному в двухстах метрах дальше.
Юбер не шевелился и ждал. Через минуту громко застучал включенный дизель. Тогда он встал, взвалил котомку на плечо, неторопливо прошел короткое расстояние, отделявшее его от баржи, и поднялся на борт.
Никакой реакции. Если кто и видел его, то не нашел в его действиях ничего подозрительного. Он тихо дошел до спасательной шлюпки, к счастью, расположенной в очень темной зоне. Не было никакой опасности, что его услышит помощник, оглушенный грохотом дизеля.
Котомка исчезла под брезентом первой, за ней последовал Юбер. Шлюпка была большой, и в ней можно было вытянуться во весь рост. Юбер очень осторожно опустил брезент, устроился поудобнее, положил голову на котомку и довольно улыбнулся.
Потом он подумал о Лин Манновой и горько пожалел, что не взял ее на сене, когда она была готова отдаться... Он еще мечтал о ней, когда заметил, что шум мотора стал громче и судно тронулось с места.
Начался последний этап пути в Погоби.

* * *

Лин Май нова проснулась, как от толчка, и прижала руку к безумно заколотившемуся сердцу. Кто-то звонил в дверь. Она включила лампу в изголовье и посмотрела на часы: два десять. Кто мог прийти к ней среди ночи?
Она отбросила одеяло и встала. Квартира, как и весь дом, хорошо отапливалась; она спала голой и заметила это только у двери в прихожую. Она вернулась, набросила синий халат и спросила через дверь:
– Кто там?
– Владимир.
У нее перехватило дыхание.
– Но, Владимир; – заметила она, – я не могу впустить тебя сейчас. Это неприлично... Я спала и...
– Дело очень серьезное, Лин Маннова. Открой мне немедленно...
Она вздрогнула. Он никогда не называл ее по фамилии. Что случилось? Как бы то ни было, лучше выслушать, что он скажет. Лин не имела привычки отступать перед опасностью и открыла дверь.
– Входи, Владимир. Что случилось?
Чекист вошел со злым лицом и направился прямо в комнату. Она прошла следом, кокетливо запахивая пеньюар на голом теле.
– Садись. Снимай пальто. Хочешь выпить? Немного водки? Кажется, в бутылке кое-что осталось...
Владимир снял пальто, бросил его на кровать и задернул шторы на окне.
– Не беспокойся, оно закрыто ставнями.
К ней полностью вернулись хладнокровие и способность к борьбе. Он повернулся к ней лицом, и Лин даже сумела улыбнуться.
– На твоем месте я бы не смеялся! Это очень серьезно! Ты рискуешь головой!
По всей видимости, он сумел узнать что-то, чего она не смогла предусмотреть. Лин гордо и холодно сказала ему:
– Объясни, прошу тебя.
Владимир подошел к ней и взял за плечи. Его глаза метали молнии, на скулах играли жевлаки.
– Слушай, Маннова, я все знаю. Такара доставил к берегу иностранного шпиона. Этот шпион разделся и добрался вплавь до берега возле твоего дома. Ты его приняла, купила у Китайца новую одежду для него... Как видишь, я всю знаю. Этот шпион сел в автобус на Адатиум у пятого камня. Один милиционер обратил на него внимание и стал следить...
Он замолчал, задохнувшись. Пораженная, она делала невероятные усилия, чтобы не выдать себя, и у нее свело мускулы шеи. Лин быстро открыла рот и шумно вдохнула воздух. Ее сотрясла сильная дрожь. "Я пропала", – подумала она, и от ее застывшего лица отхлынула кровь...
Владимир расхохотался горьким смехом.
– Ты боишься! – закричал он. – Боишься! Самое время!
Он стал грубо трясти ее, осыпая ругательствами. Его глаза были налиты кровью, по подбородку текла тонкая струйка пены. Он сделал ей больно, и именно боль вернула женщине потерянное хладнокровие. Лин высвободилась резким движением и бросила ему ледяным тоном, полным презрения:
– Посмотри на себя, Владимир. Посмотрись в зеркало!
На секунду он замер, потом медленно выдохнул, сделал несколько шагов по комнате и вернулся к ней, внешне успокоившись.
– В Адатиуме, – продолжил он, – тот шпион должен был встретиться с тобой на ферме, где ты ночевала. Милиционер проследил за ним до моста через реку...
Владимир снова замолчал. Его круглые щеки были усеяны фиолетовыми пятнами, он сильно сжимал кулаки. Глухим голосом он закончил:
– Дальше рассказывать нет необходимости, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13